Приручи

Распивая вечерний чай с дедушкой на кухне под болтовню телевизора и собственную, Тэхён не ожидает подставу в виде: – Так кто на кого дрочит? Непринуждённую такую подставу, будто вопрос о том, сколько пар завтра, или завсегдашняя просьба ополоснуть их кружки после чаепития. У Тэхёна зубы съезжают с округлости чупа-чупса, до выступивших слёз прикусив губу. Он сдерживает и слёзы, и писк боли, задвигает конфету к щеке, шипит громкое: – Никто на кого не- Никто ни на кого не дрочит! Вы слышали? – понижает громкость, пригнувшись к столешнице, дабы наверняка – пригинание способствует понижению, одно исходит из другого. – Боже, вы слышали… – сокрушённо бахается лбом; стеклянная кружка отзывается слабым дребезжанием. Это Тэхён с Чонгуком весь из себя «меня, кота, не смутить шавке, как ты». С семьёй Тэхён бывает нежным одуванчиком, на которого чуток дунешь – снесёт. Тут не просто дунуло, тут смертоносный шквал ободрал пушинки и вырвал листочки. Семья – друзья, тем не менее обсуждать какие-то темы с ней сомнительно. Например, дрочку. Дрочку – с Чонгуком, с радостью с Чонгуком. Пообсуждать! Не попрактиковать! – Ещё бы, Чонгук орал, что не теребонькает на тебя, на всю квартиру. Может, и соседи слышали. Дедушка вот совсем не стесняется, за шестьдесят девять лет чего ни пережил. Прихлёбывает чай, расслабленно шевелит кончиком хвоста по полу. Зато внук в нокауте: – Кошмар… – А ты на него? – Я? – вздёргивается от стола и вынимает чупа-чупс. Белые усы в возмущении затопорщились от корней. – Никто ни на кого не то самое, сказал же. Никто – значит ни он, ни я. – А хочешь? Искры из глаз не то от смущения, не то от злости. Тэхён любит доставать Чонгука всяким каверзным и неприличным, чуток издеваться и дразнить. Ты и тебя – разные вещи. Страшнее: дедушка-то словно не достаёт, не глумится, он словно спрашивает всерьёз. Тэхён и злится. Ибо с какого ему надрачивать на псину?! Нет, Тэхён не дискриминирует псов, у него личные счёты. Нет, Чонгук не пёс отпущения, Тэхён не вымещает на нём месть или обиду, напротив, искренне дружит с Чонгуком и искренне дорожит им. Оттого не должен хотеть на него дрочить! Логика в хотении? Именно, её ноль, даже минус тысяча. Дедушка всегда был в каждой бочке затычкой. За это в частности Тэхён его любит, не конкретно в контексте обсуждения рукоблудства на Чонгука. Мало смущения, ещё и откровенность? Ага, откровенный абсурд. Тэхён встаёт и уходит с чаем и чупа-чупсом, ведь дедушка точно бы гнул линию до нервного тика у внука. Ведь дедушка задевает что-то внутри, что-то тайное и, возможно, не приобрётшее осознанность и форму, не зря же Тэхён загоняется подальше ото всех в комнату и загоняется в мыслях. Чонгук, между прочим, пригласил к себе домой, Тэхён приглашение принял. В ежедневнике на завтра красуется пункт «посетить псиное логово (и не сдохнуть)», некогда выслушивать бредни дедушки. О чём вообще? Разве ж Тэхён способен на пса?.. Где видано было, чтобы Тэхён на пса?.. Нигде! – в том и суть! Не дрочит он на Чонгука! И с какого хотеть?! Да, Чонгук обаятельный симпатяжка — ладно, Чонгук прям красивый в мировоззрении Тэхёна, — его туповатость и наивность для дружбы не мешают, поэтому- Что поэтому? Не хочет Тэхён на него дрочить! Настолько не хочет – аж полчаса об этом думает и сокрушается, яростно рассосав сладость и приступив упоённо грызть палку. Зерно посеяно. Дедушкина заслуга? Сложно утверждать, внук вон активно поливает и удобряет, взращивает. На следующий день Тэхён бодрячком, за завтраком примирительно чокается с дедушкой уже утренним чаем и напоминает про знаменательный пункт в ежедневнике. В университете встречается с Чоном перед парами, в обед и сейчас, то бишь за воротами, официально замученными и свободными для авантюры. Чон, не беря в расчёт встречи до, зачем-то здоровается. – Привет, хён, – и светится радостью. Так умеют только собаки. Тэхёну аж засвечивает — или солнце, — жмурится, в уме заключает: будь у Чонгука привилегия приближаться, стопроцентно накинулся бы, повалил и облизал. Тэхён и не против, вернее, против, вернее, имейся выбор – Чонгук на расстоянии или приветственно облизывающий Чонгук, то Тэхён выбрал бы второе. Расстраиваться нет настроения, есть на подушнить: – Мы миллион раз виделись, какое «привет». – Мне нравится здороваться, это вежливость, – не поучает, безобидно констатирует. Чонгук счастлив от предстоящего, наконец Тэхён побудет у него в гостях. – Тебе нравится называть меня «хён», а не здороваться. – И то, и то,.. хён. Тэхён наигранно-драматично вздыхает, однако потом улыбается. У них новая стадия отношений, как стёбно охарактеризовал непосредственно Тэхён. Чонгук официально выклянчил — ладно, заслужил — разрешение на обращение «хён». Теперь семьдесят процентов их диалогов занимает оно. Дедушка и папа отписались о задержке из-за пробки на светофоре. Они доставят до места назначения на разных машинах, ибо добираться собственным ходом два часа Тэхён наотрез открестился, он не преодолеет столь долгую «полосу препятствий», потому договаривался в удобный для родни день, и та выкроила время очень уж с энтузиазмом. Не удивительно, семья рада появлению друга у кровиночки и готова способствовать авантюрам. Когда к обочине подъезжают машины, все здороваются, а Тэхён от души липнет к отцу, пачкая белую футболку в чёрной шерсти. Рассаживаются идентично: Тэхён с отцом, Чонгук с дедушкой,.. искра-буря-безумие, впрочем, переписку в социальной сети никто не отменял – поболтать было о чём и много, Чонгук быстро расслабился, включили песни Айю – ушёл вразнос и был не прочь расцеловать чужого дедушку. На дорогу затратили вполовину меньше, чем если на метро и автобусе, последний и скрадывает драгоценный час, зачастую не приезжая по расписанию и плетясь черепахой. Тэхён вываливается из машины спросонья и подражает автобусу – плетётся черепахой в крутую горку, ворчит попутно: «Почему нас не высадили у дома?» – пока Чонгук метёт хвостом воздух и показывает родной район. Вон у того куста, мол, в детстве блеванул из-за просроченной газировки; вон там-там за строениями его автобусная остановка; у той стены боролся с сестрой за жвачку; здесь упал-ободрал коленку; сюда выставили старый диван, на утро который уже заграбастал управленец местного магазинчика, оттащив к себе в подсобку; там макнул Ённи в сугроб; на спортплощадке мама заставляет разминаться и сжигать калории во славу здоровья; это… Это дом и подъезд. Дом не многоэтажка под небо, восемь этажей, среди таких же, перемеженных с частниками за заборами. Чонгук уступает гостю очередь, пропуская вперёд, и сюрикеном кидает ключ-карту, шлёпнувшуюся на асфальт. Тэхён смеётся, подбирая, и отворяет пиликнувший механизм. Не ступив в псиное логово, лишь на подходе, врасплох застегает подлянка – лифта нет. Карма, бумеранг. Обитает Чонгук на седьмом этаже. Объясняет, как он умудрялся подниматься до пятнадцатого и умирать, но выживать. Тэхён вот не выживет, умрёт на пролёте между четвёртым и пятым, вовсе не дойдя до логова. – Гук, – отдыхивается, опёршись о спасительную перилу, – я скинусь вам на лифт. Кому скидывать? – Не прокатит. Лучше полностью оплати. – Я не зарабатываю столько с рекламы книжного. – Тогда не ной и иди, хён. – … – Тэхён глазеет в щель лестничных пролётов, куда глазеет Чонгук снизу, задрав подбородок. Кто ноет, алло? Тэхён не ноет, Тэхён умирает. – Плюну на тебя. – Не плюнешь, хён. И они с горем под ручку взбираются ввысь. На седьмом бедный кот восстанавливает связь с гудящими мышцами и ловит ключи. – Заходи, не стесняйся, хён. Отпирать дверь в постороннюю квартиру странно, Киму не доводилось, но всё случается впервые. С Чонгуком у него масса впервые. И будет. В логове резво стягивает кроссовки и семенит по длинному узкому коридору: налево закуток кухни, далее, «врезавшись» в тупик, по бокам комнаты. Тэхён завтыкал в тупик под хлопок закрывшейся двери и копошение в коридоре, завтыкал на висящее на тупике – семейная фотография. Сдержаться нереально: – Так ты ещё и «породистый», блять. Угораздило же... Тэхён в курсе, что у Ённи, сестры, сущность тоже собачья, а про родителей и старше не спрашивал. Зря. Залез без хиханьки-хаханьки в псиное логово, получается. «Чистокровные» семьи нынче редкость, «метисы» преобладают, вот Тэхён и не предрекал. Правильно молвят: пёс на псе со псом погоняет; от псов не спрятаться, кругом одни псы; пёс ото пса недалеко падает. Не молвят, Тэхён сам сообразил. Чонгук издаёт недоумённый звук и, разместив их ботинки ровно, выпрямляется. Спешит снять и «обвинения»: – Не специально! У нас нет никакого загона типа «со своей особью и ни с кем больше», правда случайно. И моя прабабушка, кстати, совой была, а дедушка по папиной линии лебедь. – Ум-м, – мычит нетрактуемо, разглядывает семью Чонгука, на Чонгука-то успел наглядеться. Оценивает перспективы: знакомство с родителями исключено, с сестрой вполне и вполне сегодня. – Капец везение, – то ли сарказмом, то ли фактом. Не со зла, он скорее себе адресует и не разобрать к чему, Чонгук и не обращает внимание. – Проходи в мою комнату, хён. Направо. Покушать будешь? – в суете уносится на кухню. Тэхён проникает в обитель обители или же в персональную повседневность, баламутит собой и уже вписывает себя, пусть всего-то без всяких подковырок зашёл в гости. Оно подобно и бывает – естественно и без умысла, плавно. Зёрна сеются (ну или шерсть с хвоста и ушей сыпется). Из убранства кровати, перед – шкафы и полки, между – стол. Похоже на обстановку общежития, пространство не для пируэтов, элементарно бы разминуться и не задавить друг друга. Чонгук говорил, что у них маленькая, среднестатистическая квартирка без шикарного ремонта, вместе с тем никогда не жаловался. Тонны макулатуры по стенам — и потолку — не новость, Чонгук и рассказывал, и присылал это пестрящее идеальными лицами богатство, а в целом комнату и мелочёвку по ней Ким не видел. В целом уже увидел, потому двинулся по мелочёвке, сцапав среди акриловых фигурок с аниме персонажами альбом. Ну а чего, Чонгук же облапал подогреваемый пол и стеллажи с книгами, плетёные браслеты, ежедневник... и допустимое, кроме самого Тэхёна. Будь возможность – и Тэхёна бы давно оприходовал. Всё бывает впервые, оприходует рано или поздно. Альбом оказывается семейным, кого-то Ким не знает, концентрируясь на детских фотографиях с Чонгуком. Вторжение в приватное? Ну а чего, все же листают альбомы в гостях. Кто все? Парочки? Мысль не пронзает остротой мозг, ибо Чонгук замирает на пороге собственной комнаты в угоду расстоянию в метра четыре. – Тэхён-хён, банановое молоко будешь? – показывает термопаки. – … – прыскает непроизвольно. – Я твой банан увидел уже дважды. – А? – разевает рот. – Ты тут мило стоишь с голой писькой. – А? – бросает ошалевше-судорожный взгляд себе на пах: джинсы на нём и трусы под, ширинка застёгнута. Сразу легчает, но постижимости не прибавляется. – … – разворачивает альбом фотографией наружу, мол, вот. – Сколько тут? Три? Пять? – … – пунцовеет, смысл слов про банан обличается. – У меня подросло, – выпаливает, – с того времени. Пауза в бесконечность заполняет вселенную. – Ты тупой? Я про возраст, а не про сантиметры. Тэхёну и смешно, и грустно, потому закатывает глаза и поддаётся дикому смеху на грани с истерикой. Чонгук не отстаёт, признавая позор с достоинством. Успокоившись, оба взирают сквозь пелену влаги. – Ты мне голые фотки не давал, – предъявляет Чонгук с налётом обиды; утирает веки предплечьем, руки заняты едой. – Ещё бы, я же не дурак, – залистал альбом. – Чё ты там смотришь? – настороженно-смущённо. – … – Тэхён хмыкает загадочно и вдруг поигрывает бровями, стреляя взглядом с альбома на Чонгука туда-сюда. Тянет медовое: – Самое интересное, Чонгуг-и. Бананы мне свои пихаешь в разных вариациях, – кивает на альбом и на термопаки, наслаждается реакцией. – Хёо-он, – канючит, прикладывая термопаки к щекам. Плевать, что не из холодильника, соответственно, не холодят. Обогреватель и то холоднее щёк Чонгука. – Это ты извращенец, а не я. Чувствую себя голым, – снова скосившись на застёгнутую ширинку, прикладывает термопаки уже к ней а-ля закрылся для подстраховки. – Ой, да я тебе тоже покажу. – … – … – Тэхён прекрасно отследил псиный взгляд, ткнувшийся ему в ширинку. – Ты тупой. Фотки детские покажу, не член. Не обещаю, что голые, ты же извращенец. – Я не извращенец. – Хватит прятаться за банановым молоком, мне его в рот брать. – Хёо-он! – скрывает за термопаками глаза. Тэхён в ударе. Он не планировал, издеваться над Чонгуком – в крови. В данном больше походит на отстойный… флирт? Флирт с Чонгуком в крови? Поймав банановое молоко, Тэхён плюхается на кровать Чонгука, не спутать с сестринской помогают айдолы на потолке, у Чонгука-то на потолке потолок, макулатура сугубо на стене, где явно поорудовала сестра, выкрав часть под своё. Развернувшись к стене профилем, к собеседнику передом, резюмирует: – У вас уютно. – Спасибо, хён. – Это же Айю? – Да, она мне плакат и подписала. – Ты с ней сталкивался? – На фанмите подписала, – облокачивается об косяк. Топтаться в проходе совсем не напрягает, с неординарным условием расстояния в общении всегда готовы к «неудобствам». – Ого, – искренне удивляется, – ты не рассказывал. И каково встретить кумира? – Не помню. Кажется, я перестал дееспособствовать от стресса и прозаикался на благодарственной речи. Вживую она потряснее и красивее, чем на видео. Сердце неприятно не то заикнулось, не то защемилось. Чонгук он… раньше не восторгался Тэхёну красотой кого-либо, помимо самого Тэхёна, и… И? Айю действительно красивая, Чонгук вправе называть любых людей, помимо Тэхёна, красивыми, это нормально, но… Но? Неожиданно резануло, не нож в спину, однако. – Автограф настоящий, значит? – … – «угу»-кает, распаковывая трубочку. Не дораспаковал. – Ты ч- Тэхён? Ты зачем- Не снимай! – Хочу себе, – обнаглевше заявляет, забравшись на матрас с ногами и заковыряв скотч под обалделые звуки владельца. – Где я возьму плакат с настоящим автографом? Нигде. – Ты же не фанат! Хён! Тэхён. Тэхён-хён. Зачем он тебе? – изнемогает в проходе, поскуливая, лупясь по-щенячьи. Аж хвост замер. – Что ты в ней нашёл? – полуогрызается. С опозданием уличает продувшую сквозняком ревность, пугается, не подав виду. Сердце заустраивало мини-трясение изнутри. – В смысле, почему она тебе нравится? – исправляется, оставляет бедный плакат в покое и вперивается в пса. Тот не унюхал неладное. – Она поёт волшебно. Талантливая, добрая, красивая. Ну, петь Тэхён не умеет. Таланты? Поддразнивание конкретного пса, то бишь и с добротой немного мимо, и с талантами. Зато красивый – Чонгук ему говорил. Мда. Не густо. Не то чтобы Тэхён метит на позицию Айю – ни на сцене, ни на стене. А вот в сердце Чонгука? – Будь она мальчиком? – … – склоняет голову к плечу. – Она девочка. – Не спорю. Нравилась бы она тебе так же, будь она мальчиком? – Э, – издаёт неловкое, склоняет голову сильнее. – Наверное, думаю, да, – достигнув пика склонения, резко принимает обычное положение. – Тебе вообще нравятся мужские группы? – ревность переквалифицировалась в надежду. Сердце неизменно – сотрясает до грохота в висках. – Да, сестра подсадила. – То есть тебе и мальчики нравятся? Ну, ничего против не имеешь? – Не имею, нравятся. Не снимай Айю, хён, – умоляет слезливо. Чонгук — чистая наивная душа — определённо не доперает подноготную. Тэхён расстраивается. Насколько ответ приемлемо притянуть за уши? Они не обсуждали прежде – по мальчикам, по девочкам, по тем и тем. В книгах частая практика описывать гомофобный мир – бр-р. Благо у них мир адекватный, хотя попадаются люди, которые предпочитают без «поблажек» противоположный пол. Вероятность, что Чонгук из таких, ничтожно мала, а вдруг? «Породистым» же выдался и Айю же боготворит яростнее прочих. Да, Тэхён не объективен, уж извините, он с бухты-барахты засёк в себе романтический интерес к псиной особи в псином логове. Идиотский плакат виноват. Тэхён и до замечал предостерегающие позывы-звоночки. Просто сейчас оно обличилось явственнее и неизбежнее. Никто не впал во всепоглощающую реку любви до конца существования, просто сейчас Тэхён осторожно начинает смотреть на пса Чонгука с иного ракурса. А смотреть на псиную особь для Тэхёна нонсенс и довольно проблематично. Хлопок двери сбивает проклёвывающиеся зёрна осознания, хлопок сопровождается шумом и шагами: в комнату, шуточно задев-пошатнув брата, вторгается девчушка в школьной форме и распахивает рот на манер Чонгука. – Он как айдол, – отчебучивает изумлённо. – Можно с тобой сфотографироваться и выложить в Какао? Тэхён с Чонгуком переглядываются от слов, нежели от нарушенного расстояния. Чонгук, приглашая в гости, предупредил о загвоздке в качестве сестры. Тогда всплыл факт: кошачья истеричка в Киме не реагирует на детей примерно до пятнадцати-шестнадцатилетнего возраста. Почему? Цитата: «Неизвестно. Моё предположение, кот не воспринимает «глупых щенят» за угрозу и плюёт на них с высоты кошачьего величия». Не исключено, вырастая, возрастной ценз для прохождения в статус угрозы тоже будет повышаться, впрочем, вряд ли. Не исключено, старея и набираясь опыта, кошачья истеричка перестанет шарахаться даже от взрослых особей; прецеденты в истории болезни были, не у всех поголовно, тем не менее перспектива маячит на горизонте. Во сколько лет истеричка потенциально успокоится – не вычислить, происки рандома. В тридцать? Сорок? Долго. Тэхёну пока всего двадцать один и он боится положить на алтарь ожидания мнимого чуда огромный оттяпанный кусок юности. – Ённи, это Тэхён, друг с университета. Тэхён, это Ённи, сестра, – представление для галочки, все были знакомы заочно. – Привет, – немного чопорное; Тэхён не особо разбирается в аспектах поведения с малышнёй. – Привет. Так можно с тобой сфотографироваться? – Можно, – с неуверенной улыбкой. Ённи визжит, отбрасывает портфель в свободный полёт к шкафу и подлетает к новоиспечённому крутому знакомому (подруги из школы обзавидуются). Чонгук по-братски кривится, поясняет: – У неё пунктик на очень красивых людей. Тэхён таки конкурент Айю? – А можно звать тебя «оппа»? – взбудораженно щебечет, грохнувшись на кровать едва не на Тэхёна. – Можно. Прокачка ранга – отныне и «хён», и «оппа». Камера телефона в действии, Ённи не отстаёт, прильнув и сложив знак из пальцев. Тэхён поддаётся поближе и скидывает капюшон кофты с серых волос. Посыпалась беспорядочная череда щелчков и смена выражений лица и жестов от Ённи. Вывод: если брат стеснительное шило в заднице, то сестра нестеснительное шило в заднице. Спустя непродолжительное: – Упс, не на фоне Айю, – и Ённи толкает, вынуждая чуть повернуться корпусом. Возможно, у Тэхёна таки есть шансы в «противостоянии» с Айю… Чонгук смиренно наблюдает с порога, и… сердце внезапно заикается-защемляется. Братская ревность к сестре? О нет. Не братская, но ревность, ибо: «Я ещё ни разу с ним не фоткался вот так». Следующим вагоном паровозика подоспело: «Я добивался разрешения на «хён» кровью, а ей и фотки, и «оппа» моментом». Короче, Чонгук весь надулся и стоит, яростно рассекая хвостом не хуже меча. Спесь спадает, вернее, выбивается, аки дверь ногой, с подачки той же горячо-обожаемой младшей сестры, которая, нафотографировавшись с красивым оппой вдоволь, заявляет во всеуслышание: – Понятно, почему мой брат в тебя влюбился. Чонгук роняет и хвост, и уши, и челюсть, и пол под ногами. – Я не влюбился! – переглядывается с подозрительно невозмутимым… возлюбленным, по версии Ённи, конечно. – Влюбился! – парирует та воинственно. Будет драка. – Нет! Она выдумала и родителям наплела! – оправдывается, судорожно — застуканно? — скача с сестры на невозмутимого Тэхёна. И ведь не подойти и не заткнуть. – Я не влюбился! – Врёт, как срёт! И на твои фотки залипает часами! – Не часами! И не залипаю! – Врёшь! – Нет! – Залипаешь! – Нет! – Влюбился! – Нет! – Трусло! Признался бы, а не ссал! – Да ты охренела?! Тэхён охренел, сохраняя маску иллюзорного спокойствия. Кому верить? Главное: кому хочется верить? Каков шанс, что Чонгук способен его, Тэхёна, любить? – и сейчас, и в принципе. Неужели им, в их ситуации, разрешено хотя бы заикаться о любви? Они и дружат-то еле-еле. Стоп, дружат они более чем хорошо, расстояние, безусловно, подгаживает, вместе с тем, вопреки логике, не разделяет непреодолимой пропастью. И для любви их расстояние – не помеха? Спор меж тем сбавил громкость вместо упёртости хоть кого-то из оппонентов. – Ты переписываешься с ним днями и ночами и на сообщения от него едва слюни не пускаешь. – … – Чонгук страдальчески взвыл. – Тэхён, не слушай. Она фантазёрка и дальше айдолов не видит. – Ты дальше своего носа не видишь. Тэхён, наоборот, слушает – зёрна сеются. Куда они с Чонгуком встряли?.. Навострившись на дебаты четырьмя ушами, ненароком пуляет короткий взгляд на стол, где примечает свои одолженные книги. И погнутый чёртовым псом уголок. Терпение лопается тихо-тихо и выливается в роковое. – Тэ? – потерянно издаёт Чонгук, оторвавшись от спора с сестрой. – Т- Не снимай! Тэхён? Ты зачем- Тэхён! – Когда вернёшь мне книги в идеальном состоянии – верну тебе твой плакат, – цедит пропитанное угрозой, книги-то уже не все в идеальном состоянии. Отковыривает скотч понизу и принимается за верх. – Ура! Место для моего Намджуна-оппы! – Тэхён, я случайно! – вцепляется в косяк, дабы не упасть от душераздирающего и вандалистского зрелища снимания святой любимки со стены. – Я уснул и придавил собой книгу, и-оно-случайно-я-Тэхён-прости, – пролепетал жалостливое. Увы, кошачье сердце не реагирует. Нареагировалось уже, хватит. – Погни мне ещё углы, – не скупится на ядовитость в тоне. – Или страницы. Я потом тебя погну жопой внутрь. Чонгук лишь крякает пришибленно от душераздирающего и вандалистского зрелища сворачивания святой любимки в трубочку. Ённи достаёт плакат с Ким Намджуном из загашника. Не в эту околесицу должен был превратиться дружеский поход в гости. Плакат будет висеть у Тэхёна в комнате. Чонгук вернёт книги, а плакат обратно никогда к себе так и не заберёт, потому что посеянные зёрна расцветут – и Тэхён выиграет в «противостоянии» с Айю.