Натуралы — это не мое

Киришима чертил в тетради, усиленно делая вид, что ответственно конспектирует каждое слово преподавателя, но на самом деле думал о своем лучшем друге. После вчерашней справедливой отповеди Бакуго, о том, что он хреновый друг, Киришима уже с самого утра был погружен в размышления, на лекциях только делая вид, что слушает, а на самом деле, момент за моментом, вспоминая свою дружбу и жизнь под одной крышей с Бакуго. «Все оборвалось так ужасно! Вот если бы было можно повернуть время вспять, не приводить ту дуру к нам домой, если бы Бакуго не вернулся раньше положенного…» Разрыв с Бакуго оказался для Киришимы сродни маленькой смерти — это был его первый опыт совместного проживания, после того как он поступил в университет и съехал от родителей. И этот первый опыт, как и сам Бакуго со своим стилем жизни и взглядом на вещи, очень сильно повлиял на него в лучшую сторону. Киришима никогда особо не убирался в своей комнате, не умел готовить, не стремился быть отличником, жил, как говорится, в свое удовольствие, и особо не напрягался — обо всем заботились родители, ну а он просто ходил в школу, изредка делал домашку и зависал со скейтбордистами. Поэтому сначала он на самом деле не понимал, почему так бесится Бакуго из-за разбросанных вещей, громкой музыки и мелочей в виде грязной кружки в раковине — это ведь несущественные пустяки, за которые родители его уже давно перестали ругать. Он надеялся, что Бакуго от него отцепится, смирится, поймет, что вот он такой: неорганизованный растяпа, любит спонтанность и драйв. Поймет, как и мама, и тихо будет делать вещи вместо него, а он продолжит жить в свое удовольствие. Но не тут-то было: Бакуго не стал мириться с его раздолбайством и безответственностью — он начал его перевоспитывать, причем грамотно, пусть ругаясь матом и обидно обзывая, но объясняя и мотивируя. И, со временем, не разбрасывать вещи, поддерживать порядок в квартире, выполнять какие-то небольшие домашние дела, за успешное выполнение которых Бакуго скупо его хвалил, стало для него нормой. Ему нравилась потрясающая готовка Бакуго, чистая квартира, вкусно пахнущие вещи и ненавязчивая тишина, и он изо всех сил старался не разочаровывать великолепного соседа, который был идеален во всем. Киришима на мгновение прикрыл глаза, вспоминая Бакуго, выходящего из душа в одних трусах. В такие моменты хотелось свистеть от восторга и хлопать в ладоши — тело Бакуго было подобно прекрасной античной статуе, но было не из мертвого белого мрамора, а подвижное, гибкое, живое… и эти мышцы, красиво перекатывающиеся под кожей, когда тот двигался — на них Киришима готов был смотреть часами… — Эй, не спи, — Каминари — новый сосед, пришедший на смену Бакуго, но отнюдь его не заменивший, подтолкнул его локтем, решив, что он заснул. — Ой, — Киришима поспешил открыть глаза, чтобы не спалиться перед преподом и быстро кивнул другу. — Спасибо, бро. Уставившись в тетрадку, постарался вновь сконцентрироваться на голосе преподавателя, но непослушные мысли снова унеслись прочь — к Бакуго и его идеальному телу. Как бы он хотел себе такое же! Но ничего не выйдет, хоть плачь. Иногда просто не дано от природы. Поэтому остается только смотреть, завистливо вздыхать и постоянно одергивать себя — вечно хотелось прикоснуться и прижаться к кубикам щекой. Со стороны это выглядело до ужаса странным, и Бакуго совершенно справедливо выставил предъявы, после которых пришлось выложить все начистоту и признаться в своей постыдной зависти. Неудобно было жутко, он же не гей! Но, как ни странно, Бакуго понял его правильно, дал потрогать, даже щекой прильнуть разрешил. Киришима был поражен, что у парня может быть такая бархатная кожа. Все исподволь пытался выяснить, чем же таким мажется Бакуго, что так офигенно пахнет после душа и такой приятный на ощупь, но никакого магического крема не нашел — хоть и дорогой, но обыкновенный гель для душа, которым он сам втихаря пару раз помылся, но такого же эффекта не получил, и смирился, что Бакуго идеальнее его во всем. Он сменил стиль, купил парфюм и даже сменил прическу, чтобы стать более похожим на Бакуго. Тот, само собой, понял откуда ветер дует, и обозвал «дерьмоволосым» и нелепой жалкой копией. Ну и пусть, плевать, что копия: таким Киришима себе нравился больше — эдакий дерзкий Киришима Эйджиро с красными и острыми, как иголки, волосами. Он даже на судьбу не жаловался, хотя вставать приходилось на полчаса раньше, чтобы все начесать и залить лаком, но оно того стоило. Женский пол теперь просто таял от его брутальной внешности и ласкового обращения, потому он достаточно быстро нашел себе постоянную девушку, когда ему действительно приспичило, и гордо ходил на свидания. А когда они с девушкой ссорились, он плакал у Бакуго на крепком, надежном плече… Да, Бакуго был идеален во всем — самый настоящий друг! Он, хоть и был не по девочкам, но всегда его поддерживал, слушал, обнимал и каждый раз уверенно заявлял, что не стоит реветь, у него все получится. И Киришима ему верил, потому что слова лучшего друга были для него правдой в последней инстанции… — Эй, где ты витаешь всю лекцию? — громко в ухо спросил его Каминари. — Двигаем, нам на второй этаж в другую аудиторию. Киришима на полном автомате сложил все в рюкзак и поплелся за своим другом — улыбчивым, оптимистичным блондинчиком, с которым уже долгое время снимал комнату. С Каминари было легко и не напряжно — он не заморачивался по поводу чистоты, как Бакуго, не умел готовить, как он сам, и по первой просьбе скрывался с горизонта, когда к нему приходила подружка. Да, его новый сосед не был идеален во всем, как Бакуго. Каминари Денки был классным, жизнерадостным парнем, который мог с ним сорваться покататься на скейте или проиграть в приставку всю ночь, а потом идти на пары, что было абсолютно неприемлемо для правильного Бакуго, который постоянно талдычил, что высыпаться крайне важно. Единственное, чем Каминари хоть как-то был похож на Бакуго — успеваемостью, но вот помочь с домашкой не мог: совершенно не умел объяснять так, чтобы Киришима его понял, — начинал воротить что-то пространное, и он абсолютно запутывался, что к чему, уже через минуту таких объяснений. Бакуго же всегда емко и четко объяснял все, включая нюансы, как будто план по пунктам расписывал, и Киришиме становилось понятно уже после нескольких секунд. Он радостно продолжал сам тараторить, что понял, исподтишка посматривая на сосредоточенного Бакуго, который согласно кивал, называл его красавчиком, но продолжал объяснять дальше, не позволяя ухватить смысл только поверхностно, а именно, заставляя понять, в чем же суть. — Слушай, с таким отношением ты встрянешь на сессии, — голос Каминари вернул Киришиму в действительность. — Скоро экзамены, а у тебя по всем предметам долги. Что собираешься делать? Тебя же тупо не допустят, если ты в ближайшее время все не сдашь. — Да сдам я! — огрызнулся Киришима, раздраженно морщась — учеба стала больной темой, после того как он перестал жить с Бакуго. — Соберусь и сдам! — Ну-ну, — усмехнулся беззлобно Каминари и протянул руку вперед. — А спорим, что нет? — А вот спорим! — он порывисто схватил руку друга и разбил их руки. — Отведу тебя куда захочешь, если не сдам! — Заметано! — подмигнул ему Каминари, абсолютно уверенный в своей победе. — Усердно копи деньги — я собираюсь съесть и выпить о-го-го сколько! — Не напугал! — усмехнулся Киришима, уже строя план, как грамотно подкатить за помощью к Бакуго — без него тут точно не справиться. И неважно, что Бакуго учился совсем на другом факультете, — он в доли секунды мог ухватить суть задачи и найти решение, в этом Киришима уже не раз успел убедиться. Поэтому, без вариантов — ему нужен Бакуго, тем более, что тот сам говорил, что ему надо взяться за ум и учиться лучше. Не бросит же он своего лучшего друга на произвол судьбы?! Они сели на свои излюбленные места на задних ярусах аудитории, Киришима честно вытащил ручку и тетрадь, собираясь прямо сейчас взяться за ум и все тщательно записать, но сегодня был явно не его день — после фразы преподавателя: «Вам все пока понятно?», которую ему так часто говорил Бакуго, Киришима снова мысленно унесся из аудитории в далекое счастливое прошлое, когда он жил со своим лучшим другом под одной крышей. «Как же хорошо было», — невольно подумал Киришима, вспоминая, как ему кивал Бакуго, одетый в фартук, что-то сосредоточенно помешивая в кастрюле и напоминая, чтобы помыл руки перед едой. Потом они ели, рассказывая друг другу новости, и садились за домашку. Его правда самого ненадолго хватало и он осторожно забирался на кровать и тяжело вздыхал, тактично привлекая к себе внимание и намекая, что не отказался бы от помощи… И Бакуго всегда его выручал, что в учебе, что в делах сердечных — объяснял, отвешивал совсем не страшные подзатыльники, когда Киришима не врубался, заваривал чай, чтобы он не уснул, когда надо было готовиться. Бакуго позволял полапать себя, уже смирившись, что у Киришимы такой заскок на его теле, тоже обнимал в ответ, когда Киришима в расстроенных чувствах бежал к нему плакаться, и совсем беззлобно ворчал, что он своими соплями запачкал ему чистую майку. Теперь такого и в помине не было — его никто не встречает, не готовит вкусную еду, не заботится о том, чтобы его вещи обалденно пахли или чтобы он лег вовремя спать, а то снова будет клевать носом на парах, не говорит, хмурясь: «Не реви!» и крепко не обнимает в ответ, заверяя, что у него все получится. Теперь такого не было, ведь они больше не живут вместе… Киришиме внезапно захотелось плакать — он наконец понял, как много для него делал Бакуго, а он принимал это как само собой разумеющееся. А ведь он ему действительно не мама и не папа, просто друг, который не умеет делать вещи плохо, поэтому взвалил на себя такую ответственность — его самого, его успеваемость, да что там — Бакуго взвалил на себя почти всю жизнь Киришимы Эйджиро и только вчера впервые (!) попрекнул его, что он хреновый друг. Киришиме всегда казалось, что самым тяжелым моментом в его дружбе с Бакуго были несколько дней после слов «тебе стоит переехать». Тогда у него наступил настолько сильный шок, что все подернулось какой-то эфемерной дымкой и будто происходило не с ним самим. Слезы в вечер расставания катились из его глаз, он что-то отвечал, чувствовал объятия Бакуго, как тот старается его успокоить и урезонить, а сам ощущал какую-то странную пустоту внутри. Он отревел несколько дней в своей новой комнате, не находя себе места и проклиная собственную глупость. Перед глазами стояли моменты расставания: у Бакуго в тот день были ободраны костяшки на правой руке и он изо всех сил держался, чтобы не сорваться и не наорать на Киришиму, а ведь повод был — правило было нарушено и уже неважно почему. Неожиданное осознание, что он никогда не смотрел на ситуацию глазами Бакуго, словно током шибануло Киришиму: пальцы вмиг похолодели, в глазах потемнело, а в легких внезапно закончился воздух. На этот раз шок был даже сильнее, чем в те несколько дней после расставания. Киришима жадно глотнул воздуха, сжал ледяные пальцы в кулак и прикусил губу, чтобы не заорать в голос во время лекции. «Блиин… Бакуго, ведь тоже вел себя странно в тот день… Ему же тоже было больно, что я вот так вот легко предал его доверие… Ну что я за дебил… Боялся потерять Бакуго, ведь с ним было связано столько комфортного и приятного… А о нем самом и его чувствах я вообще хоть раз подумал?!»  Как же можно было себя настолько эгоистично вести! А сколько раз он неожиданно припирался на рогах к Бакуго, когда его отшивали, даже не задумываясь, что, может, тому неприятно вообще слушать о гетеросексуальных отношениях и сопли его пьяные потом со своих маек стирать… Киришима густо покраснел и уставился на единственное написанное за лекцию слово в тетради. «Бакуго» было написано его собственной рукой по середине листа. «Вот именно, Бакуго, — чертыхнулся он про себя и до хруста сжал ручку в кулаке — он должен прекратить наплевательски относиться к замечательному Бакуго, ведь тот столько для него сделал. — Я просто обязан стать ему достойным другом!» Киришима сунул сломанную ручку в пенал и быстро вытащил телефон из кармана. В первом сообщении он поблагодарил Бакуго за вставленный мозг накануне, а во втором поклялся сегодня завалиться в гости с пивом и вкусняшками, а также запасами для самого Бакуго — он намерен возместить все то, что съел и выпил до этого. Не получив ответа, он даже не расстроился — значит Бакуго или еще на парах, или на подработке и не может ответить. Киришима улыбнулся — после решения начать все исправлять немного полегчало. Надо будет обязательно как следует извиниться перед Бакуго и очень серьезно поблагодарить, ведь тот столько о нем заботился, а он не оценил поддержку друга по достоинству. Даже его девушки столько для него не делали, сколько всего сделал Бакуго... «Блять! Я без вопросов дарил им цветы и подарки... А лучшему другу даже лишнюю упаковку пива просто так ни разу не принес... Твою же мать!» Преподаватель объявил, что на сегодня лекция закончена, но Киришима даже не обратил на это никакого внимания, погруженный в собственные невеселые мысли. — Ну все, на сегодня отмучились, — радостно воскликнул рядом Каминари и хлопнул Киришиму по плечу. — Ты домой или на подработку? — На подработку, — натянуто улыбнулся Киришима, продолжая мысленно строить планы: отработает и через четыре часа отправится в магазин за пивом и «ништяками», как вкусности называл Бакуго, а потом к лучшему другу домой, чтобы извиниться за то, что был полным мудаком — не ценил Бакуго и его заботу, а потом скромно попросит помощи в подготовке к предстоящей сессии. Каминари только понимающе хмыкнул, попросил еще купить рамена домой, если Киришима пойдет в магазин, закинул рюкзак себе на плечо, коротко попрощался и махнул знакомым, заглянувшим в аудиторию, дескать, подождите меня, я с вами. Киришима проводил его задумчивым взглядом, ловя себя на мысли, что он никогда не восхищался внешностью своего нового соседа, хотя тот был симпатичным, дружелюбным и улыбчивым. Ему никогда не хотелось полапать его пресс, хотя он у Каминари, в принципе, тоже был. Да и хлопать в ладоши, когда тот выходил из душа почему-то совсем не хотелось. «Просто он не настолько идеален как Бакуго», — сам себя успокоил Киришима и начал складывать в рюкзак свои письменные принадлежности. Время на подработке пролетело очень быстро: в пятницу всегда был наплыв посетителей в бургер-кафе, в котором он работал уже почти год. Киришима, как ошпаренный, носился по залу с подносом, едва успевая разнести заказы и собрать грязную посуду, а поток посетителей даже и не думал спадать, будто сегодня их кафе было единственным местом в городе, где можно попить кофе и поесть. Несмотря на усталость, Киришима был рад такому авралу — ему некогда было заниматься самобичеванием и самокритикой: посетители все поднимали и поднимали руки, привлекая его внимание, и заказывали все новые и новые блюда и напитки. Киришима улыбался во все тридцать два, галантно обслуживал, говорил вежливые комплименты симпатичным посетительницам и собирал чаевые (так как кафе было европейским, то чаевые симпатичным официантам доставались щедрые) и новые номера телефонов. В этом плане его подработка была идеальным местом для поиска очередной девушки — здесь их всегда было предостаточно. А он со своими красными волосами привлекал внимание женского пола словно магнит. Пара грамотных комплиментов, просьба бариста нарисовать корицей что-нибудь милое на пенке капучино, к месту сказанная шутка — и девушки были не прочь познакомиться поближе. Отработав даже чуть дольше, — надо было закончить обслуживание своих столиков, — Киришима быстро переоделся, пересчитал чаевые, которых сегодня набралось достаточно много, повесил форму в шкафчик и припустил в магазин, размышляя, что надо будет у Бакуго поинтересоваться, что именно в следующий раз принести из продуктов, а сегодня он просто купит побольше пива, чипсов и острых орешков, которые так любит его лучший друг, и они хорошо посидят. Нет, он даже останется на ночь! Завтра же суббота и на пары не надо! Воодушевленный Киришима достаточно быстро дошел до квартиры Бакуго и открыл тихонечко дверь. Почему-то захотелось выпрыгнуть из коридора в комнату с какой-нибудь нелепой фразой: «Ну что, заждался?», как это показывали в комедиях, и увидеть удивленное лицо лучшего друга, нахмуренные брови, а может даже и улыбку. Он осторожно закрыл дверь, поставил пакеты на пол, снял обувь и… вдруг услышал протяжные стоны, доносящиеся из комнаты. Киришима примерз к полу — неужели он не вовремя? Может, ослышался? Или Бакуго порнушку в телефоне смотрит… тогда надо как-то… тактично? Тряхнув головой, он сделал пару осторожных шагов до комнаты и украдкой заглянул в нее. Нет, это было не порно. И он совсем не ошибся — оказалось, он действительно явился не вовремя, хотя вроде как и предупреждал. Киришима замер, не в силах отвести взгляд от двух тел, двигающихся на кровати и густо покраснел — так вот он какой, гомосексуальный секс… Поспешно закрыв себе рот рукой, чтобы не спалиться, он медленно отступил назад. В его ушах еще стояли звуки сбившегося дыхания этих двоих, поскрипывание кровати, характерный звук соприкосновения двух голых тел и негромкие протяжные стоны синеволосого мальчика, который в эту самую минуту был под Бакуго. Его Бакуго. Киришима, как можно тише, надел кеды, подхватил мешки и открыл дверь. «Валить… тихо-тихо! Мне надо валить отсюда как можно скорее или… вообще все закончится, Бакуго же меня проклянет! Я этого не видел… не знаю… кто он такой вообще этот синеволосый?! Они вместе?!» — мысли, одна неприятнее другой, лихорадочно бились в мозгу Киришимы, пока он трясущимися пальцами придерживал ключ, осторожно проворачивая его во входном замке, а потом почти бегом бежал с мешками домой, размазывая по лицу непрошенные слезы.