Ленинградская коммуна

В комнате царил полумрак. Окна были плотно зашторены, чтобы не пропускать ни единого солнечного луча и свести на минимум шум проснувшегося города. Михаил сидел за столом, лампа светила точно на раскрытую книгу, никуда больше не распространяя свой свет, потому что на абажур была накинута салфетка. Стук в дверь заставил его вскинуть голову и поморщиться. Он поднялся, обернувшись на кровать, где лежал Антон. Он уснул только десять минут назад, и меньше всего Михаилу хотелось, чтобы его друга тревожили. - Серёжа? - удивился Михаил, увидев на пороге комнаты своего молодого соседа. - Ты за костюмом пришёл? Он пока не готов. - Нет. Мне нужно поговорить. Можно войти? Михаил нахмурился, подумал. - Антон спит, опять Пестелю по морде надавал. Не хочется его будить. - Я не сплю, - послышался глухой голос. Михаил Александрович поморщился, словно кот, наступивший в лужу, приоткрыл дверь, пропуская Серёжу в комнату. Антон Петрович сидел на кровати, завернувшись в одеяло. Несмотря на несколько болезненный вид и полуприкрытый веки, он выглядел довольно неплохо. Пусть и кратковременный, но всё же отдых, принёс свои плоды. Да и таблетки тоже пошли на пользу. Это тоже было несомненным плюсом пребывания на фронте, теперь, в мирной жизни, у воевавших медикаментов было в достатке. - Как же я ненавижу этого немца поганого, - Антон Петрович сморщил верхнюю губу, отчего стал походить на волка. - Честное слово, когда-нибудь договорится, я его прирежу. - Будет тебе, - успокаивающе загудел Михаил Александрович, жестом приглашая Серёжу сесть на табуретку. - Смотри лучше, Серёжа пришёл. Лицо Антона Петровича вмиг приняло дружелюбное выражение. Он пробежался глазами по рукам Серёжи, словно ожидая найти в них что-то. - Я думал, ты мне ткань принесёшь, - немного разочарованно сказал он, убеждаясь, что гость пришёл с пустыми руками. - Ну, Мише на костюм. Его хоть и легко сделать, но всё равно нужно время. И потом ведь ещё подгонять надо. - Спасибо, что помните об этом, - Серёжа улыбнулся одними уголками губ. Ему и в самом деле стало приятно, что Антон Петрович не забыл своего обещания. - Но костюм может подождать. Понимаете, речь о Мише. Так вышло, что его мать не пускает его домой. - Как это не пускает? - спросил Антон Петрович, наклонив голову, словно бык, готовый броситься в бой. - Подожди, - тихонько сказал Михаил Александрович, чутко уловив, что Серёже тяжело говорить. - Дай ему сказать. Серёжа глубоко вдохнул, преисполненный благодарностью к мудрому фронтовику. - Мой брат вчера отложил у вас матрас специально для Миши. В общем, он ночевал в нашей комнате. И теперь мы не знаем, что делать. Под конец Серёжа совсем сбился, признаться тем, кто пусть и был такой же, как он сам, всё равно было нелегко. Однако ветераны не торопили, покорно дожидаясь, коде Серёжа всё-таки созреет. - В общем, так получилось, что Мишина мать узнала, что мы любим друг друга, - наконец проговорил Серёжа. - Именно поэтому она его выгнала. Теперь ему негде жить, практически, и как найти выход, никто не знает. Даже моя мама. - А ведь она неглупая женщина.., - пробормотал Антон Петрович, задумчиво глядя перед собой. Он вздохнул, нахмурился. Потом провёл ладонью по голове, как будто пытался заставить её соображать. - А больше у Мишки родственников нет? - спросил Михаил Александрович. - Может, как-нибудь с ними можно договориться? - Кроме матери никого, - мотнул головой Серёжа. - Отец, правда, ещё есть, но если он до сих пор не спохватился, думаю, он тоже не очень-то хочет видеть Мишу. - Знаете, я думаю, - заговорил Антон Петрович, - что нужно пойти к Мишиной маме и плюнуть ей в лицо. А потом уже решать, что делать дальше. - Тебе бы всё в драку лезть, - укоризненно проговорил Михаил Александрович. - Нельзя так. Нужно пойти к ней, поговорить. Думаю, если мы не сумеем изменить мнение этой женщины, то хотя бы убедим её, что нельзя отказываться от собственного ребёнка. - Пойдёмте тогда вчетвером, - решительно сказал Антон Петрович и, поймав многозначительный взгляд друга, добавил: - Поговорим. Вместе всё же мы поэффективнее смотреться будем. - Ну, Серёжа, согласен? Тот смог только кивнуть, не в силах поверит своей удаче. В комнату он вошёл, окрылённый внезапно улыбнувшейся ему удаче, и застал мать, сидящую за столом напротив Миши. Тот, раскрасневшись, что-то увлечённо писал на бумаге и показывал Анне Семёновне. Заслышав скрип открывающейся двери, она повернула голову. - Вот ты где, - тон её был настолько весёлым, что Серёжа даже сначала опешил. Голос матери звучал необыкновенно, как у совсем молодой девушки. - Ты можешь себе представить, Мишенька знает французский язык! - Да я только учу, - смущённый такой похвалой пролепетал Миша, хотя в его глазах блестели искры гордости. - Правильно, меня учишь, - рассмеялась Анна Семёновна, и Мишка стал совсем пунцовым. - Подумать только, учить французский. Это ведь нужен особенный настрой, чтобы даже говорить на этом языке. Потом она опомнилась, придержала себя, но всё же не удержалась от вопроса: - А ты, Серёжа, слышал, как Мишенька говорит на французском? Этот вопрос повис в воздухе, как хрустальные мельчайшие частицы влаги, с помощью которых появлялась радуга. Серёжа вдруг почувствовал такую необыкновенную лёгкость, стоя в залитой солнцем комнате. И всё, всё отошло на второй план, всё горе. - Не слышал, - признался Серёжа, а потом взглянул на Мишу. - Расскажи что-нибудь? И тогда Миша, залитый потоками света, с сияющими кудрями, встал посреди комнаты, и вдруг не просто заговорил, но запел: Entendez-vous le peuple chanter? Chanter la chanson des hommes furieux C'est la music des gens Qui ne seront plus des esclaves! Голос его становился всё увереннее, всё крепче, он наполнялся неизвестно, откуда взявшейся уверенностью, тягой к свободе и верой в лучшее. Quand le battement de ton cœur Résonne le battement des tambours Il y a une vie au bout de commencer Quand demain viendra!* Они шли к дому Миши через весь город, который сиял из-за солнца, стоящего высоко и отражающегося в рыхлых сугробах. Люди косились на двух мужчин, идущих за руки, но отводили взгляд, едва натыкались на ордена, которые были прикреплены на груди у каждого из них. Серёжа осторожно ступал за фронтовиками и поражался, с какой выдержкой и спокойствием они двигались вперёд. Им было абсолютно всё равно, кто и как на них смотрит, подобные взгляды давно перестали их хоть сколько-нибудь задевать. Серёжа перевёл взгляд с фронтовиков на Мишу, ободряюще улыбнулся ему. Он вернул улыбку, в его глазах отражались косые солнечные лучи, и это очень порадовало Серёжу. Вообще, Миша выглядел намного лучше, внутри его согревало доброе отношение, которое проявила к нему Анна Семёновна, поэтому на встречу со своей матерью Миша шёл приободрённым. Кроме того, на его стороне были два ветерана, которые пережили кое-что пострашнее, чем встреча с женщиной, которая замахнулась на сына ножом. Даже когда все четверо оказались возле парадной дома Миши, его уверенность нисколько не уменьшилась. - Готовы? - повернулся к парням Михаил Александрович. Миша и Серёжа одновременно кивнули и взялись за руки.