*** Вечер четверга, тринадцатое июня
Ишибаши проснулся только вечером. Его постель была жутко мятая, а сам юноша лежал невесть в какой позе под тонким одеялом. Первым делом он потянулся за телефоном, который лежал под подушкой за неимением свободного пространства. Там он обнаружил гору пришедших СМС как в беседе литературного кружка, так и от девочек в личных сообщениях. Они волновались, почему же он не пришёл сегодня в школу; Кацуми соотносила это с тем, что только вчера он споткнулся о камень, упал, и у него пошла кровь из носа. Ишибаши пришлось признаться, что всё в порядке, он просто проспал допоздна, хотя сам не ведал, почему лёг спать в 23:00, а проснулся только к 17:00 следующего дня. — Ох уж эти девочки... — сонно пробормотал он себе под нос, листая сообщения в Такаграмме и спросонья пытаясь на них отвечать. Он вышел из приложения, но что-то заставило его проверить входящие СМС. С сообщением Мэй снова оказалось что-то не так. Ишибаши шустро нажал на него, чтобы проверить, а затем прочёл: «Возвращайся скорее.» Всего два слова заставили юношу поднапрячься, но спустя миг он растрогался, в то же время нахмурился и опустил телефон. Мобильник разрывало от приходящих сообщений девчонок из клуба, но он не обращал на них никакого внимания, а лишь пустыми, остекленевшими глазами смотрел в какую-то точку. Он задумался о чём-то таком, что заставило его вспотеть и нервно сглотнуть ком в горле; что-то стряслось у него с головой, и нечто, мотающееся в черепе подобно крыльям летучей мыши, застило ему мысли. — Вот же чёрт... Мэй-чан... Мысли вернулись, а с ними и лёгкие прозрачные слезинки на глазах, и некая внутренняя ярость. Ишибаши тряхнул головой, смахнул слёзы и заглянул в телефон. Он нажал на уведомления из Такаграмма, но предпочёл ничего не отвечать. Он продолжал смотреть неясно куда, о чём-то размышляя. — Мэй-чан в опасности. — Самому себе твёрдо сказал Ишибаши. — Но сейчас уже поздно что-либо предпринимать… Да, его детство и правда кончилось, хотя он был всего лишь четырнадцатилетним ни в чём не повинным подростком, в котором бушевали гормоны, а психика ещё не совсем окрепла… И который стал первым путешественником во времени. Он, продолжая лежать на кровати, повернулся на другой бок и лицом уткнулся в металлическую стену машины времени. Он отвёл взгляд, полный сожаления и разочарования в самом себе. — Чёрт... Чёрт! — резко, пылко, в сердцах воскликнул он, оскалился и кулаком ударил по стене, оставив приличную вмятину. — Зачем же Мэй-чан напоминает о себе в каждой временной линии?! Она ведь по-разному реагирует на мою пропажу! До этого было хуже, гораздо хуже… И я должен как можно скорее всё исправить и вернуться в 2037-й год! Разобраться с родителями, вернуть всё на былые места и продолжить жить своей жизнью в 2037-м году! Я путешествую уже около трёх недель и понятия не имею, сколько времени прошло там, в будущем; моей маленькой Мэй-чан наверняка сейчас тяжелее всего; зная её характер, она может не просто скучать по мне и сильно переживать, но и плакать сутками напролёт, ещё и бессонница у неё наверняка появится, бедная моя… Вернуться я обязан, однако у машины времени топливо ведь не бесконечное. — Он горько усмехнулся, лёг на спину и бездумными глазами засмотрелся в потолок. — Так что я должен поторапливаться. Кажется, я знаю, чем занять себя этой ночью, которая наверняка будет бессонной. У машины времени не было окон, но Ишибаши прекрасно представлял себе картину и время суток за её холодными толстыми стенами.***
Луна освещала высокие немалочисленные многоэтажки, заливая их жидким серебром. Тёмно-синее безоблачное небо было усыпано звёздами. Прохладный лёгкий ветерок нежно ласкал и бледноватую кожу Ишибаши, и каждый листик могучих высоких деревьев, отчего те тихонько шелестели, прерывая гробовую тишину. Дороги пустовали; не было слышно ни надоедливого говора людей, ни звуков трущихся колёс и выхлопных труб автомобилей, чему Ишибаши был несказанно рад. Фонарей горели единицы, и они почти что не освещали ночной город. Ишибаши делал в эту ночь всё, что только можно. Впервые он проспал так много (а целых восемнадцать часов — это вам не хухры-мухры), ещё и школу нечаянно пропустил. Будучи под тёмным небом, где так ярко блестели луна и далёкие от нас звёзды, Ишибаши осторожно шагал неподалёку от машины времени на крыше двадцатиэтажного дома, засунув руки в карманы чёрных брюк, части его школьной формы. Во-первых, после мысли о топливе машины времени ему захотелось разузнать секрет этой штуковины. Конечно, машина времени работала не на угле каком-нибудь, а на другом топливе, более футуристичном и соответствующем технологиям 2037-го года. Первой мыслью Ишибаши было... ...что это — тёмная материя. Или тёмная энергия. Тёмная материя не участвует в электромагнитном взаимодействии, поэтому недоступна прямому наблюдению. Она должна объяснять проблемы скрытой массы при аномально высокой скорости вращения внешних областей галактик. А с чем ещё у нас связана аномально высокая скорость? Правильно, с машиной времени. Точнее, с принципом её работы. Ишибаши способен пока раскрыть только тот факт, что при работе машины времени используется скорость, составляющая 99,9999% от скорости света. Это первое. Второе — тёмная энергия. Она объясняет расширение Вселенной вместе с её ускорением. Во-первых, тёмная энергия должна заполнять пространство Вселенной; во-вторых, она представляет собой некое динамическое поле, энергетическая плотность которого может меняться в пространстве и времени. А что ещё у нас меняется в пространстве и времени? Правильно. Так перемещается машина времени. Это же очевидно. Вот и две теории для топлива нашей родненькой машины — либо тёмная материя, либо тёмная энергия. А третье? Ну... она на электричестве работает? Ишибаши не был уверен в этом. Внутренний механизм машины времени он вполне себе знал, принцип работы тоже, но на чём она работает — нет. Юноше пришлось полночи ломать голову; остальное же время он гулял под тёмным покровом, пытался дрыхнуть в кровати, зависал в телефоне — играх и социальных сетях. В общем, отдыхал после тяжёлых мыслительных процессов и впервые такого длительного сна, который оказался очень утомительным. Ему искренне понравилась такая прогулка на свежем воздухе.***
Утром, в пятницу, четырнадцатого числа, Ишибаши пришёл в школу совершенно никакущий. Он перед занятиями даже девочек в клубе не навестил, а сразу поднялся в нужный кабинет и приготовился к урокам. Долгие размышления привели его к мысли об Умеко. Во временной линии Б он много переписывался с ней и, можно сказать, они стали друзьями, несмотря на поступок Умеко в линии А. Ишибаши хотел как можно скорее найти её, ведь его не покидало плохое предчувствие. Он проверял её онлайн в Такаграмме, хотя не добавлялся и не писал, — и Умеко заходила только вчера где-то после полудня. Ишибаши забеспокоился, ведь прежде она заходила чаще, гораздо чаще. «Всё правда будет хорошо?» — подумал Ишибаши; эта мысль долго не давала ему покоя, но сейчас, приближаясь к своей цели, она полностью заполонила ему голову, не давая думать о чём-либо другом. Интуиция подсказывала ему, что всё вполне может обойтись, но прежде, чем случится что-то хорошее, Ишибаши обязательно столкнётся с чем-то неизвестным и зловещим, что обязательно превратит все его мечты и надежды в прах и испепелит, уничтожит всё светлое в нём до самого основания. «Надо бы перестать себя накручивать», — вновь подумалось ему, и он принялся вспоминать остальные детали. Умеко в том числе рассказывала и о тайной кладовке, где она частенько виделась со своей «начальницей» Хотару Китамурой. Ишибаши запомнил эту информацию, ведь эта сучка, он не побоится этого слова, сильно тревожила его и его близких. Да не то, что тревожила, а прямо-таки приставала, присосалась, как пиявка, и не хотела отставать! Ишибаши стало противно от одной только мысли о Хотару, и он поморщился. После уроков он написал девочкам, что задержится и в клуб придёт малость попозже. Он захотел проведать секретное, закрытое от чужих глаз место, ведь полноценно не учился здесь и посему не знал о всех загадках и школьных тайнах, а любопытство из него так и пёрло. Ишибаши торопливо шагал по пустому, серому и безлюдному коридору пятиэтажного здания; ученики успели разбежаться после занятий, тем более, что перемена была длинная, и все они выбрались на улицу. Юноша с опаской оглядывался на все двери вокруг в поисках необходимой. В самом конце, в самом тёмном и удалённом уголке коридора, виднелась небольшая деревянная дверь. Ишибаши поспешил туда. Его сердце сжималось из-за страха неизвестности и странного ощущения грядущих приключений, однако он не отчаивался и быстро ступал, даже не стал стучаться и мигом распахнул дряхлую скрипучую дверь. Увиденное привело его в шок. Человеческое тело было подвешено на люстре и покачивалось из-за воздуха, резко проникшего в помещение. Верёвка была обмотана вокруг шеи человека, скорее всего, девушки, и едва держалась на хлипкой люстре; под телом валялась табуретка, а вдалеке на столе лежали какие-то вещи. Ишибаши вгляделся: девушка висела к нему спиной, а освещение здесь было совсем никакое; сюда проникал лишь небольшой свет из окон в коридоре, который Ишибаши загораживал своей спиной. Судя по коротким растрёпанным тёмно-синим волосам, в петле была Умеко Хаякава. Нервная дрожь пробежала по телу Ишибаши. Он сделал шаг назад, а во рту мгновенно всё пересохло; руки затряслись и вспотели; юноша машинально сжал губы, сглотнул ком в горле, протёр глаза и кое-как смахнул пот с лица. У него закружилась голова; он было потерял равновесие, но вовремя прижался к дверному косяку. Тяжёлый груз на его сердце стал неподъёмным; у него возникла холодящая душу мысль: «Неужели это… опять происходит? Во временной линии А Умеко убили… В линии Б на неё было покушение… И сейчас… линия В…» На голову ему словно что-то давило. Тошнотворный трупный запах сводил его с ума. Ишибаши услышал жужжание мух и помотал головой, чтобы откинуть от себя всё: и коварные мысли, и подступающую тошноту, и дабы отогнать от себя и этот мерзкий запах, и злосчастных мух… Ишибаши обхватил голову руками и попытался остановить бешеное головокружение. Мозг не переставал подкидывать ему безумные мысли, страшные воспоминания и самые худшие моменты из жизни, которые с ним когда-либо происходили. Ишибаши услышал десятки голосов, безнадёжных криков и несчастных шёпотов; он услышал вопли и мольбы, среди которых мог отчётливо различить свой стонущий голос. Ишибаши, не выходя из-за шаткого дверного проёма, опустился на колени; его дыхание стало таким прерывистым, точно он без остановки пробежал без малого десять километров; сильный жар обхватил всё его тело, и на его тёмно-карие горькие глаза навернулись горячие слёзы. Он еле дышал. Упёршись руками в ветхий деревянный пол, Ишибаши едва ли понимал, что произошло с Умеко и что сейчас происходит с ним. Перед глазами у него всё плыло из-за потока непрекращающихся слёз. По вискам юноши протянулись дорожки холодного пота. Когда солнце открылось из-за облаков, кладовая ненадолго озарилась ярким светом из-за спины Ишибаши. Он почувствовал на себе лёгкий ветерок, как тогда, ночью. Не сразу, но он заметил на столе кое-какие замерцавшие вещи. Ишибаши сделал глубокий вдох и стал откашливаться, сильно сжимая под чёрным пиджаком в правой руке белую едва мятую рубашку. Он медленно, очень осторожно привстал и зашёл в кладовую, опираясь сначала на дверной косяк, а затем и на стену. Чтобы не вызвать шума, он аккуратно закрыл за собой дверь, отчего здесь стало темно, и тихо поплёл к столу мимо повешенной Умеко; её кожа была очень бледная и синюшная, а на шее оставались страшные чёрные следы от верёвки; возле её рта, рядом с её тонкими губами, были остатки чего-то жидкого и мерзкого. Поморщившись, закрыв рукой нос и рот, Ишибаши увидел на столе листок, ручку и мыло; он достал из кармана свой телефон, взял во вторую руку листок и посветил на него. На бумаге было написано завещание Умеко. Ишибаши начал читать его, затаив дыхание и сжав губы: «Для Такаши Ишибаши.» — Что? Умеко знает обо мне в этой временной линии? — прошептал он вслух и продолжил читать. «Хотару Китамуры-сан сегодня нет в школе… Какой прекрасный момент, чтобы высказать всё своему единственному другу.» — Что за? Почему она считает меня другом, когда здесь, в линии В, я с ней даже не общался?! «Я стала вспоминать какие-то странные сцены из жизни… Я их видела, стоило взглянуть в глаза Хотару. Там был момент, когда я сидела с вами в клубе и что-то сделала с бенто одной из девочек. Тебя, Такаши, я помню особенно отчётливо. Признаться честно, только тебя я и видела... Остальных не помню. Только тебя, Такаши». — Вот же блин. — Ишибаши перевёл дыхание и смутился, стоя спиной к повешенному трупу. — Неловко, что она думала только обо мне… «Сцены издевательств Хотару Китамуры-сан надо мной были так часты, что я не запоминала все из них. Но кое-что я вспомнила. А именно то, как ты, Такаши, защитил меня от её нападения… и дал свой Такаграмм. Я хотела написать тебе, но всё не осмеливалась… Хотя ты есть у меня в контактах.» — Погодите, что? — тот стал недоумевать, а его руки затряслись ещё сильнее, еле удерживая листок и включённый телефон. — Я есть у неё в контактах? Но как? А почему… А почему я тогда у девочек из клуба не оставался, и мне приходилось добавлять их заново в каждой временной линии? Или… это было не со всеми? Он сделал паузу, задумавшись, сглотнул, моргнул и продолжил читать: «Прости, что не написала тебе раньше. И что не предупредила. И что всё происходит так неожиданно... Так или иначе, было довольно легко предугадать, что ты придёшь сюда. Ведь ты, возможно, захотел бы защитить меня ещё… А я бы очень хотела увидеть тебя вновь. Но не смогла. Я не успела… Прости меня, пожалуйста, Такаши.» У Ишибаши непроизвольно начали литься слёзы. Он пытался утереть их рукавом пиджака, но всё было тщетно. «…Ну, а если нет, то на нет и суда нет. Прости ещё раз. Но меня впервые кто-то так защитил… Попытался укрыть от издевательств начальницы… Но и это оказалось бесполезно против неё. Я не выдержала многолетние издевательства, которые продолжались с моего самого раннего детства. Может, мне стало бы легче, если б я до этого поговорила с тобой. Ведь я видела тебя в эту среду. Тебя невозможно не узнать. Такаши, от тебя веет чем-то таким тёплым и солнечным, чем-то родным и приятным, не то, что от остальных… Если честно, то с такими волосами ты очень похож на солнце.» Ишибаши заплакал ещё сильнее, прищурился и сморгнул слёзы, а затем с тяжестью, слабостью в голосе выдавил из себя следующие слова: — Если ты считаешь меня солнцем, то почему не п… не позволила моим лучам достичь тебя и согреть?! Почему, Умеко?! По-че-му?.. Он рухнул на колени, дрожа и плача. — Почему, Умеко, ты не могла поговорить со мной… как и хотела… и чтобы я смог предотвратить всё это?! На завещание попали капельки его слёз. Ишибаши перевёл взгляд с него на повешенное тело Умеко. Он смотрел на неё, как немой, и на миг ему привиделись чары первого дня в литературном кружке, чары первого дня знакомства с Умеко. Из глаз Ишибаши вновь брызнули слёзы, его трясло от рыданий; он дал себе волю; отчаянные и неудержимые спазмы горя, казалось, сейчас вывернут его наизнанку и разорвут на кусочки. Ишибаши познал, насколько темна человеческая душа, плакал над прежней невинностью, и Умеко в том числе… — За что ты так себя… ненавидишь… — его голос заикался, прерывался, Ишибаши жадно хватал воздух и при этом пытался выдавливать из себя тяжёлые слова горечи. — И почему не дала мне ещё одного шанса защитить тебя?! Защитить от этой гремучей змеи?! Хотару в очередной раз стала причиной чьей-то смерти! И я не позволю… я не позволю… больше этому повториться! Никогда в жизни! Ишибаши обессиленно бросил листок, телефон, закрыл лицо руками и безудержно рыдал. Имя Умеко раздавалось и десятками раз повторялось в его голове. Он думал, что именно из-за него та совершила самоубийство и повесилась прямо здесь, в кладовой, когда её «начальницы» Хотару почему-то не было в школе. Он чувствовал вину за то, что не спас Умеко, хотя сам во временной линии Б говорил ей, что в следующий раз вряд ли поможет. «Умеко, Умеко, Умеко, Умеко, Умеко… Я не знаю, почему я так привязался к ней… — взвывая от душевной боли, гигантской раны, думал Ишибаши. — Она всего лишь жертва. Ею пользовались все окружающие. Хотару ей манипулировала, в линии А заставила подложить злосчастную рыбу фугу в бенто Кацуми… Несмотря на то, что умер именно Ямада, больше всех мучилась Кацуми. Было невыносимо больно смотреть на её страдания. Когда я увидел порезы на её руках, я был шокирован. И посему тут же переместился в линию Б. Там Умеко была такой милой… Честно, защитить её было честью для меня. Я никогда особо не вступался за девчонок, кроме мамы и Мэй-чан. А тут такое…» Сомнения всё ещё терзали его. Ишибаши приходилось делать выбор и бороться не на жизнь, а на смерть. И кто знал, какие физические и моральные мучения ему ещё уготовано пережить, перестрадать? Его мысли перепутались уже настолько, что он не мог понять истинной цели путешествия во времени, прибытия сюда. Он судорожно боялся за своих родителей, но фактически отдал себя и своих друзей на погибель. Он опасался за жизни всех, но сам лишь вредил окружающим. «Исход будет только один.» Ишибаши всхлипывал. Силы стремительно покидали его. Ему в голову пришла мысль, что он скорее не захлебнётся в собственных слезах, а умрёт от отчаяния и осознания нелепого поражения на восемнадцать лет в прошлом. Он только потянулся за телефоном, чтобы зайти в беседу литературного кружка, как вдруг оттуда же пришло уведомление. Тот ватными пальцами нажал и прочитал сообщение: «Напишу и здесь, что ярмарка будет проводиться в понедельник, — сообщила Джун. — Её перенесли с четверга на понедельник из-за плохой погоды.» Ишибаши вытаращил от удивления глаза. Спохватившись и сильно вспотев, он подумал: «А ведь точно… В этот четверг, то есть вчера, утром и днём шёл дождь, и он кончился только ближе к вечеру. А в линиях А и Б его не было! Что происходит?! Почему погода меняется?! Неужели опять из-за смены временных линий?!» Эта шокирующая для него новость не помешала Ишибаши написать девочкам, что он не придёт сегодня в клуб. Затем он с горем пополам встал с пола и сунул завещание Умеко в карман (оно всё равно было мятое и залитое горькими слезами, так он ещё и отпечатки пальцев на нём оставил, подумал он). После этого юноша ещё раз глянул на стол и помимо всего прочего обнаружил там связку ключей. — Вероятно, это ключи от кладовой, — произнёс Ишибаши, взял их в руки и покрутил на пальце. — Не знаю, есть ли их копия у Хотару, но я, пожалуй, закрою кладовку. Он вышел из помещения и запер дверь. Хотел потянуться в карман за салфетками, но вспомнил, что отдал их Минако ещё в прошлой временной линии. Это заставило его усмехнуться, хотя его лицо всё ещё было заплаканным и покрасневшим. Ещё раз утерев слёзы, Ишибаши побрёл по коридору к выходу из школы. Он шёл домой, дальней дорогой, серой, сырой и безлюдной, и думал, продолжая изредка всхлипывать и потирать лицо рукавом: «Какой насыщенный, однако, выдался день. Всю ночь дурью маялся, потому что проспал целых восемнадцать часов. Задумался о топливе для машины времени, видите ли. Потом прихожу в школу и вижу, как Умеко совершила суицид… Мне жаль, мне очень жаль её, несмотря на гнусный поступок в виде убийства Ямады и последующей депрессии Кацуми. Умеко всё-таки заставили. Это была не её вина; она не могла сопротивляться и могла только подчиниться. И я обязан устранить первопричину этого безобразия — Хотару Китамуру. Будь ты проклята, гадюка.» Ишибаши подметил для себя некоторые слова из завещания Умеко: «Я не выдержала многолетние издевательства, которые продолжались с моего самого раннего детства». Затем он переспросил самого себя: «Издевательства, которые продолжались с её самого раннего детства?». Выходит, что Хотару и Умеко были знакомы ещё задолго до школы; этот факт заставил юношу нахмуриться и сильно стиснуть зубы, поскольку ему это очень не нравилось. Помрачнев и нахохлившись, засунув руки в карманы брюк и ссутулившись, Ишибаши зашёл в двадцатиэтажный жилой дом и на лифте поднялся на крышу. Он совсем обессилел и еле-еле доковылял ногами до машины времени; приложив руку к сканеру, прямо на пороге подул сильный ветер, но Ишибаши не обратил на него никакого внимания и вошёл внутрь, затем устало плюхнувшись в кресло и задумавшись о своём. Он откинулся на спинку кресла, закинул голову вверх и закрыл глаза, а руки положил на подлокотники и вздохнул. Он попытался осмыслить всё, что произошло за сегодняшний день: ночь, полная необычных размышлений; скучнейшая учёба по устаревшей лично для него, как человека из будущего, программе и то, что он увидел в кладовой. Он безумно жалел Умеко и после одной маленькой детали из её прошлого начал жалеть ещё сильнее: Хотару издевалась над Умеко чуть ли не с самого рождения… Возможно, их родители просто были знакомы и гуляли вместе, сводя детей, и вот какая ужасная дружба образовалась… Вся жизнь Умеко была полнейшим адом, и Ишибаши, увы, понятия не имел про её состояние на 2037 год. До путешествия он не слышал о ней ровно ничего, не говоря о воспоминаниях родителей и уж тем более месте жительства. Если он вернётся, то обязательно узнает. Ещё раз тяжело вздохнув, Ишибаши открыл свои уставшие поблекшие глаза и окинул взглядом металлическую округу — тесную кабину машины времени. И заметил на полу что-то белое и прямоугольное. Судя по всему, какой-то листок, лежащий пустой стороной кверху. «Что это? Не припомню, чтобы я просто так разбрасывался здесь листочками…» — удивился он и вскинул бровями, однако мешкать не стал, взял бумажку в руки, сел обратно в кресло и с каким-никаким недоумением начал читать. Большие цветные буквы на листочке были вырезаны из журналов и газет и неаккуратно приклеены, составляя надпись: «Я слежу за вами.» Ишибаши неожиданно затрясло, точно ударило током. Перед его глазами всё вдруг содрогнулось, и он опустил руки с листком и сильнее ссутулился. Он не мог сфокусироваться на надписи, он не мог понять, от кого была эта записка и как она вообще оказалась тут, в машине времени, куда не мог проникнуть абсолютно никто, кроме него самого; всё будто расплывалось и дрожало, и это было не простое головокружение, как в кладовой; от записки чувствовался знакомый запах, знакомый аромат явно женских духов, который Ишибаши точно чувствовал недавно; он попытался вспомнить, к кому из девочек близко подходил и кто из них пользовался духами, но не припомнит такой запах даже от гламурной Кацуми или всячески подражающей моде Джун. Тогда Ишибаши осенило. Сильно вытаращив от потрясения глаза, он приподнял плечи, вытянул шею и оглянулся вокруг, бросил взгляд в каждый укромный уголок и без того небольшой и достаточно захламлённой машины времени. За свой спиной он услышал известный ему, очень знакомый голос, тоже принадлежащий девушке, примерно его ровеснице; неизвестная фигура что-то диктовала Ишибаши, шептала, нежно ему говорила, обращалась: — Никто не сможет спастись от судьбы, предначертанной для них… Тяжело дыша, издав возглас удивления, Ишибаши посмотрел через плечо, но никого и ничего не увидел. Тут послышался голос с другой стороны, опять откуда-то позади; тихий томный голосок, переходящий в шёпот, как бальзам на уши, так ласкающий слух: — Всё, что останется — это конец, где вы все позорно погибнете… Вечное величие существует лишь для меня. Пойте свою безотрадную песнь в мире, где не существует времени и пространства… Надежда живёт в душе самого отчаявшегося человека, но это не ваш случай; вам уже никто не протянет добрую руку помощи… Те, кто игнорируют тьму, живущую в сердце каждого, рискуют навсегда застрять в повторяющемся мире… Страх подобно туману окружил Ишибаши, обволакивал всё его тело, и юноша пронзительно крикнул, мысленно перебивая голос, который принадлежал… Хотару. Ишибаши вскочил из кресла и крепко сжал в руках листок, затем разорвав его на части. Ишибаши нервно озирался по сторонам; его зрачки сузились и дрожали от страха в такт учащённому сердцебиению; юноша осматривался вокруг, пытаясь найти источник давящего голоса. Пока не понял, что это — плод его воображения. Он сильно нахмурился и сжал руки в кулаки. На глазах у него накатились слёзы. Он, скалясь, обнажая клыки и рыча, изорвал записку в клочья и затоптал её. Он быстро глянул на стены, на потолок, а после — на мелкие кусочки приятно пахнувшего листка… Ишибаши сходил с ума. Смерть Умеко не давала ему покоя, а голос Хотару раздавался в его собственной голове, твердя, что будущего нет, и все его друзья, в том числе он сам, обречены на погибель и вечную жизнь в цикличном мире. И она была чертовски права… Ишибаши хотелось кричать во всю глотку, бросить всё и сбежать отсюда любыми способами, но он гораздо сильнее переживал за своих близких, в том числе за оставленных в далёком испорченном его же руками будущем родителей и дорогой сердцу Мэй-чан… Ишибаши уже ни на что не надеялся. Чтобы остановить безумный поток мыслей, рисующих всё более страшные картины безнадёжного будущего, его взор метался с одного предмета на другой. Он, нервно сжимая губы, сел на кровать, согнувшись дугой над коленями; сначала он обхватил руками голову, впиваясь ногтями в кожу и короткие русые волосы, а затем и вовсе закрыл ладонями лицо, выражение которого было навсегда затянуто в пучину отчаяния. А откуда здесь взялась эта записка? Ишибаши спустя время догадался: ветер на пороге машины времени появился неспроста. Именно он занёс записку внутрь. Учитывая приличное расстояние между домом Ишибаши и его школой, вполне вероятно, что за ним следили и специально оставили записку где-то поблизости, чтобы она оказалась внутри металлической кабины, ибо вход внутрь был только по отпечатку руки… Хотару всё рассчитала. Она следила за Ишибаши и наверняка уже догадалась о существовании машины времени. Юноша был уверен, что дежавю — тоже частые гости этой злой гадюки, отравляющей жизнь всем окружающим её людям. Продолжение следует…