Об этом стремится рассказать моя душа, Это нельзя выразить словами. Об этом будут петь мои гниющие кости, Когда всё остальное во мне умрёт.
Вслушиваясь в незнакомый текст, Джиллиан замерла, едва дыша. Происходящее казалось ей фантастическим зрелищем, больше похожим на сцену из фильма, чем на реальность. В воздухе клубился пар, стелившийся над остывающей рекой, а закатные лучи пронизывали его янтарным свечением. Вместе с завитками пара к небу поднимался нежный, чистый голос, в котором крылось столько чувств, что Джиллиан терялась в догадках — как можно выразить так много одним лишь пением? С каждой минутой темнота подкрадывалась всё ближе, и только облака над лесом ещё поблёскивали всеми оттенками оранжевого — от молочно-кораллового до ярко-апельсинового, — и плавно скользили, подгоняемые слабым ветром. Она нескоро заметила, что Лютик уже умолк, а среди деревьев показалась высокая женская фигура. Только когда дриада негромко окликнула их, Джиллиан спохватилась, выныривая из мечтательной прострации, и испуганно взяла Лютика за руку. — Сыграй ещё, — отрывисто приказала дриада. Он отвесил ей лёгкий поклон, сделал пару шагов вперёд, ступая на мост. В полутьме не получалось разглядеть выражение лица дриады, но, по крайней мере, она не трогала колчан, висевший за спиной. — Что-то грустное? Или весёлое? Чего желает прекрасная дева леса? — интонация Лютика была ничуть не заигрывающей, скорее почтительной. Дриада лишь взмахнула рукой, оставляя выбор ему. Лютик поправил ремень и украдкой кивнул Джиллиан, призывая следовать за ним, а затем заиграл следующую балладу, не менее трепетную, чем первая. Они приблизились к самой кромке леса, и теперь стало очевидно, что дриада не причинит им вреда. Она стояла с идеально прямой спиной, скрестив руки на груди, но губы, поначалу сжатые в тонкую полоску, сами собой сложились в отрешённую улыбку, пока Лютик пел куплет за куплетом. — Ещё, — только и проронила она, когда мелодия закончилась. Замешкавшись, Лютик оглянулся на Джиллиан. — Пой, бард, — послышалось из чащи. Присмотревшись, Джиллиан насчитала ещё трёх дриад, едва различимых в сумраке леса. — Милостивые создания, я бы спел, да истекаю кровью, — он решился перейти к сути — пусть и приукрашивая её, что, по догадкам Джиллиан, вообще было ему свойственно. — Мне и моей спутнице необходимо прибежище, где мы восстановили бы силы. За спиной недовольно фыркнул Вальдо, напоминая, что он тоже не отказался бы от прибежища. — Брокилон — не место для людей, — отозвалась первая дриада без тени враждебности. — Мы ведём речь не о людях, а о музыке, верно? Для неё границ не существует, — добавив патетики, Лютик воздел ладонь к небу. Дриады обступили их, пристально рассматривая и едва слышно переговариваясь между собой. Джиллиан ощутила неприятный холодок между лопаток и поёжилась, представив, что будет, если непрошенных гостей всё-таки решат выпроводить. Тем временем первая дриада указала вглубь леса и произнесла: — Пусть будет так, как решит повелительница Эитнэ. — Это провал или успех? — шепнула Джиллиан Лютику. — Зависит от музыкальных предпочтений Эитнэ, — нервно улыбнулся он. Однако им не удалось узнать, что повелительница Брокилона думает о таланте Лютика. Его отвели к целительницам, а Джиллиан пришлось предстать перед Эитнэ одной. Смуглую дриаду нетрудно было принять за обычного человека, если бы не взгляд — мудрый и умиротворённый, он выдавал истинный возраст Эитнэ, исчислявшийся столетиями. — Я прошу прощения за вторжение, — пересилив робость, начала Джиллиан. — Мы с Лютиком… Он бард, и ему нужна помощь… Мы сбежали от… Она осеклась, потому что даже не знала, от кого именно. — Ты промокла, замёрзла и устала, — отозвалась Эитнэ, и Джиллиан запоздало осознала, что это правда. — К тому же, напугана. Сейчас не будет ни малейшего прока от разговора. О барде мне доводилось слышать, он друг Геральта, поэтому мы не причиним ему вреда. Не беспокойся о нём. О вашем осле мы также позаботимся. Что до тебя… Между бровей Эитнэ пролегла складка. — С тобой всё сложнее, насколько я вижу, но спешки нет. Ступай, тебе приготовят необходимое для отдыха, а завтра мы встретимся вновь.***
Утром Брокилон выглядел иначе. Точнее, накануне у Джиллиан попросту не было возможности его рассмотреть, а теперь она едва успевала озираться и восхищённо ахать. Деревья уходили ввысь, теряясь верхушками в облаках, солнечные лучи проникали сквозь густую разноцветную листву, и их рассеянный свет придавал пейзажу поистине волшебный вид. В лесу пахло свежестью и дождём. Среди стволов, увитых плющом, можно было бродить вечность. Джиллиан с интересом отмечала про себя, что многие растения совпадают со знакомыми ей, но далеко не все. Например, место, где её принимала Эитнэ, находилось внутри гигантского дерева — ничего подобного Джиллиан в своей жизни не встречала. — Тебе понравилось здесь, — повелительница дриад не спрашивала, а утверждала. — И, будь ты простой девушкой, попавшей в Брокилон, то уже давно бы присоединилась к нам. Она кивнула в сторону массивной чаши, слегка поблескивающей в неровном сиянии светильников. Много света они не давали — дриады не использовали огонь, только гнилушки, от которых исходило слабое мерцание. — Вода из Брокилонского источника заставляет забыть прошлое. Испив из него, ты бы отрешилась от всех переживаний и воспитывалась как одна из нас. Невольно попятившись, Джиллиан хотела возразить, но Эитнэ не позволила перебить себя. — Чаша пуста — и не наполнится, пока ты не поведаешь о том, что с тобой приключилось. Если же моё предчувствие верно, то не наполнится и после. Разрешив Джиллиан присесть, Эитнэ повелела приступать к рассказу. Поначалу слова не шли, мысли мешались, но чем дальше, тем больше Джиллиан погружалась в воспоминания, попутно осознавая, что никому прежде не рассказывала всё от и до, даже Энди, которого она старалась уберечь от шокирующих подробностей. От Эитнэ же не было нужды ничего таить. Когда история подошла к концу, Джиллиан показалось, будто с плеч свалился тяжёлый груз. Дриада, напротив, помрачнела. — Везучей тебя назвать нельзя, дитя Дорренов. Дар пробудился в тебе, хотя не должен был, однако магическими силами ты не наделена. Поэтому защитить себя не можешь, а опасность ходит за тобой по пятам в любом из миров, не только в нашем. Скитаться, скрываться, менять миры — вот каков твой удел. Джиллиан слегка опешила от этого сурового заключения, но, взяв в себя в руки, спросила: — Узнать бы об этой опасности хоть что-то. Тот эльф, что встретился мне в Каледонском лесу, не утруждался объяснениями… — Aen Elle… Эльфы из народа Ольх… — взгляд Эитнэ затуманился, словно она смотрела сквозь Джиллиан. — Обречённые и оттого жестокие… Эти эльфы, дитя, множество лет назад пострадали во время Сопряжения сфер: тогда миры перемешались, и Aen Elle оказались заперты в чужом. Есть несколько лазеек в другие вселенные, но лазейки эти малочисленны и не дают эльфам свободу перемещения — им не выйти за очерченные пределы. Aen Elle не собираются мириться с таким раскладом, они ведь стремились подчинить себе пространство, ставя эксперименты над Старшей Кровью. Лара Доррен, наделённая сильным геном, должна была родить от другого эльфа с таким же даром, и их ребёнок стал бы сосредоточием могущества. Но Лара предпочла человека… И теперь Aen Elle охотятся за тобой, чтобы вернуть то, что им принадлежит. Они хотят возродить линию Лары. Значит, для Эредина и его народа Джиллиан — не более, чем генетический материал. Сжиться с мыслью, что её хотят использовать в таком качестве, было нелегко, но хотя бы один плюс в услышанном имелся: эльфы едва ли представляли угрозу для её друзей, оставшихся в Шотландии. Ей не почудилось, Эредин действительно не мог выйти за пределы небольшого круга, Эитнэ это подтвердила. Как и то, что он, скорее всего, действительно убил попавших в круг родных Джиллиан, чтобы она не узнала раньше времени об интересе со стороны эльфов. Или, может, наоборот рассчитывал, что это привлечёт её в нужное место. Так и случилось… — Понимаю, что тебе захочется забыться, укрыться от гнёта знаний, — дриада плавным взмахом руки указала на чашу. — Я предложила бы тебе воду из источника, но не могу утверждать, что она сотрёт память. Старшая Кровь — совершенно непредсказуемая субстанция. — Благодарю вас, — искренне откликнулась Джиллиан. — Но даже если вода точно стёрла бы память, я не стала бы пить. Я вернулась сюда для того, чтобы найти ответы, не для того, чтобы прятаться от них. Эитнэ ничего не сказала. Она по-прежнему смотрела сквозь Джиллиан, и даже не ясно было, расслышала ли её слова. Однако, когда молчание затянулось настолько, что Джиллиан приняла это за окончание аудиенции и откланялась, в спину ей донеслось: — Будь осторожна, когда покинешь пределы Брокилона: в этом мире тоже есть лазейки, пропускающие Aen Elle. Эти эльфы наводят страх на простых людей, появляясь верхом на лошадиных скелетах, сами подобные призракам. Люди не догадываются об истинной сущности всадников и называют их Дикой Охотой. Берегись Дикой Охоты, дитя, не оставайся одна. Поскольку на территории Брокилона ей ничего не угрожало, Джиллиан предоставили самой себе — и тревожным думам о будущем. Всё оказалось куда более запутанным и пугающим, чем она считала, и размышлять о собственной судьбе у неё пока не хватало смелости, несмотря на намерение встретить проблемы лицом к лицу. Что занимало все мысли, так это участь Лютика. Ему и так досталось из-за связи с потомком Лары, а если бы она не переместилась вовремя, он пострадал бы гораздо сильнее. Чувство вины изводило Джиллиан, боязнь потерять Лютика терзала душу. Под вечер ей наконец-то позволили повидать его, и она без промедления кинулась ему на шею. Дриады-целительницы одна за другой затерялись среди деревьев, проявив снисхождение к ним двоим, оставляя наедине. Теперь, получив передышку, оба наконец обнажили чувства. — Не могу поверить. Не могу поверить, что снова встретил тебя, — голос Лютика задрожал, из груди вырвалось всхлипывание, и Джиллиан, едва не плача сама, крепче прижала его голову, взлохмачивая волосы. От него веяло приятным травяным ароматом — должно быть, лечебные отвары дриад. Когда он отстранился, подняв к ней лицо, она увидела такую влюблённую и лучезарную улыбку, что по щекам всё-таки покатились слёзы. — И я не могу, — она смахнула их и поцеловала Лютика, не отрываясь от его губ до тех пор, пока в лёгких не закончился воздух. На лес опустилась темнота, и Джиллиан казалось, что кроме них с Лютиком в Брокилоне не осталось ни души. Она прислонилась к нему, он примостил голову ей на плечо и взялся за лютню, снова запев ту песню, которая стала их пропуском во владения дриад. Удивительно — порой текст звучал как отражение того, что происходило с ними сейчас.Потому что, дорогая, я был рождён, Чтобы прижиматься к твоей спине ночью, когда гаснет свет.
— Дивная баллада… Она старинная? — Я написал её на едином дыхании, когда ты ушла. Меня преследовало чувство, будто это не я сочинил, будто слова просто полились сами собой. Я даже думал исполнить её на состязании бардов, но потом отказался от этой мысли. Она твоя, только твоя, Джилл. От захлестнувших её эмоций Джиллиан не сразу обратила внимание на упомянутое соревнование. Только после нескольких новых поцелуев, когда лёгкое головокружение сошло на нет, ей пришло на ум задать вопрос. — Что за состязание бардов? — Ничего примечательного, — отмахнулся Лютик, однако Джиллиан с мягким укором погрозила ему пальцем. — Ты обещал рассказать, что произошло за время моего отсутствия. — Не самые приятные воспоминания, если начистоту. — Догадываюсь, — вздохнула Джиллиан, обнимая его крепче. — Я не знал, куда податься, и день за днём проводил в той хижине, где мы остановились перед твоим перемещением. Если бы не Геральт, я бы… — тут Лютик прервался, видимо, решив уберечь её от болезненных подробностей. — Одним словом, он всё старался меня растормошить — то убеждал, что оставаться на месте опасно, если вдруг за нами кто-то следил, то напоминал, сколько восторженных слушателей ждёт меня в каждом городе… Джиллиан попыталась представить себе ведьмака, говорящего о восторженных слушателях — получилось с трудом. Раз до такого дошло… Что ж, Геральт и в самом деле был вернейшим другом, о чём она и так догадывалась. — А потом… Нагрянула Йеннифэр. Это чародейка и… эм-м… возлюбленная Геральта. Всегда внезапно появляется и так же внезапно исчезает. По тону Лютика угадывалось, что он не очень-то ладит с этой Йеннифэр. Впрочем, выяснилось, что именно она порекомендовала упавшему духом барду принять участие в соревновании странствующих трубадуров. — Эта госпожа всегда тактична в своих советах. «Нет мочи смотреть на твою унылую рожу», — вот как она сказала. «Пошевеливайся, менестрельское отродье, ещё успеешь попасть в Дориан к началу». — Так это туда ты направлялся, когда тебя схватили? — спросила Джиллиан, преисполняясь благодарности к Йеннифэр. Какой бы резкой чародейка ни была, её вмешательство встряхнуло Лютика. — Почти, — он замялся. — На пути из Цинтры в Дориан я сделал небольшой крюк, обогнул Брокилон с другой стороны. Думал наведаться в Керак, королевство, откуда я родом. Меня редко туда заносит, да я и не стремлюсь, просто… — Твоя семья до сих пор там живёт? — Не очень-то у меня с семьёй, Джилл, — наконец сказал Лютик с явной неохотой. — Почему? То есть, — поправилась она, — я не принуждаю рассказывать, но мне хотелось бы узнать о тебе больше. Узнать хоть что-то, если точнее. — Ты хочешь всю историю с младых ногтей? Карапузом я, полагаю, был премилым, нянюшки и слуги наверняка ворковали и щебетали надо мной часами. Иначе и быть не могло, верно? Он умильно похлопал ресницами и засмеялся, она — вслед за ним. Неловкость ушла, и разговор потёк сам собой. Лютик, в чём Джиллиан и не сомневалась, оказался прекрасным рассказчиком, и даже простые повседневные сценки в его исполнении превращались в захватывающие истории. Правда, когда он перешёл от детских лет к юношеским, тон повествования сменился. Лютику явно было нелегко вспоминать о разногласиях с родителями, которые не одобряли его увлечение музыкой. — «Недостойное знатного человека паясничество — вот что такое твои выступления с лютней», — процитировал он отца с характерной поучающей интонацией. — Я слышал эти слова так часто, что впору было высечь их девизом на родовом гербе. И когда родители узнали, что среди всех Оксенфуртских кафедр я выбрал кафедру труверства и поэзии… Ох и скандал же был! — Неужели из-за этого тебя и… — Джиллиан запнулась. Она знала, что Лютик ведёт странствующий образ жизни, но не понимала родителей, готовых выгнать ребёнка, если он не удовлетворял их представлениям. — Указали на дверь и лишили наследства? О нет, нет. После этого скандала, когда страсти слегка улеглись, мать убедила отца, что, быть может, из меня ещё выйдет дурь — дескать, стоит оказаться в стенах Оксенфурта, как я пойму своё заблуждение и выберу другую профессию, достойную и уважаемую. Отец махнул рукой, и я получил позволение отправляться на экзамены… Вот только я не хотел уезжать без своей возлюбленной. Лютик покосился на Джиллиан, подозревая, что ей неприятно слушать о таком. Она ободряюще кивнула, прося продолжать. — Я был по уши влюблён в одну девушку — её происхождение оставляло желать лучшего, но меня это не заботило. Самое первое сильное чувство, оно… Ему неведомы сомнения. Перед отъездом я предложил ей руку и сердце, надеясь, что она согласится, и я смогу забрать её с собой. Вот этого родители уже не стерпели, не простили мне эту выходку. — А что же сама девушка? — Приняла предложение с восторгом и признательностью, — печально усмехнулся Лютик. — Сказала, что дороже меня у неё никого нет, обещала следовать за мной всюду, не страшась гнева моих родных. Джиллиан не рискнула спросить, что случилось потом, догадываясь о грустном исходе событий. Видимо, с невестой Лютика приключилось несчастье… После паузы он заговорил сам: — Я был счастливейшим человеком на свете — аж целый день. На следующий застал её в объятиях пастуха. Вот и вся песенка. Он провёл рукой по струнам, взяв мажорный аккорд, прозвучавший как насмешка. Джиллиан сочувственно сжала его плечо, не зная, какие слова подобрать. Она всегда ощущала, что Лютик весьма легкомысленно относится к жизни, но никогда не задумывалась, стоит ли что-то за этим легкомыслием. — Оставим это, — улыбнулся он. — Что тебе ещё рассказать? — Сейчас, по пути в Дориан, тебе удалось свидеться с родными? — Нет, я… струсил и смалодушничал, представь себе. Мне и без того приходилось тяжко, и порыв вскоре угас — чем ближе к Кераку я подходил, тем ярче представлялся мне ледяной приём и океан презрения, что изольётся на мою голову. Посему я миновал родной город и взял курс на Цидарис… Что-то мои истории стали невесёлыми, Джилл, не настала ли твоя пора примерить на себя роль рассказчика? Наверное, Лютик был прав, однако Джиллиан не чувствовала сил ни на обсуждение Старшей Крови, ни на обсуждение эльфов из народа Ольх, ни на обсуждение её дальнейшей участи. — Уже глубокая ночь, — зевнула она. — Отложим на завтра?