Баллада без слов

— Благодарю за заботу, друг мой, — сказал Лютик, не без настороженности косясь на короткий меч, сверкавший в руках Геральта. — Я понимаю, что на пути нам могут встретиться опасности всех видов и мастей, а посему мне не помешает серьёзное оружие. Однако спешу заверить, что я намного лучше обращаюсь с оружием более маленьким и юрким, которое… — Меч не для тебя, — оборвал его Геральт. Этим утром они двинулись в путь, оставив Элландер позади, и перед прощанием с Нэннеке ведьмак посетил несколько лавок, пополняя запасы. Среди приобретений оказался и меч — Лютик был уверен, что предназначался он ему, поскольку других вариантов просто-напросто не существовало. — А для кого ж, для осла, что ли? — Лютик рассмеялся, но смех застрял в горле, когда он увидел, что Геральт направляется к Джиллиан. Она встретила его спокойным заинтересованным взглядом. Пребывание в храме Мелитэле, помимо очевидных преимуществ, принесло ещё один приятный результат: Джиллиан перестала сторониться ведьмака, убедившись, видимо, что может ему доверять. Искренняя забота Нэннеке и её травяные чаи помогли унять тревогу, преследовавшую Джиллиан с того момента, как она разлучилась с Лютиком. — Ей-то он зачем? Геральт, это абсурд! Чтобы мечом можно было хотя бы защититься, уж молчу про нападение, нужны месяцы тренировок, а ты… Лютик запнулся на полуслове, потому что Джиллиан беспрекословно взяла меч, разглядывая его с явным любопытством. — Не скажу, что впервые держу в руках подобный предмет, — задумчиво проговорила она. — Поскольку я — археолог, и находки случались самые разные. Правда, вряд ли Гералт имеет в виду, что мне нужно оценить внешние данные меча и предположить эпоху его создания, верно? Лёгкая улыбка тронула её губы. Геральт, пусть и не понял ни слова, на всякий случай попытался улыбнуться в ответ. Лютик тоже не понял ни слова и на всякий случай насупился. — Она может пораниться! Джилл, верни Геральту меч, Геральт, убери меч куда подальше, и… — Хватит раздавать указания, — отрезал тот. — Расклад изменился, тебе это прекрасно известно. Надёжнее будет, если Джиллиан в случае опасности сумеет дать хоть какой-то отпор. Меч я выбрал потому, что владею им лучше всего — стало быть, лучше всего смогу обучить. Если ты можешь научить её сражаться на кинжалах, или что там у тебя — отлично, тоже лишним не будет. Лютик возмущённо запыхтел. Что бы он ни болтал о маленьком и юрком оружии, на самом деле при нём был только купленный в Хенгфорсе нож, который он предпочёл бы использовать для раздела какой-нибудь сочной куропатки, зажаренной на вертеле — никак не более того. Геральт едва ли всерьёз рассчитывал на помощь в обучении Джиллиан, а значит, просто нашёл способ отвязаться от него. — Между прочим… — запальчиво начал Лютик, но Геральт строго шикнул. — Расклад изменился, — повторил он. И достал собственный меч, показывая Джиллиан правильный хват. Лютику ничего не оставалось, кроме как сесть в отдалении и наблюдать за уроком. Разумом-то он понимал, что Геральт прав и путь их опасен. Пока они гостили у Нэннеке, им не удалось найти ничего сверх того, что они и так уже знали о Ларе Доррен, но в легенде хватало тёмных пятен, позволявших предположить какое угодно развитие событий. Кроме того, существовало две версии — эльфская и человеческая, — и разобраться в том, какая правдивее, представлялось задачей невыполнимой. Геральт так и вовсе сетовал, что им приходится опираться на рассказ, который он всегда считал выдумкой. Лютик же упорно перечитывал летописи раз за разом, оживляя в памяти сюжет, знакомый с детства. Лара Доррен аэп Шиадаль, эльфская ведунья, носитель гена Старшей Крови, полюбила Крегеннана из Лёда — человека, чародея. Обе расы сначала не противились такому союзу, однако вскоре появились те, кого отвращала идея объединения людской и эльфской магии. Как среди эльфов, так и среди людей нашлись те, кто считал это предательством. Начались интриги и конфликты, в клубке которых никак не получалось разобраться по прошествию веков, известен был лишь плачевный результат: Крегеннана убили, Лару травили и преследовали. Покинутая всеми, в бегах, она умерла в родах, а её дочь чудом выжила. Между эльфами и людьми разразилась война, отголоски которой слышны до сих пор, а ген Старшей Крови… Лютик вздохнул, глядя, как Джиллиан безуспешно пытается следовать наставлениям Геральта. Ведьмак не ругал её за неудачи, но лицо у него было хмурое. Очевидно, что воин из неё примерно такой же, как сам Лютик. …а что стало с геном Старшей крови, не знал никто. В детстве задумываться о какой-то там генетике даже в голову не приходило, куда интереснее было слушать о подвигах, сражениях и любовных похождениях. Правда, мысль о путешествии между мирами разбередила воображение маленького Юлиана, но мать на его расспросы отвечала, что это лишь пустые выдумки — невозможно выйти за пределы вселенной, будь ты хоть двести раз эльф и хоть триста раз чародей. Теперь он любовался изящными движениями Джиллиан, которая, несмотря на неловкость в обращении с мечом, всё равно демонстрировала лёгкость и грацию, и размышлял о том, может ли она оказаться носителем легендарного гена. Чтобы проследить родословную Лары Доррен, нужны хранилища более внушительные, чем библиотека при храме, поэтому, после долгих размышлений, Геральт принял решение вернуться к изначальному плану: направиться в Цинтру. Они могли рассчитывать на помощь Мышовура, имевшего доступ к королевским архивам, хотя никто не знал наверняка, пойдёт ли он навстречу. Поскольку Мышовур запомнился им как человек, которому не свойственны корысть и властолюбие, они надеялись, что он согласится, сохранив при этом их секрет. Пока же они не установили истину, с Джиллиан надлежало не спускать глаз — если она действительно потомок Лары, её не оставят в покое. «Да кто же узнает о её происхождении? Я всем говорил, что это моя сестра, или уходил от прямого ответа», — ляпнул тогда Лютик, а Геральт с Нэннеке отчитали его за легкомыслие. «У всякой магии есть след, — растолковала Нэннеке. — И если Джиллиан открыла врата между мирами, такое едва ли осталось незамеченным. Возможно, за ней уже следят, просто вы пока об этом не ведаете. Возможно, ещё нет, но уже разыскивают её. Вам нельзя относиться к её защите спустя рукава». Лютик тут же помрачнел, памятуя о своих промахах, едва не стоивших Джиллиан жизни, и впредь не раскрывал рта. Сейчас он тоже помрачнел, виной чему были уже не думы о хитросплетениях прошлого, а улыбка Джиллиан — улыбка, на которую Лютик хотел бы иметь исключительное право. То, что она предназначалась Геральту — очевидно, досадное недоразумение. — По-моему, затея потерпела крах, — извиняющимся тоном сказала Джиллиан. — Наверное, было бы здорово, если бы я умела сражаться, но это совсем не моё. — Для начала неплохо, — откликнулся Геральт, возмутив Лютика ещё больше. Ясно же и ежу, что никакое это не «неплохо», так зачем льстить? — Нужно упражняться каждый день, тогда добьёмся прогресса. — Ты совсем спятил?! — представив себе эти ежедневные тренировки и, почему-то, улыбки в адрес Геральта, Лютик едва не задохнулся от негодования. — Она — хрупкая девушка, еле оправившаяся после болезни и потрясений, а ты собираешься её каждый день с мечом гонять! — Именно потому, что она хрупкая девушка, пусть учится защищать себя. Лютик знал, что здесь нет намёка на его собственную несостоятельность в качестве защитника, и всё равно с обидой поджал губы. — Не карашо? — спросила у него Джиллиан. От искреннего беспокойства в её голосе ему тут же сделалось совестно. — Хорошо, хорошо, — пробормотал он, давая мысленное обещание, что больше не позволит себе встревать с неуместным нотациями. Однако оказалось, что это обещание выполнить не так-то легко. Геральт взялся за дело основательно, со свойственной ему кабаньей упёртостью. Даже в самые жаркие дни, когда впору было только валяться на траве в тени деревьев, он не пропускал тренировки, просто сокращал их время, чтобы Джиллиан не выдохлась. Она то ли не хотела ему перечить, то ли втянулась — по крайней мере, ни разу не отказалась упражняться и изо всех сил старалась перенять навыки. Лютик в такие моменты сидел где-нибудь в отдалении, пощипывал струны лютни и исподлобья поглядывал на этих двоих, разрываясь от противоречивых чувств. Он гордился тем, как прилежно Джиллиан училась тому, к чему явно не имела склонности, но не находил себе места, видя, что её отношение к Геральту с каждым днём теплеет. В прежние времена зависть казалась Лютику чем-то недостойным: он мнил себя прекраснейшим из мужчин, поэтому не было нужды опасаться, что кто-то другой перетянет на себя одеяло. Познакомившись с Геральтом, он понял, что с ведьмаком, к которому так и липнут девичьи взгляды, ему не тягаться, но отчего-то не принял это близко к сердцу, а с лёгкостью махнул рукой. Они ведь друзья, да и сам Лютик не стремился обременять себя серьёзными романами, так о чём беспокоиться? — Осторожнее! — вскрикнул Геральт, когда Джиллиан сделала неточный выпад и чуть не упала. Он мгновенно подхватил её, помогая найти равновесие. Вот о чём беспокоиться. — Ты всё-таки её угробишь! — вмешался Лютик. Джиллиан в крепкой хватке Геральта — это зрелище будило в нём какие-то очень, очень неприятные чувства. То ли съел что-то не то, то ли солнце голову напекло, то ли… — Никак ревнуешь? В первый миг Лютик не нашёлся с ответом — вовсе не ожидал, что Геральт озвучит такое предположение, совершенно безосновательное. Затем подбоченился, пофыркал, показывая, что даже не собирается комментировать эту глупость, потом всё же решил, что разразиться тирадой не помешает, но тут Геральт заговорил снова. — Вместо того, чтобы пучить глаза, сам бы обучил её чему-нибудь дельному. — Мой стиль ведения боя слишком…э-э… своеобразный, чтобы ему обучать. Чтобы его постичь, нужно… — Стиль трепания языком у тебя своеобразный. — Ладно, ладно. Я знаю, что воин из меня никудышный. — Поэтому поразмысли, чем ещё ты мог бы быть полезен. — Я хотел… на лютне вот… — он вздохнул. Геральт никогда не признает уроки музыки полезными. — Льютня, — подала голос Джиллиан, смущённо улыбаясь. Внезапно Лютик понял, что мнение Геральта по этому вопросу заботит его меньше всего: пока такая трепетная улыбка предназначается только ему, он расшибётся в лепёшку, лишь бы видеть её снова и снова. Впрочем, Геральт и не стал ввязываться в спор о пользе музыкальных занятий. На следующей же стоянке, убедившись, что место тихое и безлюдное, Лютик приступил к делу. — Лютня относится к семейству струнно-щипковых инструментов, — солидно начал он, вспоминая, как преподавал в Оксенфуртской академии. — Отличается бархатным тембром, насыщенным обертонами. Кхм… да. Джиллиан внимательно слушала, следя за тем, как двигаются его губы, и он нервно заёрзал. По чести сказать, серьёзный настрой почти сразу улетучился, стоило Лютику представить, как он подсаживается чуть ближе — а это было не за горами, ведь теория без практики не имела смысла. — Источник звука — парные струны, которые нужно правой рукой защипывать, а левой прижимать к ладам, тем самым меняя звуковысотность. Вот так, — Лютик взял аккорд, но не отточенным быстрым движением, а медленно, чтобы Джиллиан успела рассмотреть правильное расположение рук. — Меняя последовательность аккордов, получаем мелодию… Тут Джиллиан сама придвинулась ближе, и Лютик несколько раз поморгал, прежде чем сумел заново нащупать нить разговора. — Возьмём для примера балладу, которая тебе уже знакома, «Если держишь на ярмарку путь». Она, узнав сочетание звуков, воодушевлённо откликнулась на предложение и напела продолжение мелодии. Лютик несколько раз показал, как меняются аккорды в первом куплете, и передал лютню Джиллиан. — Теперь попробуй ты. Так, нет, гляди, локоть лучше опустить чуть ниже… Чтобы поправить постановку руки, ему пришлось, считай, обнять Джиллиан. Она, то ли от усердия, то ли от застенчивости, наклонилась к корпусу лютни, не поднимая взгляд на Лютика. — А правую ладонь — вот так… — он накрыл её пальцы, аккуратно смещая их вдоль струн. — Вот, теперь всё верно. Раз верно — самое время выпустить ладонь Джиллиан и отодвинуться на безопасное расстояние, но Лютик решительно не мог пошевелиться. В ушах шумело, сердце с совершенно неприличной громкостью колотилось о рёбра. — Не получается, — тихо произнесла она. — Я что-то напутала. Лютик, отгоняя наваждение, показал аккорды снова, и на этот раз, пока Джиллиан пыталась повторить, усилием воли заставил себя отстраниться. — Диапазон лютни составляет около трёх октав, — забубнил он, чтобы хоть как-то унять влечение. — Самое сложное в обращении с ней — даже не игра, а настройка. Перепады температур, влажность — всё влияет на строй, и иногда приходится подкручивать колки часами… Не мне, конечно — я мастер своего дела. — Опять запуталась, — виновато улыбнулась Джиллиан. — Кажется, когда ты так пристально следишь, у меня получается хуже, чем могло бы. Я стесняюсь. Хорошо, что ты не знаешь перевод, а то я бы постеснялась сказать, что стесняюсь. Хоть он и не понимал её речь, но услышал, что с мелодией опять не задалось, и, тут же наплевав на дистанцию, снова дотронулся до пальцев Джиллиан, исправляя аккорд. — Это немногим легче, чем сражаться на мечах, тут тоже нужно тренироваться каждый день, — Лютик понизил голос и почти промурлыкал ей на ухо: — Чуть не забыл самое главное — в некоторых областях лютня считается инструментом влюблённых. Говорят, что трели лютни способны разбудить чувства, о которых человек даже не догадывался… — Например, желание завязать эту лютню узелком, — вставил Геральт, который стирал одежду в ручье на приличном расстоянии от них, однако ведьмачий слух позволил ему разобрать слова и вклиниться совершенно не ко времени. — Если человек — редкостный чурбан, то бывает и такое, — ехидно откликнулся Лютик. — Пора бы уже признать, что «Баллада о ведьмаке» тебя прославила как героя, и не воротить нос. Тем не менее, Геральту удалось остудить его пыл, и впредь Лютик старался не касаться Джиллиан, понимая, что учитель, потерявший голову от любви — это незавидный учитель. Отныне он ограничивался собственным примером, после чего вручал лютню Джиллиан, ей же надлежало повторять по памяти. Порой она бралась играть и сама, без присмотра Лютика — точнее, он смотрел, но оставался в отдалении и никак не пытался направлять её, а только лирично молчал. В былые времена, если ему случалось услышать ошибки в нотах или просто неумелое исполнение, Лютику хотелось удавиться, а лучше — удавить незадачливого менестреля. Промахи Джиллиан ничуть не раздражали его слух. К тому же, присущая ей музыкальность скрадывала недочёты. Впрочем, достаточно было просто увидеть лютню в её руках, и Лютик уже расплывался в умилении, поэтому трезво оценить успехи своей подопечной он затруднялся. Владение мечом точно давалось ей хуже, зато она постепенно преодолевала страх перед поездками верхом. Когда они останавливались на равнинной местности, Джиллиан иногда седлала Плотву и делала небольшие круги. Поначалу все её движения были скованными, и при малейшей неровности она вздрагивала, судорожно вцепляясь в поводья, однако с каждым следующим разом сноровка росла, пока однажды Лютик не поймал себя на мысли, что наблюдает за этой картиной не с тревогой — не упадёт ли Джилл, не случится ли чего? — а с наслаждением. — Она уже сносно держится в седле, — скупо заметил Геральт. — Прекрасно держится, можно и в самом деле принять её за эльфку, — томно вздохнул Лютик, не зная, куда излить переполнявшие его чувства. Кажется, пора взяться за перо, ведь он непростительно давно не сочинял новых песен. Лютня словно только этого и ждала: стоило пару раз провести по струнам, как мелодия и слова полились сами собой.

Господа, мой долг велит мне Об одной поведать битве, Без меча и без кинжала был сражён я наповал.

Джиллиан услышала и направила Плотву поближе, заинтересованно склонив голову. Лютик мог бы поклясться, что она понимает: это не просто песня, которую он не играл ей раньше, это нечто новое, рождающееся прямо сейчас. Дорого бы он дал за то, чтобы она сумела разгадать точный смысл! Как же рассказать, что баллада посвящена именно ей — и его любви к ней? Лютик одарил Джиллиан красноречивым пленительным взглядом и добавил к этому самую обаятельную из своих улыбок.

Та, что из Аргайла родом, Завладела мимоходом Моим сердцем и душою, и навеки я пропал*.

— Аргайл? — удивилась Джиллиан, сомневаясь в том, что правильно разобрала текст. Он кивнул, не прекращая играть и сочинять на ходу комплименты, вплетая их в своё музыкальное признание. Джиллиан слушала, затаив дыхание, и, когда пару раз прозвучало её имя, сомнений не осталось. — Песня — для меня? — спросила она, опуская ресницы и указывая на себя. — Да. Помедлив, Джиллиан приложила пальцы к губам и послала ему воздушный поцелуй. Лютик, которого никогда не смущали знаки внимания от дам, тем более такие невинные, ощутил, что щёки становятся красными, как его камзол.