Ленинградская коммуна

От вопля Миши задребезжали стёкла. Он ничего не мог с собой сделать, крик вырвался из горла сам собой, и Мишка всё никак н мог закрыть рот. — Да что вы все, сговорились, что ли?! — на пороге комнаты появился Антон Петрович. Если бы взглядом можно было убить, Мишка бы давно уже валялся мёртвым, но он был жив и продолжал орать. — Что на этот раз случилось? — Серёжа не дыши-ит! — растянул Миша и вдруг из глаз у него подкатились слёзы. Антон Петрович в мгновение ока оказался возле распластанного на матрасе Сергея, прижал два пальца к шее, положил вторую ладонь на лоб. — Пульс есть, но сгорит, — пробормотал мужчина, а потом повернулся к Мишке: — раздень его, я принесу водку. От этого Миша совсем растерялся и заплакал ещё сильнее. — Для п-поминок? — заикаясь, спросил он. — Идиот, — Антон Петрович хлопнул себя ладонью по лбу, тут же зашипел от боли. — Делай, что велено! Миша, хлюпая носом, принялся расстёгивать пуговицы на рубашке Серёжи. Его грудная клетка всё же двигалась, хоть и еле заметно. Мишка прижал ладонь к левой стороне, чтобы почувствовать, как слабо бьётся сердце. Господи, а он уже подумал, что Серёже пришёл конец. Выпутать его горячее тело из рубашки оказалось сложно, он был тяжёлым и неповоротливым, но даже от неуклюжих Мишкиных движений не пришёл в себя. Когда с рубашкой было покончено, Миша в нерешительности замер. Серёжа выглядел совсем юным, даже маленьким, таким несчастным. — Бедненький, — прошептал Мишка. — И где тебя так прохватило? Он, поддавшись внезапному порыву, склонился над Сергеем, поцеловал его в сухой горячий лоб. В коридоре послышались торопливые шаги, через несколько секунд в комнате появился Антон Петрович с полупустой бутылкой водки в руке. — Вот сволочи, — ругался он, — всё выжрали. Еле нашёл. Это всё Трубецкой, будь он неладен! Как с цепи сорвался, ей-богу. Миша отошёл в сторону, неотрывно глядя на Серёжу. Едва только водка коснулась его кожи, он вздрогнул, а потом медленно разлепил веки. — Холодно, — прохрипел он, заворочал слабыми руками, пытаясь, очевидно, добраться до одеяла. — Холодно ему, — злобно выплюнул Антон Петрович, — лежи, умник, чтоб тебя. Скажи спасибо, что на тот свет не отправился. От Серёжи теперь разило спиртом за версту, но Мише было всё равно. Как только ветеран ушёл, продолжая ругаться себе под нос, Бестужев-Рюмин опустился на самый краешек матраса, рядом с другом. Серёжу била крупная дрожь, но это было хорошо, температуру просто необходимо было сбить. — Как же ты так умудрился? — сочувственно спросил Миша, поглаживая серёжину ладонь. — Наверное, простыл, когда ночью к телефону бежал, — предположил Сергей. Он был рад поговорить об этом, а не о том, что произошло вчера между ним и Мишей. Эту тему он пока поднимать не собирался, у него не было никаких сил ругаться. — А что произошло? — Миша удивлённо покосился на друга, правда, старался не смотреть никуда, кроме лица. Ему почему-то было стыдно глядеть на обнажённого Сергея, хоть и голый у него был только торс. — Да, сказать страшно, — Серёжа вдохнул глубже, обхватил себя руками, пытаясь согреться. — Наталья Михайловна, ну, жена Кондратия Фёдоровича, того… Убиться пыталась. — Как?! — с ужасом вскричал Мишка. — А вот так, — понизил голос до шёпота Сергей. — Посреди ночи Настька крик подняла, что мама её умирает. А она и в самом деле, как будто вот-вот помрёт. Дёргалась вся, и пена у неё изо рта шла. Она таблеток наглоталась. Миша отвернул голову, не зная, как на это реагировать. — Потом, — продолжал Серёжа, — её скорая увезла, а Настька теперь у нас, пока что. Не знаю, куда её денут. Наверное, заберут в детский дом. — Она же не сирота, — тихо сказал Миша. — Отец в тюрьме, а мать в больнице и неизвестно, выйдет ли оттуда, — заметил Серёжа. — А у себя мы не сможем вечно её держать. Повисло молчание. Слышно было, как на улице галдят дети, как Антон Петрович гремит посудой на кухне и ругается. — Я к тебе мириться пришёл, вообще-то, — Мишка скосил глаз на Серёжу. — Ну, вчера мы как-то не очень хорошо расстались. — Да это ты меня прости, — повинился Серёжа. — Я как бешеный был, как будто мне вожжа под хвост попала. Я ещё и какую-то женщину в парадной чуть не зашиб. Мишка вдруг звонок рассмеялся, как будто прозвенел колокольчик. — Так вот, кто мою маму толкнул! Она, значит, на тебя сказала, что какой-то «мерзавец» на неё налетел. Серёже снова стало жарко, но на этот раз не от высокой температуры, а от стыда. Ну, надо же так вляпаться! — Да ты не бойся, — Миша ласково толкнул друга в плечо, — она тебя совсем не рассмотрела. — Хорошо… Они ещё немного поболтали, потом из школы вернулся Ипполит и Мишка ушёл домой. Он был рад, что с Серёжей всё разрешилось, но и, конечно, теперь переживал из-за него. Теперь он снова каждый день ходил к другу, потихоньку таскал ему конфеты и развлекал, как мог. Сергей поправился только спустя неделю, и с удивлением обнаружил, что на Неве встал лёд. Это была суббота, они с Мишей шли из кино. Всё было так цивильно, они сидели на последнем ряду, весь фильм Серёжа слышал, как Мишка задерживает дыхание на особенно драматичных моментах, как вздыхает и еле слышно ойкает. Серёжа вышел из кинозала красный, как рак, потому что Мишка был таким по-девчачьи восторженным… И вот они шли по набережной, и взгляд Сергея упал на стянутую льдом реку. — А ты умеешь кататься на коньках? — спросил он Мишу, останавливаясь возле перил, отделяющие набережную от реки. — Нет, — Мишка посмотрел на Серёжу, — а ты? — Умею, — задумчиво сказал Сергей. — Антон Петрович научил. Он говорит, что как будто родился в коньках, и правда, здорово кататься умеет. Взял как-то Ипполита, пошёл учить, а я с ними увязался. Было здорово… — Он опустил голову, чтобы смотреть Мишка в глаза: — Хочешь, я тебя научу? — Хочу, — завороженно проговорил Миша. — А у тебя коньки есть? — Не знаю, надо дома посмотреть. — А родители? — опасливо интересуется Сергей. — Уехали к друзьям на праздник. Сергей недолго думает, а потом выдаёт: — Тогда пошли. *** Сергей снова оказывается у Миши дома и понимает, насколько же соскучился по этой квартире. Здесь всё было такое уютное, родное, и не столько из-за того, что это была самая настоящая, не коммунальная квартира, а из-за того, что именно тут и жил Мишка. Серёжа испытывал странное удовлетворение, когда думал о том, что в этих стенах Миша спит, учит уроки, живёт. Находясь здесь он как будто разделял с Мишкой все эти моменты, пусть это и могло показаться странным, но Серёже было приятно. — Нет коньков, — грустно оповестил Миша некоторое время спустя. — Так можно напрокат взять, — улыбнулся Серёжа. — Да… — задумчиво протянул Миша. Они стояли в прихожей, смотрели друг на друга. Серёжа думал, что солнечные лучи так красиво подсвечивали Мишкины кудри, отчего они казались золотыми, и это ему очень нравилось. Миша думал, что солнце не у него за спиной, а прямо перед ним, потому что Серёжа широко улыбался.