Sonntagsgast

У каждого из нас был такой момент в жизни, когда понимаешь, что все кончено. Не важно, о чем идет речь, — будь то отношения, карьера или крах вашей мечты или цели. Все это неприятно, больно и подолгу переживается. И сложно сказать, что из перечисленного тяжелее. Пожалуй, я бы назвала последний пункт самым тяжелым и невыносимым, ведь он означает разрушение сразу всего, к чему вы так долго стремились. Но поскольку совсем недавно я сама стала человеком, в одночасье лишившимся большей части того, что имела, а главной проблемой стали именно отношения, то их и поставлю на первую позицию. Так и Рихард совершенно точно ощущал свою ничтожность и бесполезность. Им воспользовались, словно вещью, а потом попросту выкинули, сочтя ненужным. И вот он, как старая наскучившая игрушка, грустил у окна и приводил такие аналогии себе в пример. За все это время он, как ни странно, ни разу не закурил, хотя почти полная пачка валялась на дне его рюкзака с самого утра. Пошарив в карманах, он не обнаружил у себя зажигалки и с досадой хлопнул по столу, привлекая внимание недавно вошедшей парочки, расположившейся на диванчике позади. Как же так — он совсем позабыл о недавно купленной вещи, оставив ее в верхнем ящике своего письменного стола. «Главное, чтобы мама не начала там копаться», — подумаете вы, но курение — это не то, что могло удивить родителей Рихарда. Он баловался этим уже не первый год, и если поначалу с этим пытались бороться, то со временем оставили все попытки. Отец взял с него слово, что эта безобидная привычка не превратится со временем в зависимость, иначе будут приняты соответствующие меры. В конце концов, куря или употребляя алкоголь, вы не становитесь плохим человеком. Плохим вас делают токсичность, грубость, неуважение, равнодушие, а курение — еще один факт вашей биографии, только и всего. Только вы сами вредите себе этим, остальным же должно быть наплевать. Итак, не найдя своей зажигалки, Рихард решился на отчаянный для себя поступок — попросить ее у сидящего сзади парня. Просить что-либо, да еще и у незнакомого человека, всегда было одной из самых сложных задач взрослой жизни, а ведь он был еще и не один. А вдруг он не курит? Что тогда? Неловко будет вдвойне. Черт, черт. Но курить хотелось страшно. Точнее, хотелось не столько почувствовать вкус никотина у себя во рту или искусно выпустить пару белых колечек, сколько снять стресс по дороге домой. Молодой человек оказался некурящим, а вот девушка без лишних слов протянула Рихарду то, чего он просил, со словами: «можешь забирать, я все равно бросаю». Звонил матери парень, сбегая по подземному переходу и чертыхаясь. Как можно было забыть, что здесь совсем не ловит сеть? Выйдя с другого конца дороги, он наконец дозвонился до Инге. — Рихард?! — воскликнула она так, словно ожидала, что сейчас с номера сына ей позвонит маньяк и начнет требовать выкуп. Инге всегда отличалась богатым воображением и исключительной чувствительностью, поэтому маньяк-шантажист — меньшее, что она могла себе навыдумывать. — Да, мам, — спокойным тоном ответил ей подросток, останавливаясь у колонны и делая очередную затяжку. Хотя на душе у него было ох как неспокойно. — Что-то случилось? — Где ты? — Как где — в универе, конечно. — Рих закашлялся. Он терпеть не мог врать, но иногда этого было просто не избежать. Не мог же он сейчас как на духу выложить историю его сегодняшнего побега и путешествия до офиса своего нового… знакомого. В трубке зашуршало, после чего послышался грубоватый по сравнению с голосом матери и слишком громкий голос, владелец которого наверняка еще и брызгал слюной. — Значит так, мелкий засранец. Если ты через пятнадцать минут не будешь стоять передо мной так, чтобы я мог тебя не только видеть, но и осязать, обещаю: разговор у нас с тобой будет о-очень длинный и о-о-очень неприятный. Усек? — Да, пап, — прошептал Рихард побелевшими губами, и по позвоночнику немедленно побежала струйка пота. Голову словно проломили огромной ледяной глыбой, напрочь отбив способность соображать и хоть немного внятно говорить. — Они все знают, — шептал он сам себе на пути к автобусной остановке, ловя на себе удивленные взгляды прохожих. — Все-все… Рихард не помнил, как добежал до универа — и как в принципе добежал, — ведь у курильщиков по определению не все в порядке с легкими, а тут приходилось давать им нехилую нагрузку. И вот он стоит у той самой двери, за которой его ожидают разоблачения, унижения и, возможно, крики. Заходить внутрь пока не решается — а кому хочется быть униженным и обруганным, да еще и при чужих людях? Вот и Рихард не хотел. Вообще, будь он верующим, наверное, перекрестившись, все-таки переступил бы порог. Но атеистам такой «лайфхак» не очень помогал, потому пришлось пройтись по коридору туда-сюда, прежде чем взяться за ручку двери и надавить на нее из последних сил. Подросток словно шел против не только желания, но и собственных физических возможностей. Дверь не поддавалась, хотя она всю жизнь была невероятно легкой — это Рих помнил наверняка. — Входите уже! — услышал он из-за двери. Видимо, он слишком долго мялся и громко дышал, вот и выдал себя. Зажмурившись, Круспе резко рванул дверь на себя и шагнул в кабинет. — Добрый день, фрау Шлоссер. Четыре головы как по команде повернулись на него, и столько же пар глаз разом уставились на него. Декан кивнула и указала глазами на свободный стул, приглашая Рихарда присесть. Тот постарался не издавать лишних звуков и, перехватив сумку другой рукой, упал на стул, который предательски скрипнул вопреки всем опасениям. — Ну что же, будем решать, что с тобой делать, — произнесла роковую фразу фрау Шлоссер, складывая аккуратной стопкой, очевидно, документы Рихарда. Он прекрасно понимал, что его жизнь полностью зависела от решения этой суровой женщины, а «помилование» — от ее снисходительности. — А что тут решать? Исключайте, — неожиданно для себя самого и для своих родителей брякнул Рих. У Инге полезли на лоб глаза, а Эрвин только сильнее свел брови. — Ты, наверное, пошутил? — переспросила Шлоссер, сомневаясь, что верно расслышала парня, но тот повторил: — Мне совсем не до шуток. — И пожал плечами, продолжая смотреть куда угодно, только не ей в лицо. — У меня столько говна в жизни напроисходило. За последние — да хотя бы часы — просто дофига и еще больше… Брызжа слюной и размахивая руками, Рихард начал свой невеселый рассказ. Перемешивая последовательность событий, забывая детали и снова возвращаясь к ним, уточняя самые незначительные мелочи и в подробностях описывая свои чувства, он пересказал все, что произошло сегодня и что этому поспособствовало. Конечно, разве хоть одного из сидящих здесь беспокоит его эмоциональное состояние? Глупо полагать. Но он надеялся достучаться до своих родителей, надеясь, что по меньшей мере их сможет расположить к себе, заставит прислушаться хотя бы из стыда перед присутствующими совершенно посторонними людьми. Но тщетно. Лица родителей были бледные, ровно, как и стены в этом долбаном кабинете, а глаза словно застыли, пока они смотрели на него взглядом, который сам Рих окрестил: «заткнись ради всего святого». — Да что вы понимаете! — крикнул парень напоследок, видя, что ничего не меняется. По-прежнему глядящие на него ничего не выражающие глаза и максимальное безучастие. Схватив свой рюкзак, он вылетел из кабинета, уже не слыша, как ему кричат вслед, пытаясь вернуть. Надо же, опомнились. Но, похоже, бежать за ним никто не намеревался, а возвращаться и пытаться оправдаться за свои слова он и не думал. За что — он ведь даже не был ни в чем виноват! Он сам оказался жертвой обстоятельств. В лицо дул чуть прохладный ветер, да что там — явно северный. Было немного промозгло, несмотря на время года и климат в этой части города, и замерзнуть оставалось только вопросом времени. Стуча зубами, Рих забежал в ближайшую кафешку и заказал острый грибной суп, по которому успел сильно соскучиться. Горячее кушание принесли довольно быстро, и он накинулся на еду, словно не видел ее уже месяц. Не считая кофе и снеков, которые его мать всегда называла «не едой, а какой-то ерундой для набивания желудка», примерно так и было. Похудел, наверное, килограммов на пять-семь, что, кстати, никак не отражалось на его самочувствии, общем состоянии здоровья или внешнем виде. Полным он никогда не был. Однако вести такой образ жизни пора было прекращать. Совсем не здоро́во. И не здо́рово. Похрустывая неразмокшими сухариками, Рих скосил глаза на телефон, все это время лежавший на столе возле тарелки, и в эту же секунду темный экран загорелся. Звонивший номер определился как «ТЛ», и он, пожав плечами, проигнорировал звонок, за которым последовало еще три. «Интересно, — подумал подросток, — что за «ТЛ» в моей телефонной книжке», и стоило этим мыслям прийти ему в голову, как тут же постучалась другая. Он вспомнил, что Тилль просил набрать ему, как только он доберется до дома, или, в данном случае, до учебы. Как раз инициалы совпадали. Но Рихард совсем позабыл об этом, к тому же, не забыл о Петере, прижимавшемся к нему и — кто знает — что еще они делали за этой дверью. Брр. Даже думать противно. «ТЛ» звонил еще несколько раз, после чего отправил СМС-ку, которую Рихард, фыркнув, даже не удосужился открыть. Еще чего. Его снова захлестывала волна гнева и обиды, и, если бы он взял трубку, то непременно наорал на мужчину. Еще пару часов назад он не преминул бы воспользоваться такой замечательной возможностью и высказать, плюясь, этому нахалу, какой он нахал. Но теперь был совершенно не в состоянии ругаться еще и с ним, родителей на пару с деканом ему хватило сполна. Рихард еще недолго сидел в кафе, и, как только дождь на улице кончился — так же внезапно, как и начался, — парень натянул на голову шапку, а на плечи — куртку, допил какой-то странный алкогольный коктейль, за который — он знал наверняка — у него не спросят здесь паспорта, и направился к дому. Идти он решил пешим ходом, хотя это было довольно-таки долго. Около часа, а то и все полтора. Но проветриться немного ему не помешает. Подумав так, парень вышел на центральный проспект и зашагал вдоль дороги к своему дому, где его уже заждались родители, чтобы провести с ним серьезный разговор. Вот только не они одни дожидались блудного сынка. Кое-кто еще, заволновавшись, догадался наведаться к нему вместо бессмысленных звонков, на которые ему все равно не отвечают.