ὁ δὲ μὴ δυνάμενος κοινωνεῖν ἢ μηδὲν δεόμενος δι᾽ αὐτάρκειαν οὐθὲν μέρος πόλεως, ὥστε ἢ θηρίον ἢ θεός. Не способный жить в обществе или слишком самодостаточный для этого может быть либо зверем, либо богом. — Аристотель (IV век до нашей эры)
***
Годы назад была одна ночь. По вине Намджуна. Абсолютно и полностью по его вине, и он уже несколько лет хранил ее на сердце. То был их крупнейший на тот момент международный тур, и вся стая пребывала в восторге: Япония! Сингапур! Люди за границей приходили на концерты! Скупали залы на несколько тысяч мест! Им не верилось, что они зашли так далеко, и это всего спустя полтора года с дебюта. Они почти жили в отелях и комнатах для практики, и это все вперемешку с интервью, саундчеками и самими концертами. Намджун был вымотан до предела, но горел чистым энтузиазмом, что отражалось в его внешности: волосы были выкрашены в ярко-красный цвет. Дико круто! Да еще и с шикарным андеркатом! Все выглядели просто охуенно и наслаждались этим. Когда они бросили жребий в Маниле, его соседом по номеру оказался Сокджин. Не худший вариант — он всегда был очень опрятным и хорошо переносил намджунов храп, но уже через пару часов после приземления они начали цапаться: поначалу насчет того, кто займет кровать ближе к дверям, затем — в какой машине им ехать, и наконец, во время обеда получив доставку еды, они успели повздорить из-за того, что Сокджин не доел свою порцию. — Доешь чанжанмён. — Я объелся, — отмахнулся Сокджин. — Доешь, — приказал Намджун. Сокджин недовольно покосился на него, но повиновался. Когда Сокджин запнулся за собственную ногу во время репетиции и с размаху приземлился на задницу, то тут же обвинил Намджуна в том, что тот заставил его слишком много съесть. Тот почувствовал лишь раздражение — не его проблемой было то, что у Сокджина обе ноги — левые. Так он и сказал. — Укуси меня за… — огрызнулся Сокджин, вовремя осекшись. Подобное говорить альфе было не принято, поскольку буквально означало «мечтай». Намджун зарычал, расстроенно и смущенно. Всех всегда мирил Хосок — он вступился и сказал, что может показать хёну хореографию помедленнее, и что Намджуну стоит поменьше следить за тем, что едят или не едят члены стаи. Намджун чувствовал себя задетым. Омегам было важно хорошо и много кушать — им требовалась энергия, чтобы жить и танцевать, ну и для будущего деторождения, конечно. Сокджин ел недостаточно, поэтому Намджун посчитал нужным вмешаться. Ничего из этого он, конечно, не озвучил, нарезая вокруг круги, пока Хосок и Сокджин вместе повторяли движения. На обратном пути в отель к нему пристал Юнги: — Эй, может, немного поубавишь свой альфачий пыл, а? Намджун промолчал, почувствовав, что закипает. Он должен быть хорошим лидером и относиться к такому с пониманием и терпением, но Сокджин весь день вел себя очень высокомерно безо всяких причин. Это ему первому следовало бы извиниться. Остальные перед завтрашним концертом собирались вечером где-нибудь поесть, но Намджун не захотел их видеть. Все и всё действовало на нервы. Сокджин тоже остался в отеле. Так они и засели в малюсеньком номере, перебросившись парой пустых фраз. Пока Сокджин болтал с мамой по скайпу, Намджун успел принять душ, слушая через дверь щебетание о глупостях и бесполезных новостях. Что ж, это было их дело. Навалившаяся усталость была малознакома, но он списал ее на перелет, практику и общий стресс. Переодевшись в пижаму, он залез под одеяло, чтобы почитать вебтун. Сокджин отправился в душ. Внутри что-то зудело и чесалось, не давая расслабиться. Он чувствовал себя согнутой пружиной. Немного подумав, он схватил футболку и джемпер, в которых был на репетиции, и сунул к Сокджину в кровать, накрыв одеялом. Если Сокджин не извинится, то хотя бы все равно будет нести на себе запах альфы стаи. Выйдя из ванной в темно-синей пижаме и вытирая полотенцем волосы красновато-каштанового цвета, который Намджуну, кстати, весьма нравился, Сокджин кинул на него взгляд. Намджун, еще сердитый, промолчал, все же чувствуя неизменную радость, что хён рядом. Тот откинул одеяло, увидел оставленную Намджуном одежду и пробормотал: — Ну конечно. Конечно. Намджун? — Ты только что помылся, — прикинувшись дураком, отозвался он. — Так что… — Конечно, — в голосе Сокджина ясно слышался сарказм, но он, к облегчению Намджуна, все равно залез в кровать и выключил свет. Молча. Намджун, пялясь в темноте на потолок, раздраженно спросил: — Спокойной ночи? — Ага. Цокнув языком, Намджун не ответил ничего. Через несколько минут, наполненных недовольно роящимися в голове мыслями, послышался шелест простыней, звук коснувшихся пола ног и скрипнувших половиц между их кроватями. В следующий же миг Сокджин опустился к нему, забираясь под намджуново одеяло. — Ты такой придурок, — заявил он, и удивленный Намджун попытался сдвинуться, чтобы освободить хёну достаточно места. Тот пристроился у него под боком, насыщая воздух свежим запахом шампуня и увлажнителя для кожи. — Папа мне всегда говорил, что вредно засыпать сердитым. — Звучишь сердито, — констатировал Намджун, в темноте следя за его профилем. — Сказал ублюдок, который с пассивной агрессией оставил мне запаховые подарки прямо в кровати, — огрызнулся Сокджин, и Намджун прикусил язык. Сокджин вздохнул. — Мир? Я больше не злюсь на тебя, ладно? — более мягко сказал он. Честно говоря, ощущая рядом с собой тепло Сокджина, свернувшегося под одним с ним одеялом, Намджун почувствовал себя намного лучше. — Ладно, — согласился он, расслабляясь. Сразу стало намного спокойнее — устраиваясь поудобнее, они оставили между собой небольшое пространство. Сокджин был рядом в тишине и безопасности, и вся напряженная дневная тоска исчезла без следа. Через несколько часов некая сила выдернула Намджуна из крепкого сна, заставив пробудиться и прислушаться к тишине комнаты. Через мгновение он понял, что расстояния между их телами больше нет. Еще через несколько — почувствовал, что всей длиной своей груди прижимается к спине Сокджина, рукой крепко обвивая его талию. Носом он касался сокджинова плеча, вдыхая аромат омеги — и у Намджуна жестко стоял, натягивая ткань пижамных штанов и прижимаясь к Сокджинову бедру. Намджун вздрогнул, стряхивая остатки сна, но его хватка вокруг Сокджина стала только сильнее. Все внутри горело и чесалось, кожа взмокла от пота, а Сокджин находился в его постели словно ответ на все вопросы, которые Намджун когда-либо задавал. Он решительно потерся носом о сгиб чужой шеи, вдыхая горячий аромат глубже, и Сокджин глубоко содрогнулся. Намджун вдруг осознал, что хён совсем не спит. Он тяжело сглотнул: — Джун-и? В живот пролился жар, и Намджун в ответ негромко зарычал. — Ты… ах… ты принимал подавители? Он кивнул — конечно, он никогда не забывал об этом. — Ты уверен? Потому что… я готов поклясться, что у тебя пред-гон, — прерывисто дыша, сообщил Сокджин. Намджун на пробу шевельнул бедрами, сжимая кулак на пижамной рубашке Сокджина, от чего мягкая ткань пошла тугими складками. Дыхание Сокджина замерло в горле. — О… Намджун снова сделал бедрами движение, уже более настойчиво, и Сокджин выскользнул из его рук. Намджун моргнул, тревожно потянувшись вслед за его полурастаявшим в темноте размытым силуэтом. — Лежи тут. Ладно? Лежи, пожалуйста. Я до ванной и назад. Ты понял? — Намджун почувствовал зарождающийся в глотке недовольный рык, но Сокджин добавил: — Обещаю. Он говорил ровно и тихо. Так он мог вытащить Намджуна из любого состояния. Вскоре в ванной включился свет и зажужжал вентилятор, погрузив жилую часть номера в мягкий полумрак. Намджун продрал кулаком глаза, чувствуя почти лихорадочную слабость. Куда Сокджин пропал из его постели? Омега был рядом. Как он умудрился его потерять? Тот вернулся почти сразу, протягивая пластиковый стакан воды и таблетки. — Здесь тройная доза. Он должен был принимать подавители каждые три дня — и забыл. Тур, расписание, все покатилось к черту, и он совершенно об этом забыл. После выпитого в голове стало чуть яснее. — Блять, — осознание, что он только что проглотил, накрыло с головой. — Блять. Какого хуя… Он совершенно точно был в пред-гоне, а у них меньше, чем через сутки начинался концерт. Пиздец! Сокджин присел на край кровати и пальцами отбросил его прилипшие ко лбу волосы. — Эй. Тише. Не переживай так, ладно? Я прекрасно знаю, что ты всегда очень внимателен на этот счет. Намджун помолчал, ощущая себя сбитым с толку. Организм, которому не предоставили вовремя нужное вещество, посылал противоречивые сигналы. Сокджин был с ним в одной кровати, под одним одеялом и пах… призывно, поэтому Намджун должен был… Он понимал, что так не пойдет. Однако стояк никуда не делся. Если входить в гон, то придется пропустить концерт, и… — Как думаешь, мы достаточно рано пресекли это все? Сокджин прикусил нижнюю губу: — Не знаю. Наверно? Блять. Какой же ебаный пиздец. — Тебе следует уйти, — в голосе появилась небольшая одышка: — пожалуйста, уходи. Все его существо хотело обратного: тепла, нежности, аромата этого мускусного меда, слабо смешанного с запахом возбуждения. Он чуть не зарычал от злости: позволь мне коснуться тебя, дотронуться губами, наполнить… — Ага, — сказал Сокджин, не отрывая от него пристального взгляда. — Да, я посплю в другом номере. Не сдвинувшись с места, он вдруг добавил: — Ты, эм… так хорошо пахнешь. Очень-очень вкусно. — Или останься, — Намджун выпалил это настолько резко, что Сокджин дернулся. — Не… не со мной. Просто… останься. — Ну, мы можем… э-э… Пометиться? Мне кажется, это может… помочь, — пробормотал Сокджин, заползая обратно под одеяло, и все нутро Намджуна загудело от восторга. Без церемоний Намджун прижался и начал оставлять свой запах, лицом зарываясь в открывшуюся сокджинову шею. Сердце колотилось как бешеное. Сокджин не просто позволил, но отпустил себя, растаивая в объятии и испуская довольный вздох. Просто метиться было замечательно. Просто ощущать наполняющие легкие феромоны Сокджина и осознавать, что его омега так отзывчив и податлив. В любых других обстоятельствах Намджун уже испытал бы обезоруживающий ужас от одной только мысли о том, чтобы прижаться своей эрекцией к бедру члена стаи, но не в пред-гоне: Сокджин позволял ему это, и его потрясающие губы раскрывались в безмолвном стоне. Запустив руку под пижаму Сокджина, Намджун огладил его живот и ребра — столь нежные и теплые, что пальцы совсем не хотелось отнимать. — Ты невероятно пахнешь, — выдохнул он. Его рот наполнился слюной, он с трудом сглотнул и губами прикоснулся к плечу, затянутому синей тканью. Он лишь метил. Ничего более. Сокджин беспомощно застонал. — Клянусь, ты пахнешь вкуснее. Господи, я так давно не… — М-м..? — Ты понял, — смущенно уклонился от продолжения Сокджин. Намджун сдвинулся, увеличивая давление на чужую ногу еще сильнее. Сокджин покрылся мурашками, задрожал и опять издал стон — от этого звука Намджуна насквозь прошило электричеством. Такой хороший омега, такой нежный и чувствительный … — Э-э, можно я…? — конец вопроса затерялся в широком взмахе рукой, но Намджун понял его и яростно кивнул. — Ты тоже?.. — Ага. Он потянулся, просовывая руку между их телами, чтобы прикоснуться к себе. Сокджин сделал то же самое: опустил одну ладонь в свои штаны и мягко заскулил, начав — начав себе надрачивать. Намджун пару секунд, замерев, следил, как в свете из-за полуприкрытой двери в ванную под натянутой тканью двигается сокджинов кулак. Они лежали в одной постели, наполовину прижавшись друг к другу, и мастурбировали. Намджуна бросило в жар и холод, в животе стало еще горячее, чем прежде, и он весь налился тягостным желанием. Боже, у него так стоял — и ни секунды он не чувствовал за это стыда. Двигая рукой, он ощущал проскальзывающий мимо кулак Сокджина, слышал сбитое охриплое дыхание. Он хотел, чтобы Сокджин почувствовал, насколько он большой — что он может предложить, дать— Сокджин не дышал — почти задыхался, коротко и резко, и Намджун удовлетворенно зарычал, побуждая его быть смелее. — Что за пиздец, — выдохнул он, пару раз двинув бедрами еще более размашисто, а потом повернул голову и посмотрел на Намджуна через полуприкрытые веки. Его нижняя губа была до белизны зажата между зубами. Намджун не мог оторвать взгляд, ощущая бьющееся где-то в горле сердце. Всегда хотелось узнать — каковы они на вкус? Все еще лежа на спине и невыносимо прекрасно изгибаясь, он поднял одну из ног и перекинул ее через намджунову, раскрывая колени. Сокджин скользнул в штаны второй рукой. Было слишком темно и тесно, чтобы увидеть подробности, но затем Сокджин поперхнулся вдохом, и Намджун услышал влажный звук. Чуть позже до его ноздрей добрался аромат. Сокджин зажмурился, и даже в темноте было видно, как горит его лицо, полускрытое взлохмаченными волосами — и он прикасался к себе, от чего Намджун потерял всякий контроль и ткнулся бедрами еще ближе, намекая на большее, ощущая, как под ладонью начинает набухать узел в основании члена. Ни логики, ни хитрости: только разложенный рядом Сокджин, его сводящий с ума аромат, становящийся с каждой секундой все более возбужденным и намекающим на готовность. Намджун снова вжался в его шею, прикладываясь губами к кадыку. Одна только мысль доводила его до безумия. Он просто обязан был спросить. — Насколько ты промок? Сокджин застонал. — Неожиданно слишком… ах, ведь мы ничего не… но… Намджун едва не замурлыкал от удовольствия. — Продолжай, — подбодрил он. — Ты отлично справляешься. — Блять, Намджун-а… Он ни разу не позволял себе представлять подобное, но позволил тогда — до тянущей жадной голодной боли в животе. Он прижался носом к яремной вене, губами собирая выступившую на коже соль всего в нескольких сантиметрах от запаховой железы Сокджина. Прижался еще сильнее — давление между его рукой и боком старшего было приятным и правильным. Какой же хороший омега — так открывается своему альфе. Намджун должен был наградить его за это, позаботиться как следует… — Не останавливайся, — выдохнул Сокджин за секунду до того, как Намджун собирался перевернуть его на живот, чтобы мучительно медленно снять с них обоих одежду, попутно спрашивая, как Сокджин больше хочет почувствовать себя хорошо, как его наполнить, но… — Не останавливайся, — со стоном повторил Сокджин, и Намджун не мог ему отказать. Тот ткнулся в него головой и застонал: — Пометь меня. — Хорошо, — выдохнул Намджун, повинуясь. Его запах, усиленный пред-гоном, давил на Сокджина все сильнее, а сам он ближе вжимался в него, ощущая рукой появляющийся узел. Так они и кончили: Намджун — в свои пижамные штаны, уткнувшись носом в сокджинову шею, бедрами касаясь его; и Сокджин — так же в пижаме, с обеими руками в штанах, с разведенными в сторону ногами, дрожащими конечностями и мурашками на позвоночнике. Они кончили с разницей в несколько секунд, издав стоны в темноту — их прерывистые дыхания смешались, наполняя пространство между собой, пока головы прижимались друг к другу, разделяя ароматы. Комната пахла сексом и ими обоими. Наслаждение, которое принес этот запах, волнами прокатывалось по венам Намджуна как неизведанный доселе наркотик. — О господи, — кинул во мрак Сокджин, и его голос был совсем не похож на довольный или восхищенный произошедшим. Вытирая руку о простыни, он сжал колени вместе. Намджун чувствовал его аромат, притягательный мускат, сладкий мед, и возжелал взять в рот чужие пальцы, чтобы ощутить его на языке и показать Сокджину, как сильно он его хочет. — Боже, мы отвратительны, — прохрипел Сокджин. Сквозь спадающую пелену блаженства Намджун попытался уловить суть. Отвратительны? — Это… блять, какой же стыд, — оглядывая их обоих, Сокджин сел. Намджун не совсем понимал, в чем проблема. Матрас выгнулся, когда Сокджин встал и ушел в ванную, через плечо бросив, что ему нужно отмыться. Намджун прислушивался к шуму воды, не способный отвлечься от мысли, что его омега должен быть в безопасности, рядом с ним. Аромат чужого тела и пущенной на простыни естественной смазки никуда не исчез, однако стояк пропал, оставив после себя лишь испачканные пижамные штаны. Сокджин переодел чистые боксеры и лег к себе. — Слушай, я буду спать в своей кровати, ладно? Мне кажется, ты уже в порядке. Пахнешь… помягче. Ладно? Просто засыпай. Ты устал, правда ведь? Сокджин был прав: Намджун ужасно устал. Но потеря лежавшего рядом, столь вкусно пахнущего, стонущего Сокджина казалась более важной, чем истощение сил. — Хён, — ноюще позвал Намджун, протестуя против его решения, но Сокджин ожесточенно покачал головой. — Тебе нужно проспаться, — он резко выдохнул. — Я знал, что ты был… с твоими-то феромонами, но блять… я никогда не осознавал, что ты настолько… Настолько что? Намджун понятия не имел. Когда он проснулся, события минувшей ночи виделись сквозь размытую дымку одурманившего мозг пред-гона, ушедшего почти без следа за несколько часов сна. Сокджин спал в соседней постели, а на штанах Намджуна засохла сперма. Он на секунду понадеялся, что это был просто очень реалистичный эротический сон, но на полу между их кроватями валялась испачканная пижама Сокджина. Он схватил из чемодана чистую одежду и бросился в душ. Когда Намджун вышел, Сокджин был уже полностью собран и одет. Приоткрытое окно впускало свежий воздух, проветривая комнату. Сидящий на краю кровати хён выглядел уставшим, но не разбитым, и Намджун открыл рот, чтобы сказать что-нибудь первым, но не успел. — Бывало и похуже. — Прости, что? Сокджин покусал нижнюю губу. — Я имею в виду, что у нас всех бывало такое с друзьями, когда мы были младше, и мы… ну ты понял, — он мотнул головой в сторону соседней кровати и поднял бровь. У всех? Намджун лишь выдавил: — Мне очень жаль, я… — Ты меня тоже прости, — перебил Сокджин. — Я был слишком… слишком… неважно, короче. Его лицо быстро приобрело ярко-пунцовый оттенок. — Это был всего лишь пред-гон, а я все равно… оказался настолько жалок. Боже. Мне очень жаль. Так стыдно, — беспокойно продолжал он: — черт, я не был с альфой с самого дебюта. Я знаю, что это не оправдание, но меня ужасает, что я сделал подобное… с тобой. — Это моя вина, — спешно сказал Намджун, снова чувствуя жар в животе. — Нет, моя! Я должен был уйти, проследить, что ты выпьешь таблетки, а потом уйти. Но я остался. Это было глупо с моей стороны. Очень, очень глупо, — Сокджин явно целиком и полностью винил себя. — Ты на меня сердишься? Намджун смотрел на него во все глаза, чувствуя, как внутренности корежит от вины и стыда. Он покачал головой. — Ладно, — неловко сказал Сокджин. — Эм… мы можем сохранить это в тайне и не говорить остальным? Вообще никому не рассказывать? Никогда? — Ага, — согласился он. — Да, никому не стоит знать. В голове вспыхнул образ того, как они метили друг друга запахом на грани кульминации, и в животе что-то сжалось. — Мне кажется, это было немного мерзко? — Ужасно мерзко, — быстро согласился Сокджин. — Мы с тобой такие жалкие. Просто полные неудачники. Не глядя друг на друга, они закончили собирать вещи. Стоило Намджуну закинуть свою испачканную пижаму в чемодан, как у дверей материализовался Седжин, пришедший их забрать. Сокджин пару минут назад долго и упорно распылял дезодорант по всему номеру в надежде замаскировать любые следы запаха, и войдя, их менеджер поперхнулся от химозной вони. — Господи, как вы тут вообще дышите? У вас все в порядке с головой? Но дело было сделано: никто ничего не заподозрил. Они больше не заговаривали об этом, если не считать момента в тот же день, когда Сокджин подошел к нему посреди саундчека и пробормотал: — Эй, только не загоняйся, хорошо? Ты просто-напросто забыл принять таблетки. Со всеми бывает. Это никак не делает тебя хуже как человека или вожака. То, как Сокджин видел его насквозь, буквально пугало. — Хорошо. На нас ведь это никак не повлияет? — с долей отчаяния отозвался Намджун, даже не поворачиваясь к хёну — он просто не мог. — Ну конечно же нет, — успокоил его Сокджин, но даже со стороны было видно, что они, скорее, говорили не друг с другом, а с неким привидением между ними. — Мне кажется, мы успели перехватить гон на ранней стадии и не дать ему развиться. Это помогло. Так что это плюс, правда? Пауза. — А представь, если бы ты ночевал с Чимином, — добавил вдруг он. — Бедный мальчик уже забеременел бы. И Сокджин натужно рассмеялся, пока Намджун гипнотизировал пол, слишком подавленный даже чтобы улыбнуться. С Чимином? Да он бы никогда!.. В последовавшие недели они перестали ночевать вместе, потому что Сокджин во всеуслышание заявил, что больше не в состоянии терпеть намджунов храп. Более того и хуже — они перестали метиться. Намджун стал страшно неловким в его присутствии: ломал очки, ронял телефон от волнения, и недостаток в обмене запахами с членом стаи медленно, но верно провоцировал растущую головную боль и тошноту. Те несколько минут в Маниле были, пожалуй, самыми горячими и сексуальными в жизни Намджуна. Он продолжал вспоминать короткие задыхающиеся звуки, которые Сокджин издавал, растягивая себя прямо возле него, как он разводил в стороны теплые напряженные ноги, словно предлагая Намджуну принять участие, предложить разрядку. Их дистанцирование не укрылось от стаи — подобное никогда не оставалось незамеченным. — Вы с Джин-хёном поругались? — в лоб спросил Чонгук, невинно блестя на него своими оленьими глазами. — Нет. Нет, у нас все отлично. Просто… иногда нужно побыть в одиночестве. Иногда. В одиночестве от члена стаи? Хоть кто-то в это поверил? Намджун был не уверен. Но такова участь стаи: они с Сокджином не могли игнорировать друг друга, не провоцируя тем самым негативные последствия для остальных. По крайней мере, тур продолжался, и они оставались достаточно занятыми, чтобы не думать о лишнем слишком много. Интервью, записи, фанмиты — Сокджин при стае продолжал вести себя как ни в чем ни бывало, был все таким же очаровательным, дурашливым и веселым. Если не считать того, что Намджун так и не мог забыть его аромат и то, как дрожали бедра Сокджина, когда он кончал, выстанывая рядом, то все было просто прекрасно. После воспоминаний неизменно обрушивалась сокрушительная вина за не принятые подавители, что привело к тому, что он теперь все это знал. Он ненавидел себя за это. Он никогда не думал становиться очередным ублюдком, домогавшимся до Сокджина, пользоваться ситуацией, как Сота, чтобы потом увидеть ту же никак не покидавшую его картину: рыдающего на кухне Сокджина со щеками, подпухшими от слез. Он всегда принимал подавители. Кем бы он стал, если бы прекратил? Неуправляемым зверем? Превратился бы из вожака в хищника, свел бы членов своей стаи во блуд, использовал бы их для удовлетворения своих плотских желаний? — Человек вне общества — или бог, или зверь, — бормотал он про себя древнее философское высказывание, примеряя его к себе. Он не был богом, но и ужасающим животным себя не считал. Потеряв к себе доверие окончательно, он перешел с таблеток на гормональный имплант. Теперь можно было не волноваться. Он не переставал анализировать случившееся вдоль и поперек, пытаясь примириться с собой, понять, что толкнуло его в такую неуправляемую жажду. Он понимал, что Сокджин, возможно, что-то подозревает. Только через несколько месяцев он обрел покой — в те дни они ночевали в Тайване. Сокджин и Хосок постучались в их с Юнги номер, когда перевалило уже далеко за полночь, и весь отель спал. Сокджин был в той же темно-синей пижаме и босиком мялся в коридоре рядом с Хосоком, у которого глаза чуть не лезли на лоб от страха. — Мы с Джин-хёном увидели в комнате паука… — испуганно пробормотал он. — Мы не уверены, что это был паук, но он был просто огромный! Можно переночевать у вас? — Вы прикалываетесь?! — послышалось из комнаты, и Намджун слегка обернулся, чтобы посмотреть на злющего разбуженного Юнги. — Скажи, что нельзя! — Он был очень большой! — Хосок нервно качнулся на пятках. — Наверно, ядовитый! — Вам же не по пять лет, господи! — крикнул Юнги. Сокджин придерживал Хосока за локоть и смотрел Намджуну прямо в глаза — такого не бывало уже несколько месяцев, потому что оба испытывали все ту же ощутимую неловкость. — Паук правда был огромный, Джун-а, — простонал Сокджин. Его аромат выдавал расстройство. Намджун был безоружен. Меньше, чем через минуту, Сокджин уже заталкивал полотенце в щель между дверьми и полом, чтобы предотвратить вторжение смертельно ядовитого паука на случай, если тот решит нанести мстительный визит. Хосок наблюдал у него из-за спины, инспектируя надежность сооружаемых укреплений. Поскольку у Хосока болела спина, Намджун отдал ему свою кровать. В результате они с Сокджином оказались на полу, в узком пространстве между двумя постелями, куда свалили дополнительные одеяла и подушки. Это было очень жестко и неудобно, но никто не жаловался, и все быстро погрузились в сон. Намджун проснулся, обнимая Сокджина. Его нос прижимался к волосам старшего, и знакомый теплый аромат впервые за много дней помог голове стать яснее. Вдруг он осознал, что Сокджин делал то же самое — во сне он лбом прижимался к груди своего вожака. В обмене запахами не было ни намека на секс: это был дом. Но ощутив, что тот проснулся, Сокджин все равно отринул от него, сонно пытаясь сфокусировать взгляд на чужом лице сквозь лезущую в глаза спутанную челку. Он потянулся, зевнул и вдруг заявил: — Ты отвратителен. Намджун открыл рот. — Что? Сам ты отвратителен. Сокджин прищурился, и в его глазах скользнул вызов, когда он ткнул вожака пальцем в грудь. — Нет, ты. — Как же вы оба заебали, — послышался с кровати голос Юнги. На соседней посапывал Хосок. Уголки сокджиновых глаз растаяли в морщинках, и он рассмеялся, громко и заразительно, заставив Намджуна засмеяться с ним, обнимаясь в ворохе одеял и подушек на отельном полу. Каким-то образом все снова наладилось, и они вернулись к обычному стайному обмену запахами, по которому Намджун очень скучал. Сокджин ухмылялся ему, сидя напротив, его глаза сверкали прямо на него в огнях десяти тысяч бомбочек, превращавшихся в двадцать, сорок, шестьдесят тысяч — все больше, шире, непостижимее. Сокджин мог посмотреть на него посреди песни, и Намджун каждый раз замирал. Это был просто Джин — просто Джин. Но в Сокджине не было ничего простого — он всегда оказывался на два шага впереди.***
Когда Намджун не мог распутать свои мысли, он отправлялся на долгие прогулки или обращался к музыке. В день начала сокджиновой течки выиграло второе. Он заперся в студии, чтобы оказаться подальше от их жилого комплекса с общежитием и квартирой Сокджина, зная, что тот уже, должно быть, обустраивается у себя. Студия всегда успокаивала его: это был его собственный космос, его мир, обставленный тщательно подобранными украшениями и мебелью, с фотографией стаи в рамке на рабочем столе. В тот день он не находил себе места. Телефон зазвенел оповещением о сообщениях в групповом чате стаи: повеселись, джин-хён! уже скучаю~! — ну, конечно, кто если не Чимин. не забывай о нас :( — добавил Тэ. фуу! написал Чимин: ЗАБУДЬ О НАС. ЦЕЛИКОМ И ПОЛНОСТЬЮ. НО ТОЛЬКО НА ВРЕМЯ. а потом возвращайся :) :) Сокджин не отвечал. Скорее всего, уже отправился в свою квартиру. Дэвон, возможно, тоже уже был там; скоро они должны были начинать. Через несколько дней им лететь в Европу. Будет ли на том же самолете Сокджин? Смогут ли они разговаривать как раньше? Восемь лет. Он уставился на ровно сияющий монитор. Он восхищался Сокджином уже восемь лет. Он беспокойно вздохнул и взял записную книжку, падая с ней на диван. На ум пришло несколько хороших строчек, и Намджун проверил их звучание, присев на мгновение за фортепиано. Взгляд зацепили детские ботиночки, которые он хранил на его крышке для красоты. Они были слишком милыми, чтобы не приобрести — наверно, лучшая из его импульсивных покупок. Он с гордостью показывал их своей стае, фанатам, всем остальным — и люди соглашались, что это невероятно мило. Зачем он их купил? Его пальцы медленно танцевали на клавишах, отзывающиеся негромкой мелодией, а в голове повторялись слова Сокджина. Я знаю, что не позволен тебе. Что он имел в виду? И Манила — зачем он упомянул Манилу? Боже, Сокджину в последнюю очередь нужно, чтобы кто-то заставил его почувствовать себя, как тогда. Сокджин велел ему забыть об этом, но каждая секунда и деталь той сцены врезалась в память навечно: прерывистое дыхание, аромат Сокджина, влажный звук проникающих внутрь пальцев… У Намджуна было немало воспоминаний, которых он старался избегать, и знание, что эти детали были лишь очередной вещью, над которой не стоило зацикливаться, забыть их тоже не позволяло. И снова то слово: позволен. Я знаю, что не позволен тебе. Он превратил эту фразу в первую строчку песни, над которой работал сейчас, хотя каждое слово в ней начинало бесить до безумия. Фраза намекала на сдерживающие их правила. Чьи правила? Компании? Или правила, придуманные фанатами, их семьями и друзьями? Течки были интимным, личным делом. Кому какая разница, с кем Сокджин проведет ее, с незнакомцем или членом стаи? Если Сокджин желал не рандомного парня, посланного «Сотовыми решениями», то кого? Джебома? Шивона? Или кого-то… из тех альф, с которыми он бывал на протяжении всех этих лет. Их было не так уж много, нет, и ни с одним из них не случилось окончательного оглушительного разрыва, но. Но в этот раз все было иначе. Он. Неужели Сокджин подразумевал его? Пальцы Намджуна зависли над клавишами. Намджун знал, что правила, кого иметь, а кого нет, были их собственными, выросшими из безмолвных договоренностей многие годы назад, из того, какое разграничение он установил в отношениях с Сокджином, по сути… лишь ради своего собственного благополучия. Вернувшись за компьютер, он ввел небольшое сообщение для фанатов: спасибо всем, кто пришел на концерты в Азии, спасибо, скоро мы приедем в Европу. Он написал, что работает над новой музыкой, пожаловался, что это, как всегда, непросто. Дела — хорошо, спасибо вам большое за возможность взять краткий перерыв. Он запостил это на Weverse и вышел. С заднего сиденья такси он смотрел на бегущих по своим делам людей. В их жизнях не было ограничений. Он подумал о стае в былые времена, когда они были младше и менее знамениты, о времени, когда они с Сокджином сошлись, стали очень близкими друзьями и членами одной стаи, о том, как было весело, как много они вместе смеялись. У него никогда не было такого близкого друга-омеги, и было круто наблюдать, как Сокджин сердится и ругается на него, дразнит его, бросает радостные взгляды и хвалит на публике, говоря «ах какой у меня хороший лидер стаи!», каждый раз смущая Намджуна донельзя. Но Сокджин никогда, по сути, не относился к нему как к вожаку, скорее как к кому-то другому, отличному от привычного с другими парнями для Намджуна, и тот не понимал, как можно это было описать. С тех пор они отдалились друг от друга, хотя совместно проведенные годы и упрочили их взаимную связь. Невысказанные истины пролегали между ними бесконечными пустынными ущельями. Раньше они делились всем на свете. Почему и когда это изменилось? В момент, когда фанаты начали звать их «парой истинных», на что они отшучивались, хотя это было почти не смешно? Намджун тогда попытался касаться Сокджина на публике поменьше — но лишь поменьше, а не прекратил совсем. Или это изменилось, когда они работали с Ито Сотой, и Намджун подвел Сокджина на стольких уровнях, что не мог их даже сосчитать? Или после Манилы, когда Намджун жадно и эгоистично пересек всякие разумные границы? Или же их близость начала меняться, когда Намджун стал получать предложения провести вместе течку от других, и его эго бешено раздулось, толкнув в эру секса на одну ночь с омегами, которым он потом не перезванивал? А может, все изменилось еще позже, когда стало понятно, что Сокджин страдает по тому, чего в нынешних обстоятельствах они иметь не могли, и в попытке воссоздать хотя бы иллюзию любви таскает Джебома по номерам отелей во время мирового тура? Он наверняка знал лишь одно — все те беззаботные ночи, когда они вдвоем блуждали по Сеулу, будучи друг для друга новыми членами стаи и новыми для индустрии, едва дебютировавшими айдолами, все эти ночи, когда они засиживались допоздна в ресторанчиках и обменивались секретами, притягиваясь как два магнита — все эти ночи и дни ушли безвозвратно. Теперь Сокджин изо всех сил пытался жить так, чтобы соответствовать ожиданиями окружающих. Как и Намджун. — Тебе будет хуже всех, — всегда говорил ему Пиди-ним. — Ты их лидер как группы и как стаи. Тебя всегда будут судить строже остальных. Что же Намджун сейчас себе мог позволить — с их славой, гудящими стадионами, деньгами, величием? Неужели ему было позволено меньше, чем прежде? И да, зачем же тогда он всем этим занимался? Было ли ему — возможно, лишь возможно — позволено хотя бы это? Должно было. Должно. Блять, должно было быть позволено. — Мы можем ехать побыстрее? — попросил он водителя. — Я опаздываю. — Сильно? — отозвалась женщина-бета, выжимая педаль газа. — Вы не хотите знать, — чуть не рассмеялся он от отчаянного нетерпения. Меньше чем через десять минут он влетел в лобби их жилого комплекса будто надвигающийся с моря шторм, чувствуя, как ускользает сквозь пальцы бесценное время, восполняясь неуемной энергией взамен — он знал, что его запах усилился, и не мог ничего поделать со сгущающимися феромонами, сигнализирующими о готовности вступить в схватку, чтобы заявить ускользающее право. За стойкой ресепшена был один из знакомых охранников. Увидев Намджуна, он вздрогнул. — К Ким Сокджину кто-нибудь поднимался? — напряженно спросил он. Кровь в жилах начинала закипать. Спустя восемь лет и черт знает сколько дней он не мог опоздать всего на несколько минут. — С начала смены никто не приходил, — бросив взгляд на монитор, отрапортовал мужчина. — Но у меня есть заметка, что… — Отлично, — Намджун бросился к лестницам. Отлично. Если бы этот альфа опередил Намджуна, то ему был бы пиздец — Намджун уже не отступил бы. Он уже достаточно отступал, слишком много, слишком часто: ты не можешь, ты не должен, тебе нельзя… Отныне — нет. Не в этот раз. Не с Сокджином. Добравшись до дверей апартаментов Сокджина, он запыхался. Под требовательными тычками громко засигналил звонок. Ответ оказался почти незамедлительным: дверь распахнулась, и на пороге ее стоял Сокджин с уложенными черными волосами, в узких черных джинсах и шелковой рубашке кремового цвета с несколькими расстегнутыми пуговицами, открывающими взору горло и прекрасные мягкие ключицы. Ставший еще более интенсивным аромат Сокджина ударил в голову мгновенно. Он был теплым и плотным, будто топленое молоко — соблазнительный, вовлекающий, медленно кружащий голову, заставляющий войти. Дом. Дом, дом, дом. При виде него Сокджин изумленно замер, оглядывая коридор. — Намджун-а, я жду… — Можно войти? — Дэвон будет с минуты на минуту, ты не можешь просто… — Пожалуйста. Сокджин смягчился. Как и их общежитие, квартира Сокджина была просторной и современной, с широкой открытой планировкой, мраморными полами и кухонными тумбами, с пятнами дорогого бежа и гранитно-серого в расцветке мебели. В гостиной, возле висящего на стене телевизора, стоял массивный игровой компьютер. Сокджин проводил здесь мало времени, предпочитая оставаться со стаей, и по приезде в Сеул квартирой пользовался сокджинов старший брат. До них долетали слухи о легендарных вечеринках, которые он здесь закатывал. Сокджин босиком мягко вел его на кухню. — Хочешь выпить? Я столько всего накупил. Даже переусердствовал, наверно, со всякой едой для течки. Есть мороженое. — Не нужно, спасибо, — Намджун не отходил от него далеко, стараясь успокоиться. Он исследовал внешний вид хёна, подмечая то, как бережно и красиво Сокджин себя преподнес: только из душа, фигуру облачает повседневная, казалось бы, одежда, стоящая на самом деле миллионы вон. Он был словно без макияжа, но на самом деле накрасился так, чтобы создать иллюзию чистого лица, сгладив малейшие недостатки кожи. — Я думал, ты уехал в студию, — как ни в чем ни бывало произнес Сокджин. Оба тактично предпочли не заикаться об их разговоре несколько часов назад, словно его никогда не происходило. Оба были мастерами искусного избегания сути. Кухня казалась пустоватой. Одинокая тарелка фруктов с ананасами, вишнями и клубникой на кухонном островке. Рядом ведерко со льдом, где остывала бутылка шампанского. Два тончайших хрустальных бокала. Намджун прищурился на это проявление интимности к человеку, которого Сокджин никогда не встречал. Каково, когда твое сердце разбивается? Как это понять? Инстинкт остаться с Сокджином был сильнее, чем что бы то ни было, и Намджун понимал, что это правильно. Боже, только от одного взгляда на Сокджина он снова убеждался, что это верное решение: они должны были встретить ее вместе, как множество вещей до того. Время пришло. — Я приехал, чтобы кое-что тебе сказать, — выдавил Намджун, немного подавленный деталями подготовки Сокджина. — Насчет того, что ты мне заявил сегодня. Сокджин отстраненно подворачивал рукава рубашки, чтобы не смотреть на него. — М-м? И что же это? Намджун собрался. — Ты мне позволен. Сокджин выпустил ткань из пальцев и уставился на него. — Что? — Ты мне позволен. Потрясение на лице старшего превратилось в… ярость? — Это не смешно. — И не должно быть, — отчасти слишком торопливо согласился он, хотя очень старался сохранять спокойствие. — Мы должны провести течку вместе. Сокджин пристально посмотрел на него, а потом отвел взгляд. — Намджун, что… что происходит?! Я никогда не говорил, что… Он запнулся, начиная заливаться краской. Да неужели, не говорил? И они совсем не ходили вокруг да около уже многие дни? Недели? Но, видимо, Сокджину так не казалось. — Ты хоть представляешь, как это неприлично? Врываешься ко мне прямо перед течкой и просто… бросаешь мне это в лицо! Весь такой в своем альфачьем запахе! А потом просто… просто стоишь тут, и терпеть не могу, когда ты просто стоишь и… — Думаю, ты будешь прекрасен в течке, — сказал он, и тирада Сокджина оборвалась на середине, после чего тот замер, шокированно распахнув рот. Намджун сделал шаг ближе. Внутри все кипело: течный омега. Сокджин. — Боже, мне очень нравятся жаждущие, податливые. Почему мне не должно понравиться сейчас, особенно с тобой? Его голос стал неприлично низким. — Проведи ее со мной. Аромат Сокджина уколол его остротой адреналинового возбуждения. Намджун учуял реакцию и улыбнулся уголком рта, вдруг понимая, что редко в чем он бывал настолько уверен. — Но мы не можем просто… И тут он сделал нечто глупое и опрометчивое: он поцеловал Сокджина. Тот мгновенно стих, и его слова растаяли в чужом дыхании. Мир взорвался и начался заново в касании их губ. Сокджиновы губы были такими же мягкими, как он и представлял. Намджун осторожно взял его лицо в ладони. Сокджин робко выдохнул и мягко, легко ответил, будто пробуя и примеряясь; Намджун позволил себе больше, прижался ближе и выбил осторожным укусом вздох, зарождение стона в глубине чужого горла. Сокджин пах течкой и желанием — и ответил Намджуну. Наконец-то — в конце концов. Зачем они принимали подавители, им нужно было это сделать еще годы назад, они должны были… Что-то внутри оборвалось. В долю секунды Сокджин оказался прижат к кухонной тумбе. Его дыхание сбилось, но Намджун обернул вокруг его талии руку, втягивая в поцелуй, становящийся более крепким. Другая рука лежала на его шее. Он вкладывал в поцелуй все, что хотел сказать: они были позволены. Должны были быть. Он продолжал его целовать, все настойчивее и напористее, толкаясь ближе. Его сердце стучало так быстро и сильно, что в ушах начинало звенеть, в кончиках пальцев — покалывать, и все его нутро загоралось, жаждало, и, прежде всего, тоскливо стремилось к Сокджину — как все восемь лет моментов сомнений, заточения в клетке. Губы Сокджина были сладкими, как свежая клубника в тарелке возле них. Он пах сексом. Намджуну не нужен был путеводитель. Он заманит Сокджина в глубину течки, разрушит его на части, удовлетворит и течку, и Сокджина, оставит его довольным и сытым — нетерпение танцевало на кончиках нервов. Боже, ничто в мире больше не имело значения, кроме этого — прямо здесь, прямо сейчас. Когда воздух в легких кончился, Намджун оторвался от него и увидел, что сокджиновы щеки алеют, как мак, а взгляд не отрывается от отдаляющихся губ. Затем он посмотрел в глаза. Сокджин выглядел смущенным, пытаясь облизать свой подрагивающий и уже подпухший рот. Намджун плотно сидел на крючке. Он был пойман. Сокджин сглотнул. Впервые в жизни казалось, что у него нет слов. — О… что ж, я понимаю. — Понимаешь? — спросил Намджун, сжимая в кулаке шелк на пояснице Сокджина. Мало какие поцелуи оставляли его настолько разбитым. Это. Господи, это было оно. Почему они зарывались в бесконечной работе, не давали себе даже шанса попробовать… чем бы оно ни было? — Кажется, да, — ответил Сокджин, сокращая расстояние между ними, и Намджун поцеловал его снова. Этот раз был намного более глубоким и насыщенным, Сокджин потянулся за ним с недовольным стоном, когда Намджун чуть отшатнулся и в тот же момент понял, что потрачен к хуям. Его рука соскользнула, чтобы поднять Сокджина и отнести в… В мраморной прихожей раздался гулкий сигнал дверного звонка, вырывая обоих из тумана. Румяные, они оба едва дышали, и между ними больше не было воздуха. Сокджин моргнул, и его руки соскользнули с чужих плеч. Он облизнул влажные отекшие губы. Намджун никогда не видел его настолько красивым — ни на фотосетах, ни на награждениях. Он был таким только для него — для них обоих. Тыльной стороной ладони вытирая рот, Сокджин пристыженно пробормотал: — Ох, похоже, это… Другой альфа, «узел на час». И, к ужасу Намджуна, Сокджин его оттолкнул. В дверь позвонили снова, и Намджун сжал челюсти, играя желваками. — Ты можешь перестать? — раздраженно сказал Сокджин. — Что? — Вот это. Показушничество. Здесь ведь… Господи, да погоди ты. Сокджин взволнованно вытащил из кармана телефон, открыл приложение и всмотрелся в трансляцию из фойе их комплекса. Даже чтобы попасть в лобби нужно было пройти через два пропускных пункта — он прошел, и на экране Намджун увидел аполлоноподобного, прекрасно одетого Дэвона — судя по внешности, ему было далеко за двадцать. Он спокойно приглаживал короткие черные волосы, почти не моргая своими темно-карими глазами — а лицом и сложением напоминал одного из тэхёновых моделей Гуччи. — А, Сокджин-щи, здравствуйте? — теплая улыбка тронула уголки глаз мужчины, когда он посмотрел в камеру. — Мне было сказано, что для входа потребуется подтверждение от вас. Дэвон показал небольшой бумажный пакет. — Я принес вам чуррос, в анкете говорилось, что вы их любите, — Дэвон подмигнул так естественно и убедительно, что Намджун на секунду подумал, что даже переспал бы с ним, если бы не тот факт, что этот человек пришел согреть постель Сокджина. Видео было односторонним, Сокджин не собирался показывать себя пришельцу. — Ох, одну минуту, — попросил Сокджин, тут же отрубив соединение. Шумно выдохнув, он закрыл лицо руками. — Блять. Чтоб тебя. Намджун пытался сдержаться, но не смог. — Только не проси меня отступить. Я не умею, не когда дело касается тебя. — Но он уже тут! — Так пошли его обратно. — Обратно? Я не могу! — Можешь. Все ты можешь. — Он принес чуррос! — Я куплю тебе миллион чуррос. Они оба знали, что дело совсем не в чуррос — что за абсурд. Сокджин рассмеялся, и его скулы снова тронул румянец. Весь его вид говорил о недоверии. Дэвон пришел. Намджун не представлял, что будет делать, если Сокджин отошлет его. Драться, наверно? Он сразится с Дэвоном. Завоюет благосклонность своего омеги. Действительно, стоит сделать это более старомодным путем. — Это не соревнование, — тихо отозвался Сокджин, будто прочитав его мысли. И тут Намджун понял, как ситуацию видит Сокджин: он решил, что Намджун явился лишь из принципа, чтобы опередить другого альфу, из-за желания защищать и обладать, как и любой вожак стаи, ну и, наверно, еще немного повеселиться, что они, собственно, уже сделали. Все это было совершенно не так. — Я не за тем здесь. Он подумал, где они будут через пять лет — в туре, на пенсии, учиться? Кто знает. Он подумал о детских ботиночках в своей студии, вспомнил, как он радостно хвастался покупкой Сокджину, лишь покрасневшему и ответившему «милые, ага». Он подумал о Сокджине: будь, что будет. Навсегда Сокджин. — У тебя течка, и я. Я должен быть здесь. Я хочу здесь быть. Но… решать только тебе. — Я не хочу рисковать стаей, — тревожно ответил Сокджин. — Никакого риска не будет. Нет конечно, нас с тобой ничто не сломит, ты шутишь? Хён, мы вместе прошли все на свете. — Прошли, — медленно подтвердил Сокджин. — Но… Это было другое. Намджун знал, что эта ситуация совершенно иная, и желал ее. Сокджин покачнулся на пятках, и Намджун потянулся к нему, ощутив вдруг на груди чужую ладонь. Его остановили. Даже так они были до невозможного близко. После бесконечно тянувшихся секунд, Сокджин спросил: — Говоришь, миллион чуррос? Намджун подавился вздохом облегчения. — Триллион. Базиллион, — пообещал он, и Сокджин хмыкнул. — Что? Думаешь, я не смогу? — Я думаю, что у тебя мозги поплыли от течки, — смущенный подобной настойчивостью Сокджин все же оставался рядом, не отталкивая его. — Значит… Сокджин вдохнул и разблокировал телефон. Намджун тихо зарычал, делая шаг вперед. Сокджин вскинул на него удивленный взгляд, и их лбы почти соприкоснулись — но в его лице читалась приязнь, аромат выдавал открытость и честность. Ему понравилось. Понравилось. Намджун подошел еще ближе и опустил руку на его бедро. Держа телефон в ладони, Сокджин говорил Дэвону идти домой. Дэвон, все такой же прекрасный на экране, как и пару минут назад, нахмурился. — Сокджин-щи, вы уверены? Нет ничего удивительного в волнении, но я обещаю, что для него нет повода. — Э-э, обстоятельства немного изменились, — Сокджин прижал ладонь к груди Намджуна, удерживая его на расстоянии. — Это было неожиданно, но… мы обязательно вам заплатим обещанную сумму, и ваши запаховые подарки, их… э-э… — Не стоит, Сокджин-щи, можете их оставить себе, — заверил Дэвон, и Намджун зарычал. Конечно, Дэвон не мог его увидеть, но абсолютно точно услышал. — О! Ох, бл- Эм, я хотел сказать, не нужно ничего оставлять — выбросите их! С моей стороны было крайне непредусмотрительно дарить что-либо, я приношу свои глубочайшие извинения! Дэвон поклонился в камеру. — Спасибо, что уделили мне время, Сокджин-щи! Я уже ухожу! Я не вернусь! Я отказываюсь ото всяких намерений и претензий! Сокджин пялился на экран, и весь его вид выражал озадаченность и недоумение. Дэвон явно уже сталкивался с подобным, потому что каждое сказанное слово успокаивало Намджуна все сильнее, усмиряя в нем инстинкт бороться и защищать. Даже несмотря на это, он не расслабился, пока не увидел на видео, как альфа стремительно несется к выходу, придерживая обеими руками свой тупой пакет с чуррос. Только после этого он понял, насколько был возбужден. Сокджин отложил телефон, по кухонной тумбе толкнув его подальше от себя. Намджун все так же держал его за талию, вдыхая горячий медовый аромат расцветающей течки. Он впитывался в его поры, в самое ядро его существа, и в него хотелось окунуться полностью. Сокджин выбрал его. Он никогда прежде не чувствовал такого внутреннего ликования — распроданный за минуты стадионный тур и рядом не стоял. Это? Этот момент? Он должен был… Ладонь Сокджина превратилась в кулак на его груди, цепляя ткань так, словно он испугался, что Намджун уйдет. Он становился зависимым от альфы. Через мгновение они прижались друг к другу еще ближе, и Намджун навис над ним, показывая, что никуда не собирается сбегать — и был вознагражден приглашающе-адреналиновым оттенком в аромате Сокджина. Теплота. Возбуждение. Секс. И дом. Рука Сокджина спустилась по его груди. — Как думаешь, течка уже началась? — спросил он, и тень от его ресниц упала на пылающие скулы. Намджун мягко огладил его поясницу, другой рукой приподняв голову старшего за подбородок — и потянулся к нему, выдыхая прямо в губы: — Абсолютно похуй.***
В две тысячи пятнадцатом году согласно всемирному голосованию они впервые стали самой влиятельной стаей в мире — впереди оказались только члены королевской семьи Саудовской Аравии и семья Кардашьян. Они стояли особняком среди остальных благодаря тому, что их стаю не связывали кровные узы, а также, несомненно, благодаря отсутствию истинных партнеров, вокруг которых обычно формировались многие стаи. Намджун и до того гордился своей стаей, но в последовавшие годы помимо восторженных корейских интернет-ресурсов о них стали писать и другие издания, в том числе заграничные: объективно выражаясь, теперь у него была лучшая стая в мире. Они постоянно друг за другом присматривали: Хоби кормил их с рук, Чимин помечал, Сокджин заставлял почувствовать себя как дома, где бы они ни оказались, Тэхён, только получив деньги, беспрестанно покупал маленькие подарки, Юнги наблюдал за всеми с плохо скрываемым восхищением, а Чонгук сиял все ярче с каждым их новым достижением. Каждый играл в стае свою роль. Намджуну не требовалось указывать мемберам, как себя стоит вести: все заботились друг о друге инстинктивно. А он, в свою очередь, был счастлив, что его стая получила достойное признание со стороны общественности. Конечно, каждый понимал, что они должны стать еще известнее, богаче и могущественнее, но Чонгук и Тэхён все так же гонялись друг за другом по гримерке, чтобы попасть свернутым полотенцем по заднице друг друга; все так же они подпрыгивали от радости, слыша во время съемок личных шоу, что им дадут немного карманных денег; все так же дулись, проигрывая в камень-ножницы-бумагу. Они становились известнее, охраны вокруг прибавлялось, и Намджун понимал, что когда-то оказался прав: чтобы выжить, была необходима стая. Мировые стадионные туры были делом стаи. Pack businessu, как говорил Хоби на своем милом английском, когда за границей к ним подходили на улицах поклонники. Да, они занимались своими важными стайными делами. Внимание, сосредоточенное на нем, однако, удивляло и пугало своей внезапностью. Как бы это выразить, не прозвучав, как мудак? По крайней мере полмира хотели с ним переспать. Те же полмира хотели переспать и с членами его стаи, но он прекрасно понимал, что под контролем ситуацию помогал удерживать его собственный авторитет вожака. Только взгляните на любовные романы и голливудские фильмы: сексуальные вожаки, излучающие величие и мощь, безмолвно заставляющие всех окружающих преклоняться и надеяться на попадание в их стаю. Он постоянно получал вопрос «твоя стая полна?» на который лишь улыбался и говорил «пока что да». Люди увукались с его ответа, подозревая, что Намджун имеет в виду будущего партнера. Слухи, что в стае есть восьмой скрытый мембер — кто-то из стаффа — иногда возникали с новой силой. На одном из фансайнов миленькая бета громко заявила ему: — Никто не может справляться так хорошо без партнера. — Думаете? — спросил он, и его рука, подписывающая постер женщины, нервно дрогнула: — Очень мило с вашей стороны… К счастью, время женщины вышло. Сидевший рядом Сокджин сделал позу цветочка лицом на Намджуна — он любил ее показывать, когда скучал или дразнился, и Намджун быстро закатил глаза, прежде чем принять с улыбкой нового фаната. Глумление превращалось в похвалы, оскорбления — в комплименты, и уверенность Намджуна росла день ото дня. Он держался горделиво не из-за себя, а благодаря членам стаи. Корейские шоу награждений становились менее стрессовыми, благодарные речи после наград — более легкими и текучими, и вместо того, чтобы во время фотосетов постоянно складывать пальцы пистолетом, он поднимал подбородок и смотрел прямо в камеру. Чимин восклицал: — Как сексуально, альфа-хён! И Намджун тут же смущался, пару раз все же приняв вызов и с поворотом головы подарив ухмылку наблюдавшим за съемкой мемберам. Реакция разнилась от фырканья и хохота до розовеющих щек — неожиданно за этим был замечен Чонгук. Люди постоянно пытались к ним подкатить, и поначалу они понятия не имели, что делать с обрушившимся на них вниманием — изумление мешало думать и чувствовать. Фанаты всегда выражали явный интерес, но после череды побед на шоу на них стали обращать внимание другие артисты. В тот день они распробовали вкус первой награды на МАМА, выиграв в номинации «Лучший перфоманс». — В следующий раз хочу дэсан, — заявил Юнги. — М-м… например, альбом года. — Ну конечно, хён, — позабавленный его дерзостью отозвался Хосок. Чимин скакал за спиной как резиновый мячик. Намджун взглянул Юнги в глаза и увидел серьезный вызов. Волосы его были мягко-мятного оттенка, и взгляд казался всесильным. Запредельно приятно было забирать домой хоть что-то — уже трижды их номинировали и ничего не присуждали, поэтому они, как всегда, морально готовились к возвращению в общежитие с пустыми руками. Награда! Настоящая, реальная награда! Обсуждая победу во всех красках, они в окружении стаффа пританцовывали в лобби возле арены, ожидая с остальными артистами своих автомобилей. Когда к ним внезапно приблизилась Джиён-сонбэнним, парни замерли в благоговении. Десять дэсанов, дебют в шестнадцать лет, почти десятилетие на сцене. Она танцевала, пела, читала рэп и уже два года подряд становилась «Самой желанной омегой Южной Кореи». Мин Джиён и вживую была ослепительно красива: черный шелк длинных волос, полупрозрачное серебристое платье с глубоким декольте, все в пайетках, заставлявших его переливаться на свету, сиять и отвлекать игрой зайчиков на коже шеи и рук. Она была невысокой и милой, но шпильки выглядели настолько острыми, что ими можно было буквально убить. Всего на голову ниже Намджуна, но взгляд такой, словно выше их всех вместе взятых. — Рэп Монстр-щи, — пропела она. Она знала его имя? Он задержал дыхание, чувствуя, как перестали дышать и стоящие вокруг мемберы — стафф отошел от них, и парни торопливо начали кланяться своей сонбэ как болванчики. — Поздравляю, — сладко протянула она. Ее глаза не сходили с Намджуна, и в них была темнота и электричество. Намджун вдохнул, ощутив ее парфюм, полный цветочных нот, переплетавшихся с ее омежьим запахом: нежным, сладковатым и притягательным. Юнги прижимал их награду к своей груди обеими руками будто новорожденное дитя, и Джиён указала на нее мановением белой руки: — Первая? — Да. Спасибо, — смутившись, Намджун поклонился. На сцене несколько часов назад будучи весь в черном, с розовым андеркатом и оранжевыми очками, он и то чувствовал себя смелее и свободнее. Куда все испарилось? — М-м, — Джиён соизволила окинуть взглядом остальных. — Интересно, что вы стали стаей. Должно быть, выживать стало легче. Без лишних слов, она протянула ему клочок бумаги. Он взял — и оледенев, увидел на нем номер телефона. Коллаборация? О боже, Мин Джиён хотела записать с ним песню?! Пиздец! — Это мой личный номер, — протянула она, снова задержав на Намджуне шоколадные глаза. — Позвоните мне, Арэм-щи. Его сердце пропустило несколько ударов. А, нет. Кажется, оно остановилось совсем. Она приблизилась, и даже не пожелав понизить тон, произнесла: — Не могу дождаться, чтобы увидеть, в чем еще вы можете быть хороши. — Прошу прощения, что? — смущенно уточнил он. Джиён рассмеялась — звонко и завораживающе, и Намджун чуть не лишился чувств. Ее губы сложились в усмешку. — Мне нужен партнер для течки. Медленно проступающий на лицах стаи шок вызвал у нее лишь очередную лукавую ухмылку. Не став дожидаться, пока начавший заикаться Намджун выдаст что-то членораздельное, она окинула остальных взглядом. — Пока, мальчишки. Цокая шпильками и покачивая бедрами, она удалилась в сопровождении менеджера. Платье открывало обнаженную спину — и она прекрасно понимала, что все, будучи не в силах пошевелиться, смотрят ей вслед. Коллективное осознание, что Мин Джиён только что публично выразила Намджуну традиционное ухаживание, пришло ко всем почти одновременно. — О господи, — выдавил Тэхён. Намджун все еще пялился на номер в своих руках. Хосок толкнул его в плечо: — Джун-а! — Я ничего не делал! — быстро открестился он. Боже, он что, был намного более привлекателен, чем могло показаться? С каких это пор? Только сейчас Намджун понял, как сильно горели щеки. Чимин писклявым голоском передразнил его дурацкое «прошу прощения». Секс. Она говорила о сексе. Боже, каким же он был тупым. Юнги и Хосок помирали от смеха, Тэхён и Чонгук сдержанно прикрывали искаженные от хохота лица. Сокджин довольно резко напомнил, что водители уже их ждут. В пальцах все еще дрожал обрывок какой-то салфетки — к машинам он нёс его как реликвию, добытую в священном походе. Рядом все еще были менеджеры и охранники, Седжин придержал для них дверь, и Намджун рухнул внутрь, не зная, что с собой делать — конечно, отношения на данном этапе карьеры строго осуждались компанией, почему он не подумал об этом, принимая номер? Он должен был отказаться! Сдаваясь, он протянул бумажку Седжину. Менеджер посмотрел на него со смешком в глазах и не взял. — Будь я на твоем месте, то не стал бы упускать такой шанс. Намджун вытаращился на него. — Чего? — Ты взрослый альфа. Ей точно так же, как и тебе, нельзя разглашать информацию о личной жизни. Может выгореть. — О господи, — с ужасом пробормотал он. Седжин следил за тем, как они росли, и всегда говорил им не валять дурака, не связываться не с теми людьми — и тот же самый Седжин, словно напоминающий использовать презервативы отец, прямо в лицо заявлял, что номер Джиён стоит оставить. — Это естественно, Джуни, — настойчиво сказал он. — Она омега в расцвете сил, ты альфа в расцвете своих, значит… — Господи, — севшим голосом повторил тот. Чонгук открыл рот. — Молчи, — велел Намджун. Убрав номер в карман, он растер руками все еще алые щеки, чувствуя на кончиках пальцев покалывание. Джиён посчитала его привлекательным! Она могла выбрать любого альфу в мире! И… и она пожелала в качестве партнера для течки именно его. Только одна мысль о ней в течке — боже, ему не следует представлять свою сонбэ обнаженной и стонущей, он… Вся ситуация была настолько сюрреалистична, что он не вымолвил до конца поездки ни слова, по прибытии в отель обнаружив, что остаток стаи все еще бурно обсуждает произошедшее. Зайдя с ними в лифт гонконгского отеля, он жестом отказался от комментариев, все еще ощущая на скулах жар, хотя со встречи прошло уже по меньшей мере сорок минут. Они выиграли на МАМА награду! Неужели это событие было менее интересным для обсуждения?! Открыв шампанское в комнате Юнги и Тэхёна и разлив его по дешевым бумажным стаканчикам вместе со стаффом, они вернулись к разговорам о сегодняшнем выступлении и награждении. Чонгук и Хосок сразу бросились звонить родителям, Сокджин большими глотками пил игристое вино, постоянно подливая себе еще, Чимин бегал между всеми, стараясь обнять покрепче — а у Намджуна в кармане лежал номер Мин Джиён, и он ни на секунду не мог об этом забыть. Досидев до часа ночи и обсудив все, что только можно, он понял, что шампанское закончилось, и пора отправляться в кровать. Тэхён отрубился на плече Юнги. Переодетый в пижаму Хосок, с которым они делили комнату, все еще не спал и почему-то смотрел по телевизору теннис. — Это прямой эфир из Европы, — заявил он, закидывая в рот орешки, найденные в мини-баре. — Надо чуть проветриться, прежде чем засыпать, я перебрал! А, кстати, в ванной Джин-хён. Намджун обернулся на закрытую дверь, ведущую в ванную комнату. Сокджин вроде ночует с Чимином? — Чимин оккупировал их ванную, — тут же пояснил Хосок. — Хрен теперь туда попадешь. Намджун понимающе кивнул и переоделся в пижаму, убрав номер Джиён в книгу Кундеры, лежавшую на его прикроватной тумбе. Покосившись на соседа по комнате, он убедился, что тот слишком поглощен теннисом. Постучавшись в ванную, он нырнул во влажный жаркий воздух, едва услышав сокджиново «войдите!». — Не против, если я умоюсь? — Намджун пяткой захлопнул за собой дверь. Комната была белоснежной — с ванной по одной стене и с широким зеркалом над раковиной — по противоположной. Сокджин отмокал в душистой пене, сочащейся цветочным запахом. Его каштановые волосы, намокшие от пара, чуть прилипли ко лбу; глаза были закрыты, а голова покоилась на свернутом полотенце под шеей. — Вперед, — пробормотал Сокджин. Вытерев с зеркала осевшую влажную пыль, Намджун начал смывать макияж, чиститься и увлажняться, пофыркивая на лезущую в глаза розовую челку, мешающую украдкой бросать взгляд на лежащего в ванной хёна. Он был погружен в пенистую воду по плечи, а его кожа блестела от влаги и будто сияла изнутри. Молчание было комфортным для обоих — черт возьми, на часах пробило уже почти два часа ночи бесконечно длинных суток, и все были выжаты бесконечными переживаниями, танцами, плачем и объятиями. — Мы выиграли награду, хён, — не удержался Намджун. Сокджин удовлетворенно вздохнул — и согнул колено, которое показалось над водой. — Ага. Старания понемногу окупаются, да? Отвлекшись, Намджун задержал взгляд на отражении в зеркале дольше необходимого. — Да уж. Скрывающие Сокджина пузырьки медленно испарялись. Намджун начал чистить зубы, уставившись в зеркало на себя. Сокджин выгнул шею в обе стороны, размял плечи и пошевелился в воде, подтягивая себя чуть выше. Тающий уровень пены обнажил его темные затвердевшие соски. Намджун пялился. Выставленное над водой колено медленно покачнулось в сторону — Сокджин раскрыл ноги. Намджун подавился мыльной пеной. — Ты в порядке там? — спросил Сокджин, даже не удосужившись разомкнуть век. — А… ага, — быстро отозвался он, закашлявшись, и зачем-то переложил свою зубную пасту с места на место. Сокджин снова сдвинулся, окунаясь до кончиков волос. Вынырнув, он приоткрыл рот, прислушиваясь, как по чистой непомеченной шее, широким обнаженным плечами и груди стекает вода. Сокджин выглядел расслабленно и мягко. Кожа светилась. Но здесь было кое-что еще: то, как он наклонял свою голову, открывая шею, было вызывающе — не говоря уж о затвердевших сосках и раскрытых ногах. Намджун снова пялился, с толикой внутренней боли осознавая Сокджина в этом обличии — а таким он наблюдал его очень редко. Сокджин раскрыл глаза и посмотрел на него, встретив взгляд Намджуна через отражение в настенном зеркале так непринужденно, словно прекрасно знал, что за ним наблюдают. Намджун вздрогнул, и его нутро обожгло пролившейся в живот лавой. Опустив глаза, он начал полоскать рот. — Она идеальна, да? Намджун ощутил себя выброшенным на берег. — Кто? — Джиён-сонбэнним. Она миниатюрная, но с пышными формами. Ее запах… тебе точно понравился, — пауза. — Понравился ведь? — А, ну… не знаю, — пробормотал он, склоняя голову. Джиён была идеальна, бесспорно. Настоящая мечта любого альфы. — Не знаешь? — Объективно рассуждая, она, конечно, очень… э-э… привлекательна, — он не мог просто притвориться, что Мин Джиён не была восхитительна настолько, что только от мысли о становлении ее партнером мозг замыкало. — Но… э-э… — Передашь полотенце? — попросил Сокджин. Намджун подчинился, взяв со стойки сложенное полотенце и приблизившись к ванной ровно в момент, когда Сокджин выдернул из слива заглушку, пальцами ног обхватив цепочку, ведущую к ней. Вода начала шумно уходить, отдаваясь по комнате эхом. — Подержишь? Сокджин смотрел прямо ему в лицо, и Намджун увидел этот темный неузнаваемый взгляд, пробравший до мурашек. Он списал это на влажный воздух ванной, в котором с каждой секундой становилось все более душно. Развернув полотенце, он поднял его за верхний край и выставил перед собой. Сокджин встал, и вода мягко побежала по его телу, плеснув напоследок у коленей. Намджун демонстративно возвел глаза к потолку. Он уже видел Сокджина обнаженным — нереально прожить в одном общежитии с кучей парней почти пять лет и ничего не увидеть. Возможно — возможно! — они даже мерялись длиной членов. В тот вечер квартира была наполнена нарочито громкими воплями «я не буду смотреть!», хотя все должны были убедиться, что никто не читерит. Юнги выступал как модератор, и с тех пор обладал божественным знанием и властью над их жизнями. Если бы хоть кто-то узнал, кто тогда победил, интернет сломался бы к чертям. Нередко последнее время он с трудом выдерживал сокджинов взгляд. Но когда Сокджин не принял полотенце, Намджун все же осмелился на него посмотреть. Сокджин стоял перед ним, покрытый ручейками стекающей воды. Он все еще не снял длинные блестящие сережки, сверкающие из мочки левого уха; волосы были влажными, губы — розовыми и приоткрытыми. Он выглядел так нежно и мягко — и, скорее всего, таким и являлся. Он пах чистотой и розовой водой, мылом и лавандой, стаей и медовым мускусом — и Намджуном. Намджун закончился. Сокджин поднял руки и позволил обернуть свою талию полотенцем. Потянувшись к нему, Намджун прерывисто выдохнул. Обматывая хрустящую ткань, он ощутил, как намокают рукава, но это было неважно. Заправив кончик за край полотенца, он пальцами коснулся подтянутого плоского живота. Его взгляд переметнулся на обнаженные сокджиновы плечи, изгиб его ключиц, поверхность горла и на неприметный участок кожи прямо на яремной вене, где находилась запаховая железа. Аромат всегда исходил оттуда, напоминая альфам о доступности, о вероятности шансов. Юные альфы доводили себя до исступления одними лишь мечтами о прикосновении губами к этому участку кожи — о поцелуе, об осязании языком. О дозволении оставить укус. Намджун пялился на его шею, не подразумевая ничего. Его руки все еще лежали на сокджиновых бедрах, дыхание казалось призрачным, а махровая ткань полотенца под ладонями — мягчайшей на свете. Сокджин сделал шаг вперед, выходя из ванной, и Намджун едва успел сделать шаг назад — лишь едва — и обнаружил в своих руках Сокджина. Его щеки пылали — бог знает, от распаренного воздуха или нет. Он наклонил голову, обнажая шею с таким видом, что это выбило Намджуна из равновесия почти окончательно, особенно, когда он заметил полуопущенные ресницы и томный жаркий взгляд. На долю секунды в голове проскользнуло вот оно, и все его тело будто покинули жизненные силы, а зубы зачесались, зная, где их истинная цель. — Благодарю, — тихо сказал Сокджин. Осознав, что все еще держит его, Намджун раскрыл руки и отшатнулся, изумленный тем, как сдавило грудь. Не зная, куда себя деть, он прокашлялся и развернулся к раковине, чтобы собрать свои мыльные принадлежности. Сокджин продолжал молча смотреть на него, и в зеркале Намджун мельком поймал его задумчивый, словно оценивающий взгляд. Сокджин снял с крючка халат, одним движением накинул его и закутался; полотенце выскользнуло и упало на плитку. Подняв его, Сокджин произнес: — Доброй ночи, Джун-а. Намджун неловко кивнул, когда Сокджин выходил — звуки тенниса далеко в Европе отдались по ванной эхом, напоминая о существовании мира за пределами нее, и стихли, как только захлопнулась дверь. Взведенный Намджун застыл, уставившись на раковину. Все это было в его голове. Вся проблема была в его голове. Вот так вот? Серьезно? Один только взгляд на Сокджина с малейшим намеком на то, что он в его власти — и он уже был готов его укусить? Что, блять, с ним было не так? Минут пять он провел в попытках успокоиться и заглушить говорящее в нем разочарование, не совсем определенное и мудрое. Ко времени, как он вышел, Сокджина в номере уже не было, а Хосок спал с включенным телевизором. Следующим утром прямо за завтраком Сокджин кормил Юнги рисом и называл его «донсэном-покорителем-дэсанов» пока тот ухмылялся и подыгрывал ужимкам хёна — и это было ясным свидетельством того, как он счастлив. Когда Намджун приблизился к столу стаи, Сокджин подарил ему веселую светлую улыбку — он снова был самим собой. — Хорошо спалось? — спросил он, и на секунду Намджун ужаснулся, что Сокджин мог каким-то образом узнать, что накануне он вернулся в ванную, воспользовавшись отключкой Хосока, и долго дрочил, думая о… ну, об омегах, их нежности и прекрасном запахе; обычная фантазия со стонущим под ним омегой, умоляющим быть еще жестче, называющим его альфой. Мокрым, жадным. Обнажающим свою глотку, куда Намджун мысленно впивался зубами. — Он так громко храпел, — вздохнул Хосок, и Намджун пристыженно отвел глаза. — Ав-в, — Сокджин потянулся через стол, чтобы потрепать его по волосам. — Наша маленькая храпелка. И засмеялся, когда Намджун возмущенно увернулся. Это был тот же Сокджин, что посреди ночи сиял у него в руках влажной обнаженной кожей, глядя пристально и тяжело. Тот же. Намджун намного проще чувствовал себя с тем, которого поутру обнаружил в отельном ресторане, в то время как другой пробудил в нем все инстинкты, которые Намджун на протяжении долгих лет так страстно пытался побороть. То, что Чимин и Сокджин были омегами, никоим образом в его глазах не определяло их как людей. На первом месте был их талант, характер, шутки, мудрость, сила — именно это делало их самими собой. Их статус как омег был на последнем месте в списке. Но причудливым образом лишь одним взглядом Сокджину удавалось полностью переворачивать его приоритеты. Намджун начинал ощущать, что читает его действия неправильно, и его разум терял покой, закручивался в тугую спираль сожалений, а в желудке упрямо полыхало. Через три дня после возвращения домой, он обнаружил на полу выскользнувший из книги номер. Долго посмотрел на него. Подумал. Позвони ей. Развлекись! Когда последний раз он нормально трахался с кем-то? Это должно быть секретно, безопасно, и он наконец-то сможет попробовать секс в течку, а Седжин ни слова не скажет об этом Пиди-ниму — он почти пообещал. Но он желал омегу, который был бы более… возбуждающим? Или более знакомым? Это ведь не были взаимоисключающие вещи? Смяв бумажку, он отправил ее в мусорное ведро возле дверей и издал негромкий победный звук, когда комок салфетки попал в цель. Жалко, что никто не видел, как классно он метнул. Джиён оказалась лишь первой из великого множества людей, предлагавших ему что-либо напрямую — среди них были и омеги, и беты, и альфы. Когда зов плоти стало невозможно игнорировать, он начал отвечать и встречаться с некоторыми из них. Хосок вслух замечал, что Намджун был падок на длинноногих омег с узкой талией, темными глазами и потрясающими шеями. Но он выбирал их с осторожностью, чтобы не подвергаться такому же огромному риску как с Джиён, и эти ночи бывали нечастыми, а наутро он всегда испытывал странное чувство вины, от которого не мог отделаться. Он знал, что все это делалось лишь ради секса — и вскоре наскучило ему быстрее, чем он ожидал. С возрастом вероятность, что он примет чей-то номер, становилась все меньше. С дружелюбной прохладной улыбкой он возвращал клочок бумаги обратно в руки дающего, а затем, развернувшись спиной, возвращался к стае, чтобы пересчитать их по головам: все шестеро на месте, включая Сокджина с волосами розовыми, серыми, черными или пшеничными. Иногда он задумывался, не отказывает ли себе слишком во многом, но, когда его окружали мемберы, и Тэ или Хоби тыкались носом ему в шею в поисках запаха, он чувствовал себя довольным и наполненным до конца. Интрижки подождут — он рано или поздно срывался, ослабленный месяцами без секса — но эти связи всегда могли подождать, и всегда шли по важности лишь после дел стаи. Сокджин улыбался ему из-за стола напротив во все более дорогих ресторанах и на все более престижных шоу награждений, и Намджун становился счастливее, чем когда-либо. Его рука привычно приземлялась на сокджиново плечо, и они вместе шли по красной дорожке, смеясь и шутя. Сокджин засыпал на его плече, когда они возвращались в отель на машине — и было бы безумием подумать, что Намджун предпочел бы этому другого и других.***
Намджун никогда не позволял себе представлять Сокджина в течке. Наверно, к лучшему. Омеги — согласно фильмам и сериалам — становились просто пластилином в руках своих альф, податливыми, хнычущими, изгибающимися от разрывающего их желания. Сокджин пока не подходил ни под одно из этих описаний. Пожалуй, Намджун уже представлял, как раскладывает Сокджина прямо на кухне — инстинкты велели сделать это, все внутри трепетало от румяного вида Сокджина с терпко вьющимся в воздухе течным запахом. Он был на самом ее краю — только подтолкни — но Сокджин снова положил руку ему на грудь, возвращая на землю. Намджунова рука все еще крепко держала его за талию, удерживая их тела вместе. Пальцы Сокджина переместились на чужое предплечье. Скулы его полыхали, губы были греховно алого оттенка, а идеальная несколько минут назад прическа — в легком беспорядке. Потянувшись за очередным настойчивым поцелуем, Намджун услышал: — Прежде чем мы начнем, ты должен принять душ, — и остановился. Намджун все еще следил за его влажными губами — сладковатыми и мягкими — поэтому прижался сильнее, чтобы снова поцеловать. Сокджин почти ответил — а потом отклонился, прерывисто вбирая воздух через нос. — Душ, — он звучно сглотнул. Взгляд метнулся от губ Намджуна к его глазам и обратно. — А потом… потом в спальню. — Все, что тебе будет угодно, — пообещал он, сдавливая сокджиново бедро и чувствуя, как гулко бьется разогнавшееся сердце, как кипит жарким желанием кровь. — Ты гнездился? — голос стал еще ниже, чем прежде, передавая интимность вопроса — омеги рассказывали подобное только избранным. Сокджин покраснел еще сильнее. — Нет, я обычно не делаю этого. — У всех по-разному, — успокоил его Намджун, все же пытаясь скрыть удивление — он даже ждал от Сокджина этого, учитывая его любовь стаскивать к себе все одеяла и подушки в доме. Каждый омега отличался своими особенными привычками, и Намджун желал узнать их все. — Тебе нужно написать остальным, — рассеянно напомнил Сокджин: — насчет того, где ты. Выдумай что-нибудь. Голова Намджуна наконец-то прояснилась — точно, стая. — Да. Конечно. Неведомым образом им все же удалось расстаться в коридоре. На полке гостевой ванной комнаты Намджун обнаружил нейтрализующий запах гель для душа и по просьбе Сокджина использовал его, смывая с себя стаю. Такова была прежняя жизнь? До Юнги, Чонгука, Хосока, Тэхёна и Чимина? Остался лишь запах Намджуна, и для Намджуна он пах ничем: лишь отсутствием стаи, чем-то девственно-открытым. Выйдя из душа, он обнаружил, что его одежда, оставленная на полке, исчезла. Сокджин подменил ее свободной белой футболкой и пижамными штанами с Арджеем; сверху покоился намджунов телефон. Не имея другого выбора, Намджун быстро вытерся насухо и оделся — слабоватый аромат Сокджина, осевший на ткани и на его коже, принес щекочущее удовольствие. Остановившись посреди ванной комнаты, он вытер о штаны вспотевшие после душа ладони. Воздух весь был пропитан Сокджином, аромат пел, как сирена, искрил, как уголёк, и Намджун уже был возбужден только из-за него. Нечто темное и бурлящее решимостью таилось внутри, мешаясь с волнением. Он нервничал. планы поменялись, написал он в чат стаи, поеду навещу родителей. Это была правдоподобная ложь. Юнги среагировал почти моментально: ты в порядке? ага, ответил он: понял что надо немного перезарядиться. я напишу. Юнги прислал палец вверх. Чимин начал спамить жалобами, что Намджун сорвался и уехал, даже не пометив на прощание! Если бы только Чимин знал, что теперь на Намджуне больше не было его запаха, он бы расстроился. Сокджин исполнил свой долг, твитнув утром селку. Фанаты начинали беспокоиться, когда стая слишком долго не выходила на связь, и этот твит давал Сокджину по крайней мере несколько дней форы. Остальные пообещали поддерживать в соцсетях активность, чтобы не давать лишнего повода фанатам слишком много размышлять над тем, куда он пропал. Теперь они оба были в полной тишине, отключены от всего. Не только от мира, но и от компании, стаффа, даже собственной стаи. Они вдвоем, абсолютно одиноки, как не были никогда. Что им делать в таком одиночестве? Что делают в течку альфа и омега? Он заметил в зеркале нахмуренные брови, влажные выбеленные волосы, отброшенные со лба назад. Он чувствовал каждую клеточку тела от пяток до кончиков пальцев, но в конечностях ощущалась тяжесть, кулаки были крепко сжаты. Кожу покалывало от нетерпения — она жаждала прикоснуться к другой. Встретить Сокджина в спальне. Он дважды проводил гон с партнером: первый раз случился с одноклассником, когда их родители уехали из города. Он слишком сильно желал испробовать его, но для обоих все прошло не слишком гладко. После переезда в Сеул он провел гон со знакомой омегой, в свою очередь желавшей испробовать секс во время гона. Оба раза он был подростком, но по-юношески крепко убежденным в собственной зрелости для подобного секса. Конечно, его тело тогда было готово. Но разум? Едва ли. Покинув ванную, он босиком медленно шел по мраморному полу навстречу зовущему его аромату течки Сокджина, углубляясь все глубже в квартиру, и думал, что наконец-то понял все: и партнерство, и течки, и гон. Спальня Сокджина была весьма похожа на комнаты их общежития. Одна из стен состояла целиком из стекла; прозрачная дверь вела на балкон, усаженный деревьями в больших вазонах. Пол был покрыт дорогим гладким деревом, стены выкрашены в кремовый белый, а кровать, стоящая посреди комнаты, казалась огромной под своими черными простынями и завалами подушек — их было так много, что Намджун все же позволил себе усомниться в том, что Сокджин не гнездился. Сокджин стоял возле нее, с недовольным видом перекладывая подушки в попытке придать им какой-то порядок, известный только ему — стоило поднять голову на вошедшего Намджуна, как морщинки на лбу разгладились. Глядя на Сокджина, Намджун осознавал свою цель с потрясающей ясностью. От его внимания не ускользнули две вещи — и из-за них внутри все сжалось. Во-первых, Сокджин снял узкие джинсы, полупрозрачную рубашку и украшения, оставшись в широких серых пижамных штанах и оверсайзном намджуновом худи. На кончике носа красовались круглые очки в тонкой черной оправе. Намджун оставил худи в ванной — теперь в нем был Сокджин. Самый желанный омега Южной Кореи, пахнущий предопределенностью расцветающей течки, был в одежде своего избранного альфы. Принятие покровительства. Согласие на притязание. Возбуждающе. Во-вторых, Сокджин поместил на шею течный телесный пластырь прямоугольной формы примерно в два раза больше спичечного коробка. Он был накрепко приклеен к сокджиновой коже прямо над его запаховой железой — обычная практика для того, чтобы защитить ее от укуса альфы-партнера. Чтобы не дать это сделать Намджуну. На секунду у него родился внутренний протест. Однако во время течек омеги были очень чувствительны: их партнеры должны были бережно прослеживать, когда заканчивалась зона мягких прикосновений и ласковой похвалы, и начиналась другая игра. Его пальцы сжались и разжались, нетерпение прикоснуться к сладости сокджиновой течки превозмогало. — Перед тобой мне не нужно наряжаться, — пояснил Сокджин, показывая на свое лицо. Точно, он избавился и от макияжа. Кажется, он истолковал взгляд Намджуна абсолютно неправильно. — Ты выглядишь прекрасно, — сказал он, и тот моргнул, краснея. Он нервничал. Они оба нервничали. Намджун сделал шаг вперед. — Я написал им. — Да? Хорошо, просто чудесно, — Сокджин похлопал по подушке, укладывая ее нужным себе образом, и стоило только Намджуну подумать, что теперь дело за ним, вдруг сказал: — Полагаю, ты хочешь увидеть анкету. Намджун вскинул брови. — Что? Анкету. Отправляя запрос в компанию Дэвона, Сокджин заполнял что-то, и он уже открывал на телефоне файл: это был длинный список сексуальных предпочтений, где у каждого вопроса значилось «пожалуйста, уточните». Намджун мельком увидел карандашные пометки. Опустившись на край постели, Сокджин протянул ему телефон. — Все тут. — Ага, — выдавил Намджун, не отрываясь от экрана. По сути, это было описание сексуальности Сокджина, так или иначе, и вполне имело смысл: со стороны омеги было правильно дать альфе понимание, чего он желает, а с чем не хочет иметь дела вовсе. Сокджин не отметил связывание, и это была довольно значимая деталь для любого партнера. Намджун, все еще чувствуя себя ошеломленным, прочистил горло. Сокджин прищурился. — Без комментариев, пожалуйста. — Эй, нет-нет, — Намджун торопливо вскинулся, встречаясь с ним взглядом. — Я очень рад, что ты решил мне показать это. Спасибо. Сокджин заметно расслабился. Намджун умел бегло читать сценарии шоу, запоминая, кто что говорит и кто куда идет. По сути, теперь это был сценарий, что альфа должен делать с Сокджином. Где его касаться. Что произносить. Опросник был очень подробным. Засосы? Абсолютное «нет», что было объяснимо и жизненно важно, учитывая, что Сокджину через несколько дней выступать. Шлепанье? Несколько поощряющих ударов вполне допустимы. Игра с сосками — точно «да». Проглатывание спермы? Да, Сокджин был на это согласен. Блять. Блять, ладно. Секс-игрушки? Сокджин предоставит свои собственные, альфа вправе пользоваться ими по необходимости. Нежно или грубо? Грубо. Грязные словечки? Да. В списке допустимых имен значились «шлюха», «омега», «хороший мальчик». Это было на удивление… развратно. — Чего? — встрял Сокджин, и Намджун слишком поздно понял, что хмурится. — Ничего, просто… — Говори, — резко настоял Сокджин, складывая руки на груди. — То, что ты хочешь, тоже имеет значение. — Хён, — со слабым протестом выдал он, смущенный напором. Течки были ни разу не об альфах. — Я тебе целый список показал. Мне нужно что-то взамен. Помедлив, Намджун решился: — Я просто… эм, я не хочу звать тебя… вот так, — он выделил на экране слово «шлюха». Он прекрасно понимал, что это предполагается в качестве дразнящего, сексуального и возбуждающего, когда все понимают, что это лишь условность, но… не в этот раз. — Ты не против? — Не против. Предпочитаешь что-то другое? Так по-деловому. — Не имеет значения, что я… — Имеет, — перебил Сокджин. — Если бы это был гон, как бы ты хотел меня называть? Фраза прозвучала так, словно Сокджин предполагал, что присоединится к нему для гона, и Намджун возбудился еще сильнее — боже, как он был слаб. Но на сам вопрос он, по сути, даже не знал, что ответить. Чего он хотел? — Я скажу тебе, если на ум что-то придет, ладно? — пообещал он, и Сокджин успокоился. Ни одно из сокджиновых предпочтений не казалось из ряда вон (посасывание пальцев — кинково, но в пределах разумного), однако — брид плэй. Сокджин отметил его. Жанр был бешено популярен в интернете: омеги с сочащимися семенем дырами, альфы, мурлычущие «я буду ебать тебя, пока каждый не увидит, что ты зачнешь моего ребенка». Не всем это нравилось — девиз «секс для беременности» уже давным-давно остался в прошлом, и течка с гоном часто просто использовались лишь для секс-отпусков, возможности отдохнуть. Намджун однажды скачивал брид плэй порно, и стая моментально нашла его на их домашнем компьютере — вернувшись следующим вечером в общежитие, он обнаружил всю стаю, вытаращившуюся на монитор, откуда доносились громкие стоны и звонкие звуки грязного совокупления, по мере которого альфа рычал «я обрюхачу тебя как шлюху, которой ты и являешься», а омега ныл «да, альфа, дай мне все, что можешь, я хочу выносить твоих детей» — ну или что-то подобное. Оторвавшись от экрана с глазами круглыми, будто монеты, Хосок спросил: — Джун-а, так вот что тебе нравится? — Тс-с! — зашипел завороженный действом Тэхён. Юнги наклонил голову набок, будто пытаясь оценить потуги альфы, глаза Чонгука были так распахнуты, что чудом не выскакивали из орбит, а Хосок шептал ему на ухо, что из подобного порно не стоит черпать информацию о реальном сексе. У Сокджина на скулах угадывался алый цвет, а аромат цвел сильнее, чем обычно. — Альфа-хён, это так развратно, — сказал Чимин. Пойманный на узел омега рыдал с монитора. — Хорошая сука, — бормотал ему в ухо альфа. Когда видео закончилось, в общежитии повисла тишина. После паузы очнулся Тэхён. — Может, еще посмотрим? В образовательных целях. Собственно, да. Брид плэй. Намджун мельком представил распростертого под собой Сокджина, услышал в голове свой голос, обещающий зачать ребенка: это была первейшая цель любого альфы, как бы он ни притворялся в обратном. Он всегда понимал, что это было желаемо для него — однажды. Возможно. Сегодня. Его внутренности сдавило от вновь захлестнувшего желания. — Хорошо, — сказал он, пытаясь себя успокоить, пока Сокджин забирал телефон, чтобы бросить его на столик у кровати. — Меня все устраивает. В кино альфы просто обходительно и нежно подхватывали возлюбленных омег на руки, чтобы отнести в постель, но с новой информацией Намджун чувствовал себя еще более нервно. Танцы перед шестидесятитысячным стадионом казались более простым делом, чем обхаживание течного Сокджина, сидящего напротив в слишком широком для него намджуновом худи. С долей разочарования он понял, что спустя столько лет все еще немеет в его присутствии, как если бы ему все еще было семнадцать, а в кармане лежала тысяча вон. Сокджин выбрал его — он должен был чувствовать себя уверенно и приятно, но вместо этого ощущал лишь скованность и страх. Спокойнее, будь спокойнее — сказал он себе и провалился. — Ты такой красивый, — сказал он, потому что был полным идиотом и прекрасно это понимал, но господи. Боже, это была святая истина. — Конечно, я красивый — ты что, вчера родился? — недовольно отозвался Сокджин, но в его голосе не было обиды. — Не совсем. Уже довольно давно, вообще-то. — Ага, — слабо сказал Сокджин, все еще сидя на краю постели выпрямленным в струнку. Его аромат полыхал течкой. — Я просто новичок в этом деле, скажем так, — медленно произнес Намджун. Сокджин придвинулся чуть ближе, не сводя темных глаз: — Классно пахнешь. — Да? — приободрился он. — Ага, — Сокджин переместился на середину постели, воззрившись на него с ожиданием. — Правда. Ладно. Круто. Окей. — Ну, хочешь, чтобы я… Сокджин наклонил голову, открывая шею и не прерывая зрительный контакт. Обмен запахами. Помечание. Это было знакомо. Взобравшись поближе, он толкнулся носом в его шею, ныряя в спелость аромата. Как еще это можно было описать? Такой акцент всегда неуловимо был с ним, но теперь это была яблоня в цвету, маковое одурманивающее поле. Пока Сокджин стягивал с себя очки, Намджун заметил, что его свободные штаны тоже топорщатся. Очки полетели к телефону. Простыни издавали запах цветочного кондиционера, шуршали и хрустели чистотой — только для них двоих. Бог знает, насколько долго. Встав на колени, Намджун опустил руки на бедро и плечо Сокджина, осторожно ведя носом по хрустальному сокджинову горлу. Аромат сильнее всего ощущался возле течного пластыря, поверхность которого выглядела чуть неровной. Его собственный запах в ответ усилился — Сокджин еще не пах им, и это преступление совершенно точно подпадало под юрисдикцию международного военного трибунала. Помечая Сокджина, как делал тысячи раз прежде, он вдруг услышал слабый вздох удовольствия. Теперь Сокджин пах возбуждением — все сильнее с каждым намджуновым прикосновением. Это был не обмен запахами между членами стаи, а прелюдия. Его член становился все тверже, а Сокджин похныкивал. Намджун носом прижался к коже за ухом Сокджина, шумно вдыхая. — Хорошо? — Ага, — подтвердил Сокджин. Его губы призрачно касались линии чужой челюсти, и Намджун нырнул вниз, чтобы увлечь их в поцелуй. Сокджин воспользовался возможностью лечь целиком, утягивая за собой Намджуна. Он сжал сокджиново бедро, пальцами нервно мазнув по ткани, и навис над Сокджином. — Я могу прикоснуться к тебе? Тот облизнул губы. — Да. — Да? А здесь? — спросил он, ведя чуть отросшими ногтями по открывшемуся участку теплой кожи. Сокджин в талии был узким, гибким и мягким будто воск; на широких плечах было раздолье для поцелуев и укусов, в то время как талия словно была создана, чтобы за нее держались. — Всюду, — прошептал Сокджин. — Ты можешь прикасаться ко мне повсюду. Началось, подумал он, и ладони внезапно взмокли и задрожали, внося в движения суету и неловкость. Он всегда ломал вещи — пульты управления, дверные ручки, телефоны, очки… Сокджина он сломать не хотел. Полностью переместившись так, чтобы быть сверху, он поцеловал его, беря контроль, выцеловывая из Сокджина дыхание. Тот испустил стон и тут же откликнулся, рассыпаясь под ним, приглашая на себя, раздвигая ноги, чтобы дать ему больше пространства. Их языки встретились. Он должен был вести себя, словно омега был его, как будто они планировали эту течку много месяцев, чтобы укрепить свою связь. Он толкнулся ближе, оказав весом ощутимое давление на чужие бедра. Ощущение пойманного под ним Сокджина было запредельно хорошим. Его омега был разложен под ним. Только для него. Он хотел. Боже, он чувствовал иссушающее желание, когда они вместе стягивали с Сокджина худи, обнажая идеальную бледную кожу — чуть покрасневшую, чуть теплую, с затвердевшими сосками и отзывчивыми мурашками в местах касания Намджуна. Он был потрясен откликом его тела, мягко прослеживая пальцами сокджинову грудь. — Ты всегда настолько чувствителен? — Нет, — придушенно отозвался Сокджин, выдавая переполняющий его жар, когда палец Намджуна описал круг на его соске. — Я чувствую… боже, это настолько… Он оттолкнул его, чтобы быстро скинуть с ног пижамные штаны. Намджун замер. Сокджин остался лишь в черных кружевных брифах — хотя всю жизнь предпочитал скорее комфортные хлопковые боксеры. Чимин всегда настаивал, что его зад, будучи мягким, шелковистым и персиковым, заслуживал подобающе мягкого, шелковистого белья. Сокджин решился. Намджун коснулся кружева, растянутого заметным стояком, и ощутил всплеск в аромате Сокджина — он стал еще тяжелее. — Специально для течки? — Да, — выдохнул Сокджин: — подумал, что моему партнеру они бы понравились. Он правильно подумал: Намджун был не в силах отвести взор, любуясь гладкими мягкими бедрами, черными натянутыми брифами, линиями четко очерченного живота, мягкой груди и широких плеч — переходя к чистой непомеченной шее, подпухшим губам, темным глазам и блестящим растрепанным черным прядям. Омеги зачастую хотели преподнести себя избранному партнеру по течке — принести удовольствие, соблазнить. Намджуна не нужно было соблазнять. Он оставил влажный поцелуй на животе Сокджина, мягко придерживая за бедро. — Пиздец. Ты очень сексуально выглядишь. — Ты должен их снять, — едва слышно отозвался Сокджин. Намджун прижался лбом к теплой коже его живота. Он должен их снять. Конечно. Соберись. Сосредоточься. — Джун-а, — голос Сокджина ворвался в его разум, разрывая клубок нервозности и жажды. Он взглянул ему в глаза — и тот смотрел на него спокойнее, чем несколько минут назад. Опустив руку, он пригладил еще влажные пряди, ласково убрав их со лба — это было знакомое проявление нежности. — Мы больше не дети. Юность прошла. Он отлично это понимал. Интимная эпиляция не означала полного избавления от волос — он понял это, когда кружевные брифы полетели на пол. Налитый кровью красивый член изогнулся вдоль живота; у его основания виднелись осторожно подстриженные волосы, но во всех остальных местах он был идеально гладок — на ногах, в изгибе между ними и между ягодиц. Намджун ощутил аромат прежде, чем коснулся. Его пальцы увлажнились. Мягкий рык срезонировал в намджуновой глотке — он выражал удовольствие и призыв, отчего Сокджин раздвинул ноги с нетерпеливым вздохом. Не думая, Намджун запустил влажные пальцы в свой рот и попробовал их — вкус на языке был более кислым, чем он думал, но не менее притягательным. Грудная клетка и живот Сокджина, зайдясь волной, выдали неверное дыхание. Он не отрывал от чужих пальцев глаз. — Вкусно, — Намджун медленно облизнулся, снова опуская руку вниз — и Сокджин оказался еще мокрее, чем прежде. Пальцы описали круг по колечку мышц. — Готов? Сокджин дернулся и кивнул. — Да. Течка возобладала, перекрывая все иные инстинкты. — Пожалуйста… Боже, Сокджин нуждался — в нем? Сколько ночей Намджун провел, фантазируя о… В следующий же миг у него вырвалось: — Хочу назвать тебя своим, — сердце сдавило от осознания, что он только что произнес. Его омега. Его партнер. Его собственный, только для него — касаться, пробовать. — Знаю, что этого не было в опроснике, но… — Зови, — быстро согласился Сокджин, задыхаясь от того, что Намджун продолжал давить на вход, не продвигаясь дальше. — Да, это… мне нравится. — Точно? — спросил он, дразня указательным пальцем и чувствуя, как Сокджин становится все мокрее. — Д-… да. Я не хотел, чтобы Дэвон… — его прервал рык Намджуна, и Сокджин резко умолк, двинув ответно бедрами, отчего пальцы покрылись еще большим количеством смазки. — Блять. — Блять… — отозвался эхом Сокджин, будто не в силах сдерживаться. — Намджун-а… — Мой, — выдавил он, убирая руку. — Да, — выдохнул Сокджин, звуча почти умоляюще. — Пожалуйста… Подхватив его под ягодицы, он раздвинул их и накрыл ртом сокджинов член. Господи, раздалось в голове. — Господи, — отозвался Сокджин. Его член был толстым, и скользнул глубже с влажным звуком растекшегося по стволу предэякулята и слюны. Сокджин оказался соленым и горьковатым, но это лишь дополняло вкус до этого. Осторожно слизнув вновь выступившую на головке каплю, Намджун ощутил, как под ним содрогнулся Сокджин. Опуская голову ниже, он провел пальцами по шелковой коже его талии, большими пальцами оглаживая выступающие тазовые косточки. Выпустив член изо рта, он всосал его головку, покрасневшую и блестящую от влаги. Сокджин глядел на него сверху вниз с неким затуманенным шоком. Его руки запутались в намджуновых волосах, а бедра шевельнулись с задушенным «да». Получив необходимое поощрение, Намджун жадно вобрал больше, растягивая губы. Боже, Сокджин должен выебать его в рот — дойти до края, вбиваясь в глотку срывающимися толчками и крича его имя. Однако течка была важнее — Сокджин буквально касался простыней коленями раскрытых ног — не говоря уж о силе аромата и том, как он намок. Создав во рту вакуум, Намджун приставил ко входу два пальца и на этот раз, не дразня, протолкнул их внутрь, не встретив никакого сопротивления, но услышав сдавленное восклицание. Бедра дрогнули. Пальцы погрузились так легко, так мягко и тепло, что Намджун сразу почувствовал на подушечках тесноту и жар. Воздух прорезал громкий влажный звук — он начал его разрабатывать. Реакция Сокджина захватывала дух: смесь из «Джуни» и «боже», бедра, имитирующие маленькие толчки в поисках рта Намджуна и его пальцев. Не оставалось сомнений, что его омеге было хорошо — и это бесконечно удовлетворяло. Его член пульсировал от вкуса Сокджина на языке, который становился все ярче от каждого движения головы и пальцев, впивающихся в сводящий с ума тугой жар. — Да, — простонал Сокджин, пальцами перебирая волосы Намджуна — беспокойно, торопливо. Тот прижал плоский язык к нижней части члена и сомкнул губы. — Блять. Пиздец. Пожалуйста, я… Он сглотнул вокруг Сокджина, доводя себя до исступления от вкуса. Сокджин расставил ноги еще шире. — Пожалуйста… Пожалуйста, еще… Намджун никогда еще не раздевался быстрее. Незащищенного секса у него не было уже много лет с… как раз с того гона в семнадцать. Гоны и течки были слишком уж грязными для презервативов, поэтому все обычно полагались на противозачаточное. В общем-то, сама цель и была в этой грязи — наполнить до избытка, опустошить до дна. Он стоял на коленях между сокджиновыми ногами, распростертыми на простынях, обнаженный и с таким стояком, что внизу живота болело, посылая по телу зуд. Сокджин двинул тазом — призывно, завлекающе — глядя прямо ему в лицо. Намджун переместил руки с его коленей на середину бедер, мягко вжимая ногти в разгоряченную кожу. Сокджин смотрел на него голодно и вдруг потянулся, чтобы провести по груди. Намджун занимался в зале — не как Чонгук или Тэхён, конечно, но у него были мускулы, и они ощущались совершенно иначе под пальцами Сокджина, прослеживающими линии груди с темным течным взглядом. Почти стеснительно ладонь Сокджина коснулась его члена, осторожно притягивая ближе и вынуждая Намджуна двигаться. Нет, это было не стеснение. Это было предложение. — Да, — подтвердил Сокджин, когда Намджун снова навис над омегой, глубоко его целуя. Поцелуй был мокрым от языка, и намджуново сердце стучало так стремительно, что он слышал свою кровь в пальцах, паху и груди. Прервавшись, Сокджин сказал: — Ты на вкус как… — Как ты, — закончил за него Намджун, снова роняя на чужие губы поцелуй. — И ты на вкус просто восхитителен. Ресницы Сокджина дрогнули. — Да? — Господи, — выдохнул тот. — Почему ты вообще спрашиваешь? Он посмотрел вниз, где, выдавая его, блестела сочащаяся красная головка. Погружаясь лицом в изгиб сокджиновой шеи, он снова начал помечать его, все настойчивее теперь целуя и вылизывая кожу. Он желал пометить Сокджина целиком, чтобы запах принадлежал только ему и никому больше. Сокджин задрожал под ним, голова откинулась назад, и любой альфа узнал бы в этом движении дозволение — «капитуляцию», как более архаично называли его некоторые люди. Сокджин двигался под ним на краю терпения, и весь его вид выдавал ожидание. Намджун читал его как книгу. — Я с тобой, — пообещал он в требовательный поцелуй. — Тс-с, я с тобой. Сокджин почти плакал. — Я дам тебе желаемое. Он взял в ладонь свой член, направив его вдоль мягкого перинеума. Сокджин покрылся мурашками и издал сдавленное «да». Думал ли Намджун когда-нибудь, что по-настоящему сможет быть с… Сокджин был мокрым и готовым для него настолько, насколько омега вообще мог быть. Намджун начал входить одним гладким проскальзывающим движением, не чувствуя никакого сопротивления — и Сокджин издал стон, наполненный одним лишь чистым удовольствием. Намджун никогда прежде не чувствовал подобного. Его член погрузился с такой же легкостью, с какой Сокджин принял его. — Боже, — охнул Сокджин, выгибаясь в спине. Он был тугим, жарким, скользким и открытым максимально — только для него. Чувствуя в голове туман, Намджун встретил его губы. — Блять. Сокджин захныкал, его голос почти сорвался на плач. Намджун обрушился с поцелуями на линию его челюсти, прослеживая губами шею со вкусом солоноватой смазки, где Сокджин пах самим собой, Намджуном и течкой. Все только для Намджуна. Господи, какой хороший омега, так легко и жадно принимающий, такой ненасытный… — Какой хороший омега, — вслух сказал он, и Сокджин в ответ сжался вокруг него — это чувство отдалось в намджуновом животе, паху и промежности плотным узлом удовольствия. — Поверить не могу, что я внутри тебя. Боже, малыш… Войдя почти до конца, он замер. Этого могло быть слишком много. Пальцы до синяков сжали сокджинову талию. — Ты хочешь целиком? Сокджин, с трудом дыша, взглянул вниз. — Это что, еще не все? — Нет, — и Намджун двинулся, наполняя до конца. Рот Сокджина распахнулся, глаза раскрылись, и через пару долгих мгновений он шокированно застонал. Намджун поцеловал уголок его рта. — Тише… ты отлично справляешься. Он был внутри до конца, целиком накрыв собой Сокджина. Их кожа в местах соприкосновения начинала краснеть; руки Сокджина скользнули на поясницу Намджуна, удерживая его на месте впившимися ногтями. Сокджин выглядел роскошно. Разложенный, наполненный, темноглазый, с багряным блеском на груди и шее, с опухшими и блестящими от слюны губами и неверным дыханием. Бедра Намджуна уже двигались: мозг отключился, и тело взяло над разумом верх, реагируя на нужду Сокджина. Тот запрокинул голову. Соски затвердели, член тек уже обильно, смачивая низ живота Намджуна, который приподнял его бедра с постели и начал втрахиваться внутрь. На мгновение он был поражен, насколько это было грубо. Ебля с одним единственным предназначением, о котором он знал, просто потому что Сокджин был прекрасно раскрытым, узким, влажным и теплым — и принадлежал ему. Целиком. — Как хорошо, — выдохнул он. — Боже, так… хорошо, просто пиздец. — Да? — спросил он, выходя и снова целиком погружаясь внутрь. — Вот что тебе нужно, значит? Сокджин захныкал и кивнул. Его протаскивало по постели от силы толчков. — Больше, — выдохнул он. — Мне нужно больше… пожалуйста. И он дал больше — жестче, быстрее, глубже, но этого все равно казалось недостаточно. Выйдя, он перевернул Сокджина на живот, и тот послушался, оглядываясь через плечо, когда Намджун поставил его на четвереньки, шлепком заставляя отклячить зад. Поравнявшись с ним, он проследил, как вымазанный в блестящей тягучей жидкости член погружается в розовую дырку. Издав в подушки приглушенный вой, Сокджин не сдвинулся с места. Через пару секунд самообладание было потеряно: Намджун ебал его с силой, резко и быстро, впиваясь в талию пальцами, где уже начинали проступать красноватые следы. Их тела сливались с влажными звуками, бедра Намджуна с силой встречались с ягодицами Сокджина, бывшего почти в отключке от наслаждения. — Да, вот так, блять… да. Хорошо, как же хорошо, — лепетал он, надрачивая свой член. Только Намджуну стоило подумать, что он взял все под собственный контроль, как вдруг он услышал: — Хочу твой узел… пожалуйста. И дразняще изогнул шею, предлагая ее стороной, где виднелся течный пластырь с воспаленной под ним железой. — Пожалуйста, — повторил Сокджин. — Прошу… В ответ Намджун моментально начал набухать — господи, какой же прекрасный маленький омега ему достался. Он спрятал лицо в изгибе сокджиновой шеи и носом задел пластырь, вдыхая одурманивающий рассудок аромат. — Я боюсь причинить тебе боль, — выдавил он, продолжая двигаться внутри. Сокджин разочарованно застонал. — Не причинишь … пожалуйста, мне нужно, чтобы ты… — Дай мне время разработать тебя получше… Сокджин потряс головой. — Ты никогда не причинишь мне боль. Пожалуйста, — и Намджун остановился, пытаясь успокоиться. Рукой он обвил торс Сокджина, вслепую прижался губами к его уху, загнанно дыша и чувствуя, как сильно они оба взмокли. Сокджин снова предложил свою шею, и Намджун коснулся ее, помечая, чтобы услышать довольный вздох. — Ты такой хороший альфа, — от этих слов на загривке волосы встали дыбом, а все органы чувств напряглись. Сокджин вдавил себя в него, возвращая помечающий жест сполна, и пробормотал: — Ты не сможешь навредить тому, что принадлежит тебе. Намджун прерывисто выдохнул, большим пальцем оглаживая сосок Сокджина. Тот покрылся мурашками и сжался внизу. — Но я… — Мне нужно, чтобы ты… я хочу твой… в себе. Внутри себя, — Сокджин звучал почти отчаянно, теряя аргументы. Повернув голову, он выдохнул в чужие губы. — Джун-а, прошу. — Сокджин-а, я… — Альфа, — выдохнул Сокджин жарко и тяжко, словно ему сдавило грудь. Слова шепотом ложились на чужие губы. — Мне нужно это и ты сам. Пожалуйста. Встреть меня там, где я сейчас. Его лоб прижался к сокджиновому. — Ты уверен? — Прошу. Намджун сорвался. Поцеловал Сокджина в уголок рта, вернул руки на его бедра, примеряя хватку. Его. Целиком и полностью. Темное, первобытное и ревностное разрасталось в груди — его собственный. Умоляющий, плачущий от желания. — Попроси меня снова. Сокджин выгнулся под ним, гибко вытягивая спину, отчего Намджуну внутри стало еще теснее. — Ты дашь мне свой узел? — Конечно, малыш, — отозвался он, раскрывая ладонь на сокджиновом животе, испачканном смазкой и потом. Сокджин растаял в его руках. Сокджин мог уговорить его на что угодно — никто не имел над ним такой власти. — Тебе нужно будет расслабиться, а то может оказаться слишком много. — Да, да… Снова возвращаясь к ритму, Намджун теперь втрахивал в партнера свой узел, крепко обхватив Сокджина поперек тела и шепча ему воодушевляющие, успокаивающие вещи, губами касаясь лопаток и чувствуя себя абсолютно беспомощным перед ним. Сокджин был громким, громким настолько, что от каждого стона Намджун набухал все сильнее, и это чувство волнами распространялось по телу, обещая болезненное, сильное, но столь долгожданное освобождение. Сокджин вдруг сжался вокруг почти готового узла, мышцы его спины сократились, а кожа покрылась мурашками — он двинулся и насадился еще глубже сам, отчего Намджун толкнулся внутрь, раскрывая его сильнее — и после этого услышал, как Сокджин кончил со сдавленным рыданием, стягивая его член и оказываясь в ловушке. С рыком Намджун немедленно излился внутрь него, с трудом сдерживая содрогающиеся пальцы, когда его накрыл оргазм. Сокджин сдавливал его все сильнее, как самое жестокое и сладкое наказание и награда, и оргазм с каждой секундой связывал их вместе, поймав Сокджина на узле и пульсируя сквозь него целиком до вторящего ему плача. — Ты так хорошо принимаешь, — восхищенно выдохнул Намджун, потому что сколько бы раз он этого ни делал, омеги всегда тряслись от боли, заставляя Намджуна переживать от мгновенно накрывающей вины и расстройства. Сокджин отвечал на страсть лишь страстью, вбирая в себя узел и растягиваясь вокруг полностью; Намджун, помечая, сцеловывал с его шеи мурашки. Они отлично подходили друг другу — не могли не. — Господи, только взгляни на себя. Ты просто пиздец как хорош. Ты прекрасный омега. Боже, посмотри же на себя. Чей ты? — Твой, — выдохнул Сокджин, и его голос треснул на последнем звуке. От этого в груди Намджуна зарокотало, поднялось неведомое и жаркое, вынуждая кончить еще сильнее. — Да, мой. Весь мой. Блять, целиком и полностью, — он огладил бедра Сокджина и зарычал, чувствуя, как тот сдавливает его узел. — Боже, почему ты такой ненасытный… пиздец. — Ты мне так много дал, — бездумно пробормотал Сокджин, откидываясь на него. Семя. Он дал Сокджину свое семя. — Сможешь вобрать все? — Да, — мгновенно среагировал Сокджин, твердо соглашаясь. — Да, конечно. Пожалуйста… — Все твое, — пообещал Намджун. Сокджин застонал, лихорадочно и жадно. — Не больно? — мягко спросил Намджун, носом касаясь его шеи. — Больно, но это прекрасно. Приятно… прекрасно, — Сокджин сглотнул. — Ты такой огромный, Намджун-а. Давление между ними пускало по хребту мурашки. — Ты отлично справляешься, — похвалил он. Сокджин сжался, и Намджун в ответ прихватил зубами кожу на его плече, оставляя засос. Сокджин сжался еще сильнее и чуть не растекся в его руках — хорошо, как же потрясающе — но затем Намджун отпустил его и отстранился. — Прости. — Нет. Продолжай. — Но… — Нахуй агентство. Я не следую их правилам. Намджун ухмыльнулся, чувствуя укол удовольствия от возможности оставить свою метку. — Точно? Хочешь, чтобы я оставил следы на шее? Ему виднее. Сокджин обнажил шею, и Намджун уже прикусывал ее, от чего Сокджин похныкивал, дрожа бедрами и сокращаясь внутри. Ущипнув его, Намджун уже строил в голове грандиозные планы, набрасывал на мысленном холсте картины следов, которые он оставит на Сокджине — горло, грудь, живот, бедра… Блять. Он осторожно помог им лечь набок, Сокджин в блаженстве простонал, ощущая под собой мягкую постель, и в поисках прежнего давления снова подался назад, чтобы вновь вобрать в себя узел до конца. Они шли синхронно — Сокджин сжимался, Намджун выпускал в него все больше. Неудивительно, что люди писали об этом любовные пошлые песни — это было в равной степени так: почти наркотически опьяняющая связь, дарящая желание и боль единовременно, перекрывающая золоченый туман гормонального взрыва. Он обнял Сокджина, мягко прижимая к себе — мой. Мой. Намджун ронял на его плечи ленивые поцелуи, помечая кожу и рисуя пальцами на его животе медленные широкие круги — и от этого Сокджин забывал дышать. На животе он сосредоточился — он должен был быть помечен прежде всего остального. След. Принадлежность. Казалось, мир за пределами постели самоуничтожился и перестал иметь значение — и это была правда. Важно было только их существование, они вдвоем, слившиеся посреди раскиданных одеял и подушек. — Как давно у тебя было это? — спросил Сокджин. Они понемногу успокаивались, сердца бились медленнее. Переплетя вместе их ноги, Сокджин все еще прижимался к нему спиной. Намджун поцеловал его плечо, губами прослеживая вновь предложенную шею. То, как Сокджин предлагал себя, доводило до исступления. Никому, кроме него. Только ему. Только Намджуну. — О чем ты? — ласково протянул Намджун, целуя глотку Сокджина и поглаживая его живот. — Этот узел, — Сокджин выгнул шею, чтобы оглянуться на него, и сжался, чтобы уточнить, о чем шла речь. Намджун с шипением схватил его за бедро, все еще толкаясь внутрь. Сокджин охнул. — Блять, давно ли он у тебя такой? Намджун недоуменно моргнул. — Всю жизнь? Сокджин прищурился. — Что? И почему я узнаю об этом только теперь? Не сдержавшись, Намджун ухмыльнулся и потянулся к нему, чтобы прижаться губами к губам. — Нравится? — он почти мурлыкал. Его омеге нравился его узел. — Уф, что это? Убери от меня свою самодовольную рожу, — заныл Сокджин, отталкивая его лицо распростертой ладонью. Намджун уперто увернулся и схватил его за руку. Сокджин рассмеялся. Их пальцы переплелись, превращаясь в нежное прикосновение двух рук, опустившихся на подушку возле сокджиновой головы. — Я все еще в тебе, — напомнил Намджун, носом касаясь его. — Мне кажется, я нужен тебе здесь, хён. Оглядываясь, Сокджин облизнул истерзанные опухшие губы, томно наблюдая за альфой из-под полуопущенных век. — Ага, — мягко подтвердил он. — Думаю, нужен. Но вообще, я, пожалуй, мог бы и сам догадаться… как там пелось? «Я отымею эту суку своим узлом, как…» — Нет, — оборвал его Намджун, и Сокджин засмеялся. — Это был кавер, эти слова писал не я, и я поверить не могу, что ты вспоминаешь это, когда я… Сокджин заткнул его долгим медленным поцелуем, придержав за подбородок. Отринув, он соприкоснулся с ним носами и улыбнулся. — Я прощаю тебе юношеские ошибки. — Ты так великодушен. — Так и есть, — ухмыльнулся Сокджин, и Намджун смотрел на него во все глаза. Чужая рука скользнула в его светлые волосы, перебирая пряди и почесывая макушку так, что Намджун терял всякий здравый смысл. Сокджин смотрел на него так пристально, что становилось жарко, однако в его глазах было некоторое недоумение. — Хорошо, спрошу иначе. Когда… когда ты стал таким? — Каким? — Таким, — Сокджин прижался к нему. — Ты был дурацким альфой в разгаре пубертата, когда я тебя встретил. Намджун потянулся к его подбородку, и Сокджин предложил свою шею для обмена запахом. — Блять, — пожаловался Сокджин, и в его аромате снова угадывалось возбуждение. — Когда ты успел стать таким горячим? Поставив новый засос на его шее, Намджун прошептал: — Благодаря профессиональным дерматологам, фитнес-тренерам и стилистам. — М-м… нет, здесь нечто большее, — Сокджин увлек его во влажный поцелуй с языком. Нижняя часть их тел все еще пульсировала, но набухший намджунов узел начинал медленно опадать. — Не это сделало тебя безумно привлекательным. — А что еще, кроме того, что ты сейчас сходишь с ума от течки, будучи на моем узле? — Это не имеет значения. — Да неужели? — Лишь незначительная деталь, — пафосно настоял Сокджин. Намджун помолчал. — Значит, моя цель — это разрушить статус-кво. Сокджин заворчал и шлепнул его по руке. — Господи, прекрати слушать все, что говорит Юнги. Намджун вытаращился на него с напускным изумлением. — Ты знаешь, что бить своего партнера по течке — это невежливо? И неважно, насколько ты горяч. — Зато это правда. Я намного горячее тебя. Сокджиновы губы сложились в ухмылку, Намджун прищурился на него и попытался пощекотать — фатальная ошибка, потому что Сокджин дернулся и соскочил с узла, причинив Намджуну такую боль, что ему показалось, будто член сейчас оторвется. Они оба зашипели и охнули; Намджун сжал в кулаке простыни, считая мысленно до десяти, чтобы подождать, пока боль утихнет, а Сокджин рассмеялся и обозвал его придурком. — Только член не сломай, — предупредил он. — Мне он еще пригодится. — А потом? — Делай с ним, что в голову взбредет. Намджун фыркнул, и Сокджин снова расхохотался, от чего Намджун ощутил чистый неподдельный кайф, тут же затыкая звук сдавленным поцелуем и притягивая старшего ближе. Значит, это и есть течка? Поцелуи и смех в постели под кайфом от гормонов? Намджун не знал наверняка. Ему никто никогда о подобном не рассказывал. Сокджин нежно поцеловал его в ответ — и Намджун понял, что никогда не сможет от этого оправиться.Постскриптум
Раздумывая, не слишком ли он становится стар для работы в сфере секс-услуг, Дэвон сиротливо спускался к реке Хан. Он правда любил ее и весьма в ней преуспевал, но что-то внутри него желало большего, чем просто течного секса со знаменитостями. Он был человеком с разносторонними интересами и глубокой душой — порой он мечтал, чтобы у него появился тот, кому можно было бы посвящать свои стихи. Ах, если бы! Прислонившись к ограде набережной, он наблюдал за поверхностью воды, лучащейся в вечернем летнем солнце, как вдруг ощутил прикосновение к ноге и посмотрел вниз — рядом оказался ребенок лет четырех. Девочка тыкала пальчиком в пакет с чуррос. — Можно мне? — спросила она. Изумленно Дэвон огляделся. Родителей поблизости не было. Он протянул ей лакомство. — Мне нравится, — сказала она. — Что это? — Чуррос, — нахмурившись, ответил он. — Ты мне нравишься, — сказало дитя. — Ты пахнешь как друг. — О. Спасибо? — удивился он, услышав на расстоянии мужской голос — громкий и обеспокоенный. К ним приближался высокий худощавый омега, выглядевший на несколько лет старше, и мир вокруг Дэвона вдруг замер. Он никогда еще не видел столь обезоруживающе красивого омеги — и это впечатление только усилилось, когда он учуял его теплый мягкий запах. На шее не было партнерского укуса, хотя девочка была его дочерью. Пораженный осознанием Дэвон разомкнул губы: — Он был полным дураком. — Что? Кто? — Тот, кто бросил вас, — ответил Дэвон, и омега удивленно воззрился на него. На набережной пели птицы, а летний воздух помогал дышать легче. Дэвон понял, что влюбился — господи, он — и влюбился! Не так далеко отсюда Намджун взволнованно входил в сокджинову спальню, но Дэвон уже забыл, что сегодня чуть не оказался в постели Ким Сокджина. — Вам, — нервно спросил он: — нравятся стихи? // #справедливостиДэвону