Соседи

      Славик на работе хмурый шастает из угла в угол, как зверь в клетке, даже мужики обходят его по касательной, хотя обычно это он крабиком по стеночке передвигается, когда кто-то из старших не в духе. Славик курит, наверное, пятую сигарету во время второго положенного перерыва, и ему кажется, еще немного и никотин всё-таки начнет из ушей капать, как любят пугать курящих зожники. Он не ест во время обеда, чем вызывает удивленные взгляды мужиков, потому что как это – Славик и не жрёт, но те не задают вопросов и он выдыхает с облегчением.       Славик наливает себе в чашку кофе почти до краев и надеется, что это смоет тот тяжёлый кирпич в желудке, который там образовался после звонка Стасяна. Он выходит на улицу, садится на курительную лавочку и откидывает голову назад, упираясь затылком в обшарпанную, но успевшую нагреться солнцем стенку. Он не думает ни о чём и тут же думает обо всём и сразу. Куда Стасян его хочет втянуть? Можно ли как-то отлынить от дела? Можно ли стихариться где-то обычным смотрящим и отделаться парой седых волос и прокуренными в хламину лёгкими? Как сделать так, чтобы мать не прошарила, что он опять в говно наступил? Как не попасться? Потому что он уже не семнадцатилетний салага. Если сейчас менты повяжут – одним условным не отделаешься. Он уже на учёте, уже с замаранной репутацией. Стасян не дурак, не станет его просить кого-то избивать или что-то хуже. Знает, что некоторые принципы Славик ставит выше всего. Даже выше своей свободы. Жопой чует – дело тачек касается. Бегуны уже есть и помоложе талантливые. А вот по всем вопросам, с тачками связанными, на районе Славик лучший. Он и водит, по словам Стасяна, как бог, и во внутренностях разбирается хорошо.       Хоть бы не угон, думает Славик и тут же хмыкает. А что еще это может быть? Вряд ли ему просто надо будет красиво подвезти Стасяна на свиданку, моргнуть фарами, сжечь немного резины и сыбать в закат, чтобы не мешать любви.       Славик закуривает, щурится, глядя на гаражи, что выстроились обшарпанными дверями недалеко от шиномонтажа. Думает, это может быть развозка. Что-то ценное, что Стасяну так важно, что он решил вспомнить старое и прижать его. Знает, что вечно не сможет Славика держать своим компроматом, чувствует, что он уже почти соскочил с крючка. Вот и приполз, как гад. Хотя, если по-честному, Славик не считает себя жертвой. Ну, сам был ебанутый подросток, сам влез в банду. Никто ж не заставлял. Сам тогда в дело с ними ввязался. Сам предложил на себя взять больше, чем было. Малой же, простят. Не посадят.       Не посадили.       Славик тушит бычок о край лавки, бросает в мусорку. В пачке остается сиг на треть. У него нервы скручены в такой жгут, что пошли бы парус крепить к мачте. Он читал, там канаты крепкие такие и узлы специальные. Вот у него как раз – сталь. Только руки дрожат.       Когда Славик пытается достать свечи из Явы шестигранником, к нему подходит старший по смене и, хлопнув по плечу, говорит:       – Слав, ты это, нормально у тебя всё? – Трёт неловко затылок и хмыкает: – Ты ж счас нам тут танк из мотоцикла соберешь и не заметишь.       Из-под старого мерса раздается смех второго техника.       – Или наоборот, велик такой сварганит. Розовый с пампонами.       Мужики уже ржут в голос, но Славик знает – они волнуются. Он такой загнанный, что самому тошно, а им непривычно на него такого смотреть. Вот и переживают, а спросить стесняются. Мужики простые, в душу без спроса не лезут и грязными ногами там не топчут. Вообще, люди тут порядочные работают, Славик до сих пор не может поверить, что его, такого бестолкового, без образования нормального, взяли сюда когда-то под простое честное слово, что вести себя будет хорошо.       – Я не очень, – говорит Славик и улыбается уголком губ, чтобы не звучать жалко. – Проблемы... дома. – Он не хочет рассказывать, но и совсем врать не может.       – Тебе отгул, может, надо? Давай поговорю с начальством. Ты ж сколько работаешь, даже в отпуск не ходил вроде. Отпустят тебя, если надо. – Мужики согласно угукают. Славик вздыхает.       – Да, наверное, надо, – он с сожалением смотрит на Яву. Мотоциклы к ним привозят нечасто, очень хотелось поковыряться в этой малышке. Трёт ее по запыленному боку, думает, ну вот, не прокатился даже. – Я бы сегодня ушёл. И, скорее всего, потом еще надо будет, не знаю пока. Сегодня всё решится.       – Ты позвони, как узнаешь всё, лады?       – А если поздно будет?       – Так напиши, буквы-то помнишь, надеюсь? – Старший смеется, но в глазах участия столько, что Славику выть охота. Зря ему тут так доверяют. Не стоит он того. Ни хуя он не стоит.       – Помню всё, могу даже в стихах, – смеется он, сам понимает, что фальшиво, как пьяные пацаны в караоке, но что еще остается. – Только не в рифму будут.       – Если помощь нужна какая, ты говори, не стесняйся, – говорит ему старший, когда Славка уже переодетый на выход идет. – Мы ж всё понимаем, Слав. Не лыком шиты.       Камни в желудке по ощущениям ебошат дикие танцы. Стыдно Славику и хреново так, что в глазах жжёт, но он улыбается и бросает: «Конечно. Спасибо».       На улице светло и воробьи чирикают. Славик чиркает спичкой и закуривает предпоследнюю сижку. Оставляет последнюю, счастливую, на попозже.       По типу она реально поможет ему.       К дому сходки приходит почти вовремя, пришлось еще в магаз забежать, купить сигарет и пива. Стасян написал: «Пацанам надо трубы прочистить». Им всегда надо. Но сейчас, по ходу, даже Славику пригодится немного холодного пенного.       – Ну здарова, пропащий, – Стасян втягивает его в объятия, хлопает по спине. Как будто лучшие друзья, думает Славик. – Чё как, готов к пацанам на помощь прийти?       Славик смотрит на Стаса, не отвечает. Тот понимает по глазам – не был бы он тут Чип-и-Дейлом, блять, если бы мог. Улыбается криво, Славик тоже нормально его читать умеет. Понимает, что ему не дают выбора.       – Готов, если дело не грязное.       – Обижаешь, наши руки всегда чисты, как стёклышко! – орёт с дивана Кир. Славик скрипит зубами. Еще этого опездола ему не хватало тут для полных штанов счастья. – Пивка принёс? Красава! – Кир скалит зубы в улыбке, и Славику так сильно хочется уебать ему по щам принесенным пивасом, что он только чудом сдерживается. Стасян отбирает у него пакет и сам бросает Киру бутылку. Вытаскивает по бутылке себе и Славику, оставшееся с пакетом отдает пацанам. Славик аккуратно осматривает всех в комнате. Некоторых даже не узнаёт: то ли салапеты выросли, а он не заметил, то ли новые какие-то. В принципе – похер. Он надеется, что после «дела» никого из них больше не увидит. Заебался он.       Когда Стасян рассказывает, что именно он должен будет сделать, Славик не то чтобы удивлен. Он в ахуе.       – Стасян, я не понял. Ты говорил, помощь нужна будет.       – Говорил.       – А это похоже на задание. Я один. И почему я? И с хера ли вообще? – Славик думает, надо бы потише среди этой братвы, мало ли. И тут же думает, а не похуй ли уже? – С какого перепуга, Стасян? Поясни за дело, чтобы я отдуплил, почему я должен сесть за руль угнанной тачки, прокатиться до соседнего города и там отдать ее левому хую? И всё это один?       Славик чует не просто жопой, он всем телом, блядь, чует – дело это нечистое даже для Стаса.       И он не сможет от него отказаться.       – Во-первых, все задействованы, я же рассказал доступно. Во-вторых, с чего ты взял, что она угнанная?       Славик смотрит на Стаса, чувствует, как вся степень охреневания у него на лице жирными буквами написана.       – Не делай из меня дурака, – говорит он, – нет у вас таких машин.       – Вот именно, Славка. – Стасян лыбу давит, аж щёки трещат, а потом хлопает его по колену. Славику хочется смахнуть его ладонь, но тот сжимает сильно, намекает доходчиво. – Но скоро будут! А пока ты у нас один в таких тачках шаришь, чтобы не влупиться в первый же столб. Погони не будет, я те отвечаю, просто красиво покатаешься из пункта А в пункт Бэ. Как в задачке школьной. Со скоростью только нормальной, чтобы внимание не привлекать лишнего. Там в условленном месте с кем-то из наших, кто бабосики заберет, тачку будет ждать этот кент. Для тебя будет моцик, чтобы мог сразу уехать. Ты ж любишь этих коней железных. Себе его сможешь оставить, – вкрадчиво подкупает его Стасян, намекая, что это еще один плюс в задании. Кроме того, что он, якобы, больше не будет должен Стасу ничего. – Кент этот уже внёс предоплату. Пацаны уже начали работать, – Стасян хлопает еще раз его по колену и допивает пиво. – Ты умный малый, не проебешься на таком плёвом деле. А у нас будет куча бабла. – Довольно добавляет он и откидывается на скрипучее кресло. Потом поворачивается, глаза узит так, опасно. Если бы Славик не знал его давно и не перестал бояться сотку лет назад, уже обосрался бы. А Стасян подмигивает и тихо, только одному ему чтобы слышно было, добавляет: – И никто не тронет больше твоего пидорка. Как тебе бонус?       Славик сжимает челюсть, и кулаки, и жгучую ярость тоже мысленно внутри себя сжимает, чтобы не подорваться и не сбросить на хуй Стасяна с балкона девятого этажа. И Кира заодно, который ржет сейчас на фоне с какой-то явно тупой шутки.       – А чё, пацаны, может, девочек позовем? Пожрать нам приготовят, обнимут, то сё, – предлагает кто-то из кучи-малы на диване. – Дела-то порешали, можно и отдохнуть.       – Да-а-а, – радостно галдят остальные, Кир громко рыгает.       Литрушка в руке кажется слишком маленькой дозой, чтобы отвлечь. Славик чувствует, как руки снова дрожат, и надеется, что Стасян не заметит. Впрочем, тот уже занят вызваниванием девочек.       – Я всё понял. Когда ехать? – Славик поднимается. Едва держится, чтобы не уйти, громко хлопнув дверью.       – Как? Опять сваливаешь от нас так быстро? – Стасян дует губы, как будто его расстраивает, но Славик знает – нихуя это не так.       – Я с работы, Стас. – Он подыгрывает, просто чтобы это быстрее закончилось. – Заебался. Чё по делу, говори, мне надо отпроситься, как я понимаю, минимум на день.       –Как в точку Б ехать – решай сам, название города скину завтра. Место, где тебе надо забрать тачку, напишу там же. Не знаю пока, когда именно ехать. Как только тачка у нас будет, я тебе позвоню. – Стасян вздыхает, а Славик вдруг видит, что тот тоже парится. Парится и ссыт, может, даже больше него. Потому что знает больше. От этого по спине пробегает мерзкий холодок. Стасян бегает глазами, пялится долго в одну точку, а потом добавляет: – Да, короче. Я позвоню на днях. Просили закончить как можно раньше, но торопиться тут нельзя. Бабки хорошие, хуево, если проебем.       Славик жмёт ему руку, прощается с остальными и выходит на улицу. Он не знает пока точно, во что вляпалась банда, но понимает – если они «проебут», как выразился Стасян, это будет не просто «хуево». Им всем крышка.       Сами собой приходят на ум мысли о том, чтобы собрать монатки и по съёбам с этого ссаного района. Но потом он думает про мать. Про Красецких. Вспоминает слова Стасяна про Влада.       – Пизда, блять, – шипит Славик и закуривает. Плюется, снова матерится, потому что подкурил фильтр. Ломает еще две сигареты, пока, наконец, не подкуривает нормально. Втягивая весь дым в лёгкие.       Руки всё еще дрожат.       А дома мать счастливая и довольная такая, гордо лопочет про премию. Славик невпопад улыбается и шумно хлебает горячий борщ, запихивая в рот побольше колбасы и хлеба, чтобы не пришлось что-то говорить. Мать с подозрением щурится, но не спрашивает. Он сам моет посуду и радостно впрыгивает в кроссы, когда мать просит сбегать за молоком, потому что она забыла купить для пюрешки.       Славик выбегает почти сразу в магазин, покупает еще и бутылку пива, матерится сам на себя, потому что это не поможет. Но он никогда не пьет водку, там, или винишко, чтобы расслабиться. Пиво тёплое и отвратное на вкус, он оставляет бутылку возле мусорки. Думает, подарок кому-то будет. Идет, мечтая больше никого сегодня уже не видеть. А в подъезде встречает Маринку.       – Давно не виделись, – мурлычет она, как только лифт трогается. Славик не дурак же, сечёт намёк. Думает, может, и нахер все заботы? Они как-то встречались, не сошлись. А потом вот иногда так, для здоровья без обид пересекались время от времени. Благо даже идти особо никуда не надо – на одном этаже живут.       – Да работы пиздец. Ползу домой, сплю, опять работаю, – он улыбается как бы чутка виновато.       – Бедный, – Маринка гладит его по плечу, глазками стреляет и губу накрашенную прикусывает. – Может, зайдешь всё же? – Славик улыбается. Красивая Маринка, думает он. Жалко, дурочка совсем и истерит иногда так, что посуда в щепки. – Как-нибудь? – уже неуверенно добавляет она.       – А давай и зайду, – Славик думает, ну а вдруг хоть расслабится. Да и не трахался он уже лет сто по ощущениям. Даже не помнит, наверное, полгода прошло точно. Работа его только затрахивала до полусмерти иногда, и думает только о ней почти двадцать четыре на семь. Но у них всё по любви, смеется мысленно Славик. Улыбается, глядя на Маринку, говорит: – Может это, завтра давай?       – Я работаю в ночь. Но после обеда жду, часика в три-четыре. Потом опять ночная, – она вздыхает грустно, Славик чмокает ее в щеку, выходя из лифта, а потом замечает Влада, который колупается у двери, видимо, снова перепутав ключи. Какая-то поломка у него внутри, с ключами связанная. Вечно шкребётся по три часа.       – Ой, пьяный что ли, – Маринка выглядывает из-за Славкиного плеча, а ему хочется оттолкнуть ее.       – Да не, нормально всё. Давай, Мариш. До завтра. – Он шлёпает ее по заду, чтобы отвлечь от малого, и та хихикает, скрываясь наконец за дверью своего тамбура.       – Здаров, малый! – Славик стучит тихо по его плечу и широко улыбается. Искренне, впервые за этот день. – Чё как сам? Испугался, что ли?       Влад странный. Не, он вообще по жизни странный, но сегодня особенно. Ну, или это просто Славика уже штырит от нервяка. Может и так. Но малый глазами бегает по стенам, на Славика не смотрит, хотя обычно прямо ввинчивается своими глазищами. Мычит, головой качает, лыбу эту свою давит и молчит – подозрительно. Славик хмурится.       – А ты язык проглотил или что такое?       Малый смеется, чуть не давится этим смехом, как истеричка. Или бухой. Славик в секунду загорается, ну, если бухой!.. Почти не думая, хватает его за грудки, впечатывая в стену, старается принюхаться, только пиво, которое сам пил, перебивает любой запах. Не разобрать.       – Ты бухой, что ли? – Славик спрашивает, а сам думает: пожалуйста, не надо. Это ж не выход, тебя подкосит в момент, а легче не будет. Ты же папку своего каждый день видишь, чем не опыт?       Влад мычит, как ебанная коровка, башкой патлатой трясёт. Славик не может зрачки рассмотреть, карие глаза и так непонятные какие-то у Влада, так еще тот пырит куда угодно, только не на него. Пиздюк, блять!       – Не дай бог дурь какая – убью! – говорит он и думает, что правда придушит к херам. И знает – Влад это тоже понимает, хоть он никогда не угрожал таким.       Малый чуть воздухом от возмущения не давится, Славик даже облегченно выдыхает – точно не вмазывается. Хорошо, это хорошо. Чё только тогда как дурак себя ведёт?       – А фто тебе, Свав? Ну, есси я и выпив бы, – наконец говорит Влад, и у Славки от удивления глаза на лоб лезут. Чё за лепет? Он шарит по лицу Влада, как будто там могут быть ответы, а потом малый вдруг смотрит прямо ему в глаза, и Славик замирает на секунду. Как будто теряется в темноте зрачков.       Бросает что-то про ответственность, знает, что звучит как ебала, но что еще сказать? Он сам не отдупляет, как объяснить его инстинкты к этой семье. К этому пиздюку, который вечно ему нервы шатает.       – Пути меня, – почти ноет малый и жмурится. Такой щеночек, Славику даже стыдно немного, но отпускать не спешит, всё это слишком странно, чтобы уйти без ответов. Хотя бы это он еще может держать под контролем.       – Тогда что ты говоришь, как двухлетка беззубая? – Славик хмурится еще больше. Прям брови уже болят за день, ей богу, заебался он сегодня так, что сил нет.       Влад пыхтит, краснеет, губы поджимает, и они почти белые становятся. Все его кольца и сережки, или как их там правильно, хочется пересчитать и пощупать. Славик успевает подумать, что это какое-то тупое желание, когда малый широко раскрывает рот и высовывает язык.       – Ёбанный свет, – хрипит Славик, перед глазами красные пятна плывут, ему и страшно, потому что ссаный страх никуда не ушёл, а на вспухшем языке рана свежая, метка еще видна. И в то же время он не может ни глаз отвести, ни зажмуриться. Влад быстро рот захлопывает и краснеет ярко, как рак.       Славик разжимает кулак, отпускает Влада, но не отходит, ноги будто приросли к полу. Сердце ебошит в груди, но это уже не страх. Что именно – он не разберется, да и к черту. Усталость вдруг накатывает такая, что хочется лежать лёжа и чтобы вообще не думать.       – Довоен? – картавит Влад, Славик просто кивает, снова смотрит на кольцо в губе, вспоминает прокол в языке и отходит назад. Страх снова сжимает горло.       – Сорян. Нагнал зазря, – говорит он и открывает дверь в тамбур, пропуская малого вперёд.       Когда Влад зовёт его смотреть вместе с ним и Ляськой какое-то кино, первой его мыслью становится простое желание послать всё нахер. А потом он смотрит на краснеющего Влада с глазами этими щенячьими, думает, что давно Ляську не видел... Славик вздыхает. Желудок у Влада урчит китом, а он вдруг думает, как малый с этим своим языком жрать будет? И так совсем дохлый, ветром скоро унесёт. Спрашивает, тот шутит что-то, Славик мысленно дает ему подзатыльник.       – Так ты пидёшь? – снова спрашивает малый, и Славик не может ему отказать, «нет» отсутствует в системе выбора. Поломка тоже, видимо, у него какая-то есть, он Владу совсем не может отказать, но тот по доброте своей и наивности так и не просёк, что может сесть на шею его и кататься.       – Пиду, – копирует он со смехом. Малый лыбится, Славику становится легче.       Он рассказывает матери про Влада и его пробитый язык, говорит – малый с катушек слетел с этими железками. Мама смеется, говорит:       – Молодежь сейчас по-разному самовыражается, ты на себя посмотри, Славочка.       Славик думает обо всех своих татуировках и понимает – она права. А он чего так парится из-за этого, если ничего плохого в пирсинге не видит? Еще один вопрос, на который лень искать ответ. Есть проблемы посерьезнее, так что.       – Короче, я это, пойду к ним. Они кино смотреть будут, посижу чутка, отдохну от всего.       – Я думала, ты еще пюрешки поешь, картошку-то сварила, – мать кивает на кастрюльку.       – Не, чёт не голодный пока что. Потом может, как вернусь.       Она не обижается, знает, сейчас у них всё хорошо.       – А молоко-то ты принёс или потерял по дороге? – Спрашивает, встрепенувшись она, а Славик хлопает себя по лбу и лезет в рюкзак. Мама смеется и возвращается на кухню. – Погоди пару минут, я сейчас кое-что передам для Владика.       Мать звякает кастрюлей и жужжит блендером, Славик даже не удивляется. Мешком картохи плюхается на пуфик в прихожке и, пока она хлопочет там над чем-то, он лениво ковыряет дырку на колене. Джинсы растрепались, но новые покупать неохота. Славик прикипает к вещам почти так же сильно, как и к людям. Наверное, поэтому в его шкафу – по паре затасканных вещей на каждый сезон. Не потому что денег совсем на это нет, просто трудно он расстаётся с привычным, с тем, что стало своим. И с людьми вокруг него всё так же: по-настоящему близких раз-два и обчелся. Потому что ему много не надо. Самые родные – вот они, рядом все.       – Вот, передай, пусть покушает неформал наш. – Забота в голосе матери неподдельная. Иногда Славику кажется, что не бухай она в своё время так по-чёрному, да будь у них чуть больше денег – она бы Влада и Лясю вообще забрала себе. Чтобы их даже тамбур не разделял.       Славик говорит «спасибо» и думает – он был бы совсем не против. Выходит к Красецким, оставляя дома всё: и телефон, и Стасяна, и мысли о предстоящем деле.