***
Глаза в панике распахиваются. Пульс отдаётся в горле. Вэриан судорожно вздыхает и садится на брезенте, а мех Рудигера обвивает его шею. Всё в лаборатории осталось нетронутым, и ему потребовалось всего несколько секунд, чтобы успокоиться и оценить реальность. Енот всё это время наблюдает за ним, с любопытством подёргивая ушами. — Реалистичный сон, — бормочет он в основном самому себе хриплым от сна голосом. И слава науке, это был сон, потому что Паст-Вэриан на его стороне... Нет, это не та мысль, которую стоит развивать. Почему он вообще отвернулся от него? Конечно, если бы кто-то безоговорочно доверял Вэриану, это была бы другая версия его самого. Если он перестанет верить в двойника, ему придётся перестать верить и в себя тоже. И поскольку доверять больше некому, такой исход совершенно немыслим. «Это был всего лишь сон...» Немного утешает. Однако грохот не прекратился. Разбросав во все стороны грязные одеяла, алхимик вскакивает на ноги, морщась от внезапно вонзённых в плечо когтей. В лихорадочном тумане сна он приписал этот звук еноту, но ясно, что настоящий источник шума нечто совершенно иное. Неужели на Старую Корону обрушилось землетрясение? Ураган? «О, нет.» И тут он видит именно то, чего так боялся. Из середины лаборатории поднимаются камни, по-своему всё так же неожиданно. Ранее мальчишке не довелось это узреть, и страх видеть, как они постепенно пробиваются сквозь землю и проникают в его пространство, в его жизнь, как вирус — это хуже, чем ложная смерть, которую он недавно пережил во сне. Потому что это реально, это начало конца. Из люка доносится дребезжащий звук. Вэриан подпрыгивает и вскрикивает. Между реальностью, с которой он сталкивается, и сном, который всё ещё кажется ощутимо реальным, ему не приходит в голову спрятаться на случай, если спустится его отец, а он останется опасно стоять на месте. (Это, конечно, не Квирин, потому что зачем ему вообще заходить сюда и интересоваться увлечениями сына, если не для того, чтобы прикрыть эту лавочку к чертям?) — Я слышал шум, — сипло говорит Паст-Вэриан, спускаясь по лестнице и сгибаясь пополам, чтобы отдышаться. — Всё в..? Ого! — понятно, что поток слов да и движений прекращаются, когда его взгляд падает на камни, которые вырвались из земли и угрожающе раскололи лабораторию надвое. — Э-э, я хотел спросить, всё ли в порядке, но... — Не всё в порядке, — договаривает Вэриан, хмурясь. — Меня здесь не было в прошлый раз. Они, эм, напугали меня. По выражению лица другого трудно что-либо понять: странная смесь разочарования, недоумения и решимости. — Ну, если посмотреть на это с другой стороны, может быть, это даже плюс. Поскольку камни сейчас в нашей лаборатории, нам будет легче изучать их: они ведь у нас под рукой. Проведём некоторые тесты и... — Не смей! — он не хотел кричать, но его тотчас выводит из себя наивность двойника. Тот вздрагивает. — В смысле, не трогай их. Проводить тесты — плохая идея. Держи все реактивы подальше от них, хорошо? Просто... записывай, что видишь. Я знаю, вполне заманчиво возиться с ними, но не менее опасно. — Это ж просто камни, — протестует Паст-Вэриан. — Насколько они могут быть опасны? — Очень опасны. Оба упрямо смотрят друг на друга, ожидая, когда один из них сломается, но у Вэриана было больше практики в подобном, и он сразу замечает, как хмурый взгляд двойника переходит в смирение. — Ладно, как скажешь. Но я всё ещё не понимаю, почему ты не можешь просто рассказать мне, что произошло в твоей временной шкале. — У меня такое чувство, что если я скажу это вслух, всё повторится, — бормочет алхимик. Нет никакой научной основы для этого ощущения, что делает его совершенно бесполезным. Но он будет придерживаться этого, потому что доверяя своей интуиции, он сможет пытаться изменить будущее. — И ты даже не должен знать, что происходит в других временных линиях. Не хватает нам и других парадоксов. Паст-Вэриан закатывает глаза. — Справедливое замечание. Тогда вот контраргумент: ты когда-нибудь думал, что утаивание от меня жизненно важной информации приведёт к тому, что я непреднамеренно совершу те же ошибки, что и раньше, и получу именно те результаты, которые, собственно, ты хочешь изменить? — Да, думал. И решение состоит в том, чтобы позволить мне быть скрытным и слушать то, что я говорю, не задавая вопросов. Так будет лучше для обоих миров. — Только не для меня! — недовольно вздохнув, другой плюхается в кресло, и Рудигер спрыгивает с плеча Вэриана на стол. — Понятия не имею, что с тобой происходит. Я даже не знаю, что ты уже изменил здесь, и что мы вообще искали в тех перечитанных на десять раз книгах. Но как бы то ни было, я полагаю, что моё ненасытное научное любопытство так и останется неудовлетворённым. Подумаешь, не страшно. Мальчик поднимает бровь. — Пытаешься заставить меня расколоться, да? — Ничего подобного. Просто выражаю свои обиды, Футуриан. — Неужели? А я бы использовал именно такую тактику, если бы пытался кого-то обвинить. — Хм, думаю, мы никогда этого не узнаем, — грубо парирует двойник, продолжая невежливо крутиться в кресле, вытянув одну руку, опираясь о стол, и едва не падает. — Поскольку ты — это я и всё такое, я дам тебе преимущество и оставлю тебя в покое. На сегодня. Так что же дальше, межпространственный скрытный человек? В какое ещё сомнительно удачное приключение ты собираешься посвятить меня? Выбешивает формулировка вопроса, но Вэриан отказывается идти на поводу и сдерживает гнев. — Пожалуй, поговорю с папой. Примерно в это время тогда... — «Приближается момент, когда всё пошло не так... только не снова.» — Камни начали появляться повсюду, и мы отправились в Корону, чтобы обратиться за помощью к королю. — И? — И мы не получили помощи, — выдыхает он, тщательно подбирая слова. — С тех пор, как мы... не могли нормально поговорить на эту тему. Так что на этот раз я хотел бы убедиться, что всё пройдёт, как надо. Если быть более точным, его отец солгал королю, полностью разрушив доверие Вэриана к нему и отправив его на отчаянную нисходящую спираль желания решить проблему камней самостоятельно. Этот момент открыл алхимику глаза на ненадёжность всех. Но если он может изменить это будущее, не обращаясь к своему прошлому, тогда он сможет сохранить эмоциональную невинность другого. Вероятно, уже слишком поздно вернуть ему самому эту ясноглазую безоговорочную веру в людей, но это не значит, что Паст-Вэриан должен испытать то же предательство. Без этой горечи двойник не станет рваться к камням, что в свою очередь обезопасит его и не сильно повредит их отношениям с Квирином. Идеально. — Хм, — Паст-Вэриан скептически постукивает ногой по полу. — И ты действительно уверен, что я ничего не могу сделать? В прошлый раз, когда я был в Короне, ты был моим напарником, так что, может быть, сегодня я пойду переодетым... — Я ценю твоё предложение, но просто оставайся здесь, в безопасности, — перебивает Вэриан как можно мягче, даже выдавив слабую улыбку. — Будет проще для нас обоих. Я найду нам помощь. Только не трогай камни, ладно? — Конечно-конечно, без вопросов, — коротко отвечает мальчик, махнув рукой. — Кто-то же должен составить компанию Рудигеру. Решительность умирает, не успев родиться. Другой излучает подозрительность, но нельзя позволить себе роскошь рассматривать эти чувства сейчас. Время не терпит отлагательств; он должен догнать отца, прежде чем тот уедет в Корону, и попросить его поехать с ним. На этот раз Вэриан не позволит ему сказать королю Фредерику ничего, кроме правды. Тем не менее, его начинает одолевать чувство смутного беспокойства. Он взбирается по лестнице к люку, а осуждающий и устремлённый на него взгляд Паст-Вэриана неприятно покалывает кожу.***
Выходя наружу и щурясь от теперь уже незнакомого ослепляющего солнечного света, он видит толпу людей, собравшихся вокруг камней и шепчущихся друг с другом. Тревожный мрак оседает среди них. Квирин разговаривает с другим взрослым из деревни, и хотя Вэриан слишком далеко и может только предположить, что отец успокаивает мужчину (ложно), что всё будет хорошо, и что проблема под контролем. Мальчик приближается к ним, и они замолкают. Другой мужчина делает почти незаметный шаг назад, увеличивая дистанцию между собой и молодым алхимиком с опасной репутацией. Тот старается не морщиться. Он знает, что никогда не был самым популярным человеком в Старой Короне, из-за периодических взрывов и разрушений, но, наблюдая за недоверием своей деревни вживую, во рту невольно появляется горький привкус. — Эти камни теперь повсюду, — заявляет Вэриан, решив проигнорировать испуганного циника и вместо этого обращаясь к Квирину, склонившемуся в молчаливом вопросе при внезапном появлении сына. — В моей лаборатории тоже появились такие. В последнее время становится всё труднее избегать их... Становится только хуже и хуже. — Ты ведь их не трогал, правда? — тревожно спрашивает отец. Мальчишка послушно качает головой. — Нет, пап, конечно, нет. Я хотел сначала поговорить с тобой. У тебя есть план нападения? Ну, знаешь, для того, чтобы... избавиться от них? «Я знаю, что нет.» Тем не менее Квирин кивает. — Разумеется. На самом деле я собирался сегодня поехать к королю и обсудить этот вопрос. — А можно мне с тобой? — быстро вопрошает Вэриан. — Мне так трудно сосредоточиться на чём-либо, когда это находится в моей лаборатории, — уже немного более скромно. — И я давно не ездил с тобой куда-нибудь. Пожалуйста, пап, — чем больше он разыгрывает своё отчаяние, тем более реалистичным оно становится; внутри всё скручивает при мысли о том, чтобы провести такое время с отцом, особенно болезненно осознавая его неизбежную нечестность позже в королевском зале — нечестность, которую он, Вэриан, должен будет в одиночку побороть перед всем королевством. Но мужчина только усмехается. — Ладно. Я как раз собирал караван. Тебе что-нибудь нужно взять из своей, эм, комнаты? — до боли ясно, какого слова он избегает, будто не говоря его, каким-то образом рассеивает интерес Вэриана к наукам. — Ничего опасного, конечно... Ты ведь не возьмёшь с собой енота? — Нет, он останется здесь. Мне ничего не нужно, так что, как соберёшься ехать, я готов, как ник... Кхм, то есть, готов. Квирин смотрит на него, приподняв бровь, но не спрашивает, почему он заикается и повторяется. — Хотелось бы разобраться с этим как можно скорее, чтобы нам не пришлось возвращаться по темноте. Раз ты готов, отправляемся. Хоть Вэриан и предложил эту поездку, как только они с Квирином оказались в караване, им стало трудно даже смотреть друг другу в глаза. Прошло так много времени с тех пор, как они были «связаны», что им больше не о чем говорить. Это усугублялось болезненным знанием, что алхимик даже не с настоящей версией своего отца. В какой-то момент мягкое покачивание и ритмичные шаги лошади погружают его измученное тело в нечто похожее на дремоту, но в голове крутится столько негативных мыслей, что он даже не замечает, что засыпает, и спит до того момента, пока резкое прекращение движения не заставляет его снова проснуться. — Мы приехали, Вэриан, — тихо объявляет отец. Около полудня они подъезжают к воротам замка Короны, и королевская стража пропускает их внутрь. Перед ними выстраивается очередь из желающих поговорить с королём Фредериком. Мальчик мгновенно нервничает, входя в здание. В последний раз его нога ступала в эти залы, чтобы похитить королеву. (Незадолго до этого стражники выбросили его в смертоносную метель, а Рапунцель стояла рядом и смотрела.) Для него это не место, полное тёплых воспоминаний, и мысль о том, что ему, возможно, придётся сделать в ближайшее время, чтобы разоблачить ложь, не помогает успокоить нарастающий страх. — Ты какой-то бледный, — шепчет Квирин после невозможного затишья. — Ты хорошо себя чувствуешь? — Я в порядке, — бормочет Вэриан, многозначительно глядя на очередь перед ними, а не на отца. При взгляде на него он вспоминает только янтарь и неудачу. Паст-Вэриан может считать их двоих семьёй, но очевидно, что это никогда не станет правдой. В конце концов, они не могут поделить эту версию Квирина. Но он всё ещё чувствует, что ведёт себя и говорит, как папа. Мужчина вздыхает. — Я знаю, ты беспокоишься о камнях и хочешь сделать что-то, чтобы помочь, но это не твоя проблема. Тебе не стоит чувствовать, что ты должен взять на себя ответственность. Ты же... просто ребёнок. Алхимик вскинул голову. — Дети могут решать проблемы, а взрослые бездействовать. — Дело не в действиях, а в опыте, — устало заверяет Квирин. — Я не хочу спорить с тобой, Вэриан. Только... пожалуйста, не надо этой алхимии сегодня перед королевским двором. «Да, да, я понимаю. Ты хочешь, чтобы я держался подальше от тебя, чтобы ты мог свободно лгать королю в лицо, как и раньше.» Отказываясь удостоить лицемерие ответом, мальчишка хмурится и отворачивается. — Вэриан, ты услышал меня? — Услышал. Никакой алхимии. Чтобы сказать королю правду, не нужны ошеломляющие взрывы или химические реакции. Он получит то, что хочет, не прибегая к порче имущества и эликсирам настроения. «И если королевская семья нам не поможет...», — мрачно размышляет он. «Тогда мы просто по-королевски облажаемся.» Будучи следующим в очереди, Квирин сохраняет тишину. Изнутри слышатся обрывки фраз человека, который вошёл до них, жалуясь на какие-то проблемы, связанные с овцами. Как ужасно, что буйная скотина является пиком их невзгод! Вэриан закатывает глаза от дерзости жителей Короны жаловаться на такие банальные дилеммы, когда деревня, которая во что бы то ни стало должна иметь такое же значение, разрывается в клочья прямо за их пределами. Но, может быть, он просто не может понять истинную агонию беснующихся овец?! Что он может знать о страданиях? Он всего лишь ребёнок. Чья-то рука опускается на хрупкое плечо посреди язвительных мыслей, и он поднимает глаза. Отец смотрит с решительным выражением, которое было бы утешительным, если бы Вэриан уже не знал, что это приведёт к откровенной лжи. — Сынок, подожди здесь, пока я поговорю с королём. — Почему я не могу пойти с тобой? — он бросает вызов, хотя и знает ответ. — Разве два свидетеля не убедительнее одного? Как и следовало ожидать, Квирину явно не по себе. — Я справлюсь сам. Мы с королём Фредериком лучше понимаем друг друга... Конечно, твои, эм, отзывы цены, но поверь мне, второе мнение всё усложнит. Со Старой Короной всё будет в порядке, — он пристально смотрит сыну в глаза. — Ты веришь, что я справлюсь с этой ситуацией? «Нет, совсем не верю.» Вопреки здравому смыслу, алхимик съёживается. — Да, — шипит он, прерывая зрительный контакт и утыкая взор на покрытый роскошным ковром пол. Узорчатые солнца глядят на него осуждающим взглядом, а отец проходит в тронный зал, оставляя Вэриана с отвращением к самому себе за внезапное отсутствие силы духа. Неприятный холодок пробегает по телу, а липкие пальцы неловко подергиваются под перчатками. — Если я разоблачу папу, — бубнит он под нос, — тогда у нас будет шанс получить помощь от Короны и избавиться от камней. Но потом мои отношения с ним... — и замолкает, полностью осознавая невольную ношу, которую ему придётся нести Паст-Вэриану. «Неважно, что из этого выйдет. Я не могу позволить ему снова соврать!..» Он прижимает ухо к двери, заставляя себя не отступать и слушать этот ужасный разговор во второй раз — разговор, который изначально разрушил его доверие к отцу. — Квирин, мой добрый друг. Что привело тебя из Старой Короны? — Ваше Величество, наша деревня стоит перед серьёзной дилеммой. «Хоть бы на этот раз он не солгал», — отчаянно умоляет Вэриан. Всё будет хорошо, и ему не придётся вмешиваться вообще, потому что это другая временная шкала, и... — Ах, так вышло, что урожай в этом году превзошёл все наши ожидания, поэтому я покорно прошу дать нам побольше земли, чтобы разместить всё это изобилие. Конечно, ничего не изменится. Ничего и никогда не изменится. Он знал, что так и будет. Знал, и всё же его опять предали. Значит, это его судьба? Быть обманутым снова и снова? Возможно, пришло время полностью сдаться. — Хм... Квирин, я рад слышать, что у вас дела идут хорошо, и ещё более рад удовлетворить твою просьбу. Нет, он не сдастся — не может! Теперь, когда чёрных камни лишь набирают силы и Старая Корона наводнена ими, новые земли уже ничего не сделают. Всё, что он когда-либо знал, будет съёдено заживо этими неразрушимыми клыками, пережёвано и выплюнуто, пока не останется ничего. Это последний шанс что-то изменить. Одним неистовым движением Вэриан распахивает дверь и залетает внутрь. — Он лжёт — Старая Корона в беде! Неважно, что он уже однажды видел эти события. Стоять перед королем — ужасно — нет, стоять перед своим отцом и королём — ужасно. Теперь все взгляды устремлены на него, стражники держат копья наготове, чтобы вывести его из помещения, если он станет источником неприятностей. Король Фредерик недоверчиво распахивает глаза, а Квирин... ну, кто знает, как он выглядит; мальчишка категорически не хочет поворачиваться к нему, дабы не потерять самообладание. — Мы теряем всё. Урожай, воду, жильё — скоро мы покинем свои дома. Люди напуганы, дети плачут. Всё катится к чёрту! — Вэриан, — восклицает Квирин, и в его голосе слышится явный ужас. Но он продолжает, даже не взглянув на него: — Нам нужна помощь Короны, — настаивает алхимик, делая шаг вперёд и сжимая кулаки. — Увеличение территории не решит проблему. Камни уничтожат и её, а потом... — Вэриан! Он знает, что прав, но всё же голос отца заставляет его вздрогнуть. Этот обусловленный стыд, это желание любой ценой выжать одобрение из Квирина, находиться в противоречии с пламенем несправедливости внутри, угрожающим поглотить тело и сжечь его будущее дотла. — Пожалуйста, король Фредерик, я знаю, что моё вторжение дерзко с моей стороны и противоречит правилам приличия, но при всём моём уважении, пожалуйста, не надо... — Я понимаю твоё беспокойство, — спокойно перебивает его Фредерик, — но если твой отец считает, что знает, что лучше для Старой Короны, то я могу доверять ему. — Д-доверять ему? — заикается Вэриан, не веря своим ушам. — Ему? Вы... вы слышали, что я сказал? Мой отец лжё... — Вэриан, — сейчас голос Квирина ледяной, достаточно, чтобы охладить гнев сына и заморозить его на месте. — Детям не место в тронном зале. Он уже слышал эти слова однажды. Они не должны влиять на него. Всё время после попадания в эту временную линию алхимик балансировал на грани отчаяния. Каждый раз, когда он заглядывал через край и смотрел в бездну, нежная рука прошлого «я» тянула его назад, напоминая о самоуверенной и любопытной натуре, которую он когда-то имел, и о важности не потерять её во второй раз. Счастье и свободный дух его прошлого — именно это стоит защищать. Но Паст-Вэриана сейчас здесь нет, и снисходительность Квирина приводит его в бешенство. — Людям, которые говорят ложь, не место в тронном зале! — крикнул в ответ Вэриан, и тут же сильные руки схватили его под локти, удерживая его. Правильно, он ведь так опасен! Какой же он испорченный, справедливый ребёнок! Что они собираются сделать, отправить его в тюрьму пораньше на этот раз? — Вот оно что? Собираетесь заставить меня замолчать? — рьяно цепляясь за воздух, он ничего всё равно не добивается; охранники едва шевелятся и начинают неуклонно подталкивать его к двери. «Всё без толку. Мы не получим никакой помощи от королевской семьи, а Старая Корона...» Старая Корона умрёт. — Помогите нам! — кричит он, тщетно пиная оттаскивающих его от трона гвардейцев. — Почему Вы заботитесь только о своей семье? А как же моя семья?! А как насчёт людей за пределами Ваших границ? Думаете, раз Вы нас не видите, значит, нас не существует? Я всю жизнь прожил в Старой Короне! Я не хочу переезжать! Послушайте!.. Хлопок. — Меня! Дверь в тронный зал захлопывается, и Вэриана бесцеремонно выбрасывают прочь, как вчерашний мусор. Внутри он ещё слышит приглушенные голоса короля и отца, но стена приглушает их слова. Скорее всего, Квирин извиняется за непослушное поведение своего сына, прежде чем продолжить заталкивать вопрос об их умирающей деревне под ковёр. Почему король не послушал его? Видимо, они с Квирином каким-то образом сговорились — не это ли означало его заверение в том, что они с королём в хороших отношениях? Возможно, отец действительно хочет, чтобы Старая Корона погибла. Безумная мысль, но если всё остальное не имеет смысла, то она так же правдоподобна, как и любая другая теория. Или мальчишка упустил момент, упомянув о самих камнях. От него не ускользнуло, как нахмурился лоб короля и потемнели глаза, когда он произнёс это слово; Рапунцель, молчавшая рядом с королём, тоже на мгновение отвела взгляд от него. Если сама тема табу, то поднимать её было роковой ошибкой. Его мольбы были полностью отвергнуты. Вэриан стоит, не двигаясь. Он хочет плакать, но не может, хочет кричать, но у него перехватывает горло. Гнев, ярость, отчаяние погасли в одно мгновение. И ни одной мысли не возникает среди этой пустоты. Он смотрит на свои руки. Собственное тело кажется таким далеким. Может быть, именно туда и ушли все его мысли. И его счастье. Это то, что чувствует утопающий? Нет, по крайней мере, если бы он тонул, то задыхался бы в отчаянной последней попытке выжить. Вот что значит по-настоящему сдаться. — Вэриан? Он не ожидал услышать этот голос. С другой стороны, весь кошмар относится именно к нему, не так ли? Принцесса выскакивает в коридор, быстро закрывая за собой дверь в тронный зал. Она шаркает ногами, приближаясь, но её забота так же самоотверженна и искренна, как и всегда. И, как обычно, Вэриан с трудом принимает это беспокойство. — ...Рапунцель. — Эм, то, что ты там устроил, — начинает она с нервным смешком. Тот фыркает и молчит. Из всех людей он — единственный, кто отказывается принять утешение от неё. — Неужели в Старой Короне действительно так плохо, как ты говоришь? Несмотря ни на что, алхимик ещё находит в себе силы закатить глаза. — Нет, мне просто нравится выставлять себя дураком на публике, Рапунцель. Особенно при королевском дворе. Будто ты не знаешь, что приставать к стражникам — моё любимое развлечение? Ну, после алхимии, конечно, но... — Ясно, я поняла, — бормочет девушка. — Конечно, ты не лгал. Ты нуждался в помощи... это так бессердечно. Извини... Он хмыкает. — Между прочим, я знаю, что сейчас не самое подходящее время... то есть, сейчас очень, очень неподходящее время, но пока я не забыла... прости, что не поздравила тебя на выставке. Ты сбежал, как только объявили места, но я правда хотела... — Мне всё равно. Это соревнование было пустяковым. За что ты должна извиняться, так это за камни. Это твоя вина, что они расползаются без конца. — Вэриан! — в ужасе восклицает Рапунцель. — Говори тише! Как... как ты вообще узнал об этом? Погоди-ка, это ты сказал Юджину? Мне было интересно, как он вдруг узнал об этом! Точно, Юджин. Вэриан, по общему признанию, забыл о том вмешательстве. — Я занимался своими исследованиями, принцесса. Если уж на то пошло, почему бы тебе не сказать камням, чтобы они убирались? Не знаю, спой им или нарисуй на них одну из твоих волшебных фресок дружбы. Просто сделай что-нибудь, что угодно! — Я не знаю, как заставить их уйти. Я даже не знаю, что это такое. Мне очень жаль, я... — Этого бы никогда не случилось, если бы ты не вернулась в Корону, — буквально выплевывает алхимик с неудержимым сарказмом. — Жаль, что ты до сих пор не в той башне. Рапунцель щурится и отдаляется, прижимая руки к груди. — Прости, Вэриан. Я действительно не знаю, что делать... — Я тоже. Они стоят так близко, но так далеко друг от друга, что мозг мальчика наполняется ядовитыми и навязчивыми мыслями, которые доведут её до слёз. Сейчас она выглядит такой жалкой, такой маленькой, и Вэриан легко может представить её в башне, к которой он приговорил её своими словами. Конечно, Рапунцель не знает, что делать. Она сама едва живёт свободной жизнью. — Мне жаль, принцесса, — наконец произносит он, отрекаясь от собственных размышлений. Это даже не та Рапунцель, перед которой он должен извиняться. — Я не имел права говорить тебе такое. Я просто... — и прикусывает губу. — Что толку от королей, королев и волшебных принцесс, если они не могут помочь Короне? Всей Короне. Не только её частям. Она вздрагивает, но не отвечает. — Полагаю, ты не можешь изменить всю систему. И ты же не просила этой силы. Я хочу, чтобы было что-то, что ты могла бы сделать... что я мог бы сделать. — Ах, — её глаза вспыхивают, — кстати о силе, ты же проверял мои волосы, помнишь? Все те болезненные, эм... увлекательные тесты. Результаты, ты не знаешь их, или..? — Я не переводил результаты, — бросает Вэриан. — Я убрал бумаги в сторону, потому что не хотел тебе помогать, — странно, как легко правда выплёскивается наружу теперь, когда он больше ничего не может сделать, чтобы спасти свой дом. — Оглядываясь назад, я, вероятно, должен был проанализировать их, хотя бы для того, чтобы получить больше данных. Но ненависть по отношению к тебе остановила меня... Просто очередное доказательство, что я идиот. Девушка медленно качает головой. — Нет, на твоём месте, зная, что я виновата в камнях... я бы тоже не захотела помогать, — вечно оптимистичная Рапунцель одаривает его нервной улыбкой. — Насчёт тестов не беспокойся. Я просто ценю, что ты говоришь мне правду, Вэриан. Спасибо. ...Хотя мне бы очень хотелось, чтобы ты поговорил со мной до разговора с Юджином. Это ведь ты ему сказал, да? После того, как мы покинули твой дом, он довольно много наговорил мне, что мы, конечно, и сделали, но мне было интересно, откуда он взял те идеи. Алхимик проносит это мимо ушей. — Но если ты не анализировал мои волосы, как ты узнал, что я связана с камнями? «Ну, на самом деле, я пришёл из другого будущего, в котором я манипулировал тобой, водил за нос всё твоё королевство при помощи сывороток, пытался убить твою семью, и с таким же успехом мог убить собственного отца. Сейчас я должен гнить в тюрьме Короны со своим енотом-мусорщиком, который является единственным живым существом, которое заботится обо мне, и всё же я необъяснимо нахожусь здесь и тупо порчу эту временную линию.» Да, это, видимо, смахнёт на глупость сумасшедшего. Вместо этого Вэриан просто говорит: — Ты не поверишь, если я расскажу. Та надувает щёки. — Думаешь? Это у меня двадцать метров волшебных волос, помнишь? Чтобы удивить меня, нужно нечто особенное. Она такая же тёплая и искренняя, какой он её помнит, и мальчик колеблется. В своём будущем он причинил ей столько горя и предательства, несмотря на её готовность доверять ему, когда такого нельзя было добиться ни от кого. Даже перед лицом возможной смерти она позволила ему использовать её волосы в попытке освободить отца из янтаря. Разговор с ней снова приводит его к неприятному осознанию того, что они очень похожи, обе жертвы своих молчаливых, чрезмерно заботливых отцов. Ошибки Рапунцель — результат её собственного невежества, как и ошибки Вэриана. И это не его, и не её вина, как бы сильно он не хотел сделать принцессу козлом отпущения за свои чувства. Он мог бы рассказать ей. Рассказать, что сделал, и за что борется, и она, вероятно, даже не осудила бы его слишком строго, потому что девушка всегда старается видеть хорошее в людях. (Не то что он. Может быть, если он скажет ей правду сейчас, то сможет убедить её пойти с ним, прежде чем всё рухнет, прежде чем разразится буря и будет вбит последний гвоздь в гроб Короны. Даже если уговорить короля Фредерика не плодотворно, надежды не потеряны, если он сможет заставить Рапунцель действовать быстрее в этой временной шкале. На этот раз она, кажется, даже серьёзно относится к его положению.) На мгновение он смягчается. — Если я скажу тебе, я хочу, чтобы ты дала мне обещание, — «Надеюсь, сейчас ты его не нарушишь.» — Сходи в Старую Корону. Просто... чтобы самой убедиться, насколько всё плохо. Это всё. Не обязательно сегодня, но скоро. Пообещай... пообещай вернуться. Рапунцель моргает. — Вэриан, тебе не нужно ничем обмениваться, чтобы попросить меня о чём-то подобном. Если у тебя много неприятностей, я всё равно хочу тебе помочь. — Мне нужен обмен, — вторит алхимик. Он не отступит, только не снова. — Мне нужно это знать наверняка. Она вздыхает. — Хорошо. Если тебе от этого станет легче, тогда да, договорились. Я обещаю. — Там наши отцы, так что давай поговорим об этом в другом месте... — Вэриан. Он и не замечает, как открывается дверь в тронный зал. Кровь в жилах застывает, и он поворачивается лицом к отцу. Квирин выглядит более разочарованным, чем когда-либо. Вэриан делает случайный шаг назад, отчаянно переводя взгляд с мужчины на Рапунцель. — Папа, я... мы с Рапунцель были... принцесса Рапунцель и я... — Мы едем домой, Вэриан. Отец проходит вперёд. Мальчик отступает. — Пожалуйста, папа, просто дай мне пять минут — мы говорили о... — Пять минут? — вопрос эхом отдаётся от стен полупустого коридора. — Чтобы ты опять унизил меня перед всем королевством? Ты и так многого натворил. Я бы никогда не привёл тебя сюда, если бы знал, чего это кончится. Мы едем домой. Ещё один шаг назад. — Три минуты... две... папа, пожалуйста. Это очень важно... Прошу, послушай меня! — После того, что ты тут учудил? — Я сказал правду! — не выдерживает Вэриан. — И за это ты хочешь меня наказать? За правду? Ты можешь делать всё, что хочешь, я же ребёнок, а ты родитель, причём ещё и лжец! Прекрасно, теперь меня будут отчитывать и за честность, и за ложь. Здесь ведь не победить, да, пап? Ты видишь это, Рапунцель? — голос срывается на крик. — Видишь, что даёт тебе отсутствие королевской крови?! Мне никто никогда не поверит. Вы все просто боитесь правды! Квирин сократил расстояние между ними, схватив сына за воротник и силой оттащив его от принцессы. — Домой. Сейчас же, — и, не дрогнув, поворачивается к ней. — Мне очень жаль, принцесса. Это не Ваша проблема, не Вам с ней разбираться. Эти слова приводят Вэриана в ещё большую ярость, и он беспомощно борется, пинаясь и нанося удары руками и ногами, гораздо более слабыми, чем у отца. Они уже сворачивают за угол, но мужчина внезапно останавливается. Алхимик смотрит вниз. Вокруг его лодыжки прядь золотистых волос. — Принцесса Рапунцель, — тихо произносит Квирин, — при всём уважении... Та упрямо тянет назад импровизированное лассо. — Дайте мне поговорить с Вэрианом. Только на пару минут. Это... — её щёки краснеют, но она не отступает. — Эм, королевский приказ, Квирин. Сэр. — Забудь об этом, Рапунцель, — тараторит Вэриан и замолкает. — Мне больше нечего сказать. Некомпетентность Квирина разозлила его до безумия, но поддержка Рапунцель делает прямо противоположное; внезапно у него не остаётся сил, чтобы справиться с отцом, с ней, с прошлым или будущим. Он вернётся домой, встретит наказание и разочарование двойника, осознавая, что их жизни разрушены. В какой-то момент он поймёт, как работает путешествие во времени, и мигом ускользнёт обратно в свою неустранимую временную шкалу, поджав хвост, как привык делать. Плевать. — Но наши обещ... — Забудь! — Не смей так разговаривать с принцессой, — предупреждает мужчина. — Ты уже достаточно натворил. Рапунцель медленно отпускает мальчишку. — Не сдавайся, Вэриан. Мы поговорим позже. Ладно? Он не отвечает, потому что не слышит. «Меня вообще не должно здесь быть.» Вэриан и его отец не разговаривают на обратном пути из Короны, но на этот раз по совершенно другой причине.***
Он всё ещё находится в трансе, когда караван, сопровождаемый сумерками, возвращается в Старую Корону. Квирин слезает первым, не сказав ни слова. Кажется, целую вечность алхимик сидит, сжавшись и наблюдая, как небо меняется от жёлтого к оранжевому и серому. Заставить себя двигаться — тяжёлая работа. Думать невозможно. Больше всего на свете ему хочется убежать, и каким-то образом ему удаётся в конце концов выползти из каравана и, пошатываясь, добраться до своей лаборатории без особых раздумий. Паст-Вэриан спит на столе, одна его рука свисает со стола, другая обнимает открытую книгу. Рудигер дремлет рядом с ним, положив пушистую голову на подушку в виде ладони мальчика. Большие уши навостряются, слыша шорохи и шаги. Лёгкое движение, в свою очередь, предупреждает двойника о чьём-то присутствии. Его глаза сонно моргают, а слабые руки вяло тянутся, вынуждая принять вертикальное положение. Каждая клеточка тела Вэриана дрожит. — М-м-м... — хриплый стон вырывается из горла другого; озабоченно щебечет Рудигер. — Всё прошло хорошо? Ты говорил с королём? Неужели папа..? Ах, Футуриан! Ты в порядке?! Что случилось? Ты ранен? Почему ты так дрожишь? Присядь. Алхимик поднимает руку. Мальчишка затихает. — Я в порядке, — хрипит он, стараясь говорить как можно громче. — Я не ранен, я просто... устал. Очень устал. Рухнув в кресло напротив Паст-Вэриана, он грузно оседает. Он не понимает, чего хочет больше — кричать или плакать, рвать на себе волосы, смеяться или спать — или делать всё сразу в таком порядке, — но буквально чувствует, как каждый кусочек надежды просачивается сквозь пальцы, как песок, и в любом случае его время истекло. — Ты не в порядке. — Я всё испортил, — заявляет Вэриан. — Ясно? Не знаю, что ты хочешь от меня услышать. Я всё испортил. Сделал только хуже. Камни придут, что бы ни случилось. Я орал на папу, на Рапунцель, на короля. Я угробил твою репутацию, а камни всё равно уничтожат Старую Корону и убьют нас всех. Ты это хочешь услышать? Что я такой же неудачник, как и в прошлый раз? Что я вернулся, чтобы испортить и твою жизнь тоже? Карма напоминает мне, что я ничтожество и никогда не буду полезен обществу! Ногти впиваются в кожу его ладоней, — механическое и болезненное движение, которого он заслуживает, снова и снова, и с каждым повтором он норовит разорвать кожу и раздробить себе руки, чтобы они больше не делали одних и тех же ошибок. Рудигер съёживается под столом, застращанно смотря на него снизу вверх. Двойник отстранённо глядит сквозь, безвольно свесив руки и ноги, как выключенный автоматон. — Ты орал на папу? Тот молчит, тяжело дыша. — Я устал от того, что меня держат в неведении, — ровным тоном говорит Паст-Вэриан; не слышится ни насмешки, ни злости, ни энергии вообще. — Сначала папа, потом ты — никто мне ничего не говорит. Я не понимаю. Почему я не могу знать, что произошло? — Ты обидишься на меня, — выдыхает алхимик. А правда действительно так легко выходит наружу. — С чего бы мне обижаться на себя? — огрызается другой. — Мы с тобой одинаковые... — Потому что я всегда обижался на себя! — стучит кулаком по столу он. — Ты знаешь, что чувствуешь себя бесполезным, а я здесь вдвойне бесполезен! Разве это не заставляет тебя чувствовать себя ужасно, зная, что ты бесполезен в каждом воплощении? Разве ты не знал с самого начала, что ни один из нас не может ничего сделать правильно? Паст-Вэриан впервые становится настолько мрачным. — Не знаю, какого хрена там с тобой случилось, чтобы ты так себя вёл, но если ты вернулся, чтобы сдаться и наорать на меня тоже, тогда лучше б ты остался там, откуда явился! — Я даже не знаю, как сюда попал, и вообще никогда не хотел кому-то помогать! Молчание, повисшее над ними, невыносимо. Двойник дважды открывает рот, будто собирается заговорить, но молчит, а вскоре встаёт изо стола. Рудигера нигде не видно. — Это не... — Вэриан судорожно сглатывает. — Я хотел помочь, и всё ещё хочу, просто... — То, что ты оказался здесь, лишь несчастный случай, да? Он уставился в пол. — Отдохни чуток, — произносит Паст-Вэриан без всякой резкости, и тот в замешательстве поднимает глаза, готовясь в любую секунду задержать его. Но его прошлое «я» уже карабкается по лестнице. Люк захлопывается раньше, чем он успевает произнести первое слово. Вяло поднявшись, Вэриан практически упал на свою заваленную одеялами кровать, завернувшись в одно с головой, словно оно могло блокировать воспоминания обо всём, что пошло не так. Что ещё осталось попробовать? Камни заполонят Старую Корону, что бы они ни делали, это несомненно. Никакое изменение будущего не изменит этот факт. Он мог пережить одну или тысячу различных версий собственной истории и был бы абсолютно бессилен во всех и каждой. Камни возьмут верх над ним, его деревня погибнет. Более того, отец никогда не будет им гордиться. Значит, остановить камни всегда было тщетной попыткой. Тем не менее, алхимик не хочет верить, что он был послан назад во времени, чтобы оказаться наказанным вновь. Должно быть что-то, что он может сделать, дабы изменить эту временную шкалу к лучшему, даже в малом масштабе. Даже если Старая Корона будет уничтожена. Взгляд возвращается к люку. Да, есть ещё один аспект, который наверняка возможно изменить. Он может быть уверен, что Паст-Вэриан не превратится в такого же неудачника, как он.