AURORA: в поисках ФРБ

      Хонджуну на его жизнь, исчисляемой парой десятков лет, выпала тяжелая ноша. Он повидал множество приключений, от которых бы искренне хотел откреститься. И единственное ценное, что оставил бы, — это его команда. У него никогда не было времени думать о себе. Как-то получалось, что в детстве, будучи на попечительстве своей тети, он заботился о ней, потом заботился о тех, с кем подружился в том рабском лагере, а потом и о своей команде. И что бы только за эти годы с ним ни происходило, чего он только не слышал и не видел, все равно оставалось что-то новое. И Сан приоткрыл эту дверь, совершенно не стесняясь, произнеся:       — Что, если ты мне нравишься, Ким Хонджун?       — Пхах, — резко сдавленный смех. — Не говори глупости, — и так нервно хлопает его по плечу, что Сан ахает, ибо рука все еще болит. — А, прости! Я забыл… Просто ты так внезапно такое сказал! Что я…       — Да я же серьезно! — ноя и страдая от прилива боли в руке, застонал Сан и вновь перекатился на спину. Похоже, травму от шокированного капитана нужно еще и защищать.       — Да кто серьезно о таком говорит?!       — Да кто угодно, видимо, кроме тебя.       — Послушай, могу принять факт твоего внезапного наплыва чувств, но оставь это на потом. Пройдет некоторое время, вернемся на Аврору, и придешь в чувства.       Сан недовольно хмурится и смотрит на приподнявшегося и уже усевшегося капитана. Судя по тому, как тот сидит спиной и отказывается даже обернуться в пол оборота, подобные слова звучали в его сторону впервые. Лестно от того, что из уст Сонхва ничего такого, по всей видимости, так и не звучало. Да и тот факт, что про отношения с ним не заговорили сразу же, тоже внушал некоторые надежды.       — Так это отказ? — интересуется Сан после недолгой паузы.       По правде, Чхве всегда отличался нетерпеливым характером и не давал подумать даже себе, что уж говорить, когда его терзал вопрос аж несколько дней. Он так хотел скорее поделиться этими чувствами с капитаном. Ему ведь приходилось их хранить и скрывать от него, а это не в его манере. И вот выдался момент, когда признание слетело само собой, а Джун не отреагировал должным образом. Стоит ли скрывать, что в богатой фантазии Сана все это должно было закончиться поцелуем?       — Сан, не думаю, что у нас есть время говорить на подобные темы, — весьма мягко говорит Хонджун и поднимается, покидая палатку.       Когда ты долгое время держишь что-то внутри себя, как считает Сан, всегда можно потерять что-то значимое от недосказанности. Это ведь позволяет многим ошибкам свершиться. Ему кажется, что если все люди будут как он, если будут говорить то, что первым придет в их голову, то они непременно станут счастливыми. Но почему же теперь так болит? Фраза была озвучена так некстати, может, в другой ситуации был бы шанс? Может, если бы он был терпеливей и подождал, когда они вернутся на Аврору, реакция бы была другой?       Но Хонджун просто ушел, оставив Сана одного.       Сан выбрал крайне неудачный момент для подобных шуток — думалось Хонджуну. В конечном итоге предпосылок к таким признаниям до этого он не замечал, поэтому крайне удивлен и не способен воспринять это всерьез. И, выйдя на воздух, вовсе не думал обидеть Сана, скорее, поразмыслить над случившимся и просто немного остыть, потому что без веской на то причины щеки начало прожигать от смущения.       Как хорошо, что среди темной листвы он заметил силуэт одного из ребят. Хотя доверия они до сих пор у него не вызывали, а приставучее название казалось до бешенства знакомым ему, на слуху, он все же видел в этом некоторое спасение от подступающего безумия. Поэтому, не стесняясь, пошел ближе.       На достаточно массивном обломке былого мира сидел Тэхен. Имена ребят Джун выучил еще на ужине и потому безошибочно мог определить кто перед ним. Он смотрел на вторую половину этого обломка и с видом крайней озадаченности размышлял над чем-то. Его ноги были подогнуты так, что служили подставкой для своих же рук, а те в свою очередь, расположившись на ногах, загадочно сминали пухлые губы, создавая еще более отреченный вид.       — Привет, — попытался Джун начать разговор и, дабы привлечь к себе внимания, решил попытаться заинтересоваться в объекте, который привлек внимание Тэхена. — Что это?       — Не знаю,— тянет тот низким голосом, но голову не оборачивает.       — Хм, выглядит как что-то древнее.       — Смотрю на это уже три недели, — аргументирует. — И до сих пор не знаю, — и весьма медлительно цокает в конце.       Разговор не клеится от слова совсем, и, предпринимая совсем решительные методы, Хонджун просто садится на интересующий парня арт-объект, однако и этим не сильно став успешней в своих порывах.       — Слушай, я вот что думаю: «Бантан». Такое знакомое название, а вспомнить не могу. Неужели вы в списке охотников?       — Определенно не в том, о котором ты думаешь, — Тэхен говорит все так же озадаченно, рассматривая перед собой что-то. Судя по всему, что именно — значения не имело, сам факт задумчивого взгляда был основной его работой в этот момент. Удивительный человек.       — А в каком тогда есть?       — В каком-нибудь определенно есть, раз где-то слышал, — так же изрекает он и все же поднимает взгляд на парня, позволяя узреть теперь эту туманную ауру во всей красе. Этот парень не только внешне казался достаточно выделяющимся, но вдобавок вел себя соответственно. Либо он лунатит, и это одно из проявлений.       — Я не охотник и моя команда против разбоев, так что…       — Ты тоже ведь есть в списках. Ким Хонджун… и цена такая достойная.       Тут дыхание перехватывает, и Джун резко вскакивает со своего места. Его взгляд тут же дергается, вертится в сторону и выказывает сильное беспокойство. По всей видимости он сейчас просто готов сорваться и бежать, но из-за низкого и излишне спокойного голоса собеседника все еще сомневается, стоит ли ему это делать.       — Не переживай, ты слишком мелкий улов. Не будем даже париться. Тем более твой друг вообще в этом плане бесполезен, — Тэхен заканчивает фразу, смотря в глаза, и с тяжким вздохом возвращает взгляд на изначальную позицию, вновь смотря на старинный объект перед собой. — Почему ты здесь?       — Не спится. Видимо, много провалялся без сознания и теперь…       — Понятно.       — А ты?       — Ловлю вдохновение. Оно где-то близко, но никак не могу поймать.       — Зачем тебе оно?       — Чонгук сделал для меня утконоса, нужно сделать ему что-то в ответ, — цокает он языком и вдруг, как по щелчку, оживает, превращаясь в обычного человека и выпрямляясь, устремив взгляд на Хонджуна и совершенно по-иному осмотрев его целиком. — Выглядишь обеспокоенно. Я же сказал, что не будем тебя продавать. Хлопот больше, чем заработка.       — Да я уже и не переживаю об этом, — младший махнул рукой и снова присел на руины. — Слушай, — он опустил голову и слегка нервно стал перебирать пальцы своих рук, ковыряясь в ногтях и слегка пощипывая кожу. Полностью выдает свое смущение и неуверенность. — Тут такое дело, вопрос задам странный. Просто тут нет моего друга, и прямо не знаю, кого спросить…       — Задавай, — равнодушно говорит тот и снова подпирает рукой голову, теперь опираясь на раскрытые ладони и с любопытством ожидая.       — Тебе когда-нибудь признавались в чувствах?       — Ага.       — А парень?       — Ага.       — И что ты сделал на это?       — …       Тэхен вытягивает свои губы, взглядом скользит в сторону припаркованных машин, явно задумываясь над своим ответом, и потом весьма томно выдает:       — Встречаюсь с ним уже третий год.       Подобного ответа Хонджун уж точно не ожидал и только теперь осознал всю глупость, ведь лично видел, как этот человек весь вечер проводил в обществе своего друга. Но он искренне только о дружбе и думал, ведь они с Сонхва тоже нередко вели себя подобным образом. Он поворачивает голову вслед за взглядом Тэхена, словно пытаясь осознать какую-то простую истину.       И осознает.       Осознает, что логотип, краской вырисованный на одном из фургонов, уж точно не может быть его фантазией. Он видел его раньше, когда-то очень давно. От чего вскакивает на ноги и раскрывает удивленно рот:       — Так вы бантаны.       — Удивительное открытие, — иронично выдает Тэхен, но смотрит на парня.       — Нет, вы те самые. Вы напали на лагерь, в котором я был и благодаря этому я смог сбежать! Пять лет назад!       — Хм, — Тэхен определенно задумывается. — Мы тогда только начинали это все. Кажется, пять лет назад у нас не было особо удачных налетов.       — Может, и нет, но благодаря переполоху я и мои друзья смогли выбраться! — с восторгом заявляет Хонджун. — Получается, вы же известны тем, что держите в страхе рабовладельческие станции!       — Ну, не то чтобы мы были известны, — с легким смущением говорит Тэхен, но, судя по тому, как его спина выправилась, и уголки губ приподнялись выше, похвалу он оценил.       — Вау, а интуиция Сана просто потрясающая!       Тэхен теперь смотрит на парня перед собой с новым интересом. Потому что если немного призадуматься, то первые их налеты редко имели успех, и чаще они с поражением были вынуждены уезжать ни с чем.       — Ели это было так давно, сколько же лет тебе было? Ты выглядишь сейчас так молодо.       — Мне исполнилось шестнадцать незадолго до того, как я сбежал, — с улыбкой говорит Хонджун, и Тэхен с сочувствием кивает.       — Ладно, Хонджун, тебе все же нужно вернуться и поспать. Я тоже пойду, пока мой создатель утконоса не вышел на охоту, — и, хлопнув того по плечу, направился в сторону своего фургончика.       В это время Сонхва сидел в капитанской на месте, которое обычно отведено для Хонджуна. Его ноги небрежно закинуты на пульт управления, руки закрывают разгневанное лицо. Он действительно не знает, что должен делать сейчас. Ситуация, выходящая из-под контроля с того момента, как на них напали, все больше запутывала его сейчас.       «Как бы поступил Хонджун?» — бесконечно крутился вопрос в его голове, но ни одна мысль не давалась четким ответом. Он разрывался. Слезы текли из его глаз уже неизвестно сколько времени, а он все еще не понимал, как должен поступить. Хонджуна здесь нет. Сана тоже. И хотя они дали сигнал, их точка давно остановилась, а значит они прибыли в пункт назначения. При этом у него двое сильно раненых, лежащих в комнате и, хвала небесам, не умерших из-за несчастного случая человека. Оставшиеся с трудом заделывают дыру, образованную в Авроре, и пытаются хоть как-то спасти положение. Днем Сонхва сильный лидер, а в такое позднее время ему безумно страшно за происходящее.       Он снова сидит в полном одиночестве.       Даже не замечает, как легко скрипнула дверь за его спиной, и только когда шаги раздались возле самого уха, Сонхва одернулся, вытер покрасневшие глаза и удивленно уставился на Уена. Тот тоже последнее время ходил совершенно подавленный:       — Подумал, что тебе тоже тут не спится, — подавленным голосом говорит Уен и присаживается на место, выделенное обычно для Сонхва. В такой момент даже ругаться нет сил, потому что оба сейчас переживают похожие чувства. — Подумал, что тебе тоже нужна поддержка.       Сонхва пытается вытереть слезы, но красноту глаз никуда не деть. Он только убирает ноги и садится немного ровней, все еще пытаясь выглядеть сильным перед своим экипажем. Пока Хонджуна тут нет, он капитан команды, и этого не отнять.       — Я в порядке.       — Не ври мне. Я прекрасно знаю, каково тебе, — спокойно говорит Уен и смотрит на парня возле. — Не переживай, с ними все в порядке.       — Это моя ошибка…       — Да было бы в чем винить себя. Это могло случиться в любой момент.       — Я не должен был давать сигнал, и Хонджун бы просто ушел от погони, но из-за взрыва…       — Сонхва, никто не винит ни тебя, ни кого-либо еще, — пытается держаться Уен и поднимается, подходя ближе к временному капитану, опускаясь перед ним на одном колене и просто беря за руку. — Мы найдем их обоих. Живых. Я чувствую, что Сан в порядке. Ты тоже должен чувствовать Хонджуна…       — О чем ты, мы даже не братья.       Уен морщится и вовсе опускается на пол, обернувшись спиной к боковине капитанского седалища, и прислоняется спиной.       — Мы с Саном тоже не братья. Но я ощущаю его… Он словно мой соулмейт, если бы они существовали. Мы знакомы почти всю жизнь, лет с десяти точно, — спокойно рассказывает Уен. Таким рассудительным и тихим его редко когда можно встретить, но настроение на другое просто не располагало.       — Как вы оказались бродячими?       — Ну, — цокает он. — У Сана была только бабушка, поэтому, когда она умерла, моя семья заботилась о нем. А потом на поселение напали, просто потому что пара домов попались на пути между сражениями двух кораблей…       — Сюда, Уен, быстрей! — кричит Сан и хватает скорей руку застывшего друга.       — Надо скорее домой, там все остались! — взволнованно кричит Уен и оборачивается в сторону своего дома.       Сегодня они оба убежали в лес, потому что родители Уена хотели заставить их помогать, а что двум подросткам помощь взрослым? Они лучше побегают, поиграют, точно найдут сотню поводов уйти из дома. И сегодня они ушли, пока никто не видел этого, наслаждались прекрасным днем. Ровно до того момента, как прогремел первый выстрел. Они обернулись и увидели массивный корабль, двигающийся на поселение, а с другой стороны по жилым домам, не взирая ни на что, мчался второй, отвечая выстрелом в противника. Они оказываются лишь свидетелями, вдалеке, внутри леса, спрятанные от всех действий, и только со стороны наблюдают.       Уен рвется вперед, хочет бежать к своей семье и помочь им выбраться, а Сан видит в этом действе совершенную бесполезность и страх потерять своего брата, тянет в другую сторону.       — Идем, нам надо укрыться. Они все в доме, все будет в порядке! — кричит Сан и все же рывком тянет друга.       Они в этих лесах с малых лет, знают каждый поворот и дерево, поэтому им не составляет труда найти овраг и быстро скатиться туда вдвоем, прижимаясь к земле, друг к другу, слушая, как звенят раскаты взрывов, оглушая весь горизонт.       Уен жмется к другу, а тот обхватывает его руками, утешительно поглаживая черные волосы.       — Ничего, тут нас не заденут.       Овраг настолько узкий, что велика вероятность массивной технике просто пройти, не заметив его, а вот двум подросткам — настоящее спасенье. Дабы не навлечь еще больше беды, они мастерят укрытие из веток и листвы, а потом, содрогаясь, лежат в низине.       Все то время, минуемое в тот день, они смотрели друг другу в глаза и держались крепко за руки, тогда они негласно поклялись быть всегда вместе.       Но когда все закончилось, долгожданное облегчение не пришло.       Среди леса теперь не было поселения. Только раздавленные дома, убитые жизни и полная тишина. Здесь не осталось ничего, что им было дорого. И сколько бы ни кричал Уен, ни пытался найти хотя бы свою сестру, в ответ они не слышали и звука, а под обломками можно было найти разве что части разорванного тела.       — Если бы он тогда не заставил пойти меня с ним, меня бы тут не было, — говорит Уен. — Тогда я злился и пытался убить его, говоря, что из-за него я не спас хотя бы сестренку. Но по правде, он спас меня, и я благодарен ему за это.       — Вот как, — тихо изрекает Сонхва и опускает большую руку на чужую макушку, легко перебирая пряди волос и смотря куда-то перед собой.       — А вы? Какая у вас история с Хонджуном?       — Когда мне было семнадцать, я тоже обрел не самый приятный опыт: попал к работорговцам и был продан на точку в шахты, — спокойно говорит Хва и прикрывает глаза, а там снова старые воспоминания. — Там я и встретил Хонджуна. Ему шестнадцать и он пытается сбежать, не собираясь мириться со своей судьбой. Я был восхищен, — с усмешкой замечает он. — Такой мелкий и столько силы духа. Мы подружились с ним почти сразу, а там и еще с парой ребят, с которыми они уже общались. Я был там всего несколько недель, а он боролся за себя полтора года. В четырнадцать его продали туда. Твари… — волосы на чужой голове машинально сжались от прилива гнева, но Уен не издал даже звука, смотря где-то перед собой и понимая, как тяжело вспоминать это все. — Каждый раз, когда он делал попытку побега, его бросали в карцер. Так как избиения часто приводили к переломам, при которых человек не мог работать физически, они нашли другой способ… бросали в ледяную камеру, и человек был там несколько дней, практически без еды и воды. Давали раз в день хлеб… Я не знаю, сколько раз Хонджун был в том месте, но он до сих пор не может избавиться от этого. Он ненавидит холод, кутается в свои шубы и, если температура вокруг падает, он не может совладать с собой и просто увядает. Словно все воспоминания тех лет обрушиваются на него и сковывают все его тело.       — Вот оно что, а я еще смеялся над его образом, а он оказывается болен, — вздыхает Уен. — Мне нужно будет извиниться.       — Каждый раз, когда вижу его засыпающим под одеялом в шубе, стоит на Авроре хоть немного похолодать, мне становится мерзко от того, что в этом мире есть люди, продающие других людей. Продающие детей… я бы хотел уничтожить их всех, — а голос вновь начал дрожать.       Уен молчит, потому что Сонхва, кажется, давно нужно было высказаться. Он не плохой человек, просто слишком ответственный. И вовсе не злой, а берет на себя роль кнута, чтобы держать всех под контролем. В конечном итоге их еще сложно назвать взрослыми, никто из команды не может считаться ответственным, кроме, может быть, Юнхо. Теперь Уен понимает, почему Сонхва перед ними всегда такой, а с Хонджуном улыбается.       — Как вы сбежали? Почему столько лет он не мог, а с тобой все получилось?       — Мы воспользовались моментом, на лагерь напали какие-то люди, и, пока отбивались от них, мы впятером собрали вещи и угнали Аврору.       — Что? — Уен так резко обернулся, что едва не остался лысым на макушке. — Вы этот корабль угнали?       — Верно. Его, деньги, карты, мы забрали все, что смогли, воспользовавшись моментом. Поэтому на нас охота. Вероятней всего, они и думать забыли про то, чего лишились, судя по тому, что не просят вещи обратно, но чувство ненависти… я уверен, он хочет убивать его медленно, чтобы он извинялся, просил прощения за то, что не хотел себе такой участи. Моральные ублюдки, — и снова с его глаз капают слезы.       Уен вскакивает на ноги и на секунду теряется, потому что его тело уже подалось вперед и обхватило чужое, прижимая снова заплаканное лицо к своей груди, позволяя тому спрятать эти слезу и в тоже время ощутить поддержку.       — Мы вернем их, слышишь? — встревоженно говорит Уен и гладит чужую голову. — Вернем…       Уен возвращается в свою комнату. Правда, теперь он ночует на кровати Сана. Дело в том, что из-за двух пострадавших на корабле им пришлось временно изменить расселение. В комнате Сонхва теперь жил Чонхо, чтобы старший мог присматривать за ним: у Чонхо несколько переломов на правой ноге, трещины в ребрах и благо неповрежденная голова. А все потому, что он всегда использует шлемы. Шлемы это хорошо. В другой комнате, в комнате Минги, теперь живет Юнхо, потому что у Минги сломаны обе руки, и пускай тот видит в этом повод веселиться, все же он теперь по-своему тоже беспомощен на долгое время. Благо перелом на правой не такой серьезный, и через несколько недель оттуда гипс, по заверению доктора, можно будет снять. А вот в комнате Юнхо и Сана временно живет Уен вместе с неожиданным соседом — Есаном.       «Нам пока не до Дагара, и не до твоих проблем» — заявил ему Сонхва. — «Ты можешь остаться, но мы продолжим путь туда, только когда разберемся с тем, что случилось».       А так как у Есана вариантов жилья, видимо, не было много, он согласился пока поютиться со всеми немного дольше.       Есан уже спокойно лежал на кровати Юнхо, когда в комнату прошел Уен, отложил одолженную ему книгу и посмотрел на своего временного соседа:       — Ну что, поговорил с ним?       — Ага, — устало заявляет Уен, присаживаясь на постели. — Завтра надо постараться успеть все доделать, и мы поедем по маячку.       — Что? — Есан вскакивает и садится на край кровати. — Мы не успеем так быстро, а деньги, чтобы нанять ремонтника, этот Сонхва не выдает. Че делать тогда?       — Я так понимаю, на счета ребят ушло много денег, и сейчас он обеспокоен этим. А еще нам надо будет как-то перегнать Аврору к другому краю города, что сейчас займет много лишнего времени.       — И что? Вы хотите поехать туда, не знаю куда?       — Маячок остановился, они в определенной точке.       — Отлично, поздравляю, их доставили в пункт заказа. Серьезно? Рванете туда? Можно я сойду?       — Сходи, — зло говорит Уен и резко заваливается на постель своего друга, обхватывая подушку. — Будешь бесить меня, и ночью придушу, — и отворачивается к стене, не желая больше видеть этого лица. И как он раньше мог считать его красивым?       Есан между тем тушит лампу и после закутывается под одеяло, оставляя книгу где-то под подушкой.       — Да ладно тебе, не злись. Просто проблемно будет, если схватят там нас всех.       — Не твоя семья, поэтому так и рассуждаешь.       — Ага, еще скажи, что это потому, что семьи нет, — фырчит Есан и продолжает лежать. Ему бы хотелось лечь сейчас на бок, но агрегат на его теле все еще не позволяет этого сделать. Но в ответ, между тем, ничего не получает. — Слушай, я не жалуюсь тут. Как бы сейчас вообще мало кого семейного встретишь. Я тип, — рассуждает он, — Понимаю, наверное, что вы ощущаете. Просто думаю, готовы ли вы рисковать остальным экипажем ради них?       Уен не спит, он, закрыв глаза, просто слушает этого человека, а под подушкой сжимает кулаки, дабы не сорваться на нем сейчас и не выбить эти рассуждения. Им с Сонхва действительно тяжело в этот момент, и как он, левый человек, имеет право так рассуждать? Останавливают только мысли о Сонхва, что не хочет доставлять ему больше проблем, ведь состояние Есана — сплошная проблема, и как жаль, что поселить его отдельно в комнату никто не может и не согласен, ведь этому человеку сложно доверять, и Уен вынужден за ним присматривать.       Сан просыпается от щебета птиц. Подобное утро его не встречало с тех пор, как просыпался он в лучшем случае под гул Авроры, а в худшем — под недовольства старшего. Он открывает глаза и обнаруживает тяжесть в своей руке, на удивление, ранее здоровой. Причина становится очевидной, когда он открывает глаза: ночью Хонджун, не найдя никакой подушки использовал для этого чужую руку и теперь славно так лежал рядом. Хотя это и достаточно тяжко, ничего против парень не имел, лишь осторожно завернулся на бок и, пытаясь не думать о тысячах причин, почему ему неудобно сейчас лежать, просто смотрел на прекрасное лицо рядом.       Становится даже завидно, что именно Сонхва обычно может лицезреть капитана таким. Потому что в это время он кажется беззащитным. Конечно, подобное было и когда он был без сознания, но в тот момент не вызывало ничего кроме паники. А теперь его ровное дыхание заставляло улыбаться. Со слегка вновь приоткрытого рта выглядывал ровный ряд зубов, сквозь которые сбоку просачивалась тончайшая полоска слюны. Не думая о приличии или брезгливости, Сан осторожно подбирает ее и размазывает по собственной одежде остатки, вновь любуясь этим лицом.       И хотя вчера ему разбили сердце, сегодня он счастливо вновь улыбается этому человеку. Только потому, что падать духом не входило в его личные планы. В конечном итоге он все еще может видеть Хонджуна, быть рядом, а главное, что он может не скрывать то, что творится внутри, и говорить об этом открыто. Хотя бы пока самому Хонджуну это не надоест. А пока он будет довольствоваться тем фактом, что сердце молодого капитана все еще свободно.       Не стесняясь и не страшась, что капитан может открыть свои глаза, Сан опускает руку на его щеку, ведет по ней большим пальцем и даже не пытается сдерживать счастливую улыбку. Какое же это облегчение, когда ты не пытаешься обманывать сам себя. Он может трогать его кожу, осторожно вести пальцами по разбитой брови, изучая неровный рельеф небольшого шрама. Может зарыть пальчики в этих густых волосах и сжать их там, наслаждаясь, как от ощущений морщится чужое лицо. Всегда такой сильный и властный капитан последние дни лишь его маленькое сокровище, которое он точно будет защищать. Он вообще решил это очень давно, просто каждый раз напоминает себе и проворачивает в голове все те фразы, что скажет Хонджуну. А тот еще и так заманчиво жмет свои губы, неосознанно облизывает их и сглатывает накопленную слюну.       — Я могу это воспринять и как приглашение, — шепчет Сан, засматриваясь на манипуляции чужого языка. Ему только повод дай, и он что угодно сейчас воспримет как приглашение, потому что внутри все разливается теплом и подначивает его если не сделать гадость, то хотя бы себе радость. Но сдерживается из уважения к старшему. Только берет в руки его маленькую косичку, проводит по ней пальцами и обращает внимание, что те уже совсем отрасли и с этим точно нужно будет скоро что-то делать.       И Сан решает, что сделать ему что-то с этим нужно прямо в эту секунду. Он так энергично подскакивает, что даже забывает о том, чем служит его рука. Так что голова капитана просто скатывается, чудом не разбудив сладко спящего. Облегченно выдохнув и пообещав, что в будущем не будет таким вспыльчивым, Сан более осторожно вновь укладывает капитана на бок, нагло стягивает тонкую резинку с основания его косички и расплетает ее.       Тут встает важный вопрос: умеет ли Сан заплетать косички?       Конечно же нет. Вообще никогда даже не задумывался, как это делается, но на вид все смотрится достаточно просто. Поэтому он расплетает кудрявые пряди и замирает. Это выглядит очень забавно — как маллет опускается на чужое плечо. Волосы волнистые от достаточно долгого пребывания в одном положении. Не похоже, что Хонджун каждый день тратил время на укладку своих волос.       Сначала Чхве действительно пытается заняться важным делом: заплести чужие волосы. Потом осознает, что получается у него это не очень хорошо. Потом вдруг понимает, что косички это вообще его самый крайний талант. А вот спустя пару минут уже просто забавно играется с чужими волосами, позабыв о начальной миссии. Он трогает пальцами длинные пряди, массирует чужую голову пальцами, а потом пытается из этих кончиков примерить Хонджуну усы. Те ему страшно не идут, но знатно веселят Сана, от чего он просто давится смехом, пока в порыве неловкости волосы противно не щекочут чужой нос. Конечно же, Хонджун морщится, чихает и просыпается, в порыве последнего смачно так врезав Сан по лицу, чисто случайно, так как не видел, где тот вообще мог находиться, и просто хотел убрать дискомфорт от щекотки.       — Утро доброе! — звонко чеканит Сан, уже лежа поперек Хонджуна и приняв позу, полную уверенности, что именно в таком положении и хотел его встретить.       — Сан? — морщится старший и приподнимается, от чего названному приходится сесть на матрасе. — Ты что творишь?       — Привыкай, очень скоро так ты будешь просыпаться каждое утро, — не стесняясь, заявляет он и улыбается во все свои зубы, любуясь помятым лицом капитана.       — В каком это смысле?       — Когда мы будем спать в одной постели на постоянной основе.       — Ты что, выпить с утра пораньше решил?       — Если и выпить, то только хлебнуть комплиментов от тебя, — задорно говорит он.       Хонджун снова морщится, не зная как реагировать на такое резкое изменение в поведении подопечного. А потом замечает, что привычной косички сбоку нет, там только оставшийся маллет, болтающийся на плече.       — Это еще что?       — Совершенно не знаю, видимо, ночью резинка упала, — с честными глазами лжет Сан и улыбается. Не то чтобы он хотел отношения со лжи начинать, но порой это необходимо, чтобы отношения не закончились на его мгновенной смерти.       — Ох черт, — ругается он и явно теряется, ибо подобной бурной ночи до этого, видимо, не представлял. Такое с ним впервые. Он пытается заплести себе волосы теперь самостоятельно.       — Если покажешь, как это делать, я могу сделать тебе все.       — Не думаю, что у тебя получится, — безнадежно говорит Хонджун и снова пытается сделать все лишь наощупь.       Сан не стесняется, двигается ближе, почти донельзя сокращая между ними расстояние и протягивая свои руки. Потом осознавая, что это все ему тоже неудобно, обползает парня так, чтобы оказаться за его спиной, прижимается так близко, что нагло опрокидывает свои ноги на чужую талию и жмется, как коала. Берет пряди волос и дергает из чужих рук концы.       — Все в порядке. Я немного попрактикуюсь и буду заплетать тебе хоть каждое утро.       — Не нужно, Сонхва знает как…       — Сонхва вообще много лишнего знает. Он это делает из одолжения, а мне будет в радость! — и снова говорит своим звонким голосом, опять путаясь пальцами в чужих волосах, но теперь более официально. — Я бы хотел, чтобы ты теперь ко мне с таким приходил, а не к Сонхва. Хорошо?       — Угомонись, Сан.       — М-м-м, нет. И что ты мне сделаешь?       По правде, Сану с такого ракурса не видно, но подобное поведение совершенно не раздражало Хонджуна. Он только скромно улыбнулся, сдавив усмешку.       Но сколько бы Сан не пытался и не говорил без умолку, все равно косички не заплетались, так что намного быстрей их пришли будить. Дверь распахнулась, и там снова показалась голова Чонгука, заглядывающего внутрь. Заметив Сана, так рьяно обнимающего своего капитана, он улыбнулся и подмигнул обернувшимся ребятам, намека и причины, правда, Хонджун не понял. А вот Сан хоть и тоже не понял, но ответно решил тоже подмигнуть, для профилактики.       Вскоре рядом показалась и голова Тэхена, немного равнодушно рассматривающего эту странную картину.       — Что у вас тут происходит? — уточняет тот.       — Хен, они заняты, — радостно говорит Чонгук.       Однако Тэхен, несмотря на жесты, подниматься и уходить не спешит. Он замечает причину проблемы и, имея достаточно огромный опыт в плетении кос даже на себе, проходит внутрь. Действительно никто уж не думал, что четыре мужика среди леса могут собраться в палатке, потому что у одного расплелась косичка.       — Слушай. Может, отрежем их тебе? — спрашивает Тэхен, хватая чужие волосы. — Отрасли же. Некрасиво, все корни черные, — ценитель прекрасного неодобрительно смотрит на ужасный стиль волос и рукой отодвигает разочарованного Сана.       — Да, наверное, так лучше, — Джун бы раньше отказался от затеи, потому что косички ему, в принципе, очень даже нравятся. Но представив, что Сан вполне может чудить и влетать по утрам, дабы переплести их (совершенно того не умея), решает согласиться на предложение.       — Ок, выходите есть, потом сделаю тебе норм все, — Тэхен хлопает парня по плечу и выходит из палатки.       Вот уж какой подставы Сан от жизни не ожидал, так это когда из «мастерской» Ким Тэхена его капитан вышел не только без своих знаменитых косичек, но и вообще лишился синего цвета волос.       «У меня нет синей краски» — заявил Тэхен перед тем, как начать делать что-то.       Но вот что Хонджун выйдет белого цвета — было просто объявление войны без предупреждения. И, казалось бы, так сильно поменялся, наверняка непривычное часто вызывает отторжение. А Сан единственное, что отторгает, — это собственное сердце, потому что может только хвататься за него от чужой красоты.       — Тебе так идет! — восторженно говорит парень и подлетает ближе к капитану, трогая мягкие волосы. — Вау, этот Тэхен такой крутой.       — Он… любит делать разные штуки и сказал, что избавит меня от черных корней. Не думал, что это будет вот так, — неловко говорит Хонджун и совсем осторожно отстраняет чужую руку от своих волос. Сана этот жест не радует, но и грустить он не думает, потому что, видя совершенно другого Ким Хонджуна, он убеждается в своих чувствах: каким бы этот человек ни был, пока это он — все будет хорошо.