Ленинградская коммуна

Миша проснулся, и в первую секунду не понял, где находится. Незнакомые стены, потолок, да и кровать была какая-то слишком низкая. Воспоминания обрушились тяжёлым молотом, стукнули по голове. Собственная мать чуть не убила его, выгнала из дома, и теперь у него ничего нет. Отличный подарок на Новый год, учитывая, что он наступит через неделю. Пространство вокруг было наполнено сонным дыханием, несмотря на то, что в комнату уже забрались предрассветные сумерки. Никто никуда не торопился, Миша вспомнил, что сегодня была суббота. Что ж, по крайней мере, можно отложить вопрос со школой. Он не знал, как появится там без сделанного домашнего задания и без учебников, но у него было время подумать над этим. Глаза слипались, и Миша бы поспал ещё, но мысли о будущем не давали ему покоя. Всё произошедшее казалось злой шуткой, в один момент спокойная жизнь Миши закончилась, и как быть дальше он не имел ни малейшего представления. Должно быть, придётся проситься в детский дом, потому что дверь в Мишин собственный была закрыта на семь замков. Остаться здесь Миша тоже не сможет, во-первых, места слишком мало, шутка ли, четыре человека в одной комнате, а во-вторых, ещё один рот Анне Семёновне точно не прокормить. И потом, она и без того сделала для Миши слишком много, нельзя напрягать её ещё больше. С такими мыслями Миша промучился до тех пор, пока на своей кровати не завозился Серёжа. Он, словно чувствуя мучения Миши, проснулся довольно быстро, подкатился к краю кровати. — Привет, — тихо сказал он, моргая сонными глазами. Разумеется, не «Доброе утро», потому что это утро было самым недобрым на его памяти. — Не замёрз? Миша отрицательно покачал головой. Ещё бы он стал жаловаться. Хотя, было довольно прохладно, всё же он спал в одних штанах, и по полу тянул неприятный холодок. Простыня, в которую Миша укутался, не сильно согревала, но он не собирался ныть. По крайней мере, пытался держать себя в руках. — Не так я представлял наше первое утро вместе, — признался Серёжа и уткнулся в матрас, чтобы сдержать смех при виде обескураженного лица Миши. — Тебе бы всё шутки шутить, — едва слышно пробурчал он, отчаянно покраснев. На глаза набежали непрошеные слёзы. Миссия была провалена. — А мне ничуть не смешно. Мне жить негде. — Извини, — Серёжа снова поглядел на Мишу. — Правда, не принимай на свой счёт. Я жалею, что всё так вышло, и на самом деле хотел бы, чтобы наше первое утро прошло не вот так. Когда все жильцы проснулись, Анна Семёновна наказала Мишке сидеть в комнате и носа не высовывать, а сама пошла на кухню. Несмотря на то, что туда должны были потянуться все жильцы, разговоров слышно не было. Едва Анна Семёновна вошла, стало ясно, почему. За столом, в мятой рубашке, нечесаный и небритый, сидел Пестель. Глаза у него были красными, словно он сутки не спал, а в руках он сжимал наполовину пустую бутылку водки. Ещё две валялись на столешнице. Удивительно, что Мария Степановна, вертящаяся возле плиты, выглядела спокойной, словно ей было вообще всё равно, что Пестель сидит тут пьяный. — Доброе утро, — неуверенно сказала Анна Семёновна, подходя к плите. — Да уж, доброе, — Мария Степановна покосила синие глаза на Пестеля. — Всю ночь тут сидит, представляешь? И водку жрёт. Петя вчера поздно вернулся, ночью уже. Сказал, чуть сердце не выскочило. Вроде, все спать должны, а тут этот сидит, бухает. И слова из него не вытянешь, что случилось. Да и не особо кто-то хочет. Она тяжко вздохнула, принялась помешивать кашу. — Может, это из-за Софьи? — тихо поинтересовалась Анна Семёновна, доставая кастрюлю. — Вот и я думаю. Не иначе, случилось чего. Видать, ребёнка она потеряла, а, может, и сама померла. Ужас! — Мария Степановна, бледная, отвернулась, украдкой торопливо перекрестилась. — Что вы, бабьё, шепчетесь?! — вдруг низко взревел Пестель. — Всё сплетни распускаете, заразы! Он с ненавистью поглядел на женщин, губы его исказились. Неровными пальцами он ухватил пустую бутылку, попытался замахнуться. — Я вас…! Мария Степановна испуганно отступила, с жалостью проглядывая на Пестеля, а вот Анна Семёновна не растерялась. — Протрезвей сначала, пьянь! — выплюнула она. — Тут у каждого своя беда, но мы не нажираемся, как свиньи последние. — Что опять за разборки? — на кухню приплёлся Антон Петрович, держась за голову. Глаза его были полузакрыты, а лицо было таким бледным, словно он не был на солнце несколько месяцев. — Галдите, как стая ворон. Он поглядел на женщин с укором, и только потом заметил Пестеля. — А, ну всё понятно, — скривился Антон Петрович. — Что тебе понятно, деревенщина? — Павел Иванович повернул голову. — Сидел бы, не высовывался. Ни кола, ни двора. Живёшь с мужиком, бабу свою прохлопал… Сдохла вместе со щенком твоим! Анна Семёновна впала в ступор. Всё произошло так неожиданно резко, что она даже не смогла среагировать. Звон разбитой бутылки, громкий вопль и после глухие удары. Она только могла смотреть, как Антон Петрович безжалостно избивает Пестеля, как кровь струится из его головы. — Он же пьяный, не знает, что несёт! — лепетала Мария Степановна, бестолково мечась возле мужчин. — Пустите его, Антон Петрович, вы же понимаете!.. Потом она убежала, поняв, что словами тут не помочь. Позвала на помощь мужа, Михаила Александровича, всех, кого нашла. Оттащить Антона Петровича сумели только вдвоём, и ладно Пётр, он был не самого высокого роста, но даже Михаилу Александровичу пришлось потрудиться. Картина в комнате была почти идиллическая. Даня с Ипполитом сидели за столом, Серёжа с Мишей на кровати. «Как одна семья, — подумала Анна Семёновна. — Если бы тогда не… У меня было бы четверо сыновей». — Что там, разборки были? — спросил Даня, пододвигая к себе тарелку с кашей. — Да, — коротко кивнула Анна Семёновна. — Думается мне, однажды Пестель всё-таки договорится. Опять Антона Петровича задел, тот его и побил. Неправильно, конечно, руки распускать, но за такие слова надо ответить, пусть ты и пьяный… — А почему он напился? — спросил Ипполит, размазывая кашу по тарелке. — Потому что, — отрезала мать. — Хватить ковыряться в еде, ешь молча. — Наверное, и у него сердце есть, — задумчиво сказал Серёжа. Они с Мишей по-прежнему сидели на кровати, используя единственную оставшуюся табуретку в качестве стола. — Переживет из-за Софьи. — А что с ней? — со страхом спросил Полька, поворачиваясь к брату. — Так она крысу у себя в комнате увидела, испугалась, пришлось скорую вызывать. Услышав это, Ипполит побледнел так резко, что в одно мгновение стал походить на только что выстиранную простыню. — Только не хватало разговоров о крысе за столом! — строго прикрикнула Анна Семёновна. — Устроили цирк. Ешьте! После завтрака Даня куда-то засобирался. На расспросы ответил, что подвернулась шабашка, обещал к вечеру прийти. Серёжа вызвался помочь матери с посудой, а Ипполит, который после разговора с одним из старших братьев просидел, как на иголках, сразу же убежал. Серёжа видел, как он стучался в сороковую квартиру. — Надо думать, что делать с Мишей, — серьёзно сказала Анна Семёновна, вытирая очередную ложку. — Только у меня ну совсем идей нет. Его надо вернуть домой, это очевидно, но его мать… Боюсь я за него. А отец у него есть? — Есть, — вздохнул Серёжа. — Только я его не видел. Ну, он хирургом работает, поэтому дома редко бывает. Но сегодня выходной, может, он дома. Только почему тогда не пришёл за Мишей? Анна Семёновна поджала губы. Серёжа украдкой глянул на неё. — А что, Мишина мама так и сказала, что не пустит его домой? — Да… — Анна Семёновна нахмурилась, вспоминая этот разговор… -…как вы воспитали своего сына? Это нелюдь! Совратитель малолетних! Я на вас заявление напишу! — Выбирайте выражения. С Сергея я не снимаю ответственности и не выгораживаю его. Но Миша ваш сын, какой бы он ни был. И лишать его дома незаконно… — Вы говорите мне про закон?! Это смешно! И мне такой сын не нужен! Анна Семёновна вздрогнула. Она до сих пор помнила эту интонацию, и слова эти оставили на душе тонкую, как от мочёной хворостины, рану. — Серёжа, — вдруг сказала она, внимательно глядя на сына, — а что же ты, и в самом деле любишь Мишу? — Люблю, — без промедления ответил Сергей, серьёзно посмотрев на мать. Та только покачала головой. — Что с вами поделаешь, — пробормотала она. — Надо сходить к нашим фронтовикам, посоветоваться. Ты подожди немного и отправляйся. Сама-то я ничего не могу придумать. Серёжа кивнул, а сам принялся усердно соображать, что сказать.