Путь в Валинор

Само собой, ночи и дни пленника находились под вниманием темного вала. Он жадно наблюдал за ним, ловил каждый рваный вздох и всхлип, где-то даже жалел, хотя он любил и умел быть жестоким, а сильнее всего любил разрушать, и сейчас этот его разрушающий порыв обратился на провинившегося майа. Только и всего. Чувства его не исчезли и не изменились: Майрон умел притягивать и даже сейчас, лишенный привычной силы, казался совершенным. Какое же чувственное зрелище представляли собой его вечерние минуты уединения! Слуги жили по отдельным комнатушкам размером не более чем семь на семь футов, разделенных толстыми стенами, чтобы в свободное время они не могли сговориться и устроить побег. Майа устраивался на узкой неудобной лежанке, раздвигал ноги, облизывал один или два пальца и медленно вводил их в себя, как есть, с отросшими ногтями, сам же себя царапая, неловко, с отвращением, и все же невероятно привлекательно. Мелькор проникал в его чувства и воспринимал все: и его жалость к самому себе, и боль, и секунды короткого удовольствия, совершенно заглушенного холодом, ломотой в костях и болью в растянутых мышцах. — Ах, какой горячий ушастик мне достался. Скучаешь по орочьим объятиям? Стена комнаты потемнела, поверхность ее пошла волной, и Мелькор вышел из нее, словно появившись из темных морских глубин. Он склонился над мнимым эльфом, наблюдая с улыбкой смущение на его лице, промелькнувший гнев и тут же опущенные глаза. — Нет, ты же просто весьма предусмотрителен, верно? Но я думаю, найдется кое-что такое, к чему подготовиться не удастся. Высокий, в полтора раза выше, так, что зубцы короны скребли по потолку, вала опустился с ним рядом, перехватив с легкостью худое тело. Прямо по обнаженному под рубахой провел железной перчаткой — неважно, он чувствовал его дрожь. — Может, бросить тебя собакам? Нет, ты же претендуешь на нечто большее... Всегда претендовал. Пожалуй, я окажу тебе милость — накажу тебя сам. Перережу связки, и остаток дней будешь ползать за мной, умоляя прикончить. Как тебе это понравится? Наверное, лицо простого и при жизни малоэмоционального нолдо не могло выразить всей гаммы чувств Саурона: он скривился. Моргот склонился ниже, трогая сухую прохладную кожу, хозяйски изучая область паха. — Да, да, так я и сделаю. Но перед этим окажу тебе великую честь. И Саурон ощутил, как тот быстро подхватил его, перехватывая, уложил на живот, развел ягодицы, и пронзил его острой болью. Вовнутрь как будто воткнули толстый раскаленный жезл. Мелькор, стоя выше, наблюдал, как бывший наместник застонал, прогнувшись в спине, и закусил зубами руку до крови. Саурон изогнулся и вцепился пальцами в покрывало. Боль была просто невыносимой, но попробовать вырваться из хватки Владыки он не посмел. Глотая слезы, майа тихо проскулил, уткнувшись носом в подушку. Когда Моргот начал двигаться в нем, Саурон послушно развел ноги пошире и подался навстречу. Даже теперь он думал не о себе, а о том, как доставить удовольствие хозяину. Он ненавидел себя за это, но ничего не мог поделать. Желания господина Гортхаур всегда ставил выше своих. Движения валы стали резче, и Саурон не смог сдержать крик. Внутри все противно хлюпало от крови. Майа скривился, но послушно терпел. Гортхауру казалось, что эта пытка длится эпоху, не меньше, но вот наконец он почувствовал, как его заполняет горячее семя Владыки. Над ним послышался довольный вздох. Моргот все еще держал его в своих руках и не выходил из разорванной дырочки, наслаждаясь ощущениями. Это был самый благоприятный момент для того, что замыслил Саурон. Собрав все свои крохи сил, огненный дух резко рванул из тела и устремился в подземелья. Майа не собирался ждать, пока хозяин исполнит свое обещание перерезать ему связки. В покалеченном теле он никогда бы не смог накопить силы и восстановиться. Саурон вихрем пронесся по темным коридорам, распугав на своем пути всех орков и темных тварей. Он спустился в самую глубь и забился в угол, спрятавшись среди камней. Надежды на то, что здесь Моргот его не найдет, почти не было, но бегство хоть немного отсрочило наказание. Маленький дрожащий огонек забрался под старый орочий шлем, забытый здесь несколько сотен лет назад. Даже после всех издевательств майа не мог злиться на Мелькора. Он испытывал только горечь и боль, от того, что больше не нужен ему. Совсем сжавшись, Гортхаур думал о том, что теперь ему никогда не придется командовать легионами орков, продумывать планы и стратегии, вести армию в бой. Моргот снова заточит его в тело какого-нибудь эльфа, может, даже орка или смертного и заставит драить полы до скончания времен. Или же просто его уничтожит, предварительно хорошенько помучив. Саурон больше склонялся ко второму варианту. После его бегства надеяться на милость было глупо. Моргот в это время ощутил, как тело в его руках, трепетавшее до этого, дернулось последний раз и затихло, безвольно упав на пол. Моргот подумал, что впечатлительный ушастик просто упал в обморок, но нет. Он согнулся над ним, похлестал по щекам... Дыхания не было. Тело, пока горячее, медленно холодело, и Мелькор впервые с момента поражения испытал тревогу. Саурон! Мысль пронеслась молнией. Неужели он убил его! Могла фэар не выдержать и распасться на сотни частиц? Такое уже происходило, но тогда и тело бы развеялось как пепел, а оно было тут. Мертвый уже давно нолдо. И никаких признаков присутствия иной сущности: он это ясно ощутил. Мог ли он сбежать, покинуть оковы этой плоти? Конечно, мог. Но Мелькор все равно испытал тревогу. Он искал его. Мог ли его верный слуга сбежать отсюда? Примкнуть к его врагам, предать жестокого господина в отместку? Зачем только было его так мучить! Тень раскаяния пронеслась в его уме. Потом Моргот медленно развоплотился — со стороны казалось, будто всю крепость темных сил объял мрак, выползающий из всех щелей и отверстий, черный, все скрывающий за собой. Он искал. Тревожно искал своего верного Майа. А когда нашел, в улыбке не было и тени злорадства. Скорее, усталость. На самом нижнем ярусе, в углу, в узком промежутке горел огонек — не просто брошенный кем-то уголь или пламя, а живая, горячая и разумная сущность. Просто сжавшаяся до предела, лишённая телесной оболочки и очень, очень напуганная. Мелькор нагнулся, своей силой образовывая клетку вокруг нее. Словно поймал в руки испуганно бьющуюся в стекло бабочку. А потом мрак исчез — и огонек тоже. Стало холодно. А наверху башни, в чертогах Моргота, постепенно загорался луч света, оранжевый, яркий. Скоро перед темным вала на полу лежало тело, обнаженное, светлое, словно светящееся изнутри. И совершенно истощенное. Он смотрел, как фэар пульсирует в нем, и чувствовал, что теперь все должно наладиться. Главное — он не предал. Мелькор поручил его заботе пары верных слуг из числа майа низшего порядка, более слабых, но не выдержал и скоро сам наблюдал за ним — за тем, как возвращается в тело жизнь. Сам перебирал яркие огненные пряди волос и ждал, когда Майа откроет глаза, и сухими губами целовал его.

***

Саурон с трудом раскрыл глаза и замер, не понимая, что происходит. Он почувствовал нежный поцелуй, увидел склонившегося над ним повелителя. Майа скосил глаза в сторону и увидел лежащие на подушке рыжие пряди. Мелькор создал ему тело! Гортхаур испытал прилив благодарности, но отвечать на поцелуй не спешил. Хотя он был все так же предан хозяину всем своим существом, майа прекрасно помнил все издевательства, что ему пришлось вытерпеть. Саурон покорился бы, если бы даже Владыке пришло в голову снова устроить ему подобное испытание: отдать оркам или заставить заниматься черной работой. Он был готов безропотно исполнять все, что прикажет господин, но взаимности после этого Моргот от него не дождется! Гортхаур чуть приоткрыл рот, позволяя углубить поцелуй, и равнодушно уставился в потолок. В конце концов, раз Мелькор сам создал ему это тело, то он в праве использовать его как пожелает. Слабыми дрожащими руками майа откинул одеяло и развел ноги в стороны. Забота его не трогала. Ничто не дрогнуло в нем в ответ на ласковые прикосновения. Перед внутренним взором появилась мерзкая морда орка, которому хозяин равнодушно отдал его на растерзание, а потом с улыбкой наблюдал. Майа отогнал от себя неприятный образ. Когда Мелькор отстранился от него, Саурон задал волнующий его вопрос: — Я прощен, мой господин? Могу я вернуться к своим обязанностям? Мелькора этот беззащитный и открытый жест задел, хоть он и не выказал удивления. По размышлении покорность Майрона, как он всегда называл его мысленно, даже порадовала. — Нет, — холодно и властно прозвучал его голос. — Ты еще не окреп в достаточной мере. Процесс возвращения будет долгим. Майа, неугомонный и страстный, конечно, огорчится, но Мелькор хотел подержать его в этих покоях, даже запереть его — ради его же блага. Мысленно он уже звал его "мой хороший", но не хотел показаться слабовольным и всепрощающим. Он же не братец Манвэ. Рука Мелькора прошлась по груди, дотрагиваясь до того места, где билось сердце, спустилась ниже, но ненамного, в районе живота — он едва заметно поднимался и опускался с дыханием. Он кивнул на покорно раздвинутые ноги: — Значит, и так тоже готов мне служить? Это тело было чистым и неизраненным, но майа наверняка сильно страдал из-за унижения, что было ясно по его равнодушной отстраненности. И все-таки Мелькор безумно сильно хотел его. Усилия стоило ему оторваться от холодных красивых губ. — Ты еще не очнулся в полной мере, — и он, укрыв его потеплее, вышел. Долго майа казался Морготу погруженным в самого себя, отказывался вставать, принимать пищу, одеваться — делал это лишь по приказу. Ему требовалось время обрести связь с этим телом и восстановить силы — Мелькор не вернул ему сразу все, а лишь часть, и теперь наблюдал. — Угасающий эльф — картина привычная, но майа? Майрон, ты назло мне себя так ведешь? — Я же сказал, что послушен вам, господин. Мелькор зарычал сквозь зубы. В этой холодности он все равно был горяч, и слабое тело с легкостью поддавалось — он жадно повалился на него, вцепился. как голодный пес в кость. Брал его до крика, шептал ему "мой желанный", понимая, что ломает окончательно. Майрон послушно подчинялся — ни слезы не вытекло. Саурон прикрыл глаза, успокаивая дыхание и пытаясь не обращать внимания на ставшие уже привычными боль и отвращение от ощущений внизу. Мелькор не утруждал себя излишней подготовкой, и этот раз мало чем отличался от предыдущего. Разве что тогда Моргот порвал его только внутри, а в этот раз все его тело было покрыто синяками, кровоподтеками и следами от укусов. Майа сел на постели и, не обращая внимания на боль, взял с тумбочки расческу, чтобы привести в порядок спутавшиеся волосы. Он чувствовал на себе взгляд повелителя, знал, что тот любуется им и принимал это как само собой разумеющееся. За последние дни Саурон успел привыкнуть к повышенному вниманию со стороны господина. — Повелитель, уверяю Вас, я вполне здоров и готов приступить к выполнению своей работы, — проговорил он, заплетая волосы в косу, — у меня накопилось много дел за время моего отсутствия. Он завязал косу лентой и повернулся к Мелькору. — Прошу Вас… — Саурон вдруг коснулся кончиками пальцев его волос и задумчиво замер. В голове кузнеца возникло несколько новых идей. Волосы хозяина длинными тяжелыми прядями лежали на подушках, они подобно обсидиану блестели, отражая тусклый свет из окна и не могли не вдохновлять. — Вы не пожалеете, если позволите мне вернуться к привычным делам. Это меня отвлечет, и я восстановлюсь намного быстрее, — продолжил он свою мысль. Мелькор улыбнулся, наблюдая за ходом мыслей Саурона. Он погладил его по бедру и все же согласился. — Пусть будет так. Гортхаур быстро поцеловал его руку и поблагодарил, а потом резво вспорхнул с постели. Первым делом майа направился в купальню, чтобы смыть с себя следы страсти господина. Он быстро оделся и облачился в доспех, уже даже не смотря в сторону Мелькора, развалившегося на его постели и лениво наблюдающего за каждым движением. Саурон приторочил к поясу меч и взял с собой несколько длинных кинжалов. — В таком виде ты собрался заниматься бумажной работой? — изогнув бровь, спросил Мелькор. — Мне просто хотелось вновь ощутить на своих плечах тяжесть доспеха, господин, — ответил майа, — а то давно не носил в руках ничего тяжелее половых тряпок и ведер с водой. Саурон низко поклонился и вышел из покоев. Но направился он не в свой кабинет, а на нижние ярусы, где обитали орки. Темные твари расступались перед ним, склоняясь в поклонах чуть ли не до самого пола. Пока Саурон отсутствовал, никто не отравлял им жизнь. Мелькор был слишком занят другими делами и возней с драконами, чтобы заниматься дисциплиной воинов. Теперь же, когда Саурон вернулся, они все замерли, трясясь от ужаса и предчувствуя расправу. Гортхаур быстро нашел Шарга и, не дав тому поприветствовать его и склониться в поклоне, мощным ударом кулака сломал ему и без того кривой нос. Следующим ударом он свалил его с ног. А после этого, прошипел несколько витиеватых ругательств на темном наречии, от которых морды остальных орков вытянулись, выражая неподдельное восхищение сложностью и красотой слога. Гортхаур обмотал длинную цепь вокруг его шеи и по полу потащил слабо барахтающегося орка в пыточную камеру, где долго испытывал на нем свое мастерство и изливал гнев. Закончив с этим, майа заперся в своем кабинете и с блаженной улыбкой на губах приступил к работе, наслаждаясь каждым мгновением. Он был счастлив, потому что рядом не было ни опостылевших рабов или слуг, ни уродливых орков, ни воспылавшего к нему страстью Моргота. Вала Мелькор смотрел за этим с определенной тревогой. Его радовало, что майа так быстро освоился, поскольку еще недавно он сам боялся его смерти, да и сейчас в нем оставалась частичная жалость. Он прекрасно помнил, как обошелся с ним, знал, что непременно сделает так еще и надеялся только на то, что ему хватит сил сдержать порыв очередной страсти. Но Саурон занялся планами на расширение крепости и строительством новых оборонительных укреплений — его не было долго, одни только доклады, сухие и бесстрастные, напоминали об его существовании, да растущие на рубежах дозорные крепости.