Девятнадцатое июня 2019 года, среда
— Т-Такео-кун... — Кацуми, сидя на асфальте, рыдала; по её порозовевшим щекам стекали горькие слёзы. Она смотрела на дорогу. Ямада попал под машину. Автомобиль сдал назад, объехал Ямаду и поехал дальше. Хотя стёкла в нём были тонированы, краем глаза можно было заметить, что за рулём находилась девушка с внушительным маникюром. Ямада закашлял кровью и попытался встать, попутно вытирая ладонью лицо; все немногочисленные проезжающие мимо машины остановились. — Такео-кун! — вновь закричала Кацуми, вскочила и побежала на дорогу, попутно доставая телефон. — Я звоню в скорую! — Не... надо... — еле выдавил из себя Ямада; он ещё раз кашлянул кровью и испачкал себе одежду. Из его носа тоже текла кровь. Тело его судорожно скорчилось, словно обожжённое кислотой. Он зажал рот рукой и кусал себе пальцы, чтобы не закричать от боли. Он попытался воскресить в памяти прежнюю свою жизнь, какой она была несколько дней назад. Жизнь, в которую не вторглись Ишибаши, загадочное самоубийство в школе и смерть Джун. Он старался припомнить всё то, что было каких-то пару-тройку суток назад… Окружающие всюду сигналы тревоги, разливающаяся по телу нескончаемая боль, собственная кровь, которая попала на одежду не только свою, но и Кацуми… Ямада говорил самому себе, кричал внутри: «Вставай!» «Вставай, чёрт бы тебя побрал!» — стиснув зубы, оскалившись, приказывал он своему телу, обездвиженному, окровавленному, с поломанными костями и задетыми внутренними органами. Боль сотнями иголок, тысячами шипов вонзилась в тело Ямады, вызывая лишь агонию и тяжёлые хрипы. Покалывание перешло в жжение, точно на него плеснули кипятком. Ямада широко открыл рот, жадно втягивая вечерний воздух, чувствуя, как темнота тяжело оседает где-то у него внутри. Мысль о грядущих страданиях, будущей смерти так потрясала парня, что ему представилось, что он и правда скоро умрёт, изжарится, как крошечная рыбёшка, в забытом самим Богом месте, никому не нужный. Он старался не думать о том, как дьявол заберёт его душу, а тело пожрут вороны или крысы. Кацуми, глотая собственные слёзы, вызвала скорую помощь и кое-как оттащила Ямаду на тротуар; вокруг них было не так много людей, и никто не был горазд им помочь. Пришлось дожидаться приезда врачей; Кацуми поехала вместе с другом в больницу. В пути над ним хлопотали доктора. Один из них расспрашивал Кацуми про случившееся и записывал всё в блокнот. Девочка старалась говорить как можно спокойнее и едва сдерживала слёзы. Рыдания всё ещё сотрясали её. Надо успокоиться. Всё хорошо, они уже ехали в больницу, Ямаде скоро помогут. Но она не могла быть в чём-либо уверена. В больнице Ямаду сразу перенесли в операционную. Кацуми уже хотела было остаться в больнице на ночь, но врачи отправили её домой, напоследок попросив номер родителей пострадавшего. Когда Кацуми добралась до дома, она даже не смогла поужинать и проверить сообщения на телефоне, а сразу же рухнула на кровать и легла спать. Но ночь была бессонной. Медики долго пытались спасти Ямаду. Операция, казалось бы, прошла успешно, и парня оставили здесь на ночь. Но ранним утром… Кацуми позвонили из больницы в семь часов утра. Сегодня как раз надо было идти в школу. — Здравствуйте, вы Кацуми Такаги? — прозвучал мужской голос из трубки. — Звонит городская больница. — Д-да, всё правильно, — тихонько сказала Кацуми, вздрогнув и заикнувшись. — Родители Ямады-сана уже знают, пришло время сообщить и вам, — медленно и томно говорил врач. — Пожалуйста, присядьте. Кацуми присела на стул и стала ждать ответа. Её руки вспотели, а тревожное чувство не покидало её, и губы встрепенулись. — Х-хорошо, можете говорить. Доктор сообщил о смерти Ямады из-за кровоизлияния в мозг после полученного сотрясения. Также были задеты жизненно важные органы и было поломано множество костей. — Нам очень жаль, мы соболезнуем вашей потере. По словам родителей Ямады-сана, вы были очень близки, и потому мы доводим это до вашего сведения. — С-спасибо, что с-сообщили... Д-до свидания. — Кацуми сбросила трубку и встала со стула, но тут же пошатнулась. Телефон выпал из её рук и с громким звуком упал на пол. —Такео-куна нет? Нет-нет, это всё сон. Он сильный, он должен был пережить эту травму. У нас прекрасная медицина, хорошая больница, там замечательные врачи, хирурги... — Кацуми шептала, и слезинки прокатились по её побледневшему лицу. — И-и мы играли вместе, когда были маленькими, а ещё гуляли... И-и в кино ходили, мы очень сильно любили фильмы... Такео-кун всегда поддерживал меня и успокаивал, когда мне было плохо, и... Кацуми резко замолчала и долгое время смотрела в пустоту стеклянными глазами, плача. Вдруг она сняла с волос бантик, приложила его к груди, подняла голову к потолку и истошно закричала, точно обращаясь к кому-то свыше: — ПОЧЕМУ, ПОЧЕМУ ТАКЕО-КУН И ДЖУН-ЧАН УМЕРЛИ?! ПОЧЕМУ ВСЕ МОИ ДРУЗЬЯ УМИРАЮТ?! ОНИ НЕ ДОЛЖНЫ БЫЛИ УМИРАТЬ! ПЕРЕСТАТЬ ЗАБИРАТЬ ДОРОГИХ МНЕ ЛЮДЕЙ! Я НЕНАВИЖУ ТЕБЯ! НЕНАВИЖУ! Кацуми сжала бантик ещё сильнее. Весь дом сотрясался от её крика. Вдруг девочка посмотрела на часы, вытерла слёзы, отряхнула юбку, взяла свою сумку и пошла к выходу. Через полчаса она уже была в школе. Настроение Кацуми на занятиях было крайне ужасное. Она ничего не говорила, ни с кем не разговаривала, не отвечала на уроках, толком не записывала конспекты, изредка всхлипывала, а глаза её были пусты и безжизненны... Ишибаши, сидящий в соседнем ряду напротив Кацуми, заметил состояние девочки и ненароком затревожился. После последнего урока Ишибаши встал из-за парты и подошёл к Кацуми, пытаясь с ней в очередной раз заговорить и узнать причину такого поведения, но та в ответ игнорировала его и отворачивалась. Взволнованный Ишибаши наконец вдохнул побольше воздуха и спросил: — Пойдём сейчас в клуб? Кацуми подняла свои блеклые, потерявшие всякий блеск и искру надежды небесно-голубые глаза. — Ах, ну... Да, конечно, пойдём. — Кацуми отвела взор и сжала вместе руки, а после паузы встала. — Идём. Они вместе пошли в кабинет литературного кружка. Кацуми шла молча, потупив голову, убрав за спину руки и глядя себе под ноги. Ишибаши тоже ничего не говорил, но всё время краем глаза наблюдал за подругой. Дойдя, они увидели, что Кими и Минако уже пришли и ждали их в клубном зале. — Привет, присаживайтесь, я сегодня принесла желейные пирожные, хоть чайку вместе попьём. — Кими посмотрела на друзей, раскладывая на столе сладости и наливая чай, и немного нахмурилась. — А где Ямада-кун? Он и в беседу ничего не писал почему-то… — Кими оглянулась на Кацуми и изумилась. — Каги-чан?.. Кацуми затрепетала; бледное лицо её покрылось багровым румянцем и в ту же минуту стало багровее прежнего. Она долго молчала, потупив голову. Её руки затряслись; она пошатнулась и рухнула на пол. Все ребята быстро метнулись к ней на помощь. — Каги-чан! Что с тобой, ты не больна?! — громко взбудоражился Ишибаши, глядя на Кацуми расширенными глазами. Бедная девушка заплакала, воображая всё, что ожидало её в ближайшем будущем, но она пришла к выводу, что бурное объяснение облегчит её душу, и она после долгой паузы, утирая ладонями слёзы, медленно заговорила: — Такео-кун… Т-Такео-кун попал под колёса машины. Это случилось вчера, во время нашей прогулки… Я сразу же вызвала скорую помощь. Такео-куна отвезли, но… Д-доктора не смогли спасти его… И Такео-кун… — Кацуми закрыла лицо руками и принялась рыдать сильнее прежнего. — ...С-скончался. Кацуми полагала, что после этого она сможет спокойнее рассуждать о своей участи, судьбе и о том, что надлежало ей дальше делать, но нет. Она не могла перестать думать о смерти Ямады; из её головы не выходила картина его смерти: как он попал под машину, лежал на дороге полностью в крови, как его отвозили в больницу, как Кацуми покинула его, обрекая на мучительную смерть… Это всё ожесточило Кацуми; голова её кипела, а кровь заволновалась; её руки и ноги вмиг похолодели. Пока Ишибаши мысленно пытался разжевать для себя полученную информацию, он почти машинально ёрзал руками по своим коленям. И вдруг сердце у него остановилось. Холодные мурашки побежали по его икрам, а на голову точно обрушился удар. С минуту он сидел, как бы оцепенев, и его сразу бросило в пот. Он осознал потерю и резко вспыхнул: — Каги-чан! — Ишибаши развернул Кацуми к себе и крепко обнял. — Всё хорошо... У тебя есть мы... Кими-кун, Минако-кун и я. Вместе мы преодолеем любые трудности! Но чувства в нем смешались. «Грёбаный… Уже вторая смерть подряд. Это нехорошо, очень нехорошо! Надо бы узнать подробности происшествия, но Каги-чан наверняка не захочет вспоминать этот ужас. То был несчастный случай ли или всё-таки намеренное убийство? — Ишибаши задумался, обнимая Кацуми. Кими тоже успокаивала подругу. — Джун-кун, как я понимаю, именно убили, но информации по этому поводу очень и очень мало. В полицейской базе данных тоже ничего нет. Дело замяли, что ли? Ну, как всегда — от наших школ ничего хорошего ожидать и не стоило!» Он засомневался, поджал губы и прищурился. На тёмно-карих с густыми ресницами глазах Кими выступили слёзы. В тот же миг она бросилась обнимать Ишибаши и Кацуми. Минако задумчиво и отстранённо стояла в стороне, пытаясь осмыслить слова подруги. Кацуми удивилась такому объятию, но обняла Ишибаши и Кими в ответ, даже малость сжала в руках их форму. Она плакала, но ей стало чуточку легче. — С-спасибо в-вам большое. Простите, что я перед вами тут реву, я просто устала сдерживать слёзы в-в школе. Мне было чертовски трудно, и... — Кацуми непонятно бормотала свои извинения, виновато опустив глаза. Кими прослезилась и тоже едва ли не плакала. Она заговорила: — Все мы тяжело переживаем смерть Джун-чан, а тут ещё и это навалилось подобно лавине... — Голос девушки становился всё тоньше. — Мы очень сожалеем о твоей утрате, Каги-чан. Хотя я и не так много общалась с Ямадой-куном, он был действительно очень хорошим парнем. После этих слов и Минако начала всхлипывать и вскоре обняла всех трёх ребят. В итоге четверо человек, стоя посреди клубной комнаты, все вместе обнимались, плакали и хныкали. Ишибаши сопереживал Кацуми, как и всем остальным девочкам, но на Ямаду ему по большому счёту было всё равно. Его больше волновала судьба Кацуми, которая резала вены в линии А после той же смерти Ямады… И фантомные боли у неё вряд ли прошли, думал Ишибаши. Он глядел в одну точку, погрузившись в раздумья. Выражение его лица было достаточно флегматичным; иногда он смотрел сочувственным взглядом на участниц кружка, которых всё сильнее и сильнее прижимал к себе. Спустя небольшой отрезок времени он наконец набрал побольше воздуха в лёгких, собрал все силы в кулак и смог спросить не без некоторого смущения, какой-то стеснённости: — Каги-чан… Не знаешь обстоятельства смерти? — Ох... Хм... — Кацуми призадумалась, вытирая рукавом с лица последние слёзы, но она испытывала тот же конфуз, такую же затруднительность, сжатость. — На Т-Такео-куна наехала машина, и… О, вспомнила. За рулём была девушка с накрашенными ногтями, довольно внушительными. В марках машин я не разбираюсь, но она выглядела довольно-таки дорогой. Ишибаши подозрительно прищурился. Он уже примерно догадывался, кто это мог бы быть, но решил удостовериться: — Если это не несчастный случай, то… Кого ты знаешь из нашей школы с таким маникюром? Я заметил, что здесь мало кто ходит с крашеными ногтями. Кими вдруг вмешалась, скрестив руки на груди: — В старшей школе маникюр встречается чаще, чем в средней, но кому из старшей школы будет необходимо убивать «середнячка»? Ну, отбросив тот факт, что Ямада-кун — вице-президент студсовета… Но кому это могло понадобиться? Минако хмыкнула, но решила не отвечать. Кацуми неуверенно произнесла: — Действительно… Здесь стоит опираться на статус Такео-куна в школе. Тогда вариант с убийцей из старшей школы можно исключить, да? А в средней школе девочек с таким маникюром мало, так что… — Но откуда у ученицы средней школы дорогой автомобиль и тем более права на его вождение? — вновь встрянула Кими со своим извечным скептицизмом. Ишибаши фыркнул, закрыв глаза, и тоже сложил руки на груди. Он ответил: — Знаю я одну богатенькую… Не раз слышал о ней. Как, возможно, и вы. Кацуми, Кими и Минако с недоумением взглянули на Ишибаши; у некоторых из них расширились глаза и вскинулись брови. Ишибаши горделиво ухмыльнулся подобно победителю, шустро выхватил из кармана брюк телефон и сказал: — Уточню кое-что у её подружки Умеко Хаякавы. Благо, нужные связи есть. — О чём ты, Така-чан?! — беспокойно воскликнула Кацуми. — Умеко Хаякава?! — Да, — произнёс тот, попутно печатая сообщение в Такаграмме. — И её «подруга», «босс»… Хотару Китамура. — Хотару Китамура? — задумчиво повторила Кацуми и приложила ладонь к подбородку. — Кажется, я слышала это имя… Только не делай ничего плохого, Така-чан! — Кацуми встревоженно замахала руками. — Никто не должен пострадать! Ишибаши насупился. — Пострадает умственно, — крайне сурово и строго произнёс он. — Я мастер интеллектуальных споров. Драться я не умею, да и бить я никого не собирался. Мне просто нужно знать мотив. За что эти люди погибли. «Я должен помочь своим девочкам во что бы то ни стало! Тем более, они мне как семья… И я достигну своей цели несмотря ни на что! Я заставлю сволочь Хотару заплатить и перестрадать всё то, через что прошёл наш клуб!» — думал Ишибаши и долго писал что-то на телефоне. Кацуми, Кими и Минако подняли свои округлённые мокрые глаза на Ишибаши. — Эти люди? — в недоумении переспросила удивившаяся Кими. Все трое девочек между собой переглянулись. Ишибаши сдвинул брови ещё сильнее и сглотнул ком в горле. На его лбу выступил пот. «Не знаю, сказать ли им о том, что передала мне Умеко... — занервничал он; его глаза стали разбегаться; его зрачки оглядывали каждую из участниц кружка, но от волнения не могли никак сфокусироваться и остановиться в одной точке. — Легче ли им станет от осознания того, что это было убийство, а не несчастный случай? Эх, ладно. Придётся сказать. Я заварил, мне и расхлёбывать.» — Каги-чан, ты ведь только что говорила о Хотару Китамуре? — произнёс Ишибаши с полузакрытыми глазами как можно более отстранённым тоном. Та напряглась, прищурилась и ответила, не понимая, что к чему: — Ну да, а что? — В общем... — тот глубоко вздохнул и понизил тон, выдержав паузу; его голос стал тише, гораздо тише, и все прислушались: — Мне тут доложили, что в столовой мог произойти не несчастный случай, а... Убийство. Намеренное убийство Джун. Все девочки ахнули и завизжали от удивления, вытаращились, переглянулись между собой и тотчас помрачнели; Кацуми раскрыла рот, хотела что-то сказать, ещё истошнее закричать, но по её щекам вновь потекли слёзы горечи, и она так и стояла столбом; Минако опустила голову и сжала руки в кулаки, оскалившись; Кими беспокойно смотрела на свой объект воздыхания с выступившими на очах слезами. — В нашей школе завёлся самый настоящий маньяк, убийца, — почти шёпотом пробормотал Ишибаши и смахнул единичные слезинки с глаз. — Это суровая правда. Я уже в который раз в этом убедился... Участницы литературного кружка так и стояли на месте, не веря своим ушам. Кацуми ощерила зубы и прижала всех: Ишибаши, Кими, Минако, сильнее к себе. Юноша заглянул в экран телефона и проверил Такаграмм. Умеко пока не ответила. Ишибаши теперь жалел, что вообще написал ей. — Т-ты… Така-чан, ты точно в этом уверен?! Неужели кто-то правда захотел убить Джун-чан?! — Кацуми обнимала всех и вытирала рукавом серого жакета поток жалких слёз, идущий из глаз. — Кто-то действительно хотел убить милую и прекрасную Джун, которая была так добра ко всем?! Кацуми зло нахмурилась и стиснула зубы. Впервые в жизни все увидели, как она злится. Ишибаши перевёл дыхание, положил телефон в карман и посмотрел на Кацуми. Произошла пауза. Тот не смог сразу произнести, еле-еле выдавил из себя: — По крайней мере, мне так сказали. — Ишибаши снова помолчал и потупил голову; уголки его губ в печали опустились. — Умеко видела, что Хотару тогда была в столовой и стояла неподалёку от Джун. О маниакальных наклонностях Хотару я уже наслышан. Возможно, те ножи — дело рук Хотару. Извини. Можно лишь предполагать... — В любом случае, нам ничего толком неизвестно. — Кацуми отстранилась от ребят, опустив голову и сжав руки, и подошла к пакету с пирожными, что был на столе. — Давайте попьём чай, разрядим обстановку. — Давайте. — Кими подошла к электрическому чайнику и включила его. Вода забулькала. Через несколько минут все члены клуба уже пили чай. Каждый ел желейные пирожные и думал о чём-то про себя. У всех было своё мнение о происходящем. Кацуми сидела тише всех и ела сладость, сильно наклонив голову; чёлка нависала над её пустыми глазами. Вскоре чаепитие было закончено, и ребята стали убираться. — Я, пожалуй, пойду домой. Сегодня мне больше не о чем говорить. И о манге в том числе. — Кацуми вымыла последнюю чашку, убрала её и взяла свою сумку. — Пожалуйста, будьте осторожны, всем до встречи, пока! Кацуми выбежала из зала. Ишибаши, как и все остальные, встревоженно посмотрел ей вслед, но у юноши были свои мысли и подозрения насчёт девочки, посему он прищурился и поджал губы. Собирая рюкзак, он сильно склонялся, а руки его едва работали. Даже внутри бушевала буря, самый настоящий морозный вихрь, а его размышления прерывали многочисленные долгие паузы. «Чёрт, мне так жаль Каги-чан. Сейчас она придёт домой, запрётся в комнате и будет плакать... А самый худший сценарий — если она запрётся в ванной и вновь порежет себе вены. Я не хочу больше этого допускать; мне так хочется успокоить её. Крепко обнять. В конце концов, я никогда не видел её комнату. Может, она вся розовая, как у Мэй-чан, а стены обклеены плакатами с Сейлор Мун или ещё чем? Ладно, не суть. Худший исход лишь один…» Ишибаши нервно сглотнул и потёр голову, а взгляд его стеклянный завис на собственном рюкзаке. «Эх, знаем, плавали. Вот была бы возможность пойти к ней прямо сейчас в гости. Но она наверняка не захочет меня видеть и впускать в свой дом. В ином случае я мог бы предотвратить это безобразие. Я готов не спать несколько ночей, чтобы защитить Кацуми и остальных! Глаз не сомкну, чтобы с ней чего-нибудь не произошло, либо она с собой что-нибудь не сделала. У меня как раз бессонница в последнее время обострилась, да... Мне ничего не остаётся делать, кроме как лежать в постели и, сложив руки, о чём-нибудь размышлять. Но мысли загоняют меня в тупик. И отчаяние. Я не могу больше об этом думать. Судьбы всех нас ужасны, и они бесконечно переплетены между собой. И потом я нахожу себя горько плачущим в подушку.» Ишибаши чувствовал, что его руки были поражены заразой, всепоглощающей чернотой; вот-вот она поднимется выше, сначала к локтям, а затем к плечам и ключицам, перекинется с одной части тела на другую; его ладони были охвачены непонятным потоком чувств, клубком из собственной алчности и жалости. Сознание Ишибаши погружалось в темноту, в глубокую пропасть; зараза передалась уже и глазам; ему хотелось смотреть, глядеть, пожимать плоды собственного путешествия во времени, испорченного прошлого, чужих страданий… Ишибаши сомневался в своей адекватности. Он сам не знал, почему он столь безропотно повиновался уготованной ему судьбе и почему он долго размышлял о том, нормальны или всё же безумны преследуемые им намерения, идеи, цели. Ишибаши должен был быть подготовлен к чему угодно, но его мысли, монотонно и однообразно отзывающиеся в собственной голове, уж слишком смахивали на типичные причуды свихнувшихся изобретателей и учёных; у Ишибаши тут же возникли опасения и родилось множество вопросов. Даже его былые откровения столько его не возбуждали, не заставляли вспыхивать. Гипотезы, рождающиеся в его черепушке, связанные с машиной времени, временными линиями и смертями окружающих людей, чуть ли не выходили за пределы всех человеческих представлений. Его сознание словно блуждало во тьме и хаосе впечатлений. Сколько ни думай, сколько ни размышляй, сколько ни собирай знания, сколько ни строй планов и стратегий, сколько ни перестраховывайся, Ишибаши был уверен: в конце концов его всё равно ждёт неведомое. Бездна неясности. Как можно балансировать над ней на такой тонкой верёвочке? Как можно бесстрашно шагать вперёд? Ишибаши не выдерживал такого количества вопросов, выходящих для него за рамки здравого смысла. Даже самая малейшая ошибка могла отправить его и всех его близких в штопор.***
Кацуми бежала по лужам, задыхаясь. На улице шёл ливень, стучащий по крышам домов и заставляющий стёкла окон содрогаться. Нависшее над землёй небо, отягчённое, переполненное водой, изливалось вниз, превращая асфальт и землю в промокшую массу, растворяя грязь, как сахар. Порывы ветра морозили Кацуми, дышали тяжким зноем, и волосы девочки лезли ей прямо в лицо, вымазывая слёзы. Дома и улицы впитывали в себя сырость, как губки. Порой сквозь водяной туман смутно вырисовывалась мокрая отцветшая сакура, ветви которой свисали с беспомощностью мертвеца. Мысли Кацуми пропитались сыростью не меньше, чем всё, что окружало её сейчас. Ноги Кацуми несли её домой. Она задыхалась, но всё равно бежала, промокнув под дождём и испачкав ноги и свои красивые туфли в грязных лужах. Мимо шли разные люди и оборачивались, стоило девочке пробежать перед ними. Оставшиеся в клубном зале Ишибаши, Кими и Минако разошлись; влюблённые девушки пошли в одну сторону, Ишибаши — в другую, сырую, серую и безлюдную… Оказавшись в полном одиночестве, идя домой под сильным дождём, до ниточки промокнув, сгорбившись, сунув руки в карманы брюк, он забубнил вслух: — С-сука… Что за тварь… Блядина… Он сам не понял, что на него нашло, но продолжал: — Я уважаю женщин, но это… Это… Это просто безрассудство! Я ненавижу Хотару! Тупая скотина, блядь! Ишибаши, хоть он и был нелюдим, но подавал хороший пример и был относительно тихим, спокойным парнем; для Мэй он так вообще эталон и самый настоящий джентльмен, с которым и в приставку не стыдно сгонять. Что заставило его материться вслух, да ещё и так громко?! Учитывая обстоятельства, ему это показалось неудивительным… — Ворвалась в мою жизнь… Испортила всё! Отняла дорогих для меня людей! А остальных заставила страдать! Я не знаю, что с тобой сделаю, если ты ещё хоть до кого-то дотронешься… Он никогда не забудет, что Хотару сделала с его подругами и как повлияла на Кацуми. Смерти Умеко и Джун, муки остальных девочек навеки отложатся в его памяти. Вдруг он остановился на месте, замешкался, пошатнулся, с презрением посмотрел в хмурое небо, сжал кулаки и пронзительно закричал: — Я БУДУ ПРЕСЛЕДОВАТЬ ТЕБЯ ДО КОНЦА ЖИЗНИ! РАНО ИЛИ ПОЗДНО Я НАЙДУ ТЕБЯ И ЗАСТАВЛЮ ОТВЕТИТЬ! ЗАСТАВЛЮ СТРАДАТЬ, ПОЧУВСТВОВАТЬ ТУ БОЛЬ, КОТОРУЮ ТЫ НАНЕСЛА ВСЕМ НАМ! ТЫ СЛЫШИШЬ МЕНЯ, ХОТАРУ?! Но в такой глуши его никто не услышал. Ишибаши кусал губы и ногти до крови, едва сдерживался, чтобы не начать вырывать себе промокшие от дождя волосы. «Ха-ха… Бог давно… покинул нас.» «Никто больше не сможет уповать на него. Просить помощи. Ни Кацуми, ни кто-либо другой…» Когда Кацуми перешагнула порог своей квартиры, то впервые за весь марафон сделала передышку и согнулась пополам, опираясь руками на колени. Она еле дышала; её ноги гудели от долгого истощающего бега, а голова кружилась. В квартире она была одна; мама ещё не вернулась с работы. Кацуми перевела дыхание и посмотрела на свои руки; после смерти Ямады боль в них усилилась, но сейчас они заболели гораздо сильнее. Кацуми побежала в ванную и тщательно стала обмывать запястья холодной водой, пытаясь облегчить страдания. «Боль не проходит. Как будто я уже что-то с собой делала, но это не так. Такое чувство, что это некое предупреждение, знак. Мне ведь и до этого хотелось порезать вены…» — Кацуми размышляла и наблюдала за водой из-под крана, тщательно истирая руки. Через минуту она выключила кран и села на пол, поджав дрожащие ноги. — Я устала. Очень сильно. — Самой себе тихо прошептала она. Она почувствовала, как её глаза снова намокли. — Почему мои друзья умирают? Неужели в нашей школе правда есть убийца? Хотару их убила? Или кто-то другой? Может быть, это просто несчастный случай? Совпадение? Что это вообще такое? Почему у меня болят руки и вспыхивают непонятные дежавю? Зачем я снова как дурёха реву? Я уже и так пролила много слёз. Я скатилась в учёбе, ничего не делаю на уроках, не впитываю новые знания, многие стали ругаться на меня; ощущение, что я хожу в школу только ради литературного кружка… Почему вообще это происходит? Кацуми говорила в пустоту и плакала, сидя у ванны, не обращая внимания ни на что. В её голове мысли путались, скоро превратившись в кашу, а глаза опухли и заболели от многочисленных слёз. Волнение, каким был объят её ум, передалось вскоре и по её телу. У неё сводило ноги и руки, лихорадка усиливалась. Как это случилось? Каким образом Кацуми бросилась в пропасть, открывшуюся под её ногами? Придя в свою комнату, она задала себе вопрос: почему ощущение от прихода в родное и любимое сердцем гнездо изменилось? Почему она чувствует себя совершенно разбитой, почему этот дом, милая комната, всё, из-за чего так волновалось её сердце, сейчас кажется ей таким скучным и ненужным? Вечером Кацуми скользнула в постель; прохладные простыни и подушки усилили в ней ощущение холода, одиночества и грусти, которое уже сутки тяготило её. Это вызвало беспрестанную дрожь в каждой струне души девушки. Продолжение следует…