Воспитать ночной кошмар

Гермиона вернулась домой, воспользовавшись портключом, который специально подготовил Джеймс. Она обнаружила, что входная дверь заперта. Девушка поставила чемодан и тихо выругалась о том, как глупо, что ей приходилось звонить в звонок, чтобы войти в собственный дом. Возмутилась, что ей, волшебнице, не позволяли использовать магию, чтобы самой справиться с замком. Если так подумать, то ей уже почти шестнадцать, возможно, пора обзавестись собственным ключом. Гермиона решила поговорить на этот счёт с родителями. Скрежет засова и голос отца, раздавшийся по ту сторону двери, вырвал Гермиону из раздумий. Сердце неистово забилось в груди, когда она вспомнила одну из причин, по которой решила уехать. С приветливой улыбкой на лице Хьюго открыл дверь, но она не видела отца. Гермиона видела только Тома, который стоял на лестнице как вкопанный, вцепившись в перила с такой силой, что побелели костяшки. Вдох застрял в лёгких, чувство отчаянного стремления к нему снова показало свою уродливую голову. Желание пройти через дверь и подойти прямо к Тому накрывало с головой. Гермиона ненавидела, что так сильно по нему скучала. Она должна злиться, а не скучать. И всё же ей так его не хватало. — Дорогая? — донёсся обеспокоенный голос отца. Гермиона моргнула и заставила себя улыбнуться. — Да? — Я спрашивал, не нужна ли тебе помощь с багажом? — О! — Гермиона схватилась за ручку и затащила чемодан внутрь, чтобы Хьюго смог закрыть дверь. — Да, пожалуйста. Он стал немного тяжелее, чем раньше. — Поттеры всегда отправляют тебя домой с кучей новых вещей, да? — спросила Джин, прислонившись к кухонной двери с улыбкой на лице. — Да! — улыбнулась Гермиона. — Лили и для тебя кое-что передала, мам. — Правда? Ужасно мило с её стороны, — обрадовалась Джин, но вдруг нахмурилась, учуяв странный запах. — О, нет! Покажешь позже, дорогая. Кажется, я сейчас сожгу наш ужин. Если что, я на кухне! Хьюго усмехнулся, когда Джин убежала, и подхватил чемодан Гермионы. — Рад, что не только я вечно порчу продукты, — заметил отец и прошёл мимо Тома, поднимаясь по лестнице на второй этаж. — Если честно, просто чудо, что вы вдвоём пережили детство с такими-то поварами. Губы Тома растянулись в едва различимой ухмылке. — Честно, я тоже не знаю, как мы умудрились, — засмеялся он. Отец рассмеялся и поднялся по лестнице, оставив Тома и Гермиону наедине. Полуулыбка Тома исчезла, заменяясь пустой маской, когда он уставился на Гермиону, расположившись на второй ступеньке снизу. Его взгляд, такой взгляд, ранил в самое сердце. — С возвращением, — без эмоций произнёс Том, отчего Гермиона вздрогнула. Он часто разговаривал так с другими людьми, но с ней – никогда. Никогда. Она ненавидела это. Ненавидела, ненавидела, ненавидела. — Спасибо, — с трудом выдавила из себя Гермиона, почувствовав, как лицо покраснело под пристальным взглядом Тома. Как же она ненавидела неловкость, гнетущую атмосферу между ними, появившуюся с того случая. Он стоял так близко, но почему ощущалось, будто между ними целый океан? Холод в их отношениях невыносим. Шторм заставлял волны безжалостно биться о них. Гермиона чувствовала, будто беспомощно опускалась на дно ледяных вод. Том тонул так же, как и она? Он тот, кто обманул её. Тот, кто подорвал её доверие. Он тот, кто думал только о себе. Тот, кто использовал других в корыстных целях. Он тот, кто не боялся причинить людям боль, чтобы получить то, что хотел. Том тот, кто так легко разбил ей сердце. Гермиона уставилась на его прекрасное, ужасное лицо и почувствовала, как живот предательски скрутило. Всё случившееся – вина Тома. Только его. Но, опять же, он тот, кто всегда защищал её, хоть и своими странными, искажёнными способами. Тот, кто помогал ей в любое время. Гермионе даже не приходилось просить. Он тот, кто утешал и успокаивал её. Тот, кто полностью понимал. Гермиона знала, что Том тот, к кому она могла обратиться с чем угодно, но сейчас всё изменилось. Он сам всё изменил. Том – эгоист. Но… Гермиона такая же. Эгоистичная часть её души хотела, чтобы Гермиона никогда не узнала правду о ситуации с Виктором. Желала, чтобы она оставалась в неведении. Глядя на него, часть души хотела просто позволить ей утонуть, но она знала, что так нельзя. Гермиона не дрогнет, и неважно, как сильно волны будут разбиваться о неё. Нечестно, что Том так близко, что можно протянуть руку и дотронуться до него. Но она не могла. Гермиона больше не могла коснуться его так, как раньше. Просто не могла. Не всё так просто. Их маленький мир не делился на чёрное и белое, как думал Том. Нет, он был серым. Теперь всё стало серым. Гермиона хотела прикоснуться к нему, но словно не могла. Несправедливо. Но ведь жизнь и не должна быть справедливой, так? Она эгоистичная и жестокая. Гермиона больше не могла этого выносить. Действуя на эмоциях, она схватила его за руку, вцепившуюся в перила, и потянула вниз с лестницы, с двух оставшихся ступенек, которые разделяли их. Том не удивился, когда Гермиона спустила его вниз. Он даже не сопротивлялся. Том стоял перед ней, словно подарок, и Гермиона заметила, как дёрнулся кадык, когда он взглянул на неё. Она обняла его. Обвила руки вокруг груди, зарылась лицом в рубашку и просто крепко обняла. Медленный стук сердца подле уха, то, как он накрыл её руками, показалось таким знакомым. От него пахло так, как раньше, он ощущался так же, как раньше, звучал так, как и всегда. Гермионе нравилось чувствовать его. Как же она хотела просто забыть всё, что он натворил. Гермиона почувствовала, как тёплое дыхание Тома всколыхнуло волосы на макушке. Она ещё раз подумала, наверное, уже в тысячный раз за две недели, возможно ли простить и забыть. Том зарылся носом в кудрявую гриву, а Гермиона почувствовала его руку на лопатках, которая всё глубже и глубже затягивала её в его воды. Она хотела быть эгоистичной и верила, что это возможно. Гермиона покрепче вжалась в рубашку и нахмурилась. Возможно ли? Простить и забыть – скорее всего, но снова полностью доверять? — Я так скучал, — кажется, прошептал Том, но настолько тихо, что Гермиона не уверена, верно ли расслышала. Верхняя губа задрожала, в носу защипало. Гермиона покрепче обняла Тома и закрыла глаза. Она боялась утонуть. Другая рука Тома потянулась вверх к её предплечью, к плечам, пальцы соскользнули к шее и провели по волосам. Гермиона знала, что объятие превращалось во что-то большее, что пугало её. Она услышала, как отец закрыл дверь в её комнату, и поспешила сморгнуть слёзы. Гермиона осторожно высвободилась из рук Тома, стараясь не смотреть на выражение, в этот момент возникшее на его лице. Вместо этого она перевела внимание на отца, который спускался по лестнице. — Пап, у тебя появились какие-нибудь интересные истории про работу? — с фальшивой жизнерадостностью в голосе спросила Гермиона. — Ну, конечно! Да, я знаю, что есть такое понятие, как врачебная тайна, но говорить о последствиях удаления зубов мудрости – моё самое любимое занятие. Я уже рассказывал об этом на прошлой неделе, но не против повторить! — отец остановился у подножия лестницы и улыбнулся. — Но давайте поговорим об этом за ужином, ладно? — Да, звучит прекрасно! Не могу дождаться. Хьюго направился на кухню, и Гермиона поспешила за ним, не желая оставаться наедине с Томом. Она резко вдохнула, когда почувствовала на запястье его тёплые пальцы, которые остановили её и нежно потянули назад. Гермиона сглотнула и повернулась к Тому. Он не выглядел злым, но и радостным его назвать нельзя. — Да? — Гермиона начала первой. Том склонил голову в сторону, изучая её прищуренным взглядом. Угольные глаза рассматривали лицо девушки. Он пытался прочитать её эмоции так же, как и она его. Гермиона не хотела, чтобы он продолжал. Кажется, он нашёл что-то или не нашёл ничего. Гермиона не знала, потому что Том отпустил её руку. — Утром прислали письма из Хогвартса. Гермиона выпрямилась, услышав неожиданные новости. — Уже? Том кивнул, достал письмо из заднего кармана и протянул ей. Гермиона открыла печать. Что-то выпало из конверта и с лязгом покатилось по полу. Гермиона нахмурилась и нагнулась, чтобы поднять неведомую вещицу. Глаза расширились, а губы растянулись в улыбке, когда Гермиона поняла, что именно держала в руке. — Боже! Меня назначили старостой факультета! Я староста Гриффиндора, Том! Первое, что она сделала, – взглянула на брата, от радости позабыв обо всём на свете. Том улыбался ей. — Поздравляю. Гермиона засветилась от переполняющего счастья и гордости. — Что такое, дорогая? — послышался голос Джин из другой комнаты. — Я староста факультета! — крикнула Гермиона, охваченная восторгом, и покрутила в руках заветный значок. — Двое старост под одной крышей! Сомневаюсь, что хоть кто-нибудь из нас избежит наказания за убийство! — улыбнулся Хьюго, прислонившийся к дверному проёму, и вернулся обратно на кухню. Гермиона моментально повернулась к Тому и в недоумении сморщила нос. — Ты тоже староста факультета? Том надменно усмехнулся. — А что? Ты удивлена? Гермиона нахмурила брови. Если честно, нет, ни капельки не удивлена. Для всех остальных Том – идеальный кандидат, но она и сама знала. Жестокая реальность окатила с ног до головы, оставляя ощущение неприятного холода в костях. — Ну, нет. Полагаю, что нет. У тебя ведь лучшие оценки на всём Слизерине. Губы Тома растянулись в озорной улыбке. — А ещё потому, что я образцовый студент. Гермиона снова поморщилась от отвращения и начала читать письмо. — Да, точно, ведь у каждого образцового студента есть секретная комната смешивания зелий, созданная только для того, чтобы испортить чью-нибудь жизнь, — ловко подметила Гермиона. Она оторвалась от письма, которое даже не читала, и одарила Тома мрачной улыбкой. Его ноздри гневно раздулись от неожиданной смены темы. — Сколько раз я должен повторять, что мне жаль, чтобы ты простила меня, Гермиона? — сквозь сжатые зубы прошептал Том. — Не знаю, Том, — её улыбка стала ещё мрачнее. — Сколько раз ты доводил меня до слёз? Том отвёл взгляд и тихо произнёс: — Я… не знаю. Гермиона запихнула значок старосты обратно в конверт, запечатала его и сунула в задний карман. — Когда найдёшь ответ, я прощу тебя, — пояснила Гермиона и пошла на кухню. — И как я должен это выяснить? — поинтересовался Том. Гермиона ничего не ответила. Это то, что брат должен найти сам. Прекрасный способ заставить его подумать обо всём, что он сделал, если, конечно, Том на самом деле хотел, чтобы Гермиона простила его. Она не готова простить и забыть уже сейчас, в эту минуту. Гермиона не позволила себе утонуть и затеряться в его волнах. И неважно, как сильно она хотела потерять себя в манящих водах.

***

Пока Том стоял рядом с Гермионой в одном из самых больших купе «Хогвартс-экспресса», окружённый запахами подростковых тел, он коротко подумал, что быть старостой факультета – возможно, не самая радужная перспектива. Он знал, что новая обязанность увеличит шансы на то, чтобы стать старостой школы, когда он перейдёт на седьмой курс. Это одна из многочисленных целей Тома. Он в курсе, как хорошо данная пометка будет смотреться на бумаге в волшебном мире. Его успехи в учёбе говорили сами за себя, но Том хотел больше. Но хуже всего то, что в этом году старостой школы стал Рексенор Лестрейндж. Если честно, это невероятно злило Тома. Он ненавидел его до потери пульса, даже сильнее, чем Поттера. По крайней мере, ненависть к Лестрейнджу оправдана и рациональна. Том сбился со счёта, сколько раз он отпускал гнусные комментарии по поводу их чистоты крови. Том никогда не рассказывал Гермионе все те мерзкие вещи, которые он говорил о них, когда они были младше. Он помнил, как на третьем курсе планировал месть, но его изобличил профессор Блэк. Чёрт, как же Том хотел, чтобы его тогда не поймали. Он знал, что профессор и Лестрейндж родственники, что-то вроде кузенов, но, опять же, половина школы состояла в родстве друг с другом. Тому казалось отвратительным, что в чистокровных семьях браки между кузенами считались нормальными. Разве они не понимали, что кровосмешение не поможет усилить магию? Глупцы. И вот, прямо перед ним стоял он, самый главный идиот из всех, и раздавал указания другим старостам. Лестрейндж примерно одного роста с Томом, может, чуть выше. У него бледная кожа, но парень всегда выглядел здоровым. Многие старшекурсницы падали в обморок, когда чёрные как смоль кудри спадали на его потухшие, отсутствующие глаза. Те самые глаза сейчас внимательно осматривали всех присутствующих, пока он безразлично, как бы со скукой рассказывал им об обязанностях старост. — Ваша задача состоит в том, чтобы следить, что все студенты следуют правилам. Если кто-то нарушает устав, вы можете снимать баллы с факультета, но только со своего. Мы с Одри Кроткотт составим расписание патрулирования. Вы обязаны патрулировать коридоры, чтобы убедиться, что все студенты в своих кроватях и не создают проблем, — скучающе объяснял Рекс, растягивая слова. Том чуть не застонал, когда Гермиона подняла руку. Рекс встретился глазами с сестрой и демонстративно проигнорировал её. — Вопросы есть? — спросил он. Гермиона оскорбилась, когда он так очевидно обошёл её вниманием. Больше никто из присутствующих не поднял руку. Том не мог смотреть, как сестру ни во что не ставили. Кровь закипела в жилах. Он уже открыл было рот, но Гермиона опередила его. — А что делать, если мы поймали студента после отбоя? Снимать баллы или давать наказание? Взгляд Лестрейнджа вернулся к Гермионе. Он безуспешно пытался скрыть раздражение из-за того, что приходилось разговаривать с ней. — Нарушение комендантского часа предполагает дисциплинарное наказание, — нетерпеливо огрызнулся он. Том заметил, как Гермиона открыто смотрела на него, поражённая такой грубостью. Том был не в восторге от того, как с ней обращались, но он радовался, что Гермионе тоже не нравился Лестрейндж. — Если ни у кого нет вопросов, собрание окончено. Хотите что-нибудь спросить? Все молчали. Рекс одарил всех очаровательной улыбкой, которая выглядела чересчур фальшивой. — Прекрасно, — закончил он и первым вышел из купе. Он намеренно толкнул Тома плечом, когда проходил мимо, отчего парень чуть не сбил Гермиону. Он быстро спохватился и поддержал сестру, и пристально уставился на затылок Лестрейнджа, прожигая взглядом. Том приложил все силы, чтобы удержать магию, которую хотел высвободить и обрушить на обидчика. Он хотел проклясть придурка, но одно только волшебство не утолит жажду мести. Том хотел схватить Лестрейнджа за его грёбаные волосы и окрасить раздвижную дверь его кровью, впечатывать лицо в стекло, пока оно не разобьётся на мелкие осколки и к чертям не покромсает его шею. Том не смог сдержать безумную улыбку, появляющуюся на лице. Но пришлось успокоиться, когда он заметил, что Гермиона странно поглядывала на него. — Ты в порядке? — осведомился Том. Гермиона надулась, выпятила нижнюю губу и кивнула, не сказав ни слова. Том вздохнул, направившись к выходу из купе. Отношения между ними стали… более напряжёнными с тех пор, как они поцеловались, и он признался в своих чувствах. Том благодарен, что Гермиона не полностью его игнорировала, но она отдалилась. Разговоры между ними стали натянутыми, перестали быть лёгкими и непринуждёнными, как раньше. Гермиона держала дистанцию, вела себя сдержанно. Каждый раз, когда они оставались дома вдвоём, она старательно его избегала. Том вёл себя хорошо, не пытался надавить на неё, дал необходимое пространство. Он знал, что всё, что нужно Гермионе – это время, и… как же он ненавидел это. Том не хотел ждать, но знал, что иного выбора не было. В конце концов, он всегда получал то, что хотел. Гермиона шла впереди, на несколько шагов опережая его. Том заметил, что она прошла его купе, и поспешил напомнить: — Гермиона, не забудь, что перед собранием оставила одну из своих сумок в моём купе. Сестра остановилась, развернулась и направилась к нему. — О, точно. Я и забыла. Том улыбнулся уголками губ и открыл дверь, увидев внутри Блейза, Тео, Драко, Дафну и Пэнси. Он сдержался, чтобы громко не застонать, потому что в купе было не провернуться. Как же он ненавидел поездки в тесноте. — Том! — улыбнулась Дафна и подскочила с места, завидев сестру, стоящую рядом с ним. — О, и Гермиона здесь! Так рада видеть тебя снова! Дафна послала ей воздушные поцелуи, на которые Гермиона что-то невнятно пробубнила, и заключила её в объятия. — Получила моё письмо? Я так ждала ответную весточку, но ты так ничего и не написала. Том заметил, как щёки Гермионы вспыхнули, и прищурился, пристально рассматривая сестру. — Боже, как грубо с моей стороны. Я получила твоё письмо, когда собиралась на день рождения к Гарри. Наверное, просто вылетело из головы. Мне очень жаль, Дафна. Почему она обманывала? — Всякое случается, — улыбнулась Гринграсс. — Не беспокойся! Я рада, что оно не потерялось. Скажи, тебе понравился подарок? Я не знала, какие цвета ты любишь, поэтому выбрала расцветку Гриффиндора. — О, он чудесный. Мне очень нравится. Большое спасибо, Дафна. Очень мило с твоей стороны, правда, — поблагодарила Гермиона, переминаясь с ноги на ногу. — Ты никогда не упоминала, что Дафна прислала тебе подарок. Что это? — поинтересовался Том. Дафну и Гермиону нельзя назвать близкими друзьями, поэтому он подумал, что вся ситуация какая-то… странная. Гермиона обвела взглядом Тома и ребят, сидевших в купе. Все глаза оказались направлены на неё. Том знал, что сестра ненавидела внимание. Она нахмурила брови и вошла внутрь, намереваясь покопаться в его вещах. Гермиона вытащила свою школьную сумку и протянула Тому. На ней красовалась маленькая кроваво-красная брошь в форме розы с золотыми лепестками. Она выглядела дорогой. Том коротко подумал, почему Гермиона прикрепила брошку на самое видное место, где её могли легко украсть. Он вдруг вспомнил, что Гермионе не нравились розы. Ещё с тех пор, как она оступилась и угодила прямо в куст на заднем дворе, когда им было по тринадцать лет. Шипы порезали кожу на ладонях, кистях рук и лице. Том вспомнил, как при виде её крови и слёз впервые в жизни почувствовал себя виноватым. Том никогда не признавался, что она упала именно из-за него, точнее, из-за его магии. Он решил сделать мелкую пакость после того, как они поссорились из-за очередной ерунды, о которой он уже и не помнил. Но Том уверен, что она, скорее всего, знала, что во всём виноват он. Том не хотел, чтобы она угодила в этот чёртов куст. Он хотел, чтобы она просто упала на траву. Пока Том рассматривал розу, приколотую к сумке, его сердце болезненно сжалось. Он вдруг понял, что эта ситуация – один из тех случаев, когда он довёл её до слёз. — Разве она не прекрасна? — восхитилась Дафна. — Я умоляла Гермиону приколоть её к школьной сумке, потому что хотела, чтобы абсолютно все увидели брошь. Как жаль, что у тебя совсем простенькая сумка, но, полагаю, это только подчеркнёт всю красоту розы. Ты так не считаешь, Гермиона? Том наблюдал, как Гермиона выдавила из себя улыбку и благополучно сошлась с ней во мнении. — С вашего позволения, мне нужно вернуться в своё купе. Наверное, друзья уже обыскались меня. Дафна надула губы. — Как бы я хотела, чтобы тебя, как и брата, распределили на Слизерин. Мне всё время кажется, что мы больше никогда не увидимся. — О, ради Мерлина, Дафна. Ты что, не видишь, что она не хочет здесь торчать. Оставь ты её, пусть идёт, — пробормотала Пэнси и открыла журнал. — Если честно, мне кажется, что мне недостаёт хитрости и изворотливости, чтобы учиться на Слизерине, — без энтузиазма пошутила Гермиона и заглянула в его глаза. Том пристально смотрел на неё. Он почувствовал, как уголки губ медленно потянулись вверх. Они оба знали, что её слова – ложь. Единственная вещь, по которой Гермиону можно назвать гриффиндоркой – её моральные принципы. Только это качество и отличало их друг от друга. Она никогда этого не признавала, но они похожи даже больше, чем ей хотелось бы. — О, Гермиона, — вмешался Тео. — Я всё ещё не против обменяться заметками по Зельеварению, когда начнутся занятия. Конечно, если тебе ещё интересно. В улыбке Гермионы больше не осталось фальши. — Да! С удовольствием, — согласилась сестра и перевела красноречивый взгляд на Тома, продолжая разговаривать с Тео. — Я не понаслышке знаю, что ты гений зельеварения. Тео побледнел, а Том так крепко стиснул зубы, что заболели дёсны. — Что ж, была рада повидаться, но я должна бежать. Увидимся в Хогвартсе! — жизнерадостно пропела сестра и вышла, закрыв за собой дверь. Том бросил уничтожающий взгляд на вещи, которые Гермиона разбросала по сиденью, и гневно запихнул всё в сумку. Достал один из учебников и сердито уселся на своё место. Том уверен, что все знали, что сейчас он в плохом настроении, поэтому никто не осмелился с ним заговорить. Никто, кроме Блейза Забини, естественно. — Так что, Том, — начал Блейз, на его лице заиграла издевательская ухмылка.— Хорошо провёл лето? Том перевёл ледяной взгляд на друга и безразлично протянул: — Замолчи, Блейз. Злорадная ухмылка Забини стала только шире. Том закатил глаза, покачал головой и уставился на текст, на котором никак не мог сфокусировать внимание. Он не видел чернил. Всё, что он видел – это огонь, плясавший в её глазах.

***

Первые несколько недель в Хогвартсе стали прекрасным отвлечением от неприязненного отношения Гермионы к нему. Но только сначала. Теперь же, когда Том с головой погрузился в ежедневную рутину, он заметил, что стало сложнее не обращать внимания на её колкие фразочки и язвительные комментарии. Не то чтобы они случались постоянно, нет, но всё равно действовали на нервы. Если честно, Том считал, что его пора наградить за то, что он мастерски держал рот на замке и виртуозно контролировал эмоции. Гермиона наказывала его так, как могла только она сама. Иногда она раздражала до чёртиков. Том просто хотел, чтобы эти глупости поскорее закончились. Поэтому каждый раз, когда выдавался удобный момент, он копался в воспоминаниях и пытался посчитать, сколько раз заставлял её плакать. Сейчас Том, Гермиона и Тео находились в Запретной секции. Профессор Слагхорн предоставил им доступ после того, как дал особое задание. На первой неделе учёбы он оставил троицу после занятий и сказал, что они слишком талантливые, чтобы возиться с таким простым зельем, как Умиротворяющий бальзам. Профессор пояснил, что не хотел, чтобы его любимые студенты заскучали. А ещё он пригласил их присоединиться к его широко известному Клубу Слизней. Ребята любезно согласились. Хотя, Том не хотел идти, но понимал, что ему подвернулась прекрасная возможность наладить необходимые связи. За пределами Хогвартса фамилия «Риддл» не особо известна, но Том собирался заявить о себе. И плевать, готов к этому волшебный мир или нет. Смех Гермионы вырвал Тома из раздумий. Он отвлёкся от рассматривания корешков книги и перевёл взгляд на сестру, сидевшую вместе с Тео за небольшим столиком рядом. Слизеринец что-то бурно рассказывал ей о задании. Видимо, его восторг оказался заразительным, потому что Гермиона улыбалась во все тридцать два. Том нахмурился и вернулся к названию книги, которую читал. Том ревновал, но эта ревность отличалась от той, что он чувствовал раньше. Она не направлена на Тео, и её получалось легко сдерживать. Том знал, что Тео слишком погружён в учёбу, в свой маленький мир, поэтому у него не оставалось времени на девчонок. Поэтому он знал, что не стоило беспокоиться. Ревность, которую Том чувствовал сейчас, не имела ничего общего с романтическим интересом. Всё дело в её смехе и улыбках, которые предназначались не ему. Том медленно втянул носом воздух и разжал челюсть, подвигав ей из стороны в сторону. Он достал с полки какой-то ветхий фолиант и снова сел на стул. «Сильнодействующие зелья». Том одобрительно вскинул брови, прочитав название книги, и принялся листать странички. Потребовалось всего несколько минут, чтобы понять, что описанные здесь зелья более… тёмные. С каждой прочитанной страницей его губы всё больше растягивались в улыбке. — Тео,— вмешался Том и подошёл к ним. Он положил раскрытый фолиант на стол и придвинул к Тео. — Ты когда-нибудь читал эту книгу? Тео немного выпятил верхнюю губу, внимательно рассматривая страницы. — Нет, сомневаюсь. Подожди, — оторопел он. Глаза Тео расширились, он молниеносно схватил книгу и начал жадно читать. Том бросил быстрый взгляд на Гермиону и заметил, что она нервно поёрзала на стуле из-за его внимания. Сестра знала, что Тео изобрёл зелье, чтобы отвадить от неё Крама. Но Гермиона думала, что Том обманул и заставил его работать над зельем. Он тогда искренне рассмеялся, что Гермиона считала, будто Тео какое-то невинное дитя. Да, он милый парень, но он, наверное, самый безнравственный из их компании. — Мерлин, я мог бы… о, Боже, — пробормотал Тео себе под нос. — Нашёл что-нибудь интересное? — осведомилась Гермиона, её голос странно надтреснул. Тео оторвался от книги и взглянул на неё, если быть точнее, на них. — Всё, эта книга моя, моя и только моя. Интересно, можно ли её забрать с собой. Том, нам можно что-нибудь отсюда выносить? — Да, три книги – по одной на каждого. Тео закрыл древний фолиант и поднялся. — Я её забираю. Прости, Том, я потом дам тебе посмотреть, хорошо? Ладно, мне пора. — Подожди, что? Мы же только что пришли, — возмутилась Гермиона, но Тео уже убежал. Сестра сморщила нос так, как нравилось Тому. Он почувствовал, будто кто-то ударил его под дых. — Мы можем поработать вместе, если хочешь, — предложил Том. Почему сердце так неистово забилось в груди, норовя выпрыгнуть в любую секунду? Том ведь задал чертовски простой вопрос. А, точно. Потому что Гермиона могла отказаться и уйти. Она удивила его, согласившись. Гермиона пробормотала «Ладно», придвинула книгу и начала молча делать пометки. Том триумфально ухмыльнулся и обрадовался, что Гермиона не заметила его ликования. Они несколько минут сидели в тишине, прежде чем в голове Тома начали блуждать мысли. Он рассматривал Гермиону, когда она, наконец, подала голос: — Разве ты не должен заниматься работой, Том? Твои пристальные взгляды отвлекают меня. — Семь. Гермиона оторвалась от своего занятия и уставилась на Тома, как на умалишённого. — Чего? — Я доводил тебя до слёз семь раз. На лице Гермионы появилась маска безразличия. Она вернулась к чтению и поспешила опровергнуть: — Нет. — Восемь? — с надеждой в голосе попытал счастье он. — Нет. — Девять? — Господи, Том. Нет. Хватит гадать. Он с глухим стуком закрыл книгу. — Ладно, тогда как, по-твоему, я должен это выяснить? — гневно рыкнул он. Ноздри Гермионы раздулись, когда она взглянула на Тома. Она вскочила с места, собрала вещи и со злостью запихнула в школьную сумку. Том нахмурился. Она убрала с лица дикого зверя, то есть свои волосы, и перекинула сумку через плечо. — Ты сам должен понять, ладно? Хорошего дня, Том, — выплюнула Гермиона и ушла. Как же Том ненавидел, когда она оставляла его вот так, будто он – ничто, просто пустое место. Тело задрожало, он часто и мелко задышал, пытаясь справиться с приступом гнева. «Уступить, уступить, уступить. Помни». Дни шли, Том всё больше и больше засыхал и увядал без неё. Он умирал от жажды. Он хотел броситься сломя голову и утонуть в ней. Том хотел погрузиться в пучины и навсегда затеряться в её глубинах.