πᾶς γοῦν ποιητὴς γίγνεται, (κἂν ἄμουσος ᾖ τὸ πρίν) οὗ ἂν Ἔρως ἅψηται. Даже безмолвный становится поэтом, когда его касается любовь. — Платон (V–IV век до нашей эры)
***
Иногда Намджун не мог заснуть из-за того, что его голова гудела от бесконечных забот о стае. Где бы они ни были — в шикарных сеульских апартаментах ли, в номерах ли гонконгского отеля на сорок пятом этаже — он всегда переживал. Когда бы ни настигала его бессонница, он мыслями возвращался в их тесную спальню общежития в Ноньён-доне, где спали шесть членов стаи, дыхание которых мешалось с доносящимися с улицы звуками. Порой только эта иллюзия позволяла ему заснуть. Когда перерыв был уже на пороге, он снова думал об этом все чаще. Раньше было намного проще оставаться вместе. Теперь же внутри ворочался страх — обыкновенное дело перед расставанием со стаей. Распределившись по машинам, они ехали на место съемок нового клипа. Послеобеденные часы были потрачены в студии на съемку хореографической части, но теперь им предстояло записать несколько уличных сцен — было уже десять часов вечера, но ночь для них только начиналась. Он ехал в одном автомобиле с Сокджином и сидящим впереди ассистентом, заснувшим почти сразу, как они погрузились в салон. Намджун не мог его винить — их расписание было просто бешеным. Они с Сокджином занимали просторное заднее сиденье, чувствуя себя более-менее комфортно в расслабленной свободной одежде, которую предстояло сменить на костюмы по прибытии на место. Сокджиновы волосы для съемок выкрасили в бледно-розовый, что навевало Намджуну мысли о сладкой вате, сквозь которую невольно хотелось провести пальцами. Его же волосы теперь были голубовато-серебристыми, и этот цвет ему весьма нравился. Сидящий рядом Сокджин залипал в телефон, касаясь пальцем тусклого дисплея. Его профиль выделялся на фоне тонированного стекла, через которое виднелись огни сеульской магистрали — они неслись в потоке машин во тьму ночного переплетения дорог. То, что Сокджин был рядом, и Намджун мог осознавать его безопасность, успокаивало; он пах стаей и более богато, сильно — самим собой. Этот аромат еще не выдавал течку, но имел определенные ноты, заставлявшие Намджуна порой удивленно морщить нос. Аромат все еще казался успокаивающим и домашним, и, засыпая, Намджун, потянулся разумом к нему, стараясь удержать в памяти. Очнувшись через некоторое время, он услышал, как на переднем сиденье до сих пор похрапывает их ассистент — до площадки было еще далеко. Он продрал глаза тыльной стороной ладони и увидел, что Сокджин все еще не спит и смотрит в окно — похоже, он не спал вовсе. В руках у него лежал Шуки. Интересно, куда делся Арджей? — Эй, — голос оказался хриплым. — Где мы? — Почти на месте, — отозвался Сокджин. За окном бесконечные улицы Сеула превратились в пустые, залитые лунным светом поля. Волосы Сокджина казались немного взлохмаченными, а пальцы нервно прижимали к себе мягкую игрушку. Долгие поездки давали возможность выспаться, и Сокджин, как и все, всегда пользовался ею, пренебрегая лишь, если сильно переживал. Стая несчастлива? Намджун моргнул несколько раз, чтобы глаза перестало резать от сухого воздуха. — Ты в порядке? — он мягко сжал плечо Сокджина. Тот кивнул, крепче прижимая к себе Шуки. — Тебе не кажется, что это все слишком? Только ради меня делать перерыв и… двигать расписание, да и вообще… — он вздохнул: — я виноват, что нам пришлось перенести запись того шоу. Я очень непрофессионально себя веду. — Нет, — резко среагировал Намджун: — нет. Мы делаем все это по медицинским показаниям. Ты никак в этом не виноват, хён. Сокджин покусал нижнюю губу. — Надо было и дальше принимать подавители. Все ведь было нормально. — Но потом перестало, — Намджун в смятении пытался понять, откуда взялись такие речи спустя месяцы после признания Сокджина о необходимости пережить течку, после выборов альфы и чиминовых «секс-отпусков», после попыток Намджуна помочь хёну чувствовать себя как можно более комфортно и не винить себя. А теперь, буквально накануне ее начала, Сокджина охватила неуверенность. Намджун расправил плечи и окончательно проснулся. — Течка — это весело, разве нет? Утомительно, но весело. Люди же не зря такое говорят. — Да, но я просто… — Сокджин постучал по виску. — Видимо, жду, когда сознание даст мне добро на это. Намджун вдруг ощутил укол разочарования, словно он сделал что-то не так, провалил простейшую задачу. — Ты не хочешь входить в течку? — Нет-нет, хочу, конечно, — быстро возразил Сокджин. — Точно хочу. Чтобы… ну ты сам понимаешь. Чтобы можно было потом иметь детей. Просто сейчас для нее самое неподходящее время. Вот и все. Повисло молчание, и Сокджин потянулся за бутылкой воды, лежащей между ними. Попытался открутить крышку — брови сошлись на переносице, костяшки пальцев побелели от натуги, и он сдался. Забрав у него воду, Намджун открыл бутылку с первой попытки и передал ее обратно. Уставившись на него, Сокджин перевел взгляд на его руки, вздохнул и принял ее. — Неудивительно, что люди подолгу принимают подавители, — он сделал глоток. — Сегодня Тэхён придержал для меня дверь, и я на секунду подумал, какой он горячий. — Тэхён и правда очень горячий, — согласился Намджун. — Да нет, типа… он показался горячим мне? — Тэхён?! — Да, понимаешь? — Сокджин пожал плечами, взмахивая бутылкой: — Что-то типа «эх, однажды он кого-то сделает самым счастливым человеком на земле» — ну, в романтическом, даже сексуальном смысле. Очевидно, что не меня. Он ведь ребенок. Вы все дети. Вот так вот его видел Сокджин? Как двадцатичетырехлетнего ребенка и по совместительству лидера стаи? Намджуну не понравилось услышанное. — Видимо, у тебя уже много детей, — отшутился он. — Уверен, что хочешь больше? Его тон был дразнящим, и Сокджин, как всегда, заглотил наживку одним махом. — Ну перестань! Я хочу настоящих милых деток, а не двадцати-с-чем-то-летних айдолов, которые постоянно забывают относиться ко мне с должным почтением. Намджун ткнул Сокджина в бедро. — Неправда, я отношусь к тебе с должным почтением. — Едва ли. — Хён, я всегда старался вести себя так, — настойчиво ответил Намджун, и Сокджин неверяще усмехнулся. Намджун наклонил голову набок. — Ладно, сколько ты хочешь детей? — Пять. — Пять? — повторил Намджун, присвистнув. — Тебе не кажется, что это многовато? — Это отличное количество! — Это странное количество. — Это идеальное количество! Не тебе меня учить, — жалобно ответил Сокджин. — Ладно, оно идеальное, — сдался Намджун, и Сокджин закивал. — А почему? — Ну с пятью детьми и моим партнером получится стая из семи человек. Я бы хотел, чтобы она была такого размера, — застенчиво ответил он, делая еще глоток и закручивая крышку. Намджун ощутил внутри пустоту. — Понятно, — и посмотрел в окно. Сокджин был прав: количество было идеальным. — Пятеро детей. Звучит круто, — ход мыслей сбился, и он попытался сфокусироваться на разговоре снова. — Беременности будут нелегкими. Сокджин картинно надулся. — Шутишь? Я могу валяться в постели и кричать на партнера, чтобы тот приносил побольше еды. А еще можно снимать беременные эпизоды Eat Jin! — Ты сломаешь интернет, — предупредил Намджун. — Так тому и быть, — с легкостью принял свою судьбу Сокджин. В общем-то, это и правда было неплохой идеей, какой партнер откажется ухаживать за своим беременным омегой? Альфы могут быть ревнивы, но дай им хоть малейший шанс покрасоваться перед партнером, и они луну с неба достанут. Намджун прекрасно понимал всю привлекательность ситуации. — Я не против беременности, только если не раздуюсь как шар, — Сокджин с беспокойством оглядел свой живот, а потом оттянул низ худи и засунул под него Шуки. Глядя, как он пытается разместить его под одеждой, Намджун рассмеялся. — Живот точно не должен быть с буграми. — Как ты смеешь оскорблять мое нерожденное дитя? — откликнулся Сокджин, пытаясь придать подушке подходящую форму. — Твоего нерожденного Шуки, точнее. Вы с Юнги-хёном ничего не хотите мне рассказать? — Фу, не говори мерзостей, — запротестовал Сокджин, утрамбовывая игрушку. — Вот. Видишь? Он прекрасен. Живот все еще топорщился, но воображение Намджуна сработало — может, от того, как бережно Сокджин поглаживал его, а может, из-за приглушенного света сквозь тонированные окна — и перед ним оказалась словно бы картина из иной жизни, где они не дебютировали и не имели никаких обязательств, двадцатишестилетний Сокджин ждал первого ребенка, пока они ночью вдвоем возвращались в Сеул после дневной поездки за город, будучи неизвестными широкому миру, счастливыми и приятно возбужденными перед грядущим событием… Намджун потянулся, осторожно прижимая ладонь к животу, и это ощущение вдруг показалось знакомым, поразив его до глубины души. Раньше он уже представлял эту картину. Он, наверно, представлял ее сотни раз, всегда отталкивая мысли на полпути, а потом пытаясь отвлечься, но сейчас, держа руку на животе, сидя вдвоем на заднем сиденье темного салона, он никуда деться от нее не смог. Эта мысль была потрясающе приятной — успокаивающей, удовлетворяющей. — Значит, пять? — Пять, — подтвердил Сокджин. — Не собираюсь останавливаться, пока мы не достигнем этого числа. — Да будет твой партнер терпелив и плодороден в равной мере, — пошутил он, и успокоение испарилось от мыслей о будущем партнерстве Сокджина. Внезапно рука на подушке показалась вторжением, и он отдернул ее. Пустота. Господи, как же ему было пусто. Машина замедлилась, поворачивая на сельскую дорогу. Их ассистент вздрогнул и проснулся, оглядываясь на подопечных, но Сокджин быстро успел вытащить Шуки из-под одежды, словно страшась, что их застукают. Намджун отвернулся, пытаясь хоть что-то разглядеть в полях за окном. Скоро Сокджин уйдет — исчезнет с каким-то альфой. Намджун не знал, как выразить формирующуюся внутри тревогу, нервозность, жажду, страх. Он попросту не понимал, что это все вообще может значить, поэтому он отстегнул ремень безопасности, и, не поднимая глаз, просто сказал: — Кажется, мы на месте.***
Снимаемые компанией апартаменты, выполняющие роль общежития, были захламлены подростковым барахлом, которое те еще не научились держать в порядке — не говоря уж о том, что воздух в них насквозь пропах феромонами семерых парней. Заезд в общежитие означал необходимость принимать подавители, которые приглушали их натуральные запахи и исключали опасность внезапного наступления течки или гона. Для облегчения совместной жизни, все соблюдали это правило неукоснительно. Однако, проснувшись от сильного мускусного запаха чужого альфы, Намджун испытал минутный шок. Его тряс за плечо Юнги — на рассвет не было ни намека, комната казалась вымазанной черной акварелью, и с первым вдохом Намджун понял, что неизвестный альфа прямо здесь, в их спальне. В следующую же секунду он уже был на ногах. Из груди вырвался недоуменный рык. Альфа был в кровати Чонгука — он лежал, свернувшись под одеялами, страшно дрожал и издавал короткое болезненное поскуливание. Альфой был Чонгук. Сокджин сидел на краю его постели, влажным полотенцем промакивая его виски и взмокшую шею, но осторожно обходя воспалившиеся запаховые железы во впадинке между ключиц. Чонгук был бледен как мел, и с него ручьями лился пот, но хуже всего было то, что он абсолютно безбожно вонял альфой. Он дернулся, и его рука приземлилась на колено Сокджина. Намджун среагировал немедленным рычанием, за предплечье оттаскивая хёна от постели; тот покачнулся, удерживая равновесие, и оказался за намджуновой спиной. Вожак пристально посмотрел на лежащего в постели мальчика, и его ворочающееся в глотке недовольство медленно достигло ушей всех стоящих вокруг. — Намджун! Сокджин, выдернувший свою руку из его хватки, воззрился ему в глаза с таким неприятным удивлением, что Намджун сразу притих. Он что-то сделал неправильно? Взгляд на членов стаи — Тэхёна, Юнги, Хосока, обеспокоенно взирающих на него в ответ. Стая здесь. Стая в безопасности. Стая счастлива? Нет. Стая волнуется. — Ему нужно к врачу, — Юнги быстро посмотрел на Намджуна, потом на Сокджина. Хёсан, их трейни-омега, тоже не спал — стоял чуть поодаль, скрестив на груди руки, и брезгливо морщил нос. Намджун теперь мог рассуждать яснее, все еще грудью заслоняя стаю от Чонгука. Стая в безопасности? Да. Омеги, в нее не входящие, тоже. Юнги прав, начинается оформление — нужно бежать к врачу. Да, нужно вывести Чонгука из общежития. Отличная идея. — Неподалеку есть клиника сексуального здоровья, — подал голос Хёсан. Сокджин явно хотел вернуться к Чонгуку и сесть рядом, но Намджун упорно загораживал путь, взвинченный, ощущающий неприятную пульсацию в груди. — Она открывается в шесть. Они смогут сразу выписать ему подавители. — Откуда ты знаешь? — повернулся к нему Тэхён. — Серьезно? — Хёсан фыркнул. — У меня чуть течка не началась, когда я впервые вошел в общежитие. Тут все пропитано альфачьими феромонами. Он уставился на Намджуна. Тот несколько месяцев оставался единственным альфой в общежитии. — Джинни меня поймет. Намджун перевел взгляд на Сокджина, и тот отвернулся. Щеки его внезапно окрасились в алый: — Ну? Ты собираешься одеваться? — Что? А мне-то зачем? — запротестовал Намджун. Он просто хотел, чтобы Чонгук ушел, оставил его территорию нетронутой. — Ты единственный, кто понимает, через что он проходит, — напомнил Сокджин, но это все равно было неубедительно. Волосы на теле встали дыбом от зрелища содрогающегося на кровати ребенка. — Джуни, — Сокджин приблизился к нему, говоря мягко и тихо, но со сквозящей в тоне настойчивостью, требующей немедленных действий: — ты не можешь чувствовать себя защитником своей территории, когда в тебе нуждается член собственной стаи. Его рука осторожно легла на предплечье Намджуна. Тот проследил ее взглядом, пытаясь привести свои мысли в порядок. Сокджин с добротой смотрел на него своими глубокими темными глазами. Он не имел права подводить стаю и хёна. Он всегда тянулся к планке, которую установил Сокджин, должен был соответствовать. Намджун кивнул. Юнги и Хосок напялили на ребенка ботинки и пальто, времени переодевать его из пижамы во что-то приличное уже не было. Когда Намджун коснулся Чонгука, чтобы его поднять, тот расфокусированно посмотрел куда-то сквозь него, приподнял нижнюю губу и тихо зарычал. Намджун застыл. Чонгук никогда не рычал, не говоря уж о том, что он ни разу не выказывал неуважение к лидеру своей стаи. Но в ту секунду он его словно не узнавал. Оглянувшись, Намджун увидел, как Сокджин одобрительно кивает ему, побуждая шевелиться. — Пойдем, — сказал он, направляя Чонгука к дверям: — тебе нужно идти, пойдем же. Когда Чонгук запротестовал, тот добавил: — Чонгук. Подчиняйся. Выглядя сбитым с толку, он вздрогнул, но последовал за ним. Обхватив его рукой вокруг талии и закинув руку на свои плечи, Намджун помогал ему идти ровно — на улице почти сразу стало понятно, что Чонгук не в состоянии двигаться по прямой. В свободной руке приходилось держать телефон с открытыми картами, на которых светился маршрут, проложенный Сокджином перед выходом. Чонгук подволакивал ноги, запинался и все еще дрожал. Его лихорадило. Узкие улицы и переулки переплетались, темные здания давили своим весом, и вокруг не было ни души, пока над городом занималась заря. Дорога до клиники оказалась одной из самых выматывающих в намджуновой жизни. Когда в конце улицы показались огни вывески с крестом, Чонгук заявил: — Я буду драться с тобой за него. — Ладно, — согласился Намджун, не сводя взгляда со входа в клинику. Чонгук был абсолютно беззащитен, нельзя было позволить, чтобы на них кто-то напал всего в нескольких метрах от цели. — Постой, за кого ты собрался со мной драться? — За Джин-хёна, — низко прорычал Чонгук. — Я должен победить тебя, и… — Чего? — Ты на него смотришь. Я все вижу, — Намджун шокированно взглянул на младшего и увидел в его чертах чистую наглость и неприкрытый вызов. Хвала небесам, что его силы, видимо, закончились на этой фразе, и он, вместо того чтобы начать обещанную драку, просто обмяк, заставляя ухватить себя покрепче. — Он всегда пах так круто? — жалобно пробормотал Чонгук через несколько шагов. — Да, — признал Намджун, удивившись горечи в своем голосе. — Мне кажется, твое сердце будет разбито, Куки. — Почему? — невинно и тихо. Намджун фыркнул. — Потому что… он не нашего уровня. — Но я его хочу-у, — заныл Чонгук с уверенностью новорожденного альфы внутри. — Он ищет партнера? Я начну за ним ухаживать, а потом оплодот— — Хватит, — оборвал Намджун, и младший заткнулся. Медсестра в регистратуре клиники взглянула на Чонгука и отвела их в изолированную комнату. Парень молчал и не издал ни звука, когда к ним вошел доктор-бета, пришедший на осмотр. Тот явно знал, как себя вести. Понюхав воздух, врач спросил: — Вы лидер его стаи? — в тоне слышалось удивление, но Намджун к нему привык. Он знал, что выглядел очень юно для подобной ответственной работы, а с Чонгуком, обнажающим свои кроличьи зубки, они казались еще младше вдвоем. Намджун кивнул, сжимая зубы, чтобы выражение лица казалось строже. — Что ж, ладно, — послышался ответ таким тоном, словно врач повидал на своем веку намного более странные союзы, чем молодого альфу с подростком на руках. — Придется подождать. И он ждал, нервно ерзая на скамейке в холле, когда Чонгука увели. Намджун чувствовал злость на самого себя, потому что он отвратно справлялся со своими обязанностями — настолько плохо, что пришлось вмешаться Сокджину. С оформлением нельзя было шутить. Процесс, через который рано или поздно приходилось проходить всем, мог протекать очень травмирующе для подростковой психики. Также он вспомнил слова Хёсана. Длительное воздействие концентрированных феромонов альфы может спровоцировать течку у ничего не подозревающих омег. Намджун, конечно же, принимал подавители, но Хёсану все равно пришлось посетить клинику — как, очевидно, и Сокджину. Он встал и беспокойно сделал несколько шагов по холлу взад-вперед, утратив возможность сидеть смирно. В желудке сворачивались узлы беспокойства. Он не хотел, чтобы его взгляды заметили. В конце концов, Чонгук был возвращен под его опеку. Врач сообщил, что ему дали мягкие транквилизаторы и сильные подавители, и протянул рецепт. Чонгук прижался к своему лидеру, растерянно моргая тяжелыми веками — он засыпал на ходу. Лихорадка отступила, и запах больше не казался таким тяжелым и сильным, понемногу принимая окончательную форму. Порывшись в карманах, Намджун нашел несколько купюр и вызвал такси. В общежитии уже было пусто — все члены стаи отправились на занятия в школу или в компанию. Остался только Сокджин. Одетый в пижамные штаны и майку без рукавов, он выглянул с кухни, когда Намджун и Чонгук вошли — тот старался удержать его прямо, но его глаза закатывались, а голова запрокидывалась набок. — Ох, Куки!.. — выдохнул Сокджин. Прикоснуться он не посмел, и Намджун мысленно поблагодарил его за это, опасаясь, что тот все же решится. Дотащив младшего до его кровати, он уложил его, и Чонгук вырубился, стоило его голове коснуться подушки. Стоя у изножья кровати, Намджун молча смотрел на него. Кризис миновал. Теперь для младшего он был бесполезен. Чонгук ткнулся носом в подушку и свернулся калачиком, став еще меньше. Он выглядел невинно — но вскоре ему придется проснуться, взять себя в руки и начать учиться своей новой роли. Намджун тяжело сглотнул. — А вдруг он не подчинится? — озвучил он ужасающую мысль, вдруг накрывшую его очередной волной тревоги. Теперь Чонгук мог взбунтоваться. Чонгук запросто мог разорвать их маленькую стаю и уничтожить все, что только-только было начато. Сокджин прислонился к косяку плечом. — Перестань, все он сделает правильно. У него есть самый лучший лидер стаи, о котором можно только мечтать. Эти слова были для Намджуна как прощение после сцены, в которой он вел себя так глупо и рассеянно. Собравшись пробормотать извинение, он вдруг заметил на руке Сокджина синяки — небольшие покрасневшие следы от впивавшихся в кожу пальцев. Он отшатнулся, чувствуя, как в груди формируется утробный злой рык, пока не понял, что, судя по хватке, следы принадлежали ему — и это окончательно его добило. — Я причинил тебе боль. Сокджин проследил его взгляд и закрыл следы ладонью. — Ничего страшного. Я просто оказался меж двух альф, — нет, это не извиняло такой поступок: — Все в порядке, — добавил Сокджин. Его щеки зарумянились. Конечно он злился. Имел полное право. В каком-то приступе мазохизма Намджун не мог отвести от синяков взгляд. Он хотел осмотреть их, приложить лед, попробовать подлечить, но даже мысль о прикосновении к Сокджину пугала, словно он одним движением мог повредить его бледную прекрасную кожу. Он повел себя как животное, опрометчиво и непредсказуемо, за что некоторые люди и ненавидели многих альф. Он зашел слишком далеко. — Я не хотел делать тебе больно, — выдавил он, чувствуя тошноту. — Все хорошо, — повторил Сокджин, накрывая следы целиком. — Слышишь? Но Намджун видел синяки и понимал, что опять провалился. Никакие защитные инстинкты подобное не извиняли, какой бы угрозой Чонгук ни показался для Сокджина — который даже в их стае не был! У Намджуна не должно было быть оправданий. Раньше особо с ним не церемонясь, с тех пор Намджун стал вести себя с хёном так бережно, словно тот был хрустальной статуэткой. Чувство вины сохранилось намного дольше, пережив синяки. Сокджин был неправ: ничего хорошего в поступке Намджуна не было, он не должен был терять над собой контроль. В то же время он оказался прав кое в чем: Чонгук не изъявил ни малейшего желания бросить Намджуну вызов как лидеру стаи, нет, в своей позиции он был очень счастлив. Чонгук, похоже, совсем ничего не помнил — ни о пути в клинику, ни о своих словах. Отлично. — Отец всегда говорил, что я стану омегой, — со смехом поделился он через пару недель. Запах альфы на нем стал окончательно устойчивым, зрелым и мускусным. Вся детская эссенция, изменчивая, как водная гладь, пропала без следа. Дети так быстро растут — внезапно Намджун понял суть этой фразы полностью. Хосок готовил для малыша-альфы курицу на плите, попутно успевая ерошить его волосы и тоненьким голосом напевать «крольчонок подрастает! Гляньте, какой он уже большой!». Чонгук улыбался им во все зубы, жмурясь от удовольствия — он обожал, когда его нянчили. Пухлые щечки, кроличьи зубки, запах альфы. Как вообще Намджун мог зарычать на него? Пиздец, какой же стыд. Время шло. Намджун все чаще понимал, что как бы он ни старался, он никогда не сможет соответствовать своим ожиданиям. Дремлющие внутри инстинкты — контролировать, защищать, бросать вызов — были уродливы, и эту часть себя он возненавидел. Ему не было даже двадцати лет, но уже имелась заметного размера стая: он должен был учиться, никогда не поддаваться инстинктам. Они никогда не должны были оправдывать его. Он хотел стать лучше. Чтобы превзойти ожидания окружающих.***
Намджун, как и все, посещал те же уроки полового воспитания, что давали во всех школах, поэтому он знал, чего ждать от себя во время гона, или что провоцировала течка в омегах — часто им рассказывали о преувеличенно клишированном поведении, но поведенческие стереотипы, в конце концов, имели под собой какую-то почву. Альфы в период пред-гона становились агрессивными ко всем, кто гипотетически посягал на их предполагаемого партнера; в пред-течку омеги превращались в невероятно ласковых и требующих постоянного физического контакта существ. Поведение Сокджина менялось как по учебнику. — Ну еще чуть-чуть, — просил он, с рук кормя Юнги томатами черри. Они пребывали в гримерке — снова и как всегда — готовились к фансайну. Юнги, полностью погруженный в телефон, не обращал на хёна ни малейшего внимания, но послушно открывал рот для угощения, разжевывая и проглатывая помидорки одну за другой. Сокджин жалобно надувал губы: — Йа, ты такой тощий! Кушай давай! Через несколько минут он уже сидел у Хосока на коленях, очевидно слишком большой для него, но ничем Хосоку не мешающий — тот любил обниматься, а Сокджину требовалось человеческое тепло. — Классно пахнешь, — заметил Хосок, носом толкнувшись в Сокджинову шею, чтобы вдохнуть сладковатый аромат поглубже. Сокджин, не возражая, закрыл глаза и опустил голову ему на плечо, словно желая вздремнуть. Обычно так себя вел Чимин; теперь без подобного совсем не мог обходиться Сокджин. Съемки клипа были такими быстрыми и сумбурными, что Намджун и думать забыл о перерыве, о Сокджине, слезшем с подавителей, и прочих беспокоивших его вещах. Даже Чимин перестал вспоминать о течке и сконцентрировался на отработке хореографии. Волосы Сокджина, побывшие великолепного розового цвета всего ничего, уже были выкрашены в черный, чтобы не заспойлерить музыкальное видео. Намджуну после голубовато-серебристого снова вернули блонд. Когда привезли их еду, все заняли места за журнальными столами, рассевшись на диванах. Чимин и Чонгук болтали о чем-то, заглядывая в телефоны друг друга, Хосок и Тэ обсуждали клип, загадывая, каким он выйдет, а Юнги играл в мобильную игру. Вокруг царил хаос — нуны готовили наборы для макияжа, отпаривали одежду, но даже это казалось всего лишь затишьем перед бурей, текло привычным чередом, когда вскоре все должно было измениться. Конечно, привычный порядок вещей уже менялся: заполучив несколько коробок с едой, Сокджин продолжил свою феерию с кормлением членов стаи. Сначала он подсел к Чимину, откровенно наслаждающемуся происходящим, потом напал на Чонгука, который смутился, не зная, куда себя деть от такого пристального внимания хёна, и, наконец, подошел к Тэ, который уже ждал его, раскрыв рот как голодный галчонок. Намджун долго и терпеливо наблюдал за ним, сидя по другую сторону стола, и, в конце концов, не выдержал. Сокджин должен был поесть сам. — Джин-хён, — перебил он его воркования над Тэ, пока хён пытался накормить его лапшой: — ешь. — Я не голоден, — беспечно отозвался Сокджин, и это был полный бред, потому что он всегда хотел есть. Это завело Намджуна в тупик. Омежья пред-течная логика: накорми малышей, прежде чем слечь в постель. Если бы у Сокджина был партнер, он бы держал под контролем то, как он питается, и следил, чтобы у него было достаточно еды и сна, прежде чем начнется течка. Нанятый альфа должен был явиться только в час нужды, а до тех пор кто-то обязан был вступиться. — Меня не волнует, голоден ты или нет, — сказал Намджун. — Ешь. Сокджин удивленно моргнул, вскидывая на него брови, но Намджун не прерывал их зрительный контакт, четко показывая, что это было не предложение, а приказ. Сокджин сморщил нос. Усевшись в другое кресло, он со вздохом начал опустошать коробку. Намджун следил за ним, дабы убедиться, что лапша не окажется опять у Тэхёна. Всего через несколько минут его палочки уже скребли по дну коробки, и Намджун подтолкнул к нему еще порцию. — Ешь, хён, — сказал он уже мягче. Сокджин вопросительно посмотрел на него и повиновался. Когда второй контейнер оказался пустым, Намджун спросил: — Еще? Сокджин облизнулся. — Еще. То, как он послушно сидел напротив, подавшись к нему всем телом в ожидании угощения, вдруг обожгло нутро Намджуна странным жаром. Намджуну нужно было еще. Рядом сидел Юнги, так ни разу и не оторвавшийся от телефона, и Намджун схватил почти полный контейнер, стоящий возле него. — Э-э?! — запротестовал старший, встревоженно вскинув голову. Намджун не успел ничего понять, как хён потянулся к нему за своей законной коробкой лапши — и неожиданно для самого себя издал на него предупредительный рык. Юнги вытаращился на него в изумлении и перевел взгляд на Сокджина, наклонившего с любопытством голову. — Вам обоим, блять, надо успокоиться, — он сгреб со стола контейнер и встал. — Поем вон там. Намджун потерянно проследил за ним, направляющимся к дивану у стены. Разочарованный, но непоколебимый, он взял со стола баночку кимчи. Почему им привезли так мало еды? — Кимчи? — предложил он Сокджину. Тот вытянул шею, с интересом наблюдая за тем, что может дать ему Намджун. Внезапно он понял, что стафф начинает оглядываться на них и недоуменно перешептываться. Более того, некоторые члены стаи тоже заметили происходящее и неверяще следили за ними. Хосок встал. — Пойдем-ка выйдем, — он пристально посмотрел Намджуну в глаза, и тот прищурился на него. — Пойдем? Альфа-я? Хосок почти никогда его так не называл. С неохотой Намджун последовал за ним, косясь на стафф и взглядом давая понять, что никто не должен подходить к его стае и трогать Сокджина, уже уплетающего кимчи. Снаружи гримерки было довольно тихо. Хосок привалил Намджуна к стене, положил руку ему на плечо и слабо сжал, заглядывая в лицо. — Ты в порядке? — Конечно я в порядке, — в этот раз он не провалится. Нужно дойти до супермаркета или просто заказать еще еды из соседнего ресторана, или… — На вас с Чонгуком это действует иначе, — Хосок наклонил голову набок: — Дело в его запахе? — Что? — Кормление. Этот ритуал. — Ага, точно. Слушай, как нам достать побольше еды? Хосок подарил ему долгий тяжелый взгляд. — Так. Ладно… наверно, стоит вас с Джин-хёном рассадить на фансайне. Нам не нужны слухи о течке, нет? Давай просто переживем этот день. Сконцентрируйся на фанатах. Отличный, разумный совет. Так что там насчет еды? Когда они вернулись в гримерку, оставшаяся половина стаи уже натягивала на себя наряды. Стафф кружил не переставая, помогая, подшивая, подтягивая. Сокджин исчез — говорил со своим личным терапевтом. Когда Чимин это озвучил, Намджун немедленно написал Юнги: зачем он ушел? Юнги сидел перед зеркалами — его волосы укладывал стилист. Юнги достал телефон из кармана, и Намджун увидел, как он закатил глаза, прежде чем телефон завибрировал от входящего сообщения. инъекция противозачаточного. Что-то внутри сжалось. Конечно, это была обычная практика: укол многократно снижал возможность понести после течки, обычная мера предосторожности. Но Сокджин и иглы? мб успокоишься уже, — написал Юнги. я спокоен нет ты ведешь себя так будто какой-нибудь альфа сейчас выломает дверь и унесет хёна нахер у него все схвачено так что просто плиз вынь голову из жопы Казалось, Сокджин отсутствовал целый год. Когда терапевт вернулся без него, Намджун мгновенно перешел в состояние полной боевой готовности — но Чимин лишь с ухмылкой посчитал нужным проинформировать его, что Сокджин снова уединился со специалистом — на этот раз с косметологом. Зачем? У них была полная комната стилистов и визажистов. Чимин негромко рассмеялся и наклонился к его уху, чтобы объяснить: — Эпиляция интимной зоны. Мозг Намджуна тут же выдал ему с десяток образов, один откровеннее предыдущего. — Для…? — он не смог закончить. — Чтобы чувствовать себя максимально свободно, — Чимин поправил рукава рубашки. — Я его прекрасно понимаю. Очень быстро Намджун все же позволил себе представить результат на Сокджине. Юнги был прав: у Сокджина все было схвачено. Когда он вернулся, все уже знали, где он пропадал. — Первый, кто заикнется об этом, умрет, — заявил он с порога, угрожающе тыкая во всех пальцем. Переполняющая его нежность пропала. Первым хихикать в кулак начал Тэхён — он мгновенно получил прицельный удар по голове, начал извиваться и заныл: — Хён, не-ет! — Уважай старших! Гнев его длился недолго, и уже через несколько минут Сокджин обнимался с Чимином, тискал его щеки, метил ароматом намного наглее, чем обычно. Намджун постарался переключиться на мысли о фансайне. Они поднялись на обустроенную сцену под крики и аплодисменты, нацепив лучшие из своих улыбок и стараясь держать себя в руках. Последовав совету Хосока, Намджун сел самым первым, пока Сокджин отправился в конец, почти на дальний край сцены и самый дальний край стола. Часть его разума оставалась незамутненной постоянным наблюдением за его местоположением. Даже говоря с другими, он продолжал искоса следить. — Привет, — поздоровался Намджун с подошедшей девушкой. Охрана за его спиной и подгоняющий фанатов ассистент прогуливались за спинами членов стаи туда-обратно, следя за порядком. — Как твои дела? Обычно, ему нравились такие мероприятия: возможность поговорить с фанатами, отдать хоть малость взамен того, что они получали от них ежедневно. Их фанаты были умными и милыми. Обыкновенным был вопрос: — Намджун-щи, можно мне присоединиться к вашей стае? И ответ: — Вы все — ее почетные члены! — и этот раз не стал исключением. Он мало обращал внимание на внешность или детали поведения фанатов — все были равны. Немного было высоких альф-мужчин, подходящих под вкусы Сокджина, побольше пришло юных невероятно красивых альф-девушек, поглядывающих вдоль стола на сидящих далее бет и омег Намджуна. В тот день улыбаться им было довольно сложно, он попросту не мог найти в себе силы на это. Смогут ли они учуять, что запах Сокджина уже стал крепче обычного? Он чувствовал, что вероятность крайне мала: чтобы понимать разницу, нужно быть членом стаи и знать, как он пах до этого состояния. Даже Чонгук, казалось, до сих пор ни на что внимания не обратил. Но это не мешало Намджуну беспокоиться, что альфы в очереди что-то заподозрят. Правилу нашлось исключение: к нему подошел высокий молодой альфа, волосы которого были украшены белым ободком с Арджеем. Он приветливо улыбался. Намджун мысленно отметил, насколько он был красив — изящный изгиб челюсти, шикарные карие глаза. — Привет! — сказал он глубоким мягким голосом — похоже, они были примерно одного возраста. Намджун вел себя как обычно: был мил, учтив, улыбчив. Задал пару вопросов. Мужчина работал программистом и заставлял весь офис слушать их музыку — это было мило и классно. — Вам нравится Арджей? Мужчина рассмеялся, горячо и низко. — Джин-щи — мой биас! Я и вас тоже люблю, конечно! Всех! Но в особенности — Джин-щи! — ассистент за спиной Намджуна мягко направил его дальше, сорок секунд на общение с Намджуном вышли: — Пока! Он передвинулся к Хосоку. Место занял низенький бета примерно пятнадцати лет, все еще очень похожий на ребенка, но Намджун продолжал следить за программистом краем глаза. Его очаровывал Чимин, потом Юнги, затем Тэхён и Чонгук — с ним они стукнулись кулаками, сияя друг другу улыбками и смеясь. Сокджин был последним, и его фанат только что ушел, так что скучающе он прислонился к чонгукову плечу и вдруг пальцем показал на ободок программиста, который задерживался с макнэ. От внимания биаса тот мгновенно залился краской, торопливо приветственно закивав, и губы Сокджина тронула взволнованная улыбка. Намджун скрежетнул зубами. Протягивая постер для автографа, программист уже стоял напротив Сокджина, и тот дружелюбно придерживал его ладонь своей. Они всегда держались за руки с фанатами, позволяли немного флирта и скиншипа. В комплекте со всеми остальными обязанностями всегда шел фансервис. Но в этот раз Намджун негромко утробно зарычал, кидая вдоль стола предупредительный взгляд. Один из охранников незамедлительно приблизился к нему, чтобы посмотреть, в чем дело; сидящий рядом Хосок вытаращился на него, и его губы сложились в идеальную «о». Маленький бета перед ними застыл как статуя и через секунду отшатнулся от стола, но происходящее на дальнем конце это никак не затронуло: Сокджин продолжал весело болтать с высоким альфой, наклонившимся над столом ближе к нему. Их разделял лишь постер, на котором лежали все еще соприкасающиеся руки. Рука Хосока приземлилась на намджуново бедро ровно в ту секунду, как тот чуть было не встал, готовый пойти и бросить программисту вызов. Вес ладони удержал его и немного вернул к реальности. — Не обращай на него внимания, — Хосок улыбнулся испуганному бете и потянул к себе постер, только что подписанный Намджуном. Фанат посмотрел на Хосока и просиял, счастье от встречи с членами стаи вернулось и затмило только что испытанный от намджунова рычания шок — так работала магия Хосока, умевшего согреть своей улыбкой. — Наш альфа пропустил обед и немного ворчит сегодня безо всякой на то причины, представляешь? Как тебя зовут? — Прошу прощения, — быстро пробормотал Намджун — программист уже ушел, Сокджин говорил с другим фанатом. — Простите. Он был просто ужасен. Почему он настолько ужасен? Коротко кивнув охраннику, чтобы показать, что все в порядке, он отринул эмоции, вскипятившие кровь. Часть разума все еще была в боевом режиме. Какой же он тупой! Он могучим усилием воли задавил инстинкт, сердито шипящий в груди — пометить, объявить своим, что еще? Что эти сраные гормоны велят ему делать? Он должен был оставаться спокойным и полностью отдавать себе отчет, особенно когда ситуация была настолько открытой и делала их максимально беззащитными перед суждениями других людей. — Привет, — сказал он фанатке перед собой — маленькой омеге тридцати с лишним лет, одетой в футболку с Чимми. Она выглядела хмуро — ну конечно, она слышала рык, и инстинктивно ощутила неприязнь к агрессии альфы. Намджун почувствовал себя полным ублюдком. — Привет, — снова сказал он уже нежнее и подарил обезоруживающе прекрасную улыбку, отчего женщина оттаяла, набралась смелости и сделала шаг вперед. — Как вас зовут?***
Его звали Сон Джебом, Профессиональный Танцор с Идеальным Телом, Балетным Прошлым и Магистерской Степенью в Сценических Искусствах. Коротко — просто Джебом. Джебом, первый в списке будущих жертв Намджуна. Джебом был из числа танцоров, нанятых компанией для всемирного тура Wings. Намджун знал поименно лишь немногих, Сокджин в этом продвинулся дальше, поскольку он всегда был впереди — но Сон Джебом оказался самым незабываемым из них. Он уже обращал внимание на Джебома во время пред-туровых общих репетиций: у него были большие черные глаза, гладкие черные волосы, собранные на затылке в классный пучок, точеные высокие скулы и татуировка дракона на левом бицепсе. Джебом быстро схватывал хореографию, двигался отточено, чисто и красиво, в то время как они с Сокджином натыкались друг на друга как два идиота, порой все еще не способные быстро выучить связки. Джебом был высоким и широкоплечим, и его тело, вся фигура говорили о недюжинной силе, заключенной в мускулах, перекатывающихся под смуглой кожей. — Ничего такой, а? — усмехнулся Хосок, заметив бросаемые украдкой взгляды Намджуна. Тот думал, что из всех них, скорее всего, именно Хосок западет на Джебома. Но уже в самом начале тура, когда они едва успели дать пару шоу в США, с Джебомом начал спать Сокджин. Намджун понятия не имел, когда и как это произошло — у них постоянно были если не концерты, то интервью и примерки, и почти круглые сутки вокруг суетился стафф. Он мог припомнить пару раз, когда Сокджин болтал с танцорами, шутил с ними, проявлял открытость и дружелюбие, но чтобы так? Когда он успел? Он подкатил к Джебому сам или наоборот? Когда? Как? Началось это в туре или еще во время подготовки в Корее? Намджун был застигнут врасплох — точнее, это откровение попросту ебнуло ему по лицу. Он понял это только когда пришел к Сокджину в поисках своей потерянной где-то зарядки для телефона. Несмотря на то, что Джебом уже ушел, комната все еще сильно пахла взрослым альфой и едва различимо — сексом. Распознав, кому запах принадлежал, Намджун понял, что следил за ним пристальнее, чем следовало бы — в другой ситуации он едва ли понял бы, кто побывал тут. Сокджин открыл ему дверь, смутился и отступил, пропуская внутрь — он только что вышел из душа. Застыв на пороге, Намджун молчал, красноречиво раздувая ноздри. Сперва аромат был полузнаком: Сокджин. Его кожа. Его феромоны. Затем вмешался тяжелый сильный запах чужого человека и минувшей ночи. В животе Намджуна образовалась тянущая пустота. — А, Намджун-а… — виновато протянул Сокджин, почесывая шею. Больше ничего и не нужно было говорить. Остальная стая, оказывается, была уже в курсе, как после понял Намджун. Чтобы Сокджин и Джебом могли побыть наедине, Тэхён той ночью ночевал с Чимином. Как Намджун определил для всех, до той поры, пока члены его стаи оставались в безопасности и были осторожны, все было в порядке. Ничего такого! Нет-нет, конечно же, ничего преступного — это ведь был не первый раз, когда Сокджин позволял себе секс на одну ночь? Им всем время от времени стоило выпускать пар, правда? Намджун не хотел вмешиваться в личные дела членов стаи слишком сильно, поэтому постановил простейший закон для всех, включая себя: все хорошо, пока вы остаетесь в безопасности и ведете себя осторожно. И чтобы предотвратить ущерб собственным чувствам, равно как и чужим, было бы неплохо не спать ни с кем больше одного раза — отношения были для них непозволительной роскошью. Поэтому он взял себя в руки. — Слушай, я потерял… короче, неважно, — Сокджин неуверенно смотрел на него, застыв у открытой двери. Почему все-таки Джебом? Почему он? Намджун тряхнул головой, прогоняя мысль. — Мы выезжаем через десять минут. — Э-э, да, я… почти готов, — Сокджин оглянулся. Простыни были все еще сбиты, одеяла раскиданы. Все измято. Да я вижу, насколько ты готов, чуть не вырвалось у Намджуна, и он чуть не поморщился от того, насколько горько это прозвучало в его голове. Когда они спустились к машинам, Сокджин приблизился и пробормотал: — Слушай, я… ну, последнее время было довольно одиноко, ты сам понимаешь, все эти переезды, и… — Все ок, — сказал он. — Ты не обязан передо мной отчитываться. Мы все иногда блядуем. Сокджин принял испуганно-удивленный вид, но Намджун не смог взглянуть ему в глаза. Джебом был старше — почти тридцать лет. Сокджину полгода назад исполнилось двадцать четыре. Намджуну не нравилось это: альфы и беты были готовы на все, чтобы затащить Сокджина в постель — неужели примера Соты оказалось недостаточно? Намджуну было двадцать два, и он чувствовал себя хреново. Но затем Джебом нарушил второе правило: они переспали дважды. Намджун стал об этом более чем осведомлен благодаря своему носу — невольно, инстинктивно — всего через пару дней после посещения сокджинова номера в поисках зарядки он в темноте шел за сценой, уткнувшись в свой телефон и набирая сообщение родителям. Ощутив рядом кого-то, он слабо улыбнулся и сказал: — А-а, Джин-хён, ты уже… …чтобы оборвать себя на полуслове, увидев рядом человека в черном худи и джинсах, который совершенно точно не был Сокджином. Намджун смотрел на Джебома, и выражение пойманного с поличным альфы выражало искреннее удивление. Удивление Намджуна, однако, было еще больше: аромат омеги запутался в его волосах, остался на коже и одежде, и, хотя и был замаскирован более плотным слоем собственного запаха и для большинства людей вряд ли остался бы замеченным, от внимания Намджуна он не ускользнул. Он был знаком Намджуну настолько близко и давно, что он даже смог определить, сколько примерно часов назад был оставлен. Так вот почему Сокджин опоздал, когда они выезжали из отеля? Пытаясь справиться с потрясением, Намджун подавил зарождающийся внутри тихий рык. Джебом стоял открыто, расправив плечи, не показывая ни слабости, ни страха, и пару секунд они просто напряженно смотрели друг другу в лицо. — Я скажу Джину, что ты его искал, — негромко сказал Джебом, первым нарушив молчание, и коротко поклонился, не опустив, однако, взгляд и ни разу не моргнув. Благоразумно и мудро с его стороны было не показывать подчинения другому альфе. Намджун продолжал тяжело и долго смотреть ему вслед, чувствуя, что ему бросили вызов. Больше одного раза. Это произошло больше одного раза. У него не было ни правил, ни сценария для подобных ситуаций — Сокджин раньше так не поступал. К тому времени, как началась азиатская часть тура, стало понятно, что они с Джебомом тайно встречаются — всем, кроме Намджуна, пришлось хоть раз, но покинуть комнату, чтобы переночевать в соседнем номере, позволяя Сокджину немного отдохнуть в обществе танцора-альфы. Хосок говорил, что хёну стоит дать эту возможность, и это было классно, что Сокджин нашел себе кого-то классного — да и разве не нарушали они все правило «не спать больше одного раза», включая самого Намджуна? Это все было безопасно и осторожно, и, кажется, приносило Сокджину счастье. Да, все это, безусловно, было круто, но что если это был не просто секс? Что если это была любовь? Намджун неизменно игнорировал все происходящее ввиду своей занятости — он был всегда нагружен большим количеством работы, чем остальные члены стаи, у него было множество обязанностей помимо слежения за их благополучием, был ноутбук, колонки и звуковое оборудование, путешествующее с ним из страны в страну для работы над музыкой прямо в отеле; только он мог полноценно проводить англоязычные интервью, на которые запросы приходили все чаще, и к которым нужно было готовиться; должен был успевать работать над вторым микстейпом. Он знакомился с делами стаи лишь мельком, перерабатывал, стрессовал и изнемогал от усталости, а потом на стаю почти не оставалось времени. Он понимал, что это все не зря, и вся его тяжелая работа должна была рано или поздно окупиться. Непременно. А пока он был занят, Сокджин трахался с Джебомом. Сокджин все чаще стал подходить к Джебому и другим танцорам на людях во время перерывов в репетициях, шутить с ними, смеяться, и при взгляде на него в глазах Джебома пылал огонь. Джебом был влюблен, не мог не быть: Сокджин в тот год впервые победил в голосовании «Самый Желанный Омега Южной Кореи». Намджун должен был вмешаться. Это было непрофессионально и рискованно. Их менеджеры до сих пор не замечали, стая, конечно же, держала рот на замке, но, если бы об этом стало известно первым лицам их компании, кто бы первым получил по полной программе? Ну конечно Намджун. Держи свою стаю под контролем, сказали бы они, но только одна мысль вытащить Сокджина из этого романа казалась невозможной. С другой стороны, кто мог знать, что там Джебом говорил Сокджину за закрытыми дверьми? Нашептывал, что готов стать ему самым лучшим партнером, носом касаясь сокджиновой шеи? А дальше? Сокджин откидывал голову назад и предлагал Джебому свое горло? Целовал ли Джебом его прямо туда, возле запаховой железы, плавился ли Сокджин в его руках, звал ли его возбужденно-игриво — «оппа» или, что еще хуже, «альфа»? Звал ли Сокджин Джебома своим альфой? Образ возник так ярко, что Намджун почувствовал злость — и, призвав на помощь все свои силы, мудрость и зрелость, проигнорировал его. Когда после шоу они вместе с Юнги оказались в одной машине на пути в отель, тот поднял тему первым. — Насчет того танцора. Намджун замер, перестав читать, но не отрывая глаз от телефона. Он прекрасно понял, о каком танцоре речь. — Это продолжается уже, ну… довольно долго, так ведь? Как думаешь, насколько это серьезно? Намджун перелистнул страницу вебтуна. — Откуда мне знать? — Спросить его, например. Сердце Намджуна ухнуло куда-то вниз. — Ты его хоть раз спрашивал? — продолжил Юнги, но Намджун молчал. — Ты не думаешь, что следовало бы? Намджун не мог с этим сейчас разбираться: они находились в разгаре своего самого крупного тура за всю историю стаи, и он не мог просто прижать Сокджина как ребенка, высказать ему свое опасение, что тот потерял голову из-за танцора и планирует с ним сбежать, чтобы тайно обручиться. — Сам спроси, — наконец, сказал Намджун. — Ты же его сосед, а не я. Юнги испытующе посмотрел на него и вздохнул. — Ты иногда абсолютно бесполезен. Спросил Юнги или нет, Намджуну узнать так и не довелось, потому что потом случилась Нагоя, разрушившая все стены, которые он так упрямо пытался возвести. Чтобы ускользнуть из отеля, приходилось прибегать к различным ухищрениям — конечно, это было небезопасно, потому что намного менее приятные по поведению фанаты обычно всегда знали, где они размещались, и караулили их. Стае было запрещено под любыми предлогами покидать отель, не предупредив об этом менеджеров. Конечно же, у Намджуна было обыкновение время от времени сбегать. Это была слабая попытка отвоевать себе обратно немного свободы: ему нравилось прогуливаться вокруг в ночное время по незнакомому городу, делать фотографии, слушать музыку и наслаждаться уличной тишиной. Так он выбрался и в Нагое, почти в два часа ночи тихо выскользнув из комнаты, где ночевал с Чонгуком. Закутавшись в одеяло до макушки, младший дрых без задних ног, утомленный вечерним шоу. Прежде чем уйти, Намджун пригладил его взъерошенные волосы. Ночь встретила его теплотой раннего лета, воздух был пропитан выхлопными газами и запахом свежескошенной травы. Даже в столь поздний час на улицах были люди — возвращались из баров и ночных клубов, заказывали домой такси, ужинали в круглосуточных неоновых раменных. Он присоединился к цветастому потоку незнакомых людей, уходя от отеля все дальше. Когда последний раз, ускользая один, он чувствовал счастье? Должно быть, уже несколько недель прошло. Эта мысль не давала покоя как камешек в ботинке. У него не было возможности столь часто думать о себе, поэтому он отбросил ее. Предстояло еще пережить тур, не дать стае наделать глупостей. Далеко уходить он не стал: два-три квартала, и он остановился на широком перекрестке, наблюдая за мигающими вывесками магазинов из-под натянутого на голову капюшона и кепки. Лицо скрывала маска. Повернув на соседнюю улицу, он отделился от толпы и медленно побрел куда глаза глядят. Может, заглянуть в бар? Осмелится ли он, будучи совсем один? А потом он увидел выходящего из супермаркета Сокджина, остановившегося через дорогу, чтобы проверить в ладони выданную сдачу. На нем было огромное черное худи — и это в такую теплую ночь — кепка, капюшон, черная маска. Он ускорил шаг, подняв плечи в попытке сделать их меньше, а себя — чуть незаметнее — но Намджун узнал его с первого взгляда лишь по походке и движению головы. Несколько часов назад он видел, как Сокджин ушел с Чимином в их номер, а теперь хён брел совсем один в ночном мраке улиц Нагои. Похуй на менеджмент, им знать необязательно — почему нельзя было сказать хотя бы Намджуну? Стая в порядке? Нет. Взволнованный неожиданной встречей, Намджун сломя голову бросился на красный свет, вильнул между машин и схватил Сокджина за руку, резко развернув к себе. Тот вскрикнул — громко и жалобно, так, что у Намджуна в жилах застыла кровь, и он поспешил схватить его за плечи: — Хён, это я! — Блять, ты меня напугал! — прошипел Сокджин, отталкивая его: — Я уже решил, что на меня напали! — Ты совсем один! Конечно, на тебя могли напасть! — выплюнул Намджун, осознав, что черная худи на Сокджине принадлежала ему самому и обеспечивала хоть какую-то защиту в виде запаха альфы — предупреждение окружающим не лезть. Он отбросил облегчение и тепло удовольствия, пронесшееся по венам, и спросил: — Какого черта ты тут забыл? Сокджин моргнул, его солнцезащитные очки сползли на кончик носа, а глаза вдруг расширились, и он спрятал бумажный крафтовый пакет за спину, как будто надеясь, что Намджун его не заметит — испуганное действие в попытке спрятать улики от взвинченного альфы своей стаи, поймавшего его за чем-то сомнительным. К чему это? — Джинни, — отбросив почтительные обращения и послав нахер субординацию, Намджун смотрел на него, чувствуя, как его понемногу наполняет настоящий ужас. Сокджин никогда так себя не вел. — Что произошло? — Блять, — выругался тот, и маска почти не приглушила его голос. Они вернулись в отель. Сокджин отказался что-либо комментировать, пока они не доберутся до места. Намджун поскорее хотел увести его с улицы в безопасное помещение. Чувствуя тревогу, как всегда, он придерживал хёна за плечи, держа его близко к себе, защищая. Поднявшись на их этаж, Сокджин стянул кепку и пылезащитную маску, крепко сжимая губы. Он прекрасно понял, что Намджун его просто так теперь не отпустит. Когда они вошли, Сокджин попросил быть потише; они не стали включать свет, чтобы не разбудить Чимина, но Намджун ощутил в темноте его успокаивающий теплый запах, навевающий сон. Закрыв за ними дверь ванной комнаты, Намджун вдруг ярко ощутил старый флэшбек: их первый дэсан на МАМА, отмокающий в ванне Сокджин, довольный, пресыщенный, абсолютно отстраненный от мира — и потрясенный этим зрелищем Намджун… с того вечера прошло не меньше полутора лет, время бежало, но они с Сокджином по-прежнему оставались друзьями и доверяли друг другу. Последнее время все изменилось. Такое с ними уже бывало: что-то в отношениях шло наперекосяк, они отдалялись и на время переставали разговаривать. Это случилось перед самым дебютом, когда Чимин присоединился к стае, а Сокджин оставался вне нее. Это произошло также после той самой ночи на Филиппинах, а теперь из-за Джебома. Они с Сокджином и раньше восстанавливали добрую связь — Намджун не был до конца уверен, что смогут теперь. Поставив на раковину пакет, Сокджин уставился на него. Его лицо было все равно что безжизненной бледной маской — Намджун его не узнавал. Произошло нечто плохое. Очень, очень плохое. — Кажется, я облажался, — тихо сказал Сокджин после минутного молчания. — Кажется, я проебался по полной программе. Намджун не откликнулся, сверля взглядом бумажный пакет и чувствуя, как сердце сжимают ледяные тиски страха. Сокджин потянулся внутрь. Говорят, за мгновения до смерти перед глазами проносится вся жизнь: у Намджуна так и произошло. От их первого общежития до фансайнов и съемок, бесконечных сокджиновых шуток, улыбок, смеха, их первого обмена запахами, первого раза, когда Сокджин в шутку позвал его «альфа!», до тысяч взглядов, разделенных на сцене — все это свернулось и схлопнулось до размеров маленькой ванной в отеле Нагои, где они стояли вдвоем, а Сокджин держал в руках тест на беременность. Не в силах ничего сказать, Намджун смотрел на него, чувствуя лишь полнейший шок. Коробка в руках Сокджина хрустнула. Его голос звучал как будто издалека: — Месяц назад… может больше, случилось одно недоразумение… презерватив порвался, но мы не придали этому значения, потому что он не… довел дело до конца. У Намджуна в мозгу возникла богатая иллюстрация, чего он всю дорогу так стремился избегать. Теперь не смог: теплота, толчки, стоны — все вдруг заполнило его голову и уши, он увидел нависающего над Сокджином альфу, увидел Сокджина, принимающего в себя, и удовольствие в чертах обоих. И вот к чему это привело — тесту в ванной комнате японского отеля. — Я решил, что все нормально, потому что он не закончил. И мы оба принимаем подавители. Вот. Подавители помогали контролировать гон и течку, а не выполняли роль противозачаточных. Юные омеги запросто могли понести от незащищенного секса вне течки, особенно в возрасте Сокджина, поэтому им необходимо было принимать еще препараты, чтобы обезопасить себя. Они же не… У Намджуна не было слов. — Ты не принимаешь противозачаточное? — хрипло спросил он. — Оно вредит коже, — Сокджин показал на свое лицо и нервно рассмеялся от ироничности ситуации. Всемирный красавчик. Конечно. Когда шок понемногу сменился осознанием случившегося, Намджуну захотелось закричать. Что за урод станет просто выбрасывать порванный презерватив, не заменив его, при том, что его партнер не принимает противозачаточные? Какой идиот может быть настолько неосторожным? Вся вина снова на Намджуне как на лидере стаи. Каким нужно быть дураком, чтобы посреди ночи шляться по Нагое?! А вдруг он и правда забеременел — это же страшная опасность и для него, и для малыша! Намджун хотел, чтобы Сокджин вдоволь отдохнул, чтобы за ним присмотрели, хотел пометить его с головы до кончиков пальцев, когда закончит работу. Он предполагал, что подобное может выкинуть Чимин, но не Сокджин. Только не Сокджин. Пожалуйста. Сокджин сглотнул и посмотрел на коробку в руках. — Мне очень страшно, — прошептал он. Ужасная жалость и боль разбухали в намджуновой груди, он все еще колебался на грани недоверия своим собственным глазам и шоком: но отпустил. Позже. Он позволит себе чувствовать, но не сейчас. Сделав шаг ближе, он взял небольшую упаковку из сокджиновых рук, понимая, что они дрожат. Описание теста гласило, что он мог указать на наличие беременности уже после двух недель. Гордо и ярко: всего через две недели! Намджун уставился на яркий шрифт, отказываясь понимать. — Так значит, ты предполагаешь, что уже как минимум на втором месяце… — закончить предложение он не смог. — Возможно, — Сокджин потер лоб. — Да… прошел месяц. Может, чуть больше. Блять… просто пиздец. — Ладно, — шестеренки в голове Намджуна начинали ворочаться: — окей. Давай проверим. Он отвернулся, не собираясь выходить, чтобы не разбудить Чимина. Сокджин открыл коробку. Фактически, он купил две упаковки — вторая обнаружилась в пакете. Это было предусмотрительно, двойная проверка, чтобы понизить шанс бракованного теста. Вскоре оба были помещены на край раковины, и они вместе взглянули на них: белые, термометроподобные палочки с миниатюрными экранами, где должен был появиться результат. Пока Сокджин занимался делом, Намджун изучил инструкцию: им нужно было подождать от трех до десяти минут. Целых десять минут неизвестности и попыток удержать свой разум на краю пропасти. Намджун, чувствуя, что пальцы не гнутся, выставил на телефоне таймер. — Блять, — снова сказал Сокджин, и Намджун притянул его к себе, чтобы обняться. Тот шмыгнул в плечо, бормоча, что это полная тупость, но Намджун не согласился — в такой ситуации было абсолютно нормально испытывать страх. Все будет в порядке. — Мои родители меня убьют, — простонал Сокджин. Намджун качнул головой. — Только через мой труп. Он коснулся носом Сокджиновой шеи, вдыхая аромат и параллельно поглаживая его по спине, чтобы подарить свой запах взамен. — Ты пахнешь как прежде. — Думаешь, это можно так определить? — Мне кажется, да, — ни один аромат он не знал так же хорошо, как сокджинов. Он выучил его наизусть. Они сели на край ванны вдвоем, Намджун все так же приобнимал Сокджина за плечи, осторожно поглаживая. У них были одинаковые черные носки, подходящие друг другу пары. Так просто и легко. Такой же была жизнь всего полтора часа назад. Поначалу они молчали — нечего было говорить. Никакие взывания к небесам им уже помочь не могли. Он так и не поговорил с Сокджином о Джебоме. Должен был, но нет: похоронил себя в работе и отстранился слишком сильно. Юный омега со взрослым альфой. Намджун должен был это предвидеть. — Какие у тебя были симптомы? — тихо спросил он, пробуя начать разговор о… Сокджине, забеременевшем не от… от другого. — Усталость. Ужасная усталость. Тошнота. И вес набрал, — в тон ему ответил Сокджин. — Обычно во время тура я худею, но не тут. Намджун кивнул. Правда, это и впрямь было так. Он пальцем рисовал маленькие круги на плече Сокджина, пытаясь вспомнить, чем занимался в последние дни. Сокджин должен был прийти к нему и рассказать обо всем еще месяц назад, они вместе что-нибудь придумали бы. Можно было принять утренние таблетки, или… Но Сокджин не доверился никому в достаточной мере, всего несколько часов назад они все вместе были на сцене, давали ошеломительный концерт десяткам тысяч людей, смеялись и махали. Все это была лишь лицевая сторона, когда с изнанки… Стоило ли Намджуну удивляться его профессионализму? Он посмотрел на ноги Сокджина, порванные на коленях джинсы, и восхитился тому, как рядом с ним могли быть одновременно две сокджиновы сущности: тот самый Сокджин, которого он всегда знал, и Сокджин, вынашивающий внутри новую жизнь. В этом всем был какой-то налет чуда и тайны жизни. Он должен был спросить. Время давно пришло. — Ты любишь его? Сокджин толкнул его плечом. — Джуни, я его едва знаю. — Но ведь так влюбиться проще всего. Сокджин задумчиво помолчал и вздохнул. — Да, ты прав, наверно. Но как это понять? — он покусал нижнюю губу. — Это похоже на оргазм? Если ты не уверен, что он у тебя был, значит, его не было? Любовь похожа на такое? — Порой оргазмы могут привести к любви, — резонно сказал Намджун. — Самые лучшие? — Да, как правило только такие, — согласился он. Сокджин усмехнулся, и Намджун не смог не улыбнуться. Внутри обреталась юность и потерянность, облекающие облегчение: не любовь. Нелюбовь. И он уже знал ответ, еще не задав следующий вопрос. — Джебом в курсе? Сокджин помедлил. — Нет. Не об этом… — он махнул в сторону раковины: — Я говорил ему, что мне нехорошо, и он ответил… он сказал: «Надеюсь, ты не забеременел, иначе альфа твоей стаи меня убьет». Вот. Как-то так. — Что он сказал? — Ага. Еще он говорит, что для такого возраста ты излишне самоуверен. Намджун, не веря ушам, пытался понять, как так получилось, что Сокджин и Джебом обсуждали его за спиной. Что Сокджин вообще делал с Джебомом? Конечно, он был горяч и весьма талантлив. Возможность иметь регулярный секс тоже была отличной, ведь в туре было одиноко. Но… — Зачем тогда переживать, если это не любовь? Прежде чем ответить, Сокджин немного подумал. — Потому что это сродни любви, а этого порой достаточно. Когда у тебя больше ничего нет, этого хватает. Затем он достал телефон, чтобы показать Намджуну фотографию из переписки: часть их танцоров зависала в каком-то баре. Отправлено полчаса назад. Джебом в центре, счастливо ухмыляющийся. Подпись «Празднуем!». Сокджин открыл следующее сообщение — там было видео: громкая музыка, трясущаяся камера, всюду танцоры, пьющие текилу с живота неизвестной хохочущей японки, лежащей на барной стойке. Врывающийся в кадр Джебом, кричащий в камеру что-то нечленораздельное. Экран погас, но Сокджин продолжал невозмутимо смотреть на телефон. — Что ж, вот так. Не думаю, что он хочет узнать, что скоро станет папой. Намджун едва не зарычал: если Джебом не вступится и посмеет проигнорировать известие, он прикончит его собственноручно. Если Джебом не попытается взять на себя положенные обязанности, не станет умолять Сокджина стать своим законным партнером, Намджун его из-под земли достанет и уничтожит, и плевать, что он старше на много лет, он… — В любом случае, неважно, — вдруг сказал Сокджин: — Я не стану его вынашивать. Намджун окаменел. — В смысле, если я… если я да, то нет. Сделаю это за границей, уже поискал, где можно попробовать — можно будет провернуть даже здесь, и на следующий день уже выступать. У Намджуна похолодело сердце: Сокджин сам искал способы сделать аборт без ущерба их общему расписанию. Намджун понимал, что в последнее время слишком сильно увлекся работой — на стаю почти не осталось времени, но только теперь он осознал, насколько далеко все зашло, и как он отдалился. — Джин-хён, я… — слов не было. Должен ли он был извиниться? К горлу подкатил ком. — Мы сможем его вырастить. Я приму его. — Джун-а… — откладывая телефон, Сокджин закатил глаза. — Мы сможем, хён. Я… я приму каждого твоего ребенка, сколько бы ты ни завел. Он в этом уверен. И плевать что подумает мир, пускай родители Сокджина будут шокированы, его собственные откажутся от него, фанаты сойдут с ума от ярости, а компания уволит обоих — пускай все горит синим пламенем: у них есть накопления, они могут поселиться где-нибудь в Сеуле, сменить карьеру на что-нибудь более спокойное, пойти учиться, и вырастить сокджинова ребенка все вместе, вдвоем и со стаей. — Это очень мило с твоей стороны, — Намджуну захотелось сказать, что это была не простая вежливость, но он не успел. Сокджин тихо добавил: — Ты станешь хорошим отцом. Захотелось прижать его к себе поближе, пометить, пока была такая бесценная возможность. Сокджин все так же был в худи Намджуна и пах им. Неужели эта идея была настолько странной и абсурдной? Кто бы ни взглянул на беременного Сокджина, он даже подумать не посмеет, что это работа кого-то другого — особенно учитывая их близость на публике, их обмен запахами. У Намджуна заныло сердце — эти мысли причиняли боль. Сокджин добавил: — Мы все были бы хорошими родителями. — Да, согласен. Представь Юнги нянчащимся с ребенком. Он будет делать равнодушный вид, но по нему всегда заметно, когда он по-настоящему очарован. Будет сюсюкаться, думая, что мы не видим. Говорить, какой твой малыш красивый. — Похоже на него, — губы Сокджина тронула слабая улыбка: — А представь Хоби. Намджун тряхнул головой. — Боже, Хоби? Да он с ума сойдет и украдет твоего ребенка, вот увидишь. На пару с Чимином, ты после этого совсем его видеть не будешь. А Тэ будет покупать самую модную одежду, чтобы у тебя был самый модный малыш. Чонгук, наверно, будет его учить ходить. В пятнадцать месяцев он уже будет уметь сальто и волну телом, если за ними не уследить. Сокджин засмеялся — ну наконец-то, а потом вытер выступившие слезы и со шмыганием снял очки. Намджун взял его за руку. Их ладони были влажными и ледяными. Сокджин переплел их пальцы. — А ты? А что он? Что он будет делать с малышом, пахнущим Сокджином, с его глазами и носиком? Будет ли вообще иметь значение, какой альфа приходится ему биологическим отцом? — Я был бы классным дядей. Научил бы читать рэп. — Жизненно необходимый навык. — Эй, все мои дети должны будут уметь читать рэп, — возразил тот, и Сокджин очень печально улыбнулся. — Хён, ситуация не безвыходная. Пожалуйста, не убивайся. Тот помолчал, уставившись на напольную плитку. — Дело не в том, что я вовсе не хочу детей, — Сокджин вздохнул и покусал нижнюю губу. — Я хочу, правда, но… не так, не сейчас. Не от него. Я не стану оставлять этого ребенка. Намджун выдержал паузу. — Ладно. Ладно. В приоритете было благополучие самого Сокджина. Превыше всего. — Хорошо. Я схожу с тобой. На процедуру. Ты будешь не один. — Думаю, мне дадут таблетки, — задумчиво предположил Сокджин, и Намджун с облегчением выдохнул: это звучало менее страшно, чем операция. — Когда они срабатывают, происходит кровотечение. Спазмы, тошнота… но все это можно сделать дома. Намджун прикинул варианты. Они могли бы обратиться к своему терапевту, путешествующему с ними в туре, чтобы тот нашел хорошего местного врача и абортивные таблетки. Стоит ли рассказывать менеджменту и стае? Нет. Уж точно не об этом. Они могли бы провернуть это в отеле, возможно, после шоу — боже, насколько же это было несправедливо? Почему это так нечестно? У них на родине, в Корее, аборты были вне закона, так что же еще оставалось делать? Намджун попросил бы доктора побыть с ними, просто на всякий — ну или быть на связи, по крайней мере. И… Господи, если об этом станет известно кому-то извне, их карьеры будут разрушены. Их будут проклинать за любой выбор. Пусть только попробуют тронуть Сокджина. Пускай. — Я буду рядом. Он думал, что Сокджин откажется, но тот прижался ближе: — Спасибо тебе. Что не злишься, и что не… Сигнал будильника прервал его на полуслове, равно как и не дал Намджуну возможности возразить — с чего ему злиться? Он выключил звук, и они оба посмотрели в сторону раковины. Результат будет прост и понятен: одна полоска — «нет», две полоски — «да». Одна — «нет», две — «да». Он никогда не желал причинить Сокджину боль — он осознал это несколько лет назад, когда увидел оставленные на его руке синяки в ту ночь, когда оформился Чонгук. Чувство напоминало ему слова младшего, которые тот часто повторял: видеть, как кому-то больно — хуже, чем испытывать боль самому. С Сокджином это чувство умножалось многократно. Намджун ощущал переполняющую ненависть к этой боли, от которой не мог Сокджина защитить. Он мог стоять рядом, смотреть, помогать, облегчать — а остановить не мог, и ненавидел себя за беспомощную бесполезность. Он сжал сокджинову руку, делая вместе с ним шаг к раковине. — Хочешь, я посмотрю сам? — предложил сам. Сокджин колебался. — Мы можем оба посмотреть. — Да, хорошая идея, — но они оба замерли, боясь приблизиться к раковине. — Каким бы ни был исход, мы справимся, хорошо? Вместе. Я буду рядом. Сокджин моргнул, а потом улыбнулся — все так же с грустью — и кивнул. Они оба подняли палочки, и Сокджин так сильно сдавил его ладонь, что стало больно. Они посмотрели. Они смотрели и смотрели, не понимая, доходит ли до мозга реальная картинка, осознается ли она. Сокджин проверил палочку в своей руке, посмотрел на ту, что была в руке Намджуна, выхватил и соотнес их рядом, чтобы сравнить, убедиться в правдивости, и… Сокджин рухнул, как подкошенный, успев опереться о край раковины. Его трясло. — Господи, слава богу… — брошенные палочки застучали по мрамору раковины. Он зажал рот ладонью. Одна полоска. На обеих. Одна. — Господи, спасибо, господи… — Все хорошо, — прошептал Намджун, обнимая его за плечи, и мир снова начинал оживать в его голове — шоу, фансайны, интервью, и Сокджин рядом. Всегда Сокджин. — Эй, иди сюда. Сокджин прижался к нему так стремительно, что чуть не выбил воздух из груди, полностью зажимаясь в объятии, и Намджун обвил его руками, крепко держа. — Все хорошо, — повторил он, прижимаясь носом к его волосам. — Все хорошо, хён, все хорошо. Не плачь. Сокджин содрогнулся. — Пожалуйста, не плачь, иначе я тоже заплачу. Я тебя люблю. Очень-очень сильно. — Это так глупо, — пробормотал Сокджин ему в плечо надломившимся голосом. — Я все равно тебя люблю, — настоял он, и эти слова соскальзывали с языка легко и просто, хотя он всегда был плох в выражении своих чувств. Сокджин издал смешок сквозь слезы. — Я тоже тебя люблю. Намджун вдохнул его аромат. Переполняющее облегчение нельзя было выразить словами: он просто сжал ткань его худи так крепко, как смог, и сосредоточился на прижимающемся Сокджине. На них обоих, держащихся друг за друга как спасенные утопающие. Чтобы успокоиться, потребовалось достаточно много времени, даже несмотря на то, что Сокджин был уже в безопасности. В опасности были не только они сами, но и стая, их жизни и карьеры. Шанс потерять все ужасал — а потеря Сокджина была наиболее худшей участью. Они завернули улики в бумажный пакет и вымыли руки. Нужно было избавиться от всего, что могло их выдать — слишком рискованно оставлять в мусорной урне ванной комнаты, вне зависимости от количества полосок, которые показали тесты. Когда они закончили, Намджун спросил: — Можно я останусь с тобой? Сокджин слабо улыбнулся. Его волосы были растрепаны, а лицо чуть покраснело. — Ага. Да, оставайся. Они заснули в постели Сокджина, свернувшись, чтобы Намджун мог обнять его со спины, а Сокджин — держать его за руку. Помечая невесомыми нежными движениями носа и пальцев, Намджун чувствовал, что не хочет отпускать. Он ни за что не променял бы этот момент ни на что другое — и не нужно было, пока он погружался в сон, вдыхая аромат Сокджина. Они проснулись из-за толкавшего их в плечи Чимина. В комнате уже лежал лучами солнечный свет. — Джин-хён! Альфа-хён! — надувшись, ныл Чимин. — Вы мне никогда не разрешаете спать с вами! Чимин знал, что находить их в одной постели — это необычное дело, особенно в чужом номере. — У вас все хорошо? Сокджин тер глаза тыльной стороной ладони, а Намджун все еще обнимал его, чувствуя под пальцами нижнюю часть живота, внутри которого не было никакой новой жизни. Это было замечательно. Он попытался напомнить себе, что это было просто чудесно. — Тяжелая ночь выдалась, — выдавил Сокджин. — С Джебомом покончено. Это было неожиданностью и для Чимина, и для Намджуна. — Ой, мне очень жаль, — искренне протянул Чимин. Он всегда заботился о членах стаи очень сильно и всегда переживал. Одернув пижаму, он добавил: — Я вас сфоткал и скинул в групповой чат. Простите, я не подумал. Может, пометимся? Сокджин кивнул, и Намджун выскользнул из кровати, освобождая для Чимина место, который тут же довольно замурлыкал, прижимаясь носом к шее хёна. Взяв из-под кровати бумажный пакет, Намджун забрал его к себе, намереваясь убрать в ручную кладь, с которой завтра предстояло ехать в аэропорт — только там можно было избавиться от него без подозрений. Иронично, но Чимин подписал их фотку, где они были запечатлены свернувшимися рядом во сне, со словами «Папа и папа?!». Остальная стая выдала свою порцию полагающихся шуток и подколов, обозвав престарелой парой истинных, как любили делать фанаты. Папа и папа. Каким бы ни был исход, родителями вместе им стать не суждено. Через несколько недель Джебом нашел себе место в сеульской танцевальной труппе. Разрыв был дружественным, или, по крайней мере, показавшимся таковым окружающим. Риск не стоил того, чтобы оставлять его в числе бэк-танцоров — так сказал Намджуну сам Сокджин. Они снова начали проводить время вместе: выбирались поужинать вдвоем, Намджун вытаскивал Сокджина на выставку картин, тот закатывал глаза, говоря, что современное искусство переоценено, а Намджун оскорбленно вздыхал. За ними всегда следовал охранник — чуть поодаль, конечно. На всякий случай. Сокджин схватил Намджуна за руку, притягивая к себе. — Мне нравится вон та! — заявил он с широкой ухмылкой, потащив его через весь зал. Насколько же мне повезло, подумал Намджун, следя, как Сокджин складывался пополам от смеха перед белым холстом с несколькими брызгами алой краски. Как же ему повезло, что он не потерял Сокджина? Не сегодня. Не сейчас.***
В день начала течки Намджун и Юнги должны были с утра добраться до офиса компании, чтобы решить кое-какие вопросы, и Намджун ощутимо забеспокоился, что Сокджин исчезнет в его отсутствие, чтобы вернуться только через несколько дней с запахом течки, секса и альфы, которого Намджун никогда не видел. По возвращении сбрасывая ботинки в прихожей, он учуял в воздухе сокджинов аромат. Остановился. Снова вдохнул. Это был пред-течный запах, настойчивый и требовательный, зовущий Намджуна так сильно, что становилось трудно концентрироваться на чем-либо еще. Он чувствовал его раньше и на других омегах — некоторых менеджерах и стилистах, приходивших на работу прямо накануне отпуска по течке, даже на некоторых фанатах во время фансайнов — и никогда об этом не упоминал. Это было невежливо. Заинтересовавшийся альфа мог выставить себя полным мудаком, пытаясь добиться внимания желаемого омеги, но Намджуну нравилось думать, что он давно прошел эту ступень эволюции. Не в тот день: аромат Сокджина — медово-мускусный — переплетался с сексом. Намджун не мог его спутать ни с чем. Все внутри напряглось, по рукам побежали мурашки, а грудь сдавило. Юнги поднял голову и тоже, нахмурившись, понюхал воздух. — Что это? Какой глупый вопрос — неужели Юнги не понимал, что это? Пара секунд, и на его лице отразилось узнавание: — А, ну конечно. Однако отвлекшимся на аромат он не выглядел совсем, словно приняв его как должное. Намджун заставил себя переключиться на что-нибудь, чтобы не зацикливаться. Он до сих пор корил себя за свой срыв на фансайне, который не просто запечатлели на камеру из зала, но и опубликовали, спровоцировав горячие обсуждения того, что именно его разозлило. Все в итоге превратилось в лозунги «пожалуйста уважайте парней и их личное пространство», что было, конечно, справедливо и правильно, если не учитывать, что никто из фанатов в тот день не сделал ничего неприятного. это ЕГО стая, кричали в комментариях к видео, проявите уважение! и рядом же: да я бы вщ вмазал суке попытавшейся тронуть моих членов стаи без спроса. Но фанаты на фансайнах как правило всегда вели себя очень уважительно, и за ситуацией всегда шло пристальное наблюдение находящейся рядом охраны — едва ли существовал хотя бы малейший шанс влезть, куда не следует. Намджун просто чуть не вышел из себя, и теперь у миллионов было наглядное свидетельство его несдержанности, что ухудшало ситуацию многократно. На кухне они нашли Тэхёна — он сидел у кухонной тумбы на барном стуле, хлюпая раменом. Большинство из них готовило не очень хорошо, поэтому блестящая дорогая кухонная техника использовалась редко. Прежде чем Намджун успел открыть рот, Тэхён уже докладывал ситуацию на фронте: — Чимин обедает с друзьями, но должен вернуться к трем, только что звонил Хоби-хён, и я передал привет его маме, а Чонгука забрали родители полтора часа назад. А я… э-э… — он засунул в рот еще лапши. — Ничего не делал. — Продолжай в том же духе, у тебя отлично получается, — великодушно разрешил Юнги, открывая холодильник, чтобы достать бутылку воды. — Вообще-то я не бесполезен! Я много чего делаю хорошо, — возразил Тэхён. Юнги закатил глаза: конечно, все это знали. Намджун кивнул, молча благодаря за новости о местонахождении стаи, стараясь игнорировать часть себя, все еще пытающуюся словно бы выследить мемберов по запаху, чтобы понять, где они. Известие об отъезде Чонгука облегчало задачу — больше не нужно было безрезультатно глазами искать его в комнате. Не важно, насколько высоким и потрясающе красивым он становился, он всегда оставался малышом-альфой Намджуна. Теперь он уехал в Пусан; прошлой ночью перед отъездом они на прощание обменялись запахами. Посчитав всех, и обнаружив, что нет седьмого мембера, он ощутил смутную тревогу. Перерывы. Ебаные перерывы. — Круто, — соврал Намджун, стараясь не показывать, что он расстроен. Когда Чонгук и Хосок вернутся? Через сколько дней? — А где Джин-хён? — В своей комнате, собирается, — ответил Тэ: — Но он, э-э… в плохом настроении? Я немного его разозлил, по-моему. Не знаю. Юнги прищурился. — Омеги перед течкой становятся очень вспыльчивыми. Что ты натворил? — Ничего! — оборонительно воскликнул Тэхён, распахивая глаза. Намджун тоже прищурился, и Тэхён вздохнул, бросая палочки в миску. — Не знаю. Я просто предложил ему идею, типа… что можно провести течку с Чонгуком. Юнги поперхнулся водой, и у Намджуна в ушах зазвенело так, словно его приложили о стену — прежде, чем он успел подумать, из груди вырвался рык. Это была привычная реакция — вызов, ему снова бросили вызов, но Чонгук уехал, и предложение так и осталось просто предложением. Как? Малыш-альфа Намджуна — и полез к Сокджин-хёну? — Кто это выдумал?! — взорвался Юнги. — Я просто подумал, что Джин-хён, возможно, не станет так переживать, будучи с другом или членом стаи! — беспомощно отозвался Тэхён. — А сам-то Чонгук этого хотел? — выдавил Намджун все еще надтреснутым полурычащим голосом. Тэхён посмотрел на него и вздрогнул, переведя глаза на Юнги. Выдержать взгляд Намджуна было невозможно. — Я этого не говорил. Он сказал, что готов помочь как угодно, поэтому я пошел и спросил Джин-хёна, на что получил очень громкое «нет». Ну или точнее очень громкое «пошел отсюда», — он напряженно покосился в сторону спален. — Чем вы оба вообще думали? — спросил Юнги. — Течки — это естественно! — возразил Тэхён. — Тут нечего стыдиться! Люди ведь просят помощи у друзей, нет? Чонгук сказал, что помог бы Чимину в случае чего, и я сказал об этом Джин-хёну, типа, что Чонгук готов помочь в стае кому угодно. Сердитая хмурость Юнги заметно развеялась, и на его лице появилась некоторая нежность, тут же сменившаяся неодобрением. Намджун, в свою очередь, ощущал лишь ярость, несмотря на распространяющееся внутри облегчение. Сокджин пресек инициативу на корню, но что Намджуну оставалось бы делать, если бы Сокджин вдруг согласился? Даже малейшая мысль о Чонгуке и Сокджине в жарких объятиях друг друга, зрелище Сокджина, предлагающего свою глотку Чонгуку, вызвало чернейший бурлящий гнев — это было неправильно, абсолютно противоестественно, нарушением естественного порядка вещей. Сильный акцент аромата Сокджина все еще витал в воздухе общежития. Чонгук, конечно, не мог его не заметить, ни один альфа не мог в виду физиологических, заложенных природой причин, не реагировать на подобные феромоны. Тэхён всегда жил в мире своих собственных нелепых представлений о добре и зле, которые никто не понимал, но Намджун, даже осознавая это, до сих пор не мог отпустить себя. Тэ поежился от его тяжелого взгляда. — Прости, альфа-хён. Это была глупая идея. Намджун смог лишь кивнуть. — Джун-а, он просто пытался помочь, — негромко добавил Юнги. — Пойду проверю, как там Сокджин, — решил Намджун, и Юнги со вздохом приобнял Тэ, тут же прижавшегося к шее старшего в поисках утешения. — Хён знает, что ты просто хотел помочь, — пробормотал Юнги. Намджун не был зол на Тэ так сильно, потому что это было вызвано благими намерениями. На Чонгука он тоже не злился, понимая, что их малыш готов на все ради любого члена стаи. Он злился на то, что разозлился сам, что не мог почувствовать себя выше этого. Он встал на пороге сокджиновой запертой двери, не решаясь войти. Понятно было, что он внутри, аромат стал намного ярче, вызывая тревожное беспокойство. Намджун мог это выдержать. Он выдерживал вещи и похуже. Едва он занес руку, чтобы постучать, как изнутри послышался голос: — Намджун-а? И через мгновение дверь распахнулась. Сокджин только помылся, волосы были еще влажными, на ключицах, полускрытых свободной футболкой, еще виднелись капельки воды, и пару секунд они просто в упор смотрели друг на друга. Внутри Намджуна что-то заворочалось, побуждая войти. Вместо этого он отступил и нахмурился. Сводящий с ума жаркий аромат пред-течки, окутывающий Сокджина, ощущался как-то неправильно, будучи столь близко, почти вплотную. Скорее, не неправильно: он пах все тем же медовым мускусом, и аромат при каждом вдохе прошивал нутро Намджуна электричеством, однако в нем не было ни следа запахов стаи: ни Хоби, ни Тэ, ни Юнги, ни Чонгука, ни Чимина. Ни Намджуна. Только Сокджин. Словно пустой холст: почти приглашение для альфы нанести свой собственный запах на безупречную кожу. Оставить метку. От полного отсутствия себя в аромате Сокджина его повело. Намджун не помнил подобного с предебютных времен, еще с поры, когда Сокджин не входил в стаю. Под ребрами заныло — от отвращения и от чего-то совершенно иного, чему Намджун названия не находил. Сокджин смотрел на него абсолютно расфокусированно, словно сквозь, но затем моргнул и расправил плечи. Намджун все еще мерно вдыхал аромат, примеряясь к разнице между нынешним и прежним, к которому он привык — хорошо это было или плохо? — Да, я… использовал специальный гель для душа, — Сокджин вернулся в спальню, где на кровати лежала полусобранная кожаная сумка, куда тот швырял вещи. Ночная сумка. Сумка для течки. Луи Виттон. Намджун последовал за ним, чувствуя покалывание на поверхности кожи и вдавленные в ладони ногти. — Шел посмотреть, как у тебя дела. Если… Его внимание привлек неизвестный аккуратно сложенный джемпер насыщенного синего цвета, от которого ярко и терпко тянуло незнакомым альфой. Ощущение, что ему необходимо вступить в борьбу немедленно, снова накрыло его сильнее, чем прежде: даже угадывать не нужно было, кому джемпер принадлежал. Сокджин не надел его, хотя должен был — в том и был смысл. Нужно сосредоточиться. Он пришел не для того, чтобы отвлекаться на мелочи и сдаваться жалким позывам инстинкта. — Тэхён мне все рассказал, — медленно сказал Намджун. — О том, что произошло. Сокджин недовольно и шумно выдохнул. — Да уж, ну и идея. Я ему ответил, что если скажет еще хоть слово, я дам ему по шее. И насчет Чонгука, он… сам знаешь, он почку пожертвует, если кто-то из нас попросит. Сокджин помолчал, задумчиво глядя на Намджуна. — Не слишком ли мы хорошо их воспитали? Мне кажется, что немного переусердствовали. Никакого инстинкта самосохранения — я люблю их, но они такие дураки. — Не то слово, — согласился Намджун, едва не поперхнувшись от сладости неожиданного вдоха. Аромат полнился обещанием и сексом. — В любом случае я понимаю, что они просто почувствовали нужду защитить меня. Вы все переживаете, я прекрасно вижу, это очень мило с вашей стороны, но все будет хорошо. Вам не… вам не нужно всем… — Сокджин, потеряв нить рассуждений, вдруг начал вытаскивать вещи из сумки и бесцельно перекладывать их с места на место. Его очевидная спутанность мыслей стала еще более заметной, когда он встретился взглядом с Намджуном. — Ну и, конечно, ты сам понимаешь, ожидание — это… Дэвон придет вечером, уже скоро — а я его ни разу не встречал, так что… я… Он посмотрел на джемпер на кровати и отвернулся. — Думаю, когда все начнется, я вольюсь в процессе. Он очень нервничал, и в этом не было ничего хорошего. Намджуну хотелось, чтобы Сокджин входил в течку расслабленным и довольным, даже приятно взволнованным — насчет его переживаний Тэхён оказался прав. Намджун наблюдал за подготовительным хаосом Сокджина, поглядывая на напрягающий джемпер на краю кровати. Бежали ли у Сокджина мурашки по телу, когда он вдыхал его запах? Чувствовал ли он, как близка течка, хотел ли он ее? Задумался ли он, хотя бы даже на одну секунду над тем, чтобы принять предложение Чонгука? У Сокджина никогда не было отбоя от поклонников: стоит ему сейчас выйти на улицу и любой альфа падет к его ногам. Очень медленно Намджун произнес: — Что ж, Тэхён был прав. Некоторые стаи справляются с течками и гоном своими силами. Из соображений безопасности. — А. Но это может изменить динамику отношений в стае или что-то типа этого, разве нет? Разве не лучше прибегать к внешним ресурсам? И это, эм, как бы немного легче с тем, кого я после не увижу. Намджун нахмурился. — Почему легче? — Ну, знаешь ли, — пробормотал Сокджин. — Дэвон будет более… более опытен со мной, учитывая тех, кто был у него до. Он в курсе, какими податливыми и нуждающимися становятся омеги. И после расставания с ним после дела у нас не останется ничего общего… так что это идеальный сценарий. Несомненно, Сокджина эти мысли успокаивали, но Дэвон никогда прежде не видел разложенного беззащитного Сокджина, стонущего от жажды. Намджун же видел, хоть и на краткий миг. Одна лишь мысль, что для Дэвона Сокджин станет лишь делом в череде множества других оплачиваемых заказов, вызывала отвращение. Сокджин перестал смотреть Намджуну в глаза, хотя тот не отрывался от его лица, заложив в карманы руки. — Кроме того, течкам уже давно не придают такое уж большое значение. Правда, какая разница? — Она есть, — тихо ответил Намджун. — Потому что дело касается тебя. Удивленно вскинув брови, Сокджин мельком посмотрел на него. — Ох, Намджун-а… Он умолк, словно тронутый или польщенный. На щеках разлился мягкий алый цвет. Намджун сделал шаг ближе, вдыхая тяжелый воздух между ними. Еще до заката у Сокджина начнется течка. Его аромат говорил Намджуну больше, чем мог сказать медицинский прогноз врача. Однако все может наступить раньше, намного раньше, если сокджинов альфа введет его в то состояние сам, призовет течку прикосновениями и метками. Распробует. Каково будет пометить Сокджина запахом в тот миг? Эта мысль почти ошеломляла своей грандиозностью. Поколебавшись, Сокджин выпалил: — Иногда, сам знаешь, в стаях… всякое бывает. Это не секрет. — Абсолютно. — Ты знал, что у Чимина и Чонгука заключен договор о цикле? Если вдруг кто-то из них… ну мало ли… и если не будет других вариантов, то они… Кто знает, справятся ли они с этим в одиночку. Такое нужно, чтобы чувствовать поддержку, — размышлял вслух Сокджин. — У многих моих друзей, не имеющих партнеров, есть такие соглашения. — Да. У моих тоже. — Да. Это греет душу, да? Знание, что у тебя кто-то есть, — пауза: — Потому что в любой момент может случиться что угодно. Никогда нельзя знать наперед, так что такое может быть на руку. Как тот раз в Маниле. Медленно приближавшийся к нему Намджун остановился как вкопанный — упоминание Манилы застигло его врасплох. Сокджин, явно смутившись, продолжил: — Ты помнишь? Ночь в Маниле. Когда ты… Намджун помнил это прекрасно: их сбитое дыхание, смешанные запахи, скрип матрасных пружин в номере дешевого отеля. И тогда Намджун вспомнил, как это чуть не разрушило все между ними. Его голова на пару секунд вдруг прояснилась. — Это было много лет назад, хён, — выдавил он. Во рту пересохло. Сокджин вздрогнул, краснея целиком. — Да. Да, конечно. Прости, я… прости меня. — Не за что извиняться. — Мне все равно жаль. Не знаю, зачем я… айщ, забудь. Я вдруг подумал… Боже, просто не бери в голову. — Что? — Просто забей! — повторил Сокджин, делая шаг назад, чтобы скрестить на груди руки. — Слушай, я не хочу, чтобы ты влезал и намекал… — На что это я намекал? — расстроенно перебил Намджун. Сокджин сомкнул губы. Он выглядел абсолютно потерянным. — Ни на что. Ты ни на что не намекал. Это разговор ни о чем, Джун-а. Посмотрев на лежащую на кровати почти полную сумку, Намджун понял, что хён готов. Сокджин был для него константой — а сейчас стоял перед ним, собственными руками смыв с себя запах стаи. Что если он больше не вернется? Что тогда Намджуну делать? Умея писать потрясающие тексты, он не знал, как выразить вслух паутину чувств, клубком свернувшихся в груди. — Ну, надеюсь, ты получишь от течки удовольствие, — опустошенно пожелал он. — Ага, спасибо. Уверен, что так и будет. Взяв джемпер альфы, Сокджин убрал его в сумку, и Намджун инстинктивно сделал шаг ближе, чтобы помешать. Часть его все еще не могла отделаться от желания свернуться калачиком и не двигаться до конца их перерыва. — Увидимся через несколько дней, — сказал Намджун, но Сокджин лишь кивнул, даже не посмотрев на него. Уже выходя, он услышал, как Сокджин его окликнул. — Эй, я… Мгновенно замерев, Намджун обернулся. Сокджин держал в руках старое черное худи, не отрывая от него взгляд. Плечи были напряжены и подняты. — Я знаю, что не позволен тебе, — тихо сказал он, широко взмахнув в сторону окна. — А ему? Ему да. Не переживай. Я прекрасно это знаю. Опешив, Намджун не мог подобрать слова. — Что? Сокджин прерывисто вдохнул. — Забудь. Просто забудь обо всем, ладно? Намджун смотрел на него. Одна прядь выбивалась из его прически, все равно выглядя так, словно это было задумано. — Меня просто сбивает с толку течка. Прости меня. И просто забудь. Пожалуйста. Последнее слово прозвучало умоляюще. — Ладно, — ответил Намджун, соглашаясь. Что бы Сокджин ни просил его, он всегда соглашался. Но он не хотел уходить. Не хотел оставлять его. Он не должен был уходить. Сокджин стоял совсем рядом — но между ними снова захлопнулась дверь.