Зола к золе

      Что Джошуа осознавал очень даже хорошо, так это то, что окружающий мир, похоже, не в курсе последних событий знакомой ему современности. Вот, например, дороги здесь были трёх типов: обычные заасфальтированные (правда, какие-то очень уж старые на вид), просёлочные — грунтовые или просто проложенные пыльные колеи; третий тип представлял собой нечто высокотехнологичное, словно бы оплавленное и явно предназначенное для какого-то иного вида транспорта. Эти странные трассы сходились иногда пучками и вели в самых разных направлениях. По ним Джошуа ездить опасался, подозревая, что они как-то связаны с Овальной базой. Телеграфные столбы, если и попадались, то обычно в лежачем положении, некоторые — целые, некоторые — уже почти превратившиеся в труху: могильные кресты ненужным технологиям. Никаких проводов. Мобильные телефоны лежали унылыми чёрными прямоугольниками, не подавая признаков жизни — то есть они, конечно, работали, и даже ловили радио, но не более того. Да и «радио» — это было сказано громко: прорывающийся через снегопад помех неразборчивый гул передач и разговоров, отдельные внезапные, как проблеск солнца в дремучем лесу, чистые звуки — музыкальные фразы или несколько слов, далеко не всегда на английском, — вот и всё. Джошуа с тревогой смотрел на счётчик горючего и пытался прикинуть, что делать, когда отметка достигнет нуля: автозаправок им пока не попадалось. Да, они предполагали, что придётся (может быть) уезжать. Да, кое-что успели подготовить… Но, по-хорошему, Джошуа был уверен в том, что всё кончится, как обычно — просто однажды они проснутся на настоящем ранчо Уэбберов, в настоящем мире, где луна висит в небе очень высоко, а суперлуния считаются чудом природы… Впрочем, последние месяцы того, настоящего, мира — месяцы пандемии и самоизоляции, месяцы вспышек насилия здесь и там — вряд ли это можно было назвать нормальными. «Мир сдвинулся», — пробормотал Джошуа, хотя никак не мог вспомнить, где он слышал или читал об этом. — «Мир сдвинулся, а время размягчилось…» Неуютно нависшая слишком близко к земле белая — потому что день — громадина Луны и стрелка, дрожащая почти в самом начале отметки «топливо» — вот она, правда.              Ни «шпионов»-богомолов, ни «агентов»-червей, ни даже «хвоста» — спасибо меткому выстрелу Гаррета — только сами беглецы и белка, бесконечная равнина с пологими холмами и мраморное небо в спиральных прожилках облаков. Но цель? Теперь, когда оранжевое зарево за спинами съело горизонт, убрав последние воспоминания о том, откуда они бежали, а впереди была уходящая в никуда трасса, Джошуа всё чаще ловил себя на мысли, что боится стать «исчезающей точкой», потерять дорожную полосу под колёсами автомобиля, провалиться сквозь атомы. Если бы не странное, гипнотическое воздействие окружающего ландшафта, он, вероятно, психовал бы куда больше.       Гаррет, словно улавливая его состояние, временами клал свою руку поверх руки Джошуа, и каждое такое прикосновение ощущалось глотком свежей воды.       Когда же дело доходило до большей близости… Что ж, Джошуа мог бы признаться: ради этого стоило жить. Пространство и время сливались в одну сплошную черту, а она, в свою очередь, сжималась в крошечную напряжённую точку, скрывающую в себе Вселенную. «Снег» радиопомех расцветал причудливыми белыми кристаллами, а путешественники словно бы переносились на огромные расстояния, не делая ни одного шага. Отголоски этого чувства знакомы были Джошуа когда-то и в настоящем мире, особенно в период молодости Mary Of Iron. Правда, теперь он всё чаще думал, что место, где они находятся сейчас, не менее настоящее и куда ближе к Центру, чем бы этот Центр ни был.       Все главные дороги — здесь, линии судьбы на огромной как мир ладони.