лоскутное горхонское одеяло

Женщина в зеленом плаще двигалась вдоль забора из черных прутьев, курила и хмуро поглядывала в лиловое на рассвете небо. В руке она сжимала твидовый клатч с не таким уж мудреным инструментарием: дневником, пишущим пером и несколькими чернильными стержнями. Билеты с оборванными корешками и слегка поредевшая за время дороги валюта ютились в отдельном кармане. За лацканом, поближе к сердцу, дремал холодный портсигар с дамскими длинными сигаретами. Утренний холод, пустые улицы, сиреневые облака над серым горизонтом. Не больше четырех утра. Кто в приличном доме согласится принять ее в такое время?.. Впрочем, в одном особняке окна озарял теплый свет, а на балконе, опершись на перила, стояла девушка. Улыбнувшись сверху, она взмахнула юбкой — и рукой. — Подождите! Я открою… Юлия Люричева, ученая из области новорожденной конфликтологии, в гордом одиночестве искавшая решение всех мировых бед, удивленно вскинула брови. Поколебавшись, она ступила на дорожку до высоких ступеней особняка. Из головы все не шел длинный, блестящий всполох, кажется, слишком открытой юбки… — Я знала, что ты придешь, — припечатала с порога девушка, полураздетая и золотая, как заря. Сонные золотые же глаза нежно и приветливо обегали дерзкий столичный плащ, полосатые брюки, лаковые носки сапог — и снова возвращались к лицу, замирая надолго. — Юлия Люричева, знаменитая Прядильщица, магистр конфликтологии и прикладного детерминизма… — Да, это я… — С этой девушкой даже удивляться не хотелось, настолько нежной и чуткой она казалась. Юлия любовалась сама и отвечала несколько не впопад. — Но я ведь не писала старому Бураху о том, что приеду. Как вы могли?.. — Слава летит впереди человека, — затрепетала ресницами девушка. — Тем более твоя. Ты ведь хочешь навсегда, насовсем искоренить распри и раздоры, это благородная цель… — Сейчас я больше всего хочу вздремнуть, — виновато улыбнулась Люричева. — Ах да, и вот еще… Я много курю. Вы не будете против? Благодарю. *** Наутро Люричева выпила кофе, осторожно и обходительно выспросила о Каиных, тех самых строителях идеального общества, к которым она ехала, с некоторым удивлением, смущением и старательно задавленным сожалением забрала свои руки из пальцев барышни Ян, Евы, как она представилась, и вышла в утренний город. Вообще-то, Ева просила сообщить о пугающих гостях Каиным. Но Юлия только рассеянно улыбнулась: там, где не справлялись кулаки и ружья, помогали знания новомодных дисциплин: социологии и психологии. Старик и антропоморфный зверь после недолгого разговора согласились затушить костер и покинуть двор прекрасной хозяйки, а Люричева, щелкнув яшмовой — дерзкий и забавный подарок студенческих лет — зажигалкой, взялась за сигарету. По описаниям Евы — снова воспоминания жгли кончики ушей и путали мысли — она как раз успеет докурить до двора Горнов. Симона, того самого знаменитого Симона Каина, который научился мастерски сплетать причины и следствия, кроя идеальное общество и собственную судьбу, постигла смерть. Это ощущалось точно удар под дых. Люричева растерялась. Вообще-то это была не увеселительная поездка. От нее зависело… — Наша судьба теперь тесно связана с вашей, поэтому я хочу попросить вас… — начал было Георгий, младший брат прославленного Симона. Слово «судьба» лопнуло натянутой ниточкой в голове, точно нейронная связь, и Люричева согласилась. В конце концов, это была загадка чисто интеллектуального толка, особенно учитывая, что ни самого Симона, ни его тела она так и не увидела. С материальными врагами она также не ожидала встретиться — и очень зря. *** — …Но это же какое-то коллективное помешательство! — Отчаяние поглощало как болото с каждой минутой, с каждым глотком местного воздуха. — Кхм, наш приезжий профессор, Даниил Данковский, тоже говорил так в первое время, — заметил Александр Сабуров, Комендант. — Но потом вполне освоился. — Тот самый Данковский? Он здесь? — Люричева вскинула голову, от удивления распахивая глаза. — Вы не шутите? Знаменитый танатолог в опале? — О нет, ни в коем случае… Он живет в Ребре, я покажу вам, в Узлах. Может быть, он позволит вам войти в курс дела более… научным слогом. — Благодарю вас! «Хоть один здравомыслящий человек в этом бедламе», — вздохнула с раздражением Люричева, но перед глазами встала золотая дымка — здравомыслие не было абсолютным залогом ее симпатии. — Не забудьте заглянуть к моей жене! Она хотела что-то вам сказать… *** «Граф Калиостро», — с зябким холодком решила Люричева, отворяя дверь мрачного особняка на выступающем в Горхон мысе. На стенах в винных обоях висели бычьи головы, растущие из одной шеи, прямо в прихожей на длинном столе покоилось ужасное существо, похожее на выбеленную кость с козлиными ножками, под стеклянной витриной висело иссушенное женское тело с костяными ногами и черными паклями, скрывающими лицо — сквозь которые торчали железные пруты. Хозяин дома, прославленный танатолог, девшийся неведомо куда пять лет назад, вышел навстречу. Черный халат с алым кантом на рукавах и вдоль пуговиц сидел удивительно опрятно, почти как фрак, темные глаза смотрели цепко и глубоко, как сверлами, а толстый том в руке напомнил гримуар. Этот мужчина, знала Люричева, вывел удивительную теорию о причинах смерти. Он заключил, проводя дотошные эксперименты прямо в городе, что смерть есть не что иное, как каприз силы, обустроившей мир. Однако сила эта, развивал он мысль, есть не сила, но именно что каприз, что она — как сырая, непропеченная глина, которой умный и волевой человек может придать любую форму. Таким образом, — Даниил Данковский указывал ей на кресло и просил не курить, так как не выносит запаха, — таким образом, говорил он, смерть не страшнее капкана, который он и Каины, и прочие сильные и отважные люди могут усилием воли снять с себя, хоть и испытав некоторую… боль. Он вывел технику, он записал алгоритмы, он уходил в степь и встречался с тварями, уносившими жизни целым поселениям, он был расстрелян — во время гонений на Танатику, — но смог восстать из сырой земли. — Неужели эта людоедская теория — заметьте, лишь теория! — смогла вдохновить Катерину? — не поверила Люричева. — Именно она, хотя наша добрая Хозяйка трактовала ее превратно, — пожал плечами Данковский. — Но я не могу ее осуждать. Вы уже взбешены, а я прожил в этом городе — и этом мире — уже достаточно, чтобы понять. Его населяют суеверные идиоты, пожиратели земли, ставленники традиций. Я как-то в пылу обронил Катерине, что «сильные будут жить несмотря ни на что, а слабые должны стать сильными или погибнуть». Глаза ее в тот момент загорелись. Да, сказала она, и провозгласила себя проповедницей третьей силы. Силы Земли, силы слабых, тех, кто вернется в ту липкую глину, из который мы вроде как вышли. — Кажется, вы такой же, как они… Что за силы? Что за чудовища? — Та… фигура, что в витрине — это шабнак-адыр, глиняная людоедка, — Данковский поднес к губам чашку с кофе. — Мне пришлось выловить ее, чтобы после каждого несчастья суеверный народ не линчевал девушек и женщин. Теперь они знают, как выглядит чудовище на самом деле. Оно, кстати, живое. Умирает, только если поджечь. Люричева вздрогнула и обернулась. В прихожей было тихо. — Не волнуйтесь, — Данковский отмахнулся. — Она слишком меня боится, чтобы пошевелиться. А вот экземпляр на столе — некий Альбинос, рассадник чумы, оборотень и вампир, как его кличут дети, умерщвлен, ибо в живом виде наносит ущерб и распространяет зловредное заболевание. Госпожа Люричева, а вы уже по… Данковский оборвался и пусто посмотрел перед собой, словно сверяясь с текстом пьесы. — Прощу прощения, я нарушаю чистоту эксперимента. Вы хотели у меня что-то еще спросить? — У кого я могу узнать, — Люричева тихо, подавляя раздражение, как отлично умела, вздохнула. — У кого я могу узнать хотя бы намек на причину гибели Симона? Кто следит за новостями? Кому доносят сплетни? — Это к вам нашему второму эшелону знати, — тут же нашелся Данковский. — Девушки: Анна Ангел в Земле, Лара Равель в Узлах, моя соседка, кстати, и… Ева Ян, Каменный Двор. Он произнес последнее имя как-то странно, Люричева зацепилась, по интонациям, выражению лица, подпрыгиванию пальцев сделав однозначный вывод: любовница, бывшая или нынешняя. Стало печально. — А как вы относитесь к барышне Ян? Можно ли доверять ее словам? — Абсолютно, — серьезно сказал Данковский, хмуря брови и глядя в ковер. — Пожалуй, единственная, чьим словам вы можете верить без малейших сомнений. Вы же у нее остановились, верно? Только вот что… Данковский помолчал, постучал пальцами по ручке кресла. — Ева девушка вдохновенная и отважная. Если уж вы рядом с ней, постарайтесь не произвести на нее слишком сильного впечатления. Она может натворить глупостей. — А с кем творите глупости вы? Ради кого? — рискнула нанести дерзкий удар Люричева, подгадав идеальный момент — Данковского явно тревожили мысли о золотоволосой Еве Ян. — Не… — Мария Каина, если вам так любопытно, — отчеканил Данковский, — моя невеста. К сожалению, в данный момент мысли о помолвке придется отбросить. Симон был за, Георгий против, нынче у власти Георгий. Это очень поможет вашему делу, не так ли? Станет единственно верным ключом к разгадке, раз вы так вцепились в мои сердечные дела? «А ведь он совсем не такой холодный и сдержанный, каким кажется на первый взгляд, — отметила про себя Люричева. — Темперамент холерический, способен на многое. Может быть… Может быть выгодным союзником». — Нет, — Юлия мягко улыбнулась. — Но зато я могу с чистой совестью вычеркнуть вас из списка подозреваемых. У вас алиби — Симон нужен для помолвки с любимой женщиной. Данковский выдохнул. Кажется, в глазах его затеплилось признание и даже уважение. *** — Ты смогла отыскать убийцу? — Ева не позволила отказаться и помогла Юлии стянуть с гудящих плеч плащ. — Кто это? Ведьма, чудовище, человек? Очередной фокус Симона?.. Юлия заглянула в тревожное лицо барышни Ян и по сердцу пошел раскол. Нет, за эту девушку можно было даже стреляться… Но Люричева умела лучше: разбирала по косточкам свои страсти, находила ключевую, вырывала и выбрасывала, оставляя равнодушное смирение и покой. На этот раз покоя не хотелось. То ли охота за убийцей Симона, то ли разговор с волшебником от науки и авантюристом Данковским, но что-то разбудило, раззадорило ее, а может, просто возникла достойная цель… В общем, не сейчас, отмела мысли Люричева. Ее спрашивали. — Да, это был эксперимент Симона, — мягко ответила она, берясь за локти барышни Ян и слегка отводя ее от прохода. — Он умышленно довел себя до такого состояния в надежде на… любопытный расклад. Возможно, дело было именно так. Во всяком случае, к этому выводу пришла Люричева — слишком уж ситуация напоминала любопытнейший социальный опыт. Только с ней мало кто мог согласиться. Объективная правда была куда страшнее. Песчаная Язва. Однако страшную правду следует умалчивать, ибо паника ведет к спекуляциям, столпотворениям и необдуманным поступкам, во много раз увеличивающим количество жертв. Нет-нет, Люричева хорошо знала эти механизмы, знала, как один узелок Нитей ведет к клубку на другом их конце, и сразу предупредила Правителей: Никому. Ничего. Ни слова. Еве в том числе. — Будешь кофе? — спросила девушка, вглядываясь в лицо Люричевой чутко, но, несмотря на это, доверчиво и тепло. — И расскажешь, как прошел день… Ты ведь не уедешь? Не так скоро? Правда? — Не уеду, — выдохнула Люричева. Ева улыбнулась, дрогнула ресницами и прошла к плите, к бронзовой турке и ароматным кофейным гранулам в холщовом мешке с причудливой вышивкой. — Вы знаете, мне бросили вызов. Раздразнили мое любопытство, развернули полотнище действий и… Я не могу уехать, пока не разберусь. Пока не проверю все свои теории и алгоритмы на практике. В конце концов, пока не повторю подвиги античных героев, вот такие романтичные глупости вселяет в голову излишняя начитанность… Знаете, ваш Город — прекрасный для этого полигон. Ева вздрогнула, едва не уронив посуду. — Как ты говоришь… — прошептала она. — Очень похоже на… На профессора Данковского, он… — Я была у него сегодня, — Юлия очень внимательно следила за чужими плечами, поясницей, шеей. Язык тела был красноречив, но Еве очень хотелось верить и спрашивать прямо. — Что вы можете мне о нем рассказать? Кто он такой? — Ученый и волшебник, — откликнулась Ева, помешивая кофе. — Хотя сам говорит, что только ученый… теоретик. Но теоретик блистательный. Приехал к нам пять лет назад, сразу после того как построили Многогранник, и все задумки Каиных, все их чудеса смог разобрать по кусочкам, по формулам и правилам, возвести в закономерность и абсолют. Он даже смерть и бессмертие смог препарировать. Разгадал бессмертие Симона. Говорит, если бы только люди не были такими кромешными дураками, он бы всех научил жить вечно. А еще он герой. По натуре… Юлия внимательно слушала. — И еще он был дорог мне, да, — Ева опустила голову, спрятала лицо за золотыми локонами. — Но я не чета Марии. — Вы нравитесь мне намного больше, чем Мария. Ева едва не выронила ложку. *** Ветер метал по тому берегу Горхона остатки черепичных крыш и лоскуты неведомых материй. Две фигуры в хлопающих на ветру плащах стояли у подножия Многогранника, наблюдая за тем, как пыль взрыва постепенно оседает, а на алом закатном небе возникают одна за другой новые звезды. — Это было решение совершенно не в вашем духе, — в голосе невозмутимого Данковского звучало удивление. — Вы же такая интеллигентная, прошу прощения, если оскорблю, но… прикладная, насущная. Социология, или как вы ее окрестили, конфликтология, — прикладные специальности. — Да, — Люричева пожала плечами. — Но за социумом такого Города я уже имела возможность наблюдать. А вот за обществом настоящей Утопии, где будет побеждена смерть… — Понял-понял, вы такая же, как Каины, — Данковский прищурился, глядя на восход, золотыми копьями пронзающий небо. — Желаете дальше, выше, прямо к звездам… — Как и вы, дорогой коллега, — пожала плечами Люрчиева. — Что там с помолвкой? — Мария испросила совета у Нины, — губы Данковского дрогнули в улыбке. — Дражайшая матушка отчитала любимую дочь и запретила поступать иначе, чем диктует сердце. Сменивший ее Виктор также обругал Георгия и пообещал свое благословение. Полагаю, у вас… — О нет, — Люричева мгновенно оборвала его. — Я тут не останусь. У меня есть дела в Столице. — Ну-ну, — усмехнулся Данковский. — Поезжайте… Я тоже хотел уехать. Даже уехал. А потом захотелось обратно. Весь мой штат переехал сюда, видели, молодые люди в приметных фраках? Выдумали себе униформу, даже Алексис поддержал, а… — Я работаю одна, — Люричева нахмурилась. — Вы не смогли противиться… зову степи? Поэтому вернулись, хотите сказать? Сознаетесь в безволии или поверите в мистику? — Нет, — Данковский посмотрел на серые от пепла воды. — Мне просто хотелось всемогущества. Вам тоже захочется. Здесь оно вовсе не кажется таким жутким, как в фантастических рассказах. Оно… — Оно кажется здесь обыденным. — И естественным. «Но я все-таки уеду, — полезла в портсигар Люричева. — Хотя бы для того, чтобы проверить привязанность психики к отсутствию границ и крепость сцепок детерминистической основы происходящего… И потому, что я уже обещала показать Еве Столицу».