James Arthur — Naked
Но Мукка не среагировал. Он навалился на бедную Дашу, едва не уронив на пол. Его руки крепко сжали ее маленькое тельце. Шиханова попыталась вырваться. — Не уходи, — пролепетал дилер. Дора колебалась, — пожалуйста. — Можно я уберу бутылку? — Вздохнув, спросила девушка. Когда Серафим кивнул, хозяйка квартиры отставила текилу на тумбу, тут же оказавшись в не менее крепких объятиях. Даша оставила попытки выпутаться из сильных рук, уткнувшись в плечо парня. — Спасибо, — пробурчал Сидорин. — Сделаешь потише? — Какая же ты требовательная, — недовольно отозвался Мукка, все же убавив громкость, выудив телефон, подключенный к колонке, из кармана штанов. — А ты придурок, — фыркнула Шиханова. — Это еще почему? — Потому что я так сказала. Ахуенный вопрос и не менее ахуенный ответ. Даша не смогла придумать ничего лучше, потому что все мысли были о другом. Девушка поняла, что просто не может злиться долго. Слова, сказанные накануне в клубе, конечно, ранили, но разве могла она обижаться на парня, который, как малыш, сжал ее, вовсе не собираясь отпускать? Ребенок, самый настоящий. Большой ребенок, которого не научили быть мягким, которому не показали, как надо относиться к окружающим. Потому что Серафим все узнавал сам, да еще и на улице. Он напоминал ей розу. Шипы защищают хрупкий бутон, такой красивый цветок. И то, что Мукка умел сочувствовать, проявлять какую-никакую нежность и поддержку, Даша уже поняла. Серафим умел быть добрым, просто временами злость, которой его научило окружение, выходила наружу. Шиханова с ужасом осознала, что оправдывает парня. Мозг кричал, что нужно оставить его со всеми проблемами, а сердце велело прижаться ближе и помочь. Ему это было необходимо. Другой реакции на смерть Андрея Дора от Сидорина даже не ждала. Девушку чутье вновь не подвело, но она все равно мысленно ругала дилера за кутеж и абсолютно дурацкое поведение. Было ясно только одно: Серафима нужно срочно вытаскивать из этого болота. Только как? Идей не было. — Ты понимаешь, что так больше продолжаться не может? — Аккуратно начала Шиханова. — Да, — быстро ответил Мукка. А Дора не знала, что и сказать. Она была уверена, что парень тут же начнет отрицать все, спорить, как он привык это делать. Но то, что он понимает, что Даша права — уже хороший знак. Значит, все не так плохо, верно? — Тогда хватит, как ты говоришь, веселиться. — Прости за то, что ты видишь все это, за то, что постоянно делаю тебе больно. Эти извинения звучали до одури искренне, но разум все же взял верх над чувствами. — Ты говоришь это только потому что целый день бухал, — девушка покачала головой, — как и три дня до этого. — Да, — снова согласился Серафим, — но я говорю честно. Я сука, я это знаю. Мне не стоило вести себя так, как я вел себя с друзьями, с тобой, вообще со всеми. — Не стоило, — Шиханова кивнула, — и у тебя очень хорошие друзья, раз все еще поддерживают тебя и всеми силами стараются помочь. — И ты тоже. — Нет, я не такая. Ничего не будет, если ты не изменишься. А Дора сама в это верит? Хороший вопрос, на который ответа пока нет. — Я пытаюсь. — Я знаю, но этого недостаточно, — Даша сжала пальцами черную толстовку, которая была на дилере. — Ты меня боишься? — Выпалил Мукка. Как ему удается постоянно прочитать мысли девушки? Либо то, что он говорил, было слишком очевидным, либо он ебаный экстрасенс. — Да, боюсь, Серафим, — Шиханова сглотнула, — боюсь, что ты снова выйдешь из себя, что, — она запнулась, — ударишь. — Это неудивительно, — он грустно усмехнулся, — а ты не боялась, когда встала между мной и Юрой. — Потому что я была в ярости, — пояснила Дора, — ты собирался ударить лучшего друга из-за своих же проебов. У тебя проблемы с контролем агрессии. — Я знаю. Все было хорошо, пока не умер Андрей. Он бы не одобрил все это. — Вот думай об этом каждый раз, как захочешь снова развести срач. — Ты еще не устала? — Серафим отстранился, заглядывая в серьезное лицо собеседницы. — Нет, а тебе стоит поспать, — твердо ответила Даша, — ты совсем не отдыхаешь. — Ладно, блять, уговорила, только не сейчас. Шиханова еле сдержалась, чтобы не закатить глаза. Опять протестует. Когда же он начнет следовать советам? Когда рак на горе свистнет, не иначе. Рак на горе свистнул, когда Мукка чуть не уснул прямо так, стоя. Поэтому Дора оперативно загнала его на диван, заботливо приготовив подушку и плед. Сидорина вырубило почти сразу, а Даша еще долго просидела возле него, приглаживая крашеные волосы. Серафим выглядел так безмятежно, она не видела его таким никогда. Ну вот что ее держит возле этого парня?***
Надежды на то, что дилер примет во внимание советы, разбились уже на следующий день, когда Серафим вернулся домой, едва не распластавшись прямо на пороге. Даше пришлось услужливо дотащить его до дивана, что, кстати, было нелегко, учитывая то, что Шиханова была хрупкой девушкой, а парень больше походил на огромный шкаф. Но беды на этом не закончились, потому что потом Мукке стало откровенно хреново. Дора была вынуждена проделать путь со скоростью гоночного болида, чтобы довести бедного парня до уборной, где он провел добрый час в обнимку с унитазом. Девушка бегала от Сидорина к графину с водой и наоборот, поэтому в конце-концов она просто отнесла тару в ванную, продолжая поить Мукку, чтобы хоть как-то привести в чувство. Стоит признаться, что Даша в последний раз так «веселилась» в школьные годы, когда приходилось помогать знакомым добраться домой не то что невредимыми, но хотя бы живыми. А теперь она нянчилась с Серафимом. Блять, вроде уже взрослый парень, даже мужчина, а ведет себя, правда что, как маленький ребенок. Ну почему он такой придурок? И вот этого придурка Шиханова потом благополучно затолкала в душ, между прочим, самостоятельно помыв, так как Сидорин на ногах не стоял от слова совсем, а про разговоры вообще упоминать не стоит, чтобы психику не травмировать. Даша протащила Мукку до дивана, вновь укладывая на боковую. Хозяйка квартиры заботливо оставила тазик прямо возле его лежбища, чтобы вновь не ползти с парнем до белого друга. Дора легла спать с четким желанием вставить пистон этому долбаебу, но наутро девушка поняла, что Серафим был вовсе не готов к важному разговору. Тем временем прошло уже пять дней, а дело стояло на месте. Мало того, что Музыченко наверняка думал, что новоиспеченные братья по несчастью поджали хвосты и свалили в туман, так еще и Терновой лично от Шихановой не услышал важные новости. Именно поэтому на шестой день затишья Даша отправилась в отделение, дабы поговорить с начальником. Подмечать то, что она переживала, не требовалось. Последняя личная встреча с подполковником закончилась на тяжелой ноте, потому что Мукка решил покачать права. Ну что ж, теперь Серафим отсыпается дома, а значит, девушка может спокойно переговорить с Олегом Николаевичем. Отделение безнадежно пустовало, Дора встретила только Даню Бурцева, который вечно находился подле Тернового. Паренек был рад коллеге, встречая ее с распростертыми объятиями, тут же делясь теплом. И речь была вовсе не о температуре тела, а о том, что заведующий архивами был просто самым настоящим солнышком. — Как дела? — Спросил Даня, отпустив девушку. — Хреново, — честно ответила Даша, — Андрея убили. — Это плохо, но было ожидаемо, — подумав, сказал Бурцев, — мне звонила Лиза, она пытается отвлечь Кашина всеми возможными способами. — Ну хотя бы не я одна мучаюсь, — саркастично заметила Шиханова, — Серафим бухает все эти дни, — поспешно добавила она, перехватив вопросительный взгляд собеседника. — Блять, — светловолосый парень вздохнул, — и ты не пыталась его остановить? — Пыталась, конечно! Только на следующий день он напился еще сильнее, — Даша развела руками, — не удивлюсь, если и сегодня Серафим в дерьмо будет. — Черт, что же делать? — Бурцев задумался, — попробуй поговорить с ним еще раз. Упомяни Андрея, может, это подействует. — Я уже не знаю, честно, — Даша поникла, — он сам все понимает, но продолжает творить хуйню. — Не волнуйся, все образуется, — бодро сказал Даня, — а ты чего тут, кстати, забыла? — Я к Олегу Николаевичу пришла. Он знает про то, что Андрей умер? — Знает, — парень кивнул, — можешь к нему не заходить. Нам Поперечный уже все сообщил. И про подарок тоже. Противно как! Кто вообще мог до такого додуматься? — Музыченко, — хмыкнула Дора, — скажи, Дань, Терновой на меня злится? — Он никогда не злился, — тихо ответил Бурцев, — он просто за тебя волнуется. Понимаешь, ты сама расследовала дело, связанное с дилерами, попала на время к этому ебнутому маньяку, а потом просто вынужденно убила! — Стоп, что ты сказал про маньяка? — Переспросила девушка. — Олег говорил, что ты просила его не рассказывать, но я и сам догадался. Честно, я понимаю, что ты там делала, раз не захотела поделиться с нами, но поверь, мы бы тебя не осудили. Даже если бы это был твой осознанный выбор, — пояснил Даня. — Прости, что не сказала, — Даша почувствовала болючий укол совести. — Да ничего страшного, главное, что с тобой все хорошо, — заведующий архивами улыбнулся, поправив галстук, — ты пойми, Олег за тебя правда переживает, ты ему как дочь. И он уж точно не ждет тебя у себя, потому что тебе и так нелегко, так еще и за Серафимом надо приглядывать. Так что иди домой и научи его уму-разуму. — Хорошо, Дань, спасибо, — Шиханова облегченно улыбнулась, обнимая парня. — Если что, звони, мы быстренько приедем и успокоим твоего рыцаря. — Он не мой рыцарь, — буркнула Дора. — Да кому ты рассказываешь, дорогая, — Бурцев ехидно улыбнулся, — иди давай, я с Олегом сам разберусь. — Не переусердствуйте, — девушка хихикнула и, поцеловав собеседника в щеку, двинулась к выходу, — пока, золотце! — Шуруй давай, — наигранно раздраженно сказал Даня, забирая с близстоящего стола пару отчетов, которые благополучно оставил, когда Даша появилась в отделении. Шиханова покинула родное здание с облегчением. Кажется, хотя бы кое-что прояснилось: Терновой не держал на нее зла, а значит, оставалось только два нерешенных вопроса. Что делать с Серафимом и с Музыченко? И это были до безумия сложные задачи. Может, девушке действительно стоит воспользоваться советом Дани и поговорить с Муккой еще раз? Хотя, будет ли от этого толк, если и в первый раз он ничего не понял. Даша надеялась, что когда вернется, застанет дилера в более-менее адекватном состоянии, потому что по пути она еще успела заехать за продуктами, упустив добрые тридцать минут в разделе косметики. Учитывая то, что Шиханова вовсе не торопилась, потраченные четыре часа не казались критичными. На носу уже был вечер, а поэтому Дора была отчего-то до одури уверена в том, что Серафим уже поет и пляшет, насколько это возможно, испытывая адское похмелье. Но жизнь открытым текстом послала бедную девушку нахуй, потому что вопреки ее ожиданиям, Сидорина дома не оказалось. — Вот же сука! — Воскликнула Даша, стоило ей зайти в квартиру и не увидеть возле двери знакомую пару кроссовок, — ну ты получишь у меня. Фыркнув, Шиханова принялась разбирать пакеты. Чтобы немного успокоить нервы и занять время, Дора решила провести экспресс уборку. После вчерашних ночных экзекуций ее квартира была похожа на самый обычный притон. Три часа пролетели, как один миг. Когда девушка закончила уборку, на нее накатила жуткая усталость. Ну конечно, она полночи провела, ухаживая за Сидориным, который плевать хотел на эту заботу с высокой колокольни. И это еще мягко выражаясь. Все, это была последняя капля. Пусть сам себя отдирает от пола и тащит в ванную, Дора в сиделки не нанималась. С этой победной мыслью Шиханова отправилась в душ, натираясь всякими гелями, пенками, муссами, скрабами. В общем, она устроила себе заслуженный вечер отдыха, а когда вышла в коридор, наткнулась на внезапно рано вернувшегося дилера. Даша сразу распознала этот затуманенный взгляд, но Серафим, на удивление, был довольно трезвым, если сравнивать с предыдущими подвигами. И он выглядел так…виновато? Да, он смотрел на нее, как забитый щенок. Всю злость словно ветром сдуло. Ее уже нет, финита ля комедия! Просто поразительно, блять. — Завтра у меня к тебе будет важный разговор, — процедила Дора, тут же скрываясь в своей комнате, многозначительно хлопая дверью. Она правда не хотела так резко, но уж заслужил, блин! Шиханова мгновенно ретировалась, стоило ей понять, что она постепенно вновь начинает оправдывать Мукку. Этого еще не хватало! Пусть понимает, что она злится. И упаси Бог ему завтра нажраться до потери памяти. Даша сама лично его задушит, и никакой Музыченко не потребуется.***
Девушка решила не тревожить себя ранним пробуждением, а поэтому намеренно не поставила будильник. Накопившаяся усталость вынудила ее подняться в час дня, вовсе не заботясь о том, как и что там Серафим. А Сидорин и сам неплохо справился: на кухне, как выяснилось, ее ждали уже приготовленные бутерброды и кружка кофе. Шихановой, честно сказать, показалось это безумно милым и она, с упоением позавтракав, решила отправиться на поиски парня, который даже не удосужился поздороваться. Мукка сидел на кресле в гостиной, в которой царил полумрак из-за закрытых плотных занавесок. Казалось, что дилер смиренно ждал ее. Как только девушка появилась на пороге комнаты, Серафим окинул ее тяжелым взглядом. Таким уставшим и измученным. — Доброе утро, — осевшим голосом сказал он, кивнув. Хотя, какое нахуй утро? День на дворе. — Доброе, спасибо за завтрак, — лаконично ответила Даша, решив не церемониться, — проспался? — Да, — отрезал Сидорин. — Отлично, я надеюсь, что тебе хватит ума сегодня не бухать, — в голосе хозяйки квартиры промелькнуло раздражение. — Я не буду, ты же хотела что-то обсудить. — Вот и умничка, возьми с полки пирожок. У тебя есть время подумать, что ты будешь говорить в свое оправдание, пока я занимаюсь своими делами. Не дождавшись ответа, Дора развернулась и отправилась в свою опочивальню в сопровождении все того же тяжелого взгляда. Девушка почувствовала себя победительницей. Наконец-то. Вот пусть сидит себе и пыжится, пока Даша спокойно читает тот самый детектив, чему ранее помешал Серафим. Шелестящие страницы затягивали. Напечатанные буквы погружали в увлекательную историю какого-то небезызвестного классика. Девушка, будучи все также в розовом кружевном пеньюаре, читала целых три часа. Время летело незаметно. Но Шиханова все же решила подняться с незаправленной кровати, чтобы провести с Муккой долгожданную воспитательную беседу. Часы показывали уже пять вечера, а Сидорин все также сидел в кресле, буравя взглядом стену. — Ты обдумал мои слова? — Спросила девушка, войдя в гостиную. — Я виноват перед тобой, не спорю. Спасибо, что неоднократно помогала мне, — коротко ответил Серафим. — И это все, что ты придумал за три часа? — Шиханова мгновенно разозлилась, — больше ты ничего сказать не можешь, да? — Мы уже поговорили обо всем недавно, что ты еще хочешь от меня услышать? — Протянул парень. — Ах, мы, блять, поговорили! Да, поговорили, а что толку? Ты на следующий вечер блевал дальше, чем видел. Ты ничему не учишься, Серафим. Зачем продолжать делать то, что не считаешь правильным? Ты же сам знаешь, что ни к чему хорошему твой новый образ жизни не приведет. — Знаю, — Мукка кивнул, — у меня умер лучший друг, могу себе позволить, представь. — Вот так ты себя оправдываешь, да? — Дора всплеснула руками, — тогда, может, ты подумаешь об Андрее хоть на минуту и перестанешь тешить себя? — Не говори о том, о чем не знаешь, — рыкнул Сидорин, — я постоянно виню себя в том, что до этого дошло. — Не вини себя, блять, хватит жалеть! Лучше думай, как сделать так, чтобы смерть Пирокинезиса не была напрасной. Говорить, что мучается, каждый может, но не каждый сумеет выйти из такого ублюдского состояния и что-то сделать. Ты же сам сказал, что Андрей бы не одобрил такое поведение, тогда зачем ты это делаешь? У меня складывается впечатление, что ты просто нашел повод, чтобы вести себя подобным образом. А что, есть я, которая все сделает, есть крыша над головой, нет никакой работы и забот! — Я думаю, о том, что делать дальше, — Серафим покачал головой. — Да что ты говоришь! Мне так не кажется, — Шиханова усмехнулась, — ты только пьешь круглыми сутками. — Когда я думал, как тебя вытащить из клуба Юры, я тоже бухал, — как бы невзначай сказал Мукка. — Ну какой молодец, памятник бы тебе поставить! Проблема в том, что сейчас все идет по пизде из-за того, что ты уже неделю «думаешь», — девушка показала кавычки в воздухе, — и тебе пора бы либо ускорить процесс создания плана, либо наконец принять помощь другого человека. — А ты мне предложила эту помощь? — Крикнул Серафим, — ты только и можешь обвинять меня, даже не пытаясь понять. — Правда, дорогой? Вот это ты меня удивил. Ты снова не слышишь меня, нахера я тут распинаюсь? — Нет, Даша, это ты меня не слышишь, — дилер усмехнулся, поерзав в кресле, — я, блять, постоянно думаю о том, что нужно отомстить. Я пытаюсь придумать как, а ты считаешь, что я постоянно бухаю. Это твой выбор. — Хреново ты придумываешь, Серафим, — Шиханова сложила руки на груди. — Я все ахуенно придумываю, если ты еще не заметила, — ответил парень, — потому что ты видишь только то, что хочешь видеть. Ты не видишь, что мне, может, нужна помощь. Может, я просто не знаю, как сделать все правильно. — Я вижу, что тебе нужна помощь, но я не понимаю, как ее оказать, — объяснила Дора, — я пытаюсь что-то посоветовать, а ты делаешь по-своему. Откуда мне знать, что будет в следующий раз? — Мне нужен не совет, — он фыркнул, — я и сам все знаю. У меня нет стимула что-то делать. — Ты себя слышишь? — Воскликнула девушка, — как это, блять, стимула нет? Смерть друга — вот твой стимул. — Это не то. — Как это не то? А что тогда тебе требуется? — Что-то новое, — подумав, ответил парень. Новое, блять? А Серафим не зажрался? Шиханова раздраженно оглядела дилера. Его лицо было невозможно рассмотреть из-за полумрака, царившего в комнате. Но Даша была более, чем уверена, что он зол. Мукка злился, но бесстыдно пользовался возможностью поглазеть на уже изученные изгибы женского тела, скрытые шелковым халатиком. Она чувствовала этот оценивающий взгляд на себе, осознавая, что влетев в гостиную, забыла, что все еще одета в коротенький пеньюар, который еле доходил до середины бедра. Мысли Доры посетила маленькая шалость. — Значит, ты хочешь новое, — медленно заговорила девушка, двинувшись навстречу парню, — хорошо, будет тебе новое.Bishop Briggs — River
Дилер непонимающе уставился на собеседницу, но весь его ступор испарился, когда хозяйка квартиры уверенно уселась к нему, зажав его бедра коленями. — Ты что творишь? — Серафим тяжело сглотнул, пытаясь игнорировать то, что прямо напротив его лица была аккуратная женская грудь, скрытая тонким шелковым халатиком. — А ты маленький мальчик, который ничего не понимает? — Даша игриво ответила вопросом на вопрос, проводя пальцами от шеи к животу, — ни за что не поверю. Поэтому, если после этого ты не соберешь яйца в кулак… — Ты меня затрахаешь до смерти? — Мукка изогнул бровь, возвращаясь к своему привычному амплуа. Теплая мужская ладонь легла на спину Шихановой, проделывая уже знакомый путь: от лопаток к округлым ягодицам, забираясь под пеньюар. Пальцы ощутили кружево, которым было отделано белье. — Я тебя прибью своими собственными руками, — прошептала девушка дилеру на ухо. Язык скользнул по мочке, ненадолго забираясь в раковину. Дора отстранилась, разглядывая напрягшегося Серафима. О да, она была довольна результатом. Сидорин хотел было что-то сказать, но Шиханова опустила указательный палец на его губы, — а теперь заткнись. Мукка медленно кивнул, не отрывая глаз от девичьего лица, которое потрясающе красиво освещал дневной свет, проникавший в комнату из не до конца задернутых штор. Парень покорно поцеловал пальчик, задержавшийся на его губах. У Даши сперло дыхание, она, словно заколдованная, наблюдала за Серафимом. Почему это выглядело так правильно? И почему ей так нравилась его покорность? Сидорин, заметив смятение девушки, мягко убрал ее руку, мгновенно преодолев несколько сантиметров, разделявшие их лица, вцепившись в чужие губы отчаянным поцелуем. В поисках спасения. И Дора великодушно подарила его, со всей горячностью отвечая. Она прижалась к Серафиму, обняв за шею, чувствуя, как его язык ласково проникает внутрь. Его ладони, наконец, сжали округлую задницу, вынуждая Дашу тихо простонать. Шиханова очень долго ждала. Но не только она: Сидорину буквально срывало крышу. Запах девушки, ее нежные вздохи, которые ловили его губы, ее тело. Он соскучился по всему, изголодался по Даше, как самый настоящий зверь. А хищник по своей природе редко проявляет ласку. Поэтому когда Шиханова, дразнясь, поерзала, прижимаясь грудью так сильно, что Мукка почувствовал ее возбужденные соски сквозь шелк и хлопковую майку, что была на нем, тормоза отказали окончательно. Контроля нет и не может быть, потому что Серафим с ней. Она уничтожает в нем здравый смысл. Его губы уже спускаются к подбородку, тонкой шее, язык облизывает кожу так, словно Сидорин никогда прежде не пробовал ее на вкус. Зубы оставляют новые отметки на месте старых, ведь Даша может принадлежать только ему одному. Пусть все об этом знают. Всегда. Ладони свободно оглаживают женские бедра, поднимаясь выше, ощупывают ткань трусиков. Шиханова выгибается к нему навстречу, чувствуя требовательные поцелуи на ключицах. Серафим одной рукой придерживает девушку за талию, другой быстро развязывает пояс халата, приспуская с одной стороны. Парень торопится, потому что уверен, что еще не раз сможет коснуться ее, изучить каждую родинку на теле, но сейчас Дора была нужна ему, как никогда. Он целует оголенное плечо, не отрывая взгляда от лица Даши. И черт, как ему нравилось. Нравилось даже то, что она, чувствуя его возбуждение, все равно продолжала ерзать, распаляя и себя и его одновременно. Как самая настоящая сучка, его сучка. Она его от макушки до кончиков пальцев, потому что стонет так по-блядски. Это доводит до исступления. Серафим без разбора целует ее тело, сжимая рукой тонкую талию. Хочется стянуть ебаные штаны и выкинуть к чертям, потому что они адски мешали. Мешало все, кроме Шихановой. Его губы смыкаются на соске, пока пальцы, пробежавшись по животу и огладив бедро, отодвинули ткань черного нижнего белья. Привычная схема, но у Сидорина сомнений не было — она снова мокрая. Из-за него, для него. И ему это нужно. Нужно провести пальцами по влажной плоти, дразнясь. Нужно услышать еще один отчаянно громкий стон. Парню необходимо, чтобы она произнесла его имя. И она произносит. Протяжное «Серафим» слетает с ее губ, салютом разрываясь в его голове, разносясь по сосудам вместе с горячей кровью, когда она выгибается до хруста костей, потому что его пальцы проникают внутрь, а зубы сжимают истерзанный сосок. — Блять, — шипит он, отстраняясь. Даша, не упуская возможность, затягивает парня в новый поцелуй, отчаянно кусая теплые губы. Дрожащие женские руки находят ширинку джинс. Пальцы не слушаются, но ей все же удается расстегнуть штаны Серафима. Шиханова нетерпеливо приспускает боксеры, рука обхватывает возбужденный член. Пальцы массируют головку, распределяя смазку. Еб твою мать, Господи. Как она это делает, блять? Сидорин тяжело вздохнул. Девушка творила с ним что-то просто незаконное, запретное, но до безумия приятное. Потому что это Дора, с ней иначе невозможно. — Трахни меня уже — задыхаясь от стонов, словно в бреду, бормочет Даша. Она хочет его в себе. Сейчас. — Без… Едва слышно. Серафим почти не соображает, с трудом собирая мысли по крупицам. — Выпью таблетку, только трахни меня уже, черт, — торопливо отвечает Дора, опаляя дыханием его ухо. Мурашки. Миллионы, сотни миллионов мурашек атакуют его тело. Ему нужно в нее. Просто в нее. А приказ Шихановой — закон. Пальцы исчезают, Даша придвигается ближе, сжимая плечи дилера. Сидорина колотит. Потому что он так хотел. Хотел Дору до пиздецкой трясучки. Одно резкое движение, один рывок — он внутри. Девушка сжимает коленями его бедра, рот приоткрывается в немом крике. Блять, как же ждала. И она получила то, что просила. Даша берет все в свои руки, сама насаживается на возбужденный член и снова стонет, забываясь. Какая прекрасная, блять. За что ему это? Но все абсолютно не важно, потому что парень смотрит на нее, пытаясь запомнить каждую деталь. Как падает свет, как халат прикрывает грудь, словно это какая-то тайна. Но между ними уже нет секретов, и, словно в подтверждение, дилер сжимает пальцами оставшееся без внимания полушарие, рука все также оглаживает талию, придерживая. Шиханова вновь наклоняется, проводит носом по его уху, а Сидорину кажется, что в нем дрожат даже вены, но это просто невозможно. Нахуй. Он все шлет к черту, потому что ему мало. Даши ничтожно мало. Свободная рука крепче сжимается на талии, а Дора обхватывает шею. Идеально считывает его желания, как всегда. Серафим медленно поднимается на ноги. Прямо так, с ней на руках. Шиханова пытается двигаться, сильнее насаживаясь на член. Мукка едва не впечатывает ее во все возможные стены, пока идет к широкой кровати. Он получит больше. Сидорин вынуждает девушку слезть. Недовольный вздох долетает до его ушей, стоит ей покинуть теплые объятия парня. Не желая слышать подобное разочарование, Мукка затыкает ей рот уже проверенным способом — поцелуем. Руки сами стягивают пеньюар, откидывая куда-то на пол. Дора, отстраняясь, стягивает с Серафима футболку, выбрасывая все в том же неизвестном направлении. Все это не нужно. Она получает возможность отыграться, но ведь это сладкая месть, не правда ли? Еще как сладкая, довольный вздох Мукки только подтверждает это, когда она руками оглаживает плечи, спускаясь к грудной клетке. Ее губы смыкаются на соске, ласково играясь. Парня снова бросает в жар. Девушка легонько дует на влажную кожу, от контрастов кажется, что земля уходит из-под ватных ног. Но все это становится ничтожным, меркнет: Даша опускается к животу, целует возле пупка. Просто не важно. Ее руки стягивают к коленям джинсы вместе с боксерами. Девушка похабно смотрит на дилера, лизнув головку. Язык проводит по члену, змеей обвивается вокруг ствола. Боги, как он хочет ее теплый рот. И она знает, но продолжает играться, облизывая член. Маленькая сучка, какая же она все-таки сучка. Слизывает собственные соки. И такая, блять, довольная. До ахуения довольная. Горячая, обжигающе горячая. Мукка толкает ее на мягкое одеяло, не забыв смачно шлепнуть по желанной заднице. Сидорин сам избавляется от порядком заебавших джинс и забирается к ней. Шиханова манит его взглядом, вызывающе раздвигает ноги. Серафима долго просить не надо. Его руки рывком стягивают кружевные трусы, едва не порвав. Ты получишь, стерва, получишь сполна. Парень придавливает ее к кровати, целует искусанные им же губы. Ладонью дилер держит ее руки над головой, лишая всякой возможности дернуться. Его член вновь прижимается к ней, головка собирает теплую влагу. Между ними больше нет ничего. Никакой разделяющей тела ткани. Только желание, одно на двоих. Мгновение, и он снова в ней. Это до одури правильно. Она сжимает член изнутри так плотно, так мокро, а Сидорину кажется, что он готов молиться вслух. От этого скручивает нутро, выворачивает наизнанку. Дилер подается назад и снова врезается в нее. Снова и снова. Шиханова сама насаживается, буквально выдирая из его горла рычащий стон. Следит за ним, за каждым движением, тонет в затуманенных глазах, камнем идет на дно. Просто безвозвратно. — Не останавливайся, — то ли полустон, то ли полукрик. Уже не разобрать. Серафим в который раз прижимается к губам, чувствуя, как девушка захлебывается в своих криках. Хотела, давно хотела. До сорванного к утру горла. До взрыва, щекочущего внутренности. На руках, которые стальной хваткой стиснула ладонь Сидорина, точно останутся отметины, но это никого не беспокоит. Он вновь вколачивается в податливое тело. Толчки рваные, резкие, быстрые. Жадные до ужаса. Парень чувствует, как медленно сходит с ума, потому что не может насытиться. Ему все мало. Постыдно мало стонов, жара тела. Даша — огонь, самый настоящий огонь. Но он не боится сгореть. Серафим бросается в него, забывая обо всем. Мукка отпускает девичьи руки, переворачивает Шиханову на бок, опускаясь рядом. Дилер, не прекращая врезаться в Дору вновь и вновь, обнимает ее. Спиной она придавливает предплечье парня к кровати. Плевать. Его рука окольцовывает ее тело, левое полушарие груди так идеально ложится в ладонь. А Даше кажется, что она готова продать душу без обмена и возврата, когда слышит его хриплые стоны прямо над ухом, которого периодически касаются чужие губы. Свободной рукой Серафим приподнимает ногу Шихановой. Пальцы касаются чувствительного клитора. Все, просто все. Его рвет на части только потому, что она дрожит в его руках. Последние капли самообладания бусинами пота стекают по спине дилера. Блять, как же это…как он буквально вколачивает ее в несчастную кровать, а Даша опять кричит. — Серафим, — стонет в который раз. Он сбился со счета, да и нужно ли, если его имя опять миллиардом мурашек оказывается под кожей. Шиханова превратилась в один адский комок нервов, током поражающий тело там, внизу, где твердый член и умелые пальцы. Даша слегка поворачивается к Сидорину, его губы тут же накрывают ее собственные. Она снова бормочет что-то, но уже не разобрать. Не нужно. Нужны его поцелуи, в которых теряются все отчаянные вздохи. Губы Мукки пытаются достать, куда возможно. Щеки, лоб, висок, бровь. Все, что можно. Он двигается все быстрее и быстрее, а Дора на грани чего-то яркого, сильного. Серафим снова ловит ее губы, облизывает, смакуя. Парень кусает их, вздрагивая с почти животным рыком. Дилер кончает в пульсирующий жар, поглотивший девушку. Настолько оглушительно, что, кажется, темнеет в глазах. — Моя, — бормочет куда-то во влажную от пота шею. Говорит это бьющееся в голове слово вновь и вновь. Шиханова думает, что ей показалось. Но такое не кажется. Сидорин не торопится отстраняться, устало обнимая обмякшее тело Даши. Тяжелое дыхание уничтожало тишину в комнате. Мысли по-прежнему путались, в горле пересохло. Но все это было так ахуенно. Потому что, как Мукка когда-то и хотел, девушка отдалась ему сама.