«Я приходил в себя?»
«Нет, Дин. Нет».
Убедительность вранья Сэма наравне с безотговорочным доверием Дина зашкаливали, но это не исключило сомнений, которыми он переполнился за эти две недели. Чёрт, Сэм видел, как Дин колебался абсолютно во всем. Еда, музыка, привычки… будто вернувшись с того света, он забыл, каким был «до». Чутьё. У него этого не отнимешь. Вопреки убедительному, каждодневному, мать его, вранью Сэма, Дин нутром чувствовал правду. Сэм уверен, будь на его месте кто-то другой, кто угодно, Дин бы распознал ложь за полсекунды, но это был Сэм. И раньше он этого не делал. Сейчас Дин, наконец, слышит то, что хочет. То, о чём, естественно, в глубине души догадывался, то, на что наверняка надеялся — Амелия жива. И теперь, с неутолимой жаждой правды, готов перевернуть здесь всё к верху дном, лишь бы докопаться до истины. Дьявол! Сэм правда этого предвидеть не мог! Амелия, скорее всего, узнала об этом случае, как и они. Немудрено — о закрытии самой мистической гостиницы на побережье громко известили во всех газетах, как и о недавнем происшествии, когда горничную нашли повешенной в одном из номеров. Охота не предвещала трудностей. Это было бы плёвое дело — посолить и сжечь. Проще не бывает. То, что нужно, чтобы Дин не заскучал и не перенапрягся после тех кошмарных выходных в коматозном состоянии в Небраске. Похоже, все они попались в одну и ту же ловушку с этим заманчиво простым, на первый взгляд, делом. Наверняка, Джон поэтому так настоятельно советовал следовать его заданиям, а не выбирать дела самостоятельно. Сэм вспоминает ту их встречу, реакцию отца на их с братом присутствие и незапланированное участие в деле.«Вы не можете ехать туда, куда вам заблагорассудится! В нашем деле не место предпочтениям и самодеятельности!»
Должно быть, именно этого отец и опасался: встречи Дина и Амелии. Чёрт возьми, как же это было правильно с его стороны! А теперь… Теперь это неминуемо случится, когда Сэм готов к этому меньше всего. Амелия здесь. В одном городе, на одном деле с ними, и даже поселилась рядом. Конечно, это бы произошло. Сэм собирался рано или поздно рассказать обо всем брату, но чем дальше они уезжали, чем больше проходило дней, тем меньше это казалось уместным. Со временем Сэму самому казалось воскрешение Амелии полным бредом, как старая страшилка, в которую он перестал верить в детстве. Правда всегда становится явью. Теперь она неумолимо лезет наружу, но не принесёт за собой долгожданного облегчения или освобождения. Только руины и пепел, это всё, что останется от прежнего доверия Дина. Будет ли злиться Дин на неё или сосредоточит свой гнев на Сэме, что обманывал его всё это время?«Ты не мог слышать голос Амелии. Это игры разума, Дин. Мозг проектировал то, что ты хотел».
«У пациентов, подключённых к аппарату ИВЛ, в редких случаях бывают галлюцинации от недостатка кислорода. Когда происходит резонанс в ритме, и…»
Дин всегда был честен с ним. И чем Сэм отплатил ему? Утаил самое главное, что на самом деле, Дин винил себя всё это время зря! Никто не виноват в смерти Амелии, потому что Амелия жива. Не умерла от потери крови или из-за демона. Не погибла в пожаре. Она просто бросила его и ушла. О, Боже. Сэм просто ненавидит себя больше, чем это может быть возможно, и чувствует, как его начинает тошнить от волнения. Уже представляет, как сейчас она выйдет из-за угла, Дин выронит из рук дорожную сумку и приподнимет брови, а с губ Сэма сорвётся: «Прости. Я хотел как лучше. Это ложь во благо» «Прости, но твоя подружка просто сука, что поступила так с тобой, но и брат из меня никудышный». «Прости, Дин». «Прости». Простипростипростипрости И где, спрашивается, отец, когда он так нужен?! Он должен разобрать учиненный им бардак сам, а не скидывать его на Сэма! Терпением Дин никогда не отличался. Сэм всерьёз беспокоится и подается следом, когда брат приближается вплотную к стойке: ещё одна такая минута, Дин не выдержит, перегнется и вцепится в накрахмаленный воротник... …Энтони, читает Сэм на бейджике. Мучительно медлительный и размеренный, он просто не представляет о том, что происходит. — Не уверен, что запомнил её имя, — наконец, говорит он. — Я проверю, но это займёт немного времени. По всей видимости, мисс Лайтхаус ваша знакомая? Дыхание Дина сбивается; ноздри расширяются, глаза лихорадочно блестят от злости. Он хлопает ладонью по стойке, сотрясая воздух громким и отчетливым: — Сейчас же! Сэм сглатывает, Энтони вздрагивает. Покойся с миром, Энтони. — Амелия Лайтхаус, — с нажимом говорит Дин. — Русые волосы, светлые глаза, среднего роста? Он показывает себе где-то по плечи. — Нет, сэр, — дрожащим голосом отвечает Энтони, робко подносит трусящуюся руку к ладони Дина (что так и висит в воздухе) и опускает до уровня груди. — Блондинка, маленького роста. Энтони двумя руками указывает им за спину, облегчённо выдыхая: — Вот же она! Сэм чуть не говорит заготовленное «прости», просто потому, что он планировал это сказать. Он планировал говорить это достаточно долго и часто, до тех пор, пока Дин хотя бы не перебесится. И передумает убить его. Дин в панике оборачивается, и вся скопившиеся за доли минуты надежда разбивается; его плечи поникают. — Джо? — прочистив горло, сипло произносит Сэм. Он, наверное, никогда еще не был так счастлив её видеть. Обескураженная их присутствием, она вопросительно вздергивает бровь. Сэм громко выдыхает и вытирает рукавом куртки вспотевший лоб. Он уже успел представить, какого это будет: снова жить с чистой совестью. Прекрасно. Это было бы прекрасно. Ведомый чувствами освобождения и отчаянности, он едва ли не выпаливает всё, как на духу, но вовремя затыкается. Сколько он ещё протянет, а? Дин чуть ли не хватает Джо за шкирку и втаскивает её в их номер. Сэм пытается извиняющее улыбнуться Энтони, но тот не собирается выползать из своего укрытия под стойкой (да, он нырнул под неё в ту же секунду, стоило Дину отвернуть голову). И, кажется, улыбка получается настолько неестественно натянутой, что пугает бедняжку горничную, которой чудом выходит избежать столкновения в узком коридоре.***
— Какого чёрта?! — гремит голосом Дин, как только захлопывается дверь в номер. Он не сводит глаз с Джо, но сам же, не выдержав, отворачивается к окну, и с силой запускает пальцы в волосы, сдерживая страдальческий стон. Проклятье! На одну гребаную секунду он поверил, что не сошёл с ума, что она жива, что… и снова всё разбивается вдребезги! Каждый раз! Это происходит каждый гребаный раз! — Я тоже рада тебя видеть, Дин, — сощуривается Джо, упрямо складывая руки на груди. — Какого чёрта? — переспрашивает он. — Какого чёрта ты здесь делаешь?! Джо обменивается настороженным взглядом с Сэмом позади неё. — В чём проблема? — язвительно спрашивает она; сдувает со лба светлую прядь, и переходит в наступление. — Я не собираюсь перед тобой отчитываться, Дин Винчестер! — Что ты тут делаешь? — тише спрашивает Дин, когда упирается в спинку стула; вцепляется в него пальцами, как утопающий за спасательный круг. Ему кажется, он тонет, снова и снова, раз за разом, не зная, когда же это уже закончится, вашу мать! Джо неуютно ёжится под его взглядом, но будто уверенно цокает языком: — То же, что и вы — работаю. — Твоя мать в курсе? Джо непринужденно пожимает плечами. — Возможно. Дин прекрасно понимает: нет, Эллен не в курсе. Конечно же нет. — Если ты боишься мою маму, то не переживай: проблем не будет. Она думает, я в Линкольне. Эш задействует мою кредитку по пути. — Ты работаешь одна? — осторожно вмешивается Сэм. Дин не выдерживает, скалится; всем видом высмеивает неподходящее для этого всего слово «работаешь». Джо, естественно, замечает, но никак не комментирует, а только закатывает глаза. Девчонка из бара чуть старше ребёнка, наслушавшаяся рассказов постоянных клиентов о романтизме дороги, приключениях, и прочей херне. Вот кем она изначально виделась ему. Но всё было куда сложнее. Охота забрала у неё отца и сестру. Как она вообще может хотеть жить этой жизнью после такого? Она ведь так неблагодарна за, то что имеет. Не ценит то, что осталось. И ему в который раз хочется донести до неё это, объяснить, что есть другой мир, другая жизнь, другие возможности. Но он слишком зол, а она — слишком упряма. Как и её сестра… — Да, я работаю одна. — Это очень… — начинает Сэм, но Дин перебивает: — Глупо? Безрассудно? Самонадеянно? — Опрометчиво, — заключает Сэм. — Я хотел сказать «опрометчиво». Чёртов дипломат. —… знаешь, что? Мне очень жаль, что ты не можешь вести себя, как профессионал, Дин. Я работаю одна, и помощники мне не нужны. Подыщите себе другое дело. Джо уходит быстро, громко захлопнув дверь. В комнате повисает молчание. Дин знает, что Сэм смотрит на него и вот-вот скажет что-то совестливое. Он это просто ненавидит. — Это было грубо, Дин. Ну вот. Начинается. — Ей тут не место. Если ему нужно вести себя, как последний мудак, чтобы вынудить её уйти, так и будет. На руки Винчестеров не ляжет кровь ещё одного члена семьи Харвелл. Этого больше не будет на их совести. Пусть охотится, если ей так этого хочется, но только не с ними. Нет. Дин больше не станет свидетелем ещё одной неминуемой смерти. — Она не ребёнок, и может принимать решения сама, — продолжает Сэм. Дин кивает. — Если она будет принимать их сама, то очень скоро окажется там же, где её сестра. Сэм морщится. Дину самому противно от сказанных слов, но это правда. В любом случае, этого он точно не допустит.***
Дин выходит из ванной и замечает Сэма за обеденным столом, внимательно вчитывающегося в статью на экране лэптопа. — Выяснил что-нибудь? — спрашивает он, на ходу вытирая мокрые волосы полотенцем. Сэм качает головой. — В этом месте было слишком много смертей, а значит, слишком много возможных призраков-убийц. К тому же, я не могу понять мотива для самоубийства-убийства горничной. В общем… работы достаточно. Думаю, придётся много копаться. В завершении своей тирады, Сэм задеревенело потягивается и зевает. — Мне будет чем заняться ночью, — говорит Дин, и прежде, чем Сэм начнёт отнекиваться, добавляет: — Я выспался днём. А ты нет. «Выспался» сказано слишком громко: он проворочался четырёхчасовый отрезок пути от Гранд-Айленда до Джефферсон сити и, может, пытался спать и дальше, если бы обеспокоенный Сэм его не разбудил, а Дин не поблагодарил его за это. Как и десяток раз до этого. У него снова начались кошмары. Поэтому Дин благодарил Сэма за прерванный сон. Это тот Дин, который раньше ругал брата за слишком ярко светящийся монитор лэптопа в темноте, мешающий ему спать. Тот Дин, который возмущался и ворочался всю ночь, если шторы были недостаточно задёрнуты и пробивалась тонкая полоска света. Это тот Дин, который ценил сон и отдых; который терпеть не мог, когда этому мешало что-то. И теперь он благодарил Сэма за пробуждение. — Уверен? — уточняет Сэм. Дин с готовностью кивает. Он ждал этого вопроса. Дин бросает взгляд на дверь. Сначала нужно кое-что уладить. — Скоро вернусь. Номер Джо находится прямо напротив их двери. Он не медлит, заносит руку и сразу стучит. Ему понадобилось немного времени, чтобы принять то, что на самом деле он не имеет права на неё злиться. Это его страхи, его проблемы, и она здесь совершенно не причём. Открыв дверь, Джо ожидаемо хмыкает, но пропускает его. Дин замечает на столе работающий ЭМП среди кипы бумаг. Нужно отдать ей должное, она неплохо подготовлена. — Джо, послушай, — начинает он, решая, что лучше действовать сразу. Метод пластыря. Его следует отрывать быстро. — Не надо, Дин, — качая головой, Джо отходит к холодильнику; достаёт две бутылки пива, ставит на стол, отодвинув бумаги в сторону, и садится на стул. — Я знаю, что ты не в себе после смерти Амелии. Знаю, что совсем недавно ты был на волосок от смерти. И знаю, что характер у тебя не сахар: простыми словами, ты просто задница, Винчестер. Дин криво усмехается и, приняв бутылку из её рук, опускается на стул. Джо допытывающее долго вглядывается в его лицо, и он переводит взгляд на этикетку, которую сосредоточено пытается подцепить ногтем. — Я не была на охоте девятнадцать месяцев, — тихо признается она. — Я как раз собиралась ехать на дело с Гордоном, когда приехал Джон и рассказал о том, что случилось с вами в Гатри. Самым очевидным в тот момент было прыгнуть в машину с мачете наперевес, и ехать отрубать головы чертовым кровососам. — Но ты этого не сделала, — догадывается Дин. — Сначала мама уехала куда-то вместе с Джоном и оставила меня приглядывать за баром. Как только охотники узнали об Амелии… желающих посочувствовать оказалось больше, чем я могла представить. Все знали это место, знали нашего отца, знали её. Амелия росла на два города: Линвуд и Белвью. Вашингтон и Небраска. Всё детство кочуя от матери к отцу. Билл Харвелл не был так осторожен со знакомствами, как Джон — его самого и его дочерей действительно знали все. Он, чёрт возьми, сотворил бар для охотников. Пристанище для всех заблудших душ. Амелия всю юность проработала там и обзавелась кучей нужных и ненужных, по мнению Дина, знакомств. — Я не могла уехать и оставить маму один на один с этими толпами скорбящих людей, которых с каждым днём становилось все больше, но уже через неделю все про это словно забыли. Ещё вчера убитый горем Салли сегодня уже смеялся и играл в бильярд, но мы с мамой помнили и помним до сих пор. Бар опустел. Люди словно боялись этого места, но на самом деле они боялись себя самих, тех, кем становились, едва перешагнув порог — жуткими лицемерами. Они притворялись, будто им грустно. Вбили себе в головы, что здесь нужно вести скорбную тишину, оставляли больше чаевых, чем нужно, а кто-то даже выжал пару слезинок, но я знала, им всем наплевать, — у Джо перехватывает голос, тяжело сглотнув, она опускает взгляд на руки, лежащие на коленях. — Мне невыносимо было находится там, где для всех я стала бедняжкой Джо, которая потеряла ещё и сестру. Все жаждали подробностей, которых им никто не рассказывал. Все каждый вечер говорили о ней. Я только и слышала: «Амелия, Амелия, Амелия». Я не оплакивала её. Это делал кто-то другой, кто угодно, но не я. Весь мир будто скорбел за меня, — она грустно хмыкает. — Со временем её смерть не принесла ничего нового, кроме моих сожалений о том, что мы не были близки, когда могли. Смерть Амелии наложила тень на всех нас, но это не значит, что мы должны погрязнуть в этом. Наш траур слишком затянулся. Ей бы это не пришлось по нраву. Теперь дыхание перехватывает у Дина. Ого… он не думал об этом настолько глубоко. Джо сильнее, чем может показаться любому. Чем, думал он. Дин прочищает горло, ставит бутылку на стол и, словно не зная куда деть руки, скрещивает их на груди, старясь перевести все на шутку: — Как и то, что ты пользуешься её фамилией, — с неожиданной для него теплотой в голосе, говорит он. — Прости за это, — небрежно бросает она, склоняя голову. — Но в подвале уйма фальшивых удостоверений на её фамилию. Сам знаешь: она любила заготавливать всё это впрок. Дин молча соглашается: это было очень похоже на Эми. Удостоверения, страховки, значки, разные другие документы, укомплектованность аптечки и прочего — этим всем занималась она, и она просто это обожала. Дин отвоевал для себя проверку автомобилей и ежедневный перебор арсенала. Это была одна из немногих вещей, которая не изменилась после неё. — Я тут подумала, там в подвале, полно коробок с её вещами. Может, ты как-нибудь захочешь приехать и покопаться в них? Забрать что-нибудь на память? Дин неуверенно открывает рот, но ничего сказать не может. Потому что не знает, готов ли к этому на самом деле. Растаскать вещи Амелии на сувениры «на память» то же самое, что признать, смириться с реальностью. Эми умерла, и ты бы мог забрать одну из тех коробок, которые она приготовила для переезда в ваш дом. Дин снова чувствует, как пальцы нервно дрожат. — Ты снова пытаешься дать мне пинка, — тихо усмехается Дин. — Как в Монтане. [1] — Как в Монтане, — подтверждает Джо, мягко улыбнувшись. — Это больно, знаю. Мне тоже её не хватает. Иногда, бывает, стою за стойкой, и кажется, что она вот-вот зайдёт. Она вздыхает, и обращает внимание на Дина. — Как и ты, я не могла говорить о ней, но когда позволила себе это, стало гораздо легче. Теперь мне хочется говорить о ней без умолку, только беда в том, что не с кем. Теперь все вокруг осторожничают, лишний раз упоминая ее имя в разговоре. — Я могу говорить об Амелии, — возражает он. — Не обманывай меня. Будто я не заметила, как ты каждый раз морщишься, когда я произношу её имя. — Это не так… Прежде, чем он успевает опомниться, Джо стремительно приближается и прижимает указательный палец ему меж бровей. — Вот тут, — говорит она, взмахивая волосами. — Каждый раз, когда ты слышишь её имя, здесь появляется уродливая складка. — Ну хватит, — отмахивается Дин от её рук. Он берет первое, что попадается в руки, и это оказывается страница из газеты: большая черно-белая фотография широкого канализационного коллектора, столпившихся людей в полицейской форме, и женщины-коронера, застегивающей молнию на чёрном мешке с телом. «В коллекторе за городом снова найдено тело. Подробностей не сообщают.» — гласит заголовок. Дин просматривает ещё несколько листов, и приходит к выводу, соображает, что дело происходит в небольшом городке в Мэриленде. И никак не относится к текущей работе. Поддавшись вперёд, Джо опирается локтями на стол, с интересом наблюдая за Дином. Словно прикидывает, не растерял ли он еще сноровки, сможет ли догадаться. Он откидывается на спинку стула. — Что думаешь? — спрашивает она. Дин ещё раз пробегается глазами по газете: четвёртое тело за три недели. — Это может быть что угодно. Гули, оборотень, вервольф. Нужно осмотреть тела, чтобы сузить список. Джо кивает. — Не закончила здесь и уже берёшься за новое? — Здесь я как раз закончила, — она указывает на собранную дорожную сумку на кровати, которую Дин только сейчас замечает. — Хотела сразу рассказать вам, что дело труба, но ты не дал возможности. — Что значит «дело труба»? — Дин озадачено вскидывает бровь. Довольная собой, Джо расправляет плечи, делает долгий глоток из бутылки, и только потом объясняет: — Нет здесь никакого дела, и не было. Это слух, пущенный владельцами здания для привлечения постояльцев. — А горничная? — Кэтрин Труман? Дин кивает. — Живее всех живых. Петля бутафорская, как и всё остальное. Никто не погибал в Англии от рака, и в принципе, семейка Уоллисов чокнутая, но они живы-здоровы. У них здесь бизнес, а как только проложили дорогу, туристы объезжали это место, и город обнищал. Вот и пришлось придумывать «байки из склепа». С каждым словом она приводит неоспоримые факты, вроде фотографий горничной в петле из газеты, и этой же горничной спустя пару дней на заправке. — Эш постарался? — У него выдался свободный вечер. Дин снова подвигает к себе бумаги о телах в коллекторе, уже предвкушая дело поинтереснее, но Джо ловко выдирает их у него из рук. — Это не для тебя. Может, я и не охотилась полтора года, но помогала другим охотникам и продолжаю это делать сейчас. Завезу ему всё, что нарыла, и как раз успею к своей смене в баре. Этой перспективе она явно не рада. — Ты все ещё можешь поступить в колледж, — услужливо напоминает Дин. — Даже не начинай. На сей раз Дин не спорит.***
Как только открывается дверь в номер, Дин застаёт Сэма посреди комнаты: у него под мышкой зажат лэптоп и ворох непонятно откуда взявшихся бумаг. — Дин! — восклицает он. По всей видимости, он собирался бежать на его поиски. — Дай угадаю, дело липа? — Что? — искренне удивляется тот. — Да! Чёрт побери, мы зря притащились в это захолустье. Откуда ты?.. — Эш оказался быстрее тебя. Сэм недовольно поджимает губы, скидывает всё из рук и усаживается на кровать. Чёрт, да он, похоже, по-настоящему расстроен. — Он нашёл на записях с камер ту горничную, — решает объяснить Дин. Сэм громко цокает языком: — Я чуть не налетел на неё в коридоре, когда мы только заселились! Дин останавливается, недовольно поджав губы. Он бы тоже мог заметить, если бы не был занят выходкой Джо. — Хорошо, что не успели распаковать вещи. — Можно подумать, у нас их много, — бурчит Сэм. — Куда поедем? — К Бобби, — пожимает плечами Дин, подходя к своей кровати. — Хочу заняться Деткой, а не ездить в этом позорном минивэне, как многодетная мамаша. Сэм понимающе кивает. — Я так и понял, что ты поэтому не садишься за руль. — Ага. Дин закидывает в сумку свои вещи. Сэм, видимо, устал настолько, что не может двигаться с места. — Хочешь переночевать здесь? — обернувшись через плечо, спрашивает Дин. Он уверен, что если нужно, то сядет за руль чертовой машины и сможет держать себя под контролем. Сэм не должен возиться с ним, как с ребёнком. — Нет, поехали отсюда, — наконец, отвечает тот. — Как там Джо? — В порядке. На самом деле, Дин не задумывался, как много Амелия значила для Джо, и её слова стали для него откровением. У них вроде даже не были забиты в телефоны номера друг друга. Когда Амелия на полных правах вошла в семью, Джо не приняла этого, вот как это было. Отец уделял ей выходные, в будни работал в баре или пропадал на охоте, а на Джо внимания не оставалось, по крайней мере так это объясняла ему сама Амелия. В роли «воскресного отца» Билл долго не продержался. Но, когда Амелии исполнилось лет восемь, а её мать совсем перестала справляться с обязанностями — Билл забрал её насовсем. Он привёл домой ребёнка, следствие случайной интрижки от женщины, которая ему даже не нравилась. Элен и Билл много ссорились, и Джо винила в этом Амелию, и больше никого другого. В их отношениях не было ни грамма теплоты. Совершенно противоположные друг другу характеры, полярная внешность, которую Джо намеренно усиливала: осветляла волосы, чтобы изо всех сил быть не похожей на старшую сестру. Дину на глаза попадается фотография, выскользнувшая из нагрудного кармана одной из рубашек. Какое-то дурацкое фото из фотокабинки Чикаго. Амелия твердила, что у всех нормальных пар есть оттуда фотокарточка. Дин не смел спорить — ведь они максимально нормальная пара. Такой ему хотелось казаться и быть. Он мягко трёт большим пальцем выцветший снимок. У бумаги мятые углы — затаскал совсем, но другой фотографии у них уже не будет. Ему бы поставить это в рамку к прикроватной тумбочке, или прикрепить магнитом к холодильнику. На самом деле он собирался так сделать — как только они въедут в свой собственный дом. Но… Дин бережно убирает снимок в бумажник, запихивает оставшиеся вещи одним комком и сосредоточено смотрит на затылок Сэма, но ничего не говорит.***
Ломаные лучи заката пробираются по сухой дороге, когда Дин захлопывает крышку багажника. «Пообещай мне, что не превратишься в своего отца». Тогда он хотел считать эти слова излишней драмой. Пуля — ерунда. Его семья не погибает от пули или ещё от чего человеческого. Но это была Эми. Его Эми. И он не мог не переживать, даже если она подворачивала — в очередной раз — лодыжку. — Прости, — еле слышно бормочет он, понимая, что обещание так и останется невыполненным. Это было то, что поможет выбраться и перестанет удерживать его в этом состоянии — отмщение. Амелия прекрасно знала о том, что он будет делать, если… Коротко посигналив, машина Джо объезжает минивэн и скрывается за поворотом. — Сестры, а такие разные, — вздыхает Сэм, поравнявшись с ним. — Они похожи больше, чем были готовы признать, — с грустью говорит Дин. — В детстве это было более заметно: они обе вызывали сплошную головную боль, — он бросает оценивающий взгляд на брата. — В принципе, как и ты. От детей одни неприятности. — Я хотя бы вырос, — закатывает глаза Сэм. Снова. Предугадывать его реакцию уже правда неинтересно. — Твой интеллект остался на уровне шестилетки. — Я был смышлёным в шесть, — припоминает Дин. — Хотя бы не прыгал с крыши сарая в плаще Бэтмена, убеждённый, что умею летать. — Я прыгнул, потому что ты сделал это первый. — Да, но мне было одиннадцать, и у меня был плащ Супермена. Все знают, что Бэтмен не умеет летать. — Эй, я вообще-то тогда сломал руку. — А я был тем, кто отвёз тебя в больницу на велосипеде. Это был август в Блу-Эрт. Повезло, что позади было целое лето всех возможных падений, в итоге которых Дин все-таки научился держать равновесие и чертов велосипед, наконец, оказался ему подвластен. —… а Амелия поехала в город искать отца и Джима. Это была любимая история Джима: он рассказывал её каждый раз, когда они встречались. — Она нашла их в магазине и кричала на всю улицу, что я вот-вот умру. Папа так перепугался, что чуть не вытряс из врачей всю душу, пока искал нас в больнице. Дин кивает с улыбкой: отец и в правду не на шутку переполошился. Он сокрушительно ворвался в больницу, в то время как Сэму уже наложили гипс. Вдоволь наревевшись, он, наконец, успокоился, сидел и ел какую-то вредную сладкую гадость, болтая ногами в воздухе. Тогда Дину казалось, отец и мокрого места от него не оставит. Ведь это он, как и в любой другой раз, должен был следить за братом, но не уследил. Стараниями Джима Дин отделался лёгким, по меркам Джона Винчестера, наказанием: несколько миль бега с тяжёлым рюкзаком за спиной и чистка оружия. Ладно, это действительно было не так уж и трудно: тяжелый рюкзак был тяжёлым только до поворота, потому что там по плану должна была ждать Амелия с двумя велосипедами. Они просто катались по округе, на всякий случай держась подальше от дома Джима. Поэтому единственной задачей оставалось вернуться сильно уставшим, немного грустным и бесконечно виноватым. А оружие… что ж, тогда отец ещё и в правду велся на то, что для него это в наказание, а не в радость. Дин старался не думать о том, что все могло обернуться гораздо хуже. — «Скоро вернусь», — срывается с губ. — Это последнее, что я сказал Амелии. Сэм почему-то поинтересовался об этом накануне, но Дин отвечает только сейчас. — «Побольше сахара», — горько усмехается Сэм. — Я позвонил, и сказал, что буду дома утром, а Джесс сказала, что испечёт для меня печенье. Дин понимающе кивает: последние слова ушедшим людям звучат по неуместному буднично. Никаких речей или чего-то более личного, особенного. Никто никогда не задумывается над брошенным словом. Если бы он только знал, что именно эти слова станут последними, что она услышит от него. Он бы сказал гораздо больше. — Я слышал тебя, — признаётся Дин, и отвечает на непонимающий взгляд Сэма: — Когда я был в больнице, я слышал тебя. Ты зудел, как надоедливый комар, но… я слышал каждое слово. Сэм продолжает недоуменно, по-совиному, хлопать глазами. — Что ещё ты слышал? — хмуро спрашивает он. Дин глубоко вздыхает. — Как вы ругались с отцом. Это и стало последней каплей Дина тогда: непрекращающиеся споры. По иронии, они и стали причиной его возвращения. Когда Дин поднимает взгляд, лицо у Сэма бледное, как полотно. Каким оно бывает каждый раз, когда он упоминает что-то о тех днях. Почему Сэм до сих пор так тяжело это вспоминает? Дин жив. Стоит перед ним на ногах, в целости и в здравом уме. Ладно, насчет здравого ума он бы точно поспорил, но всё же. Что его так напугало тогда, что брат до сих пор вспоминать об этом без нервов не может?«Держись, Дин, ты только держись, ладно? Я вытащу тебя»
— Ты просил меня держаться, Сэмми, и я держался. Ради тебя, отца, но потом я так устал. Вы снова начали ссориться, и я решил, что сыт этим дерьмом по горло. А потом появилась она, и… — Амелия? — явно с трудом выдавливает Сэм. — Нет. Жнец. Она сказала, что выбор у меня не велик. Остаться, сойти с ума и стать тем призраком, на которых мы охотимся, или уйти на покой. Сэм не дурак, и вскоре начинает догадываться: — Твое сердце остановилось, потому что… — Потому что я сделал выбор, — Дин выжидает паузу, потому что самому признаться в этом до сих пор страшно. — Я решил уйти. — Но ты здесь. — Как только я сказал «да», я очнулся в лесу. Бродил по нему целую вечность, и ничего не мог понять. Чертов заповедник Сиуслоу в Орегоне. Ему хочется снова закрыть глаза и провалиться в то место, в то состояние. Где не было горя, тоски, одиночества; не было безвылазного состояния из разряда «всё или ничего». — Я шёл… шёл и шёл, и какие-то существа сказали, что я могу выбрать снова. Я нашёл Амелию.«Ты спас меня, а мы взамен даём тебе выбрать ещё раз... тебе нужно поторопиться, если хочешь успеть».
— Амелия была там? — Сэм округляет глаза и непонимающе уставляется на Дина. — Как? То есть... как она... — Не знаю, Сэмми, что это было. Может, демо-версия моего рая. Но она действительно была там. — Что она делала там? Звала тебя с собой? Они скучали друг без друга, Дин чувствовал это кожей, когда она неуверенно гладила его руки и пальцы, но время ничего не значило. Они все равно отыщут друг друга. Дин, конечно же, не произносит этого вслух, только прочищает горло. — Как бы то не было, она бы меньше всего этого хотела. — Но ты здесь, — повторяется Сэм, будто этот факт ускользает от его понимания. Дин опускает рассеянный взгляд на свои руки. — Это было так реально, что теперь сводит с ума. Я будто приобрёл то, что у меня отняли, а потом это снова выдернули из рук. — Ты здесь, — говорит Сэм, осекается и, наконец, понимает: — Ты здесь и не рад этому. — Потерять её было больно. Потерять ещё раз — невыносимо. Я не знаю, смогу ли справится на этот раз. Повисает молчание. — Прости, Дин, — шепчет Сэм. Ну, вот, снова… Дин собирается ответить очередной колкостью, потому что он совсем раскис, и теперь заставляет чувствовать паршиво ещё и брата. Надо собраться, но Сэм неожиданно говорит: — Ты не сходишь с ума. Ты в порядке. И Амелия в порядке. Она жива, Дин. Амелия жива.***
В темноте фары встречной машины на миг ослепляют его, но он никогда не видел мир так ясно. — Дин… — Заткнись, Сэм. Первые четыре часа Дин просто воздерживался от любых слов в сторону брата. Сэм и сам не очень желал разговаривать, точнее, больная челюсть и разбитая губа ему явно в этом мешали. Дин никогда раньше не поднимал руку на брата до этого момента. Никогда не допускал мысли, что тот сможет разозлить его до такой степени, что не останется другого выбора. Но это случилось. И Дину приходится крепко держаться за руль, чтобы не допустить повторения. — Дин, мы искали отца целый год, и пока он сам не захотел, мы так и не нашли его. Отец умел это делать, а вот Амелия наверняка нет. Она была достаточно неосторожна в «заметании следов». …заметание следов. «…но это не отменяет факта, что машина реальна, и её владелец попадёт в беду, — Сэм щелкает пальцами. — Может, это охотник-новичок, который даже толком не умеет подделывать документы? Поэтому не замёл следы, как следует. — Зато уже вовсю пускает в ход обрез? — Сразу ли ты научился шифроваться?» Дин со всей силы бьет ладонью по рулю. — Чёрт возьми! Это была она! Отцовский пикап, зарегистрированный на несуществующего человека, это была она! Сэм только вскидывает брови. — Документы на машину приходится слишком часто менять из-за дорожных камер, и она зарегистрировала машину, но не человека, — объясняет Дин, злясь с каждой минутой всё сильнее. Сэм кивает и осторожно начинает: — Понадобится время, может быть, очень много времени, чтобы отыскать их, или ты можешь вообще… Дин грубо тыкает в него пальцем: — Загляну под каждый куст и объеду каждый штат, если потребуется, но не говори мне, что я не найду ее. Он уверен, что если понадобиться, сделает это вслепую. На ощупь. — Ладно, — примирительно вздыхает Сэм. — Что ты собираешься делать, как только найдёшь ее? Я не уверен, что она жалеет о том, что сделала. — О чем ты? — Она притворялась мертвой. Да, она была в больнице, когда ты умирал, но уехала до того как ты очнулся. Ты не подумал, что… может она не хочет, чтобы вы виделись? Не хочет, чтобы ты её нашёл? — Тебе, — он снова тычет в него пальцем, — лучше помолчать. — Дин… — Я не шучу. Спустя еще пару часов, долгих и мучительных, когда весь адреналин из крови Дина испаряется, Сэм уговаривает его остановиться в ближайшем мотеле и взять тайм-аут. Пораскинуть мозгами, сделать поиски более скоординированными. Дин нехотя соглашается, отправляет Сэма на регистрацию, а сам принимается выгружать вещи из багажника, как впрочем, всегда. Сэм посылает взгляд полный недоверия, прежде, чем выйти, и не зря. Ведь когда Сэм выйдет, обнаружит на асфальте лишь свою сумку и красные отдаляющиеся габаритные фары минивэна. Будет уже поздно. Дин останавливает машину где-то в пригороде Дэлавэра, разворачивает карту и уставляется совсем непонимающим взглядом. — Где же ты, Эми? — спрашивает он, блуждая взглядом по границам штатов. — Где же ты, черт возьми, можешь быть? Теоретически, Сэм был прав. Амелия и Джон могли быть где угодно. Единственной зацепкой был Бостон. Куда, по мнению Сэма они направились, чтобы отыскать ведьму, но это было две недели тому назад. Теперь, когда Дин мыслит чуть более здраво, чем шесть часов назад, идея отправиться в Бостон не такая уж и хорошая, как казалось изначально. Дин отбрасывает карту на соседнее сидение, откидывается назад и закрывает глаза. Машина находится в тени большого дерева, но внезапный свет, ударивший в лицо, заставляет его рефлекторно податься вперёд. Яркий желтый свет откуда-то справа, будто фары от автомобиля; будто этот самый автомобиль несётся напролом, но… на дороге все так же тихо. Дин не понимает, заснул он или это привиделось от усталости, но все так же справа раздаётся низкий, рокочущий звук, ставший Дину знакомым. Но это не могло быть правдой, только если он снова не оказался на грани жизни и смерти. Дин беспокойно крутится на сидении, щипает себя запястье и отвлекается, когда свет появляется снова. — Чёрт бы меня побрал, — бормочет он. — Приятель! Беспокойный шарик света облетает салон машины, так быстро, что Дину приходится пригнуть голову. Приятель замирает над картой, кажется, наконец найдя то, что искал. Дин спохватившись, разворачивает карту на сидении, и Приятель, недолго кружась, зависает в воздухе над точкой. — Балтимор, — с трудом из-за исходящего света, читает Дин. — Амелия там? Дин моргает ещё раз и оказывается на том же месте: в минивэне в пригороде Дэлавера. Только ночь над головой рассеивается, и когда он смотрит на часы, понимает, что прошёл, как минимум, час. Он умудрился заснуть но, когда берет в руки карту, та бьет его пальцы зарядом статического электричества. — Что ж, спасибо, светлячки. В очередной раз. В предрассветных сумерках машина пересекает границу с Балтимором и, к облегчению, там всего два мотеля, и у одного из них, сверкая отполированными боками даже в темноте, горделиво находится пикап. Безошибочно, приятель. Безошибочно точное местоположение. Дин не тратит ни секунды на раздумья: он и так слишком долго думал обо всем, что происходило, и теперь пришла пора действовать. Он оставляет машину чуть дальше от дороги, чтобы снизить риск быть обнаруженным раньше времени. Глубокой ночью администратор на стойке отсутствует, или Дин заходит слишком тихо, и тот не утруждает себя выйти из коморки. Он подглядывает в журнале на двух постояльцев, заселявшихся вчера, со знакомыми ему фальшивыми именами. Бесшумно воспользовались отмычкой, он тихо входит в нужный номер, крепко сжимая за пазухой нож, но делая пару шагов вперёд, замирает. Жестокие игры разума. Иначе Дин не может объяснить то, что Амелия действительно перед ним.