TEA legend

Итог: Рохан Душная холодная темнота, разгоняемая лишь бледным огоньком посоха мага, давила на плечи. Счет времени терялся, но, кажется, трое суток минуло с тех пор, как завал отрезал их от погони. Трое суток плутаний в сердце гор. Трое суток тишины, лишь изредка нарушаемой звуками далекой капели. По расчётам Гэндальфа еды должно было хватить еще на столько же, а потом… Сэм и сам поражался тому, насколько ему было всё равно. Прозрачная безвкусная отстраненность — то, что он ощущал с тех пор как закончил рассказывать. Все его чувства исчезли, он больше не ощущал ни боли, ни страха, ни даже злости. Только вот он не знал, не было ли то хуже. Думать о возможной мучительной смерти от голода без малейшего трепета в сердце. Как будто самое важное в нём умерло заранее. Согласно словам мага, выход должен быть уже близко. Если он, конечно, вообще существовал. И даже когда впереди потянуло холодным воздухом, а потом забрезжил свет, он всё равно не ощутил ничего. Разве что невероятную пепельную усталость. — Смотри, Сэм! — Смотрю. Небо встретило их сияющей голубизной, что беспощадно резала глаза хоббита, давно привыкшие к мордорской тьме. Воздух был теплым, пахло нагретой солнцем травой. Вдали виднелся лес. — Выход! Мы выбрались, мы живы! Пиппин, забывшись, кричал от радости, потому что они были спасены. Друг споткнулся от усталости, упал, поднялся снова, протянув к небу руки. На лице его блестели слёзы. А Сэм… «Я мёртв». Простое знание больше не казалось странным. — Горы вывели нас в Рохан, друзья! — объявил Гэндальф. — Сейчас мы на самой юго-восточной границе. Если повезет — а я думаю, нам должно повезти, то встретим по пути приграничных стражей. Встряхнувшись, Пин вытер лицо рукавом и огляделся внимательнее. — Да-а, дела, — протянул он. — Выйти-то мы вышли, но все самое интересное только начинается… Сэм! — окликнул он поникнувшего приятеля, — ты разве совсем не рад, что мы выбрались? Тот устало вздохнул. Он не мог объяснить другу это. Гэндальф, наверное, догадывался — потому и не трогал его. А вот Пин… — Прости, Пиппин, — никаким голосом проговорил хоббит. — Не думаю, что я теперь могу ощущать радость… Не оглядываясь, Сэм пошел вслед за магом. Перегрин был встревожен, пытался что-то сказать, утешить его… Только вот он не горевал. Он просто был пуст. Солнце медленно поднималось всё выше, и вскоре сделалась ужасная жара. Но Гэндальф старался не подводить их к лесной тени слишком близко. На то наверняка были свои причины — Сэм замечал, как многозначительно поглядывает на деревья Пиппин, ему же они были неведомы, да и не сказать чтоб интересовали. Все, чего ему и впрямь хотелось — провалиться в глубочайший сон без сновидений и спать так долго, пока сам мир не изменится к лучшему. Впрочем, надежды на то он больше не ощущал. Тем не менее, от нечего делать, взгляд Сэма скользил по окрестностям, куда более разнообразным и милым взору, нежели темные своды пещер или стены черной башни. Давным-давно он не видел зелёной травы. Здесь её росло в изобилии — и переливчатые стебли ощутились шелковистыми под его рукой. А потом, на горизонте, хоббит завидел всадников. Людей в военном облачении, верхом на лошадях — белых и рыжих, и гнедых, и серых в яблоках. Сэм почему-то очень отчетливо запомнил эту картину: разноцветные лошади и множество наездников с трепещущими зелеными стягами в руках. Кажется, то и были рохирримы, о которых он уже многое успел услышать. Что ж, всадники оказались друзьями, и они ехали им навстречу. Наверное, это было хорошо. Когда расстояние между ними стало совсем малым, он услышал их приветственные возгласы. — Митрандир! — восклицали люди. Хоббит уже знал, что так называют Гэндальфа. Их встретили и проводили к лагерю. Человек с золотистыми волосами по имени Эомер удивился появлению третьего полурослика, спросил его имя. Сэм ответил — настолько вежливо, насколько мог. И все же лицо человека помрачнело. Да почему же! Он же не хотел! Не хочет никого беспокоить или обижать. Немного горечи пробилось сквозь пепел, но она быстро сгинула. И Сэм решил, что постарается ни с кем не говорить, чтобы больше никого не расстраивать. Король (как понял Сэм, его звали Теоден) выглядел величаво и мудро, и волосы его золотились точно так же, как у Эомера. Совсем не такие, как у Владыки Мордора. Не мертвое тусклое золото напоминали они, но пшеницу, золотящуюся по осени на полях Шира. Пиппин был знаком с Королем. Пиппин вообще многое узнал с их последней встречи. И вырос, изменился, на удивление. А как изменился он сам? Сэм едва слышно вздохнул. Ему стало очень грустно. — Государь Теоден, — вежливо поклонился Пиппин. — Эомер! — Приветствую Теодена, сына Тенгеля, и наследника его! — раздался за его спиной голос Гэндальфа. — Немного времени минуло с нашей прежней встречи, но срочные вести не любят ждать. Я направляюсь прямиком из Минас-Тирита. Вам нет более нужды спешить Гондору на помощь — Враг уже завладел его столицей. Явственная печаль скользнула в голосе мага. На лицах присутствующих мелькнуло крайнее напряжение. — Так ты предлагаешь, чародей, — выкрикнул кто-то из рохирримов, — нам теперь сдаться? Враг завладел столицей Гондора, но Рохан не стоит списывать со счетов! Гэндальф обернулся к говорившему, и лицо его осталось неизменно серьёзным: — Сдаваться вам, или нет — не мне решать, а вам. У меня действительно есть, что предложить, но сперва вы — все, кто здесь сейчас стоит, должны узнать… Тотчас отчетливый голос мага донесся до слуха каждого из людей в лагере: — Единое Кольцо в руках Врага! Миссия Фродо Бэггинса окончилась неудачей. Враг завладел Кольцом около недели назад. Минас-Тирит был захвачен им менее, чем за одну ночь. Теперь, — вздохнул Гэндальф, — вы всё еще уверены, что вам не стоит выслушивать меня? Волны шепота в рядах шелестящим эхом повторили его последние слова и стихли. Мертвенная тишь восстала над всем широким зеленым полем. Птицы не пели и ветер не шевелил травы. Вести, принесенные Гэндальфом, все еще громко звучали в ушах каждого из присутствующих. Теоден, казалось, слегка побледнел. Пристально он вгляделся в лицо мага, и молчал долгое время, словно осмысливая услышанное. И не он один — многие из воинов, собравшихся вокруг, затихли. Пин несмело глядел в их глаза, и читал — удивление, неверие, гнев… Почему, почему все самое худшее, все то, чего они опасались — случилось?! Повинуясь внезапной мысли, Пиппин отступил на шаг, закрывая собой Сэма. — Приветствую и я тебя, Гэндальф, друг мой, — голос Теодена был спокоен, но тяжесть неуловимо сквозила в нем. — Вести твои темны и печаль от них ложится в душу. Но должно то быть печали, а не страху! Рохан никогда не сдастся без боя, но где он его примет — вопрос еще нерешенный. Стало быть, о том и должна пойти речь. Гэндальф медленно выдохнул. — Я выслушаю тебя, Теоден, но жду и от тебя того же. А сперва — попрошу тебя о пристанище для этих двух хоббитов, — кивнул маг на Пина с Сэмом. — Вместе со мной они преодолевали все тяготы дороги и сейчас нуждаются во сне и в пище. Пин с благодарностью оглянулся: Гэндальф как всегда с легкостью прочитывал их мысли. Ноги хоббита давненько уже зудели от бесконечных пеших прогулок, а в желудке было пусто. Толпа расступилась, давая им проход. — Идем, Сэм, — вздохнул Пин, и первым последовал за человеком, назначенным их проводником. После плотного обеда, показавшегося Пину самым вкусным на свете, решено было прикорнуть. Сэм уснул на одном из походных ковров на полу, а вот Перегрин никак не мог сомкнуть глаз. Хоббит ворочался с боку на бок — то перед его глазами вставала сцена на площади, то он слышал голос будто бы Мерри… Кстати, о Мерри. Он-то ведь, кажется, должен быть где-то в Рохане! Может быть, рано или поздно они встретятся?.. Хоббит шумно вздохнул, сев в постели. В их котелке кончилась вода, и лучше сейчас он принесет еще, чем будет бесполезно валяться и думать о всяком. Обувшись и подхватив пустой котелок за ручку, Перегрин приоткрыл тканевый полог шатра, и выбрался наружу. Прямо на траве неподалеку, зажав в зубах какую-то пожухлую травинку, расположился Мерри собственной персоной. Он расслабленно развалился на траве, подставив лицо солнцу. Пин чуть было котелок не выронил из рук: — Мериадок, чтоб его, Брендибак! — подскочил он. — А ты что здесь забыл? — Любезный Перегрин, — поучительно воздел палец Мерри. — Это как же вы нынче друзей приветствуете, да после длительной разлуки? Нет же, иди сюда, чтоб всё чин-по-чину! Пин звонко рассмеялся, а затем крепко хлопнул Мерри по плечу, обнимая старого друга. Словами было не передать, какое тепло наполнило его при виде приятеля. Мерри находился в лагере, и Мерри остался собой гораздо более, чем Сэм: Пин сразу это понял. И вновь, как в добрые дни, которых уж никогда не вернуть, они могут беззаботно поболтать, щурясь на солнце… — Ну вот, дело другое! — радостно подметил Мерри. — А теперь рассказывай что да как, да поподробнее. Вот уж невеселые вести принес Гэндальф нынче, да только не верится мне что всё так уж плохо. Я тебя и Сэма издали заметил, подойти сразу не сумел, но выходит, с ним всё хорошо? А то ведь я как про Кольцо услышал, уж проститься с ними решился. Пин коротко вздохнул. Ему хотелось поболтать с Мерри о другом… Например, о том, как он сам, и чем занимался в его отсутствие. Но хоббит понимал — новости важнее. — Да, Мерри, — несколько рассеянно кивнул он. — Идем, я за водой, по пути поговорим. Воин, проводивший их, сообщил, что в леске неподалеку бьет родник. Туда-то Пин и намеревался направиться. — Такое дело, Мерри, понимаешь, — рассудил Пин, невесело прокручивая в голове воспоминания за последние несколько дней, — столько всего ужасного произошло, что я даже… Ладно, расскажу, — встряхнулся он. И Пин, сбиваясь и проглатывая слова, поведал другу обо всем, что произошло с ним до той самой ночи на площади: и про свое назначение на пост стража Гондора, и про смерть Дэнетора и вязкую темноту, окружившую город со всех сторон. А потом… — Я глазам своим поверить не мог, — воскликнул Пин, — Сэм и Фродо, живые! А выглядели они едва ли не лучше прежнего — ни на пленников не похожи, ни на путников изможденных. Но потом вдруг раздался голос — и вот тут-то я и увидел… Его! — протянул Пин шепотом, и Мерри хмуро глянул на него, поморщившись. — Кого это «Его»? — поинтересовался хоббит. — Я в загадках, знаешь ли не силён. — Саурона, — нехотя пояснил Пин, и в его голосе мелькнул тщательно скрываемый страх, — Самолично явившегося на площадь Минас-Тирита. — Но погоди, — спросил Мерри озадаченно, — Что ему там понадобилось? И… Как он там оказался? Что ты вообще видел? Из обрывков разговоров мне приходит в голову только огромный огненный глаз… — Глаз-не глаз, век бы его не видеть, — раздраженно махнул рукой Пиппин, — Нет, были у него и руки и ноги, но это не важно всё. Да и разве я запомнил о чем они там рассуждали с Гэндальфом? Ты лучше послушай, что было дальше! Он воздел руку с Кольцом, — хоббит резко вытянул вперед собственную левую ладонь с котелком в пальцах, — и бам! — Пин вскинул руку вперед, разжав пальцы, отчего котелок с глухим стуком врезался в соседнее дерево, — от него изошла волна силы! — Очень впечатляюще, — мрачно оценил Мерри, — вот только, друг мой Пин, казенное имущество лучше поберечь. Недовольно покосившись на друга, хоббит подобрал посудину с земли и встряхнулся. — Да что ты с моих слов разберешь, — расстроенно махнул Пин рукой, вступив под тень ивы, чьи длинные ветви нависали над берегами ручья. — Ты там не стоял, Мерри, тебе не понять. Не понять того, как страшно это было на самом деле, — голос хоббита внезапно осекся, и он спешно опустился на корточки у воды, зачерпывая полный котел. Кашлянул в рукав. — Страшно, когда ужасный Враг на деле оказывается как обычный эльф. Златовласый и статный, да только все это обман. Взглянет на тебя — и умереть кажется проще, чем глядеть ему в глаза. Я думал, он убьет нас всех, но… Мерри, напряженно хмуря брови, молча опустился на траву рядом с другом. — Но что? — нетерпеливо осведомился он. — Потом-то ведь Он скрылся прочь, — еще тише продолжил Пин, — а тело Фродо осталось лежать. Его убила эта вспышка силы. И Сэма это изнутри тоже будто бы прикончило. Он тогда стал другим. И до сих пор, до сих пор таким остается. Не знаю, сможет ли он хоть что-нибудь теперь сказать. Не знаю, что теперь вообще будет… Пальцы Пина, сжимавшие деревянную ручку котелка, дрогнули — и едва ли от холодной воды. По бугристой поверхности ручья прошлась рябь, волнами стирая их лица. — Выходит, Фродо? — произнес Мерри ровно, и смесь недоверия и горечи скользнула в его голосе. — Вот как все обернулось… На какое-то время они оба ушли в себя, и только ручей, как ни в чем не бывало, весело поблескивал на солнце. — Давай не будем об этом больше, Мерри, — произнес наконец Пин. Набрав пригоршню кристально-чистой воды, он отпил немного и умыл слегка побледневшее лицо. — Расскажи лучше что о себе — хоть честно выйдет. Не мне же одному языком молоть, в самом деле. — Ну, — вздохнул Мерри, вертя в пальцах найденную им тут же веточку, — всего-то за раз не расскажешь, а скажу я только, что столкнулись мы здесь с тобой по случаю. Конунг, вообще-то, приказал мне нести службу в Эдорасе. Но, как видишь, не больно-то я его послушался. Пин подался назад, опершись ладонями о траву и вытянул ноги почти до самой воды. Друг спешил им на помощь так, что даже обманул самого Теодена — похвально, но ныне проблем не оберешься. — И как же ты так исхитрился? — хмыкнул Пин. — В одиночку-то. — А мне свезло, — заявил Мерри, пожав плечами, — один из всадников предложил меня с собой забрать. Вот, я понимаю — доброй души человек. Так конунг меня и не приметил. Да и не до хоббитов ему сейчас. Он ведь все больше тревожился из-за… — тут хоббит вдруг замялся и махнул рукой, — ну, сам понимаешь, мало ли у правителя Рохана проблем. — Из-за чего это он тревожился? — насторожился Пин, выпрямившись. Нечто в поведении друга подсказывало, что эта недомолвка важнее, чем он мог себе представить. — Нет уж ты давай говори! Я все как есть рассказал — вот и ты не отнекивайся! Он слегка толкнул Мерри в плечо, и тот слегка улыбнулся, приподняв ладони: — Ладно-ладно… Вижу, некуда мне деваться, — улыбка исчезла с его лица и хоббит прикусил губу, недолго помолчав. — Знаешь… Вскоре после вашего с Гэндальфом отъезда Арагорн, Гимли да Леголас с людьми Теодена отбыли к Минас-Тириту другой дорогой. Через горы да ущелья, что лежат к западу от гондорской столицы. Места те гиблые, Тропой Мертвых не зря зовутся. — Ну и зачем же, — возмущенно перебил его Пиппин, — им сдалось так рисковать? Мерри укоризненно смерил приятеля взглядом, но все же ответил: — Будто бы те тропы — волшебные, на самом деле. Слышал я мрачные легенды, связанные с ними да с наследником Нуменора, что будто бы только люди, вроде Арагорна, могут не сгинуть в той жути и войско мертвых с собой впридачу привести. Пин в сомнениях покачал головой: — Что-то мне в это не верится. На верную гибель и отправились… Одни беды от этих преданий… — Потому я и пытался умолчать, — тихо произнес Мерри. — Если уж и Арагорн с третью Братства там поляжет — вряд ли нам светит хоть какая-то надежда. *** В это же самое время четверо человек уселись на подушки посреди раскинутого в поле шатра. На деле же один из них человеком не был, но остальные о том не имели понятия. Взгляд короля Теодена был тяжел — здесь, не на глазах у подданных, он мог позволить своим истинным чувствам проступить явнее. — Поведай нам обо всём, что произошло в Минас-Тирите, Гэндальф, — произнес Теоден, всматриваясь в лицо мага — словно силясь прочесть в нем что-то. С прежней долей тяжести во взгляде Гэндальф начал свой рассказ с горькой смерти Дэнетора. Потом — поведал о случившемся на площади и о битве, грянувшей сразу после. О том, как воины Гондора, не дрогнув, встречали свою смерть, и о том, как бежали они сами по подгорному ходу, лишь чудом сумев уйти от Девятерых слуг Врага. Как в три дня пересекли горы, дабы донести эти вести до Рохана и далее. — Теперь, зная размах Его деяний, — заключил Гэндальф, — как думаешь ты защитить себя и свой народ, конунг? И вы, воеводы? Выбор ваш неоспорим, однако же я хочу направить вас. Мой совет таков — уведите свой народ прочь, отсрочьте беду! Гондор пал готовым к битве в стенах собственной крепости! Рохан… спасет только чудо. Нахмурив брови, Гэндальф оперся локтями о колени. Склонившись вперед, он обвел людей внимательным взглядом. — Вот что: владыки Лотлориэна собирают Совет, и в этот раз о вражде или неприязни речи быть не может. Земли под властью старшего народа — последний оплот, способный противостоять Врагу. Эльфы Лориэна, — маг перевел взгляд на конунга. — примут вас, Теоден. Молчание воцарилось в шатре, стоило магу сказать последнее слово. Двое рохирримов думали о сказанном столь же напряженно, сколь и Теоден, но никто из них не осмелился бы сказать первое слово до своего короля. — Значит таков твой совет, Гэндальф, — произнес тот, обратив тяжелый взгляд на мага. — Бежать, спасаться, бросив наши земли врагу на растерзание. Оставить равнины Рохана, оставить наши города и дома, и усыпальницы наших родичей на поругание и искать прибежища у эльфов, обратившись из гордого народа в странников без дома и чести. Истинно, Враг силён, и может прав ты, и у этой битвы нет благого исхода, но лучше я паду от его руки, до последнего защищая свой дом, и с достоинством уйду на встречу с предками, чем поддамся трусости и отчаянию, сдавшись прежде поражения. Таково моё слово для меня и всех воинов Рохана. Конунг замолк и выпрямился. Было видно, что своё решение он принял. — Но, мой повелитель, — произнес Эомер. — Воины Рохана готовы сражаться с честью, но как быть с теми, чьи руки не носят оружия? С женщинами и детьми, и стариками? Ужели все они должны погибнуть не в силах постоять за себя перед врагом, когда мы падём? Нет ли смысла просить у Лориэна убежища для тех, кто дорог нашим сердцам, чтоб уберечь их от злого рока? — Ты прав, Эомер, — едва заметно улыбнулся Теоден. — Тогда пусть об этом позаботится твоя сестра. Снаружи раздался топот лошадиных копыт, послышались громкие окрики, сообщающие о прибытии гостей. Гэндальф спокойно обернулся ко входу: полы зеленого шатра распахнулись, пропуская внутрь плечистого человека в боевом облачении. Ножны его пустовали: Нарсил, согласно негласному правилу, ожидал своего владельца за пределами шатра. Арагорн! Вернулся! Но с какими новостями? Ясные глаза человека сияли приглушеннее обычного, и это было плохим знаком. — Конунг, — остановившись посреди шатра, дунадан коротко склонил голову, затем обернулся к магу, — Митрандир. — Рад видеть тебя в добром здравии, — поклонился Гэндальф в ответ, — Арагорн. Что же — Мёртвые покорились тебе? — Если б так. Несколькими днями ранее два зажженных факела в руках Арагорна и замыкающего Элладана едва разгоняли темноту вокруг. Гимли брел в хвосте, спотыкаясь о камни и не различая дороги. Впереди и позади, за их спинами, он видел мерцающие синеватые тени, не отстающие от отряда ни на шаг и от этих теней тянуло леденящей душу жутью. А стоило людям хоть немного сбавить ход, пещера полнилась глухим эхом голосов и наречий, гному незнакомых. Они беспрепятственно брели все дальше сквозь темноту, но что-то в этой простоте пугало Гимли до дрожи. Им уже не вернуться назад, тогда что же ждет впереди? Внезапно что-то блеснуло в свете факела Арагорна, и тот без колебаний свернул с тропы налево. Гимли оставалось лишь дивиться такой безрассудной храбрости, однако, он последовал туда же. Тусклый свет факелов выхватил силуэт воина в позолоченных латах. Мертвец лежал ничком. Меч его, переломленный пополам — покоился рядом, направленный на темную дверь, вырезанную в скале. Лезвие меча было все в зазубринах, словно умирающий в отчаянии рубил им камень. — Девять и семь могильников давным-давно заросли травой, и все эти долгие годы он пролежал у двери, которую не смог открыть. Куда ведет она? Что он искал за ними? Никто никогда не узнает… — тряхнув головой, Арагорн обернулся к шепчущейся тьме за его спиной: — Но я пришел сюда не за этим! Люди Гор, слушайте меня! Я созываю вас к камню Эреха! Следуйте со мной на битву, защитите народ Гондора, и проклятье будет снято с вас. Я освобожу вас и вы навечно обретете покой! Ибо я — Элессар, наследник Исильдура! — Наследник Исильдура, — повторила шепчущая тишина. — Наследник Исильдура, наследник Исильдура. Это можно было бы перепутать с эхом — странным и искаженным, отдающимся под сводами тысячей мертвых голосов. Но это повторяли мертвые, и шелест их голосов все нарастал, перекатываясь волнами и заставляя живых людей, стоявших в центре этой тьмы, холодеть от ужаса. Факел Арагорна погас, словно под порывом ледяного ветра, а шепот всё ширился, пока не затих, резко оборвавшись и оставив за собой еще более мертвенную тишину и темноту. Впрочем, темнота не была такой уж полной. В ней бледнели едва заметные глазу силуэты. Они окружали их сплошной стеной, держась на расстоянии, но было ясно — выйти из этого кольца так просто уже не получится. Но вот их ряды заволновались, точно море перед грозой, пропуская вперед кого-то одного. Раздвинувшись, они отступили на шаг назад, оставив внутри круга только один силуэт, сиявший ярче прочих. — Всякий, ступивший на Тропу Мёртвых принадлежит людям гор. — сказал призрак все тем же мертвым шелестящим голосом.  — Принадлежит людям гор, — повторили эхом голоса. — Ты опоздал, Наследник, и никогда уже не станешь Королём. Кольцо мертвых стало плотнее, заволновалось. В темноте заблестело призрачное оружие и тишину заполнил гул неразличимых голосов. Люди заозирались, Леголас коснулся тетивы лука, Гимли сильнее сжал в руках рукоять секиры, чей металл сделался совсем ледяным. — Ради твоей крови мы не будем задерживать тебя и твоих спутников, — глухо, как из-под земли, отозвался главный призрак. — Но и за тобой не пойдём. Прощай, Наследник. Призраки сгинули, оставив за собой чернильную темноту, но шепот стих. Путь был открыт. *** Итог: Минас-Тирит Минуло менее часа с прорыва главных ворот, а силы Врага уже заполонили средние ярусы Минас-Тирита. Неудержимым бурлящим потоком они уровень за уровнем подступали к Цитадели — сердцу города, и люди с горечью понимали: пробил час заката Гондора! Яснее всех знал это тот, на чьи плечи сейчас была возложена горькая судьба Минас-Тирита. Фарамир предчувствовал такой конец с самого начала, но всегда стремился отсрочить его настолько, насколько возможно. Сейчас он чувствовал леденящий ужас. На выходе из Дома Королей его уже ждали. Кольцепризраков было двое, их призрачные глаза блестели в темноте капюшонов и при одном взгляде на них в душе Фарамира всколыхнулась мольба о немедленном бегстве. Назгулы воплощали собой саму смерть. Но Фарамир больше не боялся смерти. И он был готов прогнать её. Меч послушно принял привычное положение, его покрытое кровью лезвие почуяло новых врагов. Сейчас Наместник сражался один — прежних его товарищей поглотила черная рать, другие же бились там, где суждено было и им полечь. В темном воздухе разносился звон оружия, воняло кровью, где-то что-то горело, где-то надрывно кричала женщина. Вопреки исходящей от призраков жути взгляд Фарамира светился спокойствием. Зловещий отблеск двух темных клинков не пугал его. Он разил мечом насмерть, но назгулам она была не страшна. Когда последние силы иссякли, лишь слепое упорство продолжало держать его на ногах. Он верил, что не поляжет в этой битве, верил, что одержит победу! Но, когда в ушах раздался звон от обрушившегося сзади удара, а мир стремительно начал терять последние краски, Фарамир с горечью осознал, что конец все же наступил. *** Веки человека дрогнули, и он с трудом открыл глаза. В первую очередь, он не ощутил на теле никаких ран! Не менее странным являлся тот факт, что находился он сейчас на кровати в своей собственной комнате, а вместо тяжелого военного облачения тело покрывала свежая одежда. Осмотрев руки и грудь, наместник с удивлением обнаружил лишь здоровую кожу, словно и не он сражался несколько часов подряд в самой гуще битвы. Более того, мысли наконец не разбегались от усталости — казалось, он проспал никак не меньше суток. Возможно, даже более? Кто принес его сюда и вылечил раны? Сколько времени он пролежал без сознания? И, если он сейчас не в подземной темнице Минас-Тирита, неужели… Неужели мы… — Победили? — одними губами выговорил Фарамир, осторожно касаясь затылка, и вновь не ощущая и намека на тяжелый удар. — Или же… Вдруг наместник резко оглянулся — в замке двери его комнаты со скрипом провернули ключ. — Сиди, воин, — глубоким резким голосом скомандовал вошедший в комнату человек с белыми как снег волосами. Таких людей Фарамир никогда прежде не видел. Правый глаз незнакомца закрывало причудливое устройство с линзами и шестернями, а его волосы, собранные на странный манер, торчали пучком на затылке. Одет он был в черное, а его лицо и руки казались высохшими. Кожа — темная и жесткая, как у старика, но складки морщин не прорезали её, и потому определить истинный возраст человека не представлялось возможным. Единственный не скрытый глаз человека сощурился, блеснув травянистой зеленью. Он скрестил руки на груди и осмотрел наместника с ног до головы очень внимательно, будто бы глядя внутрь него. — Три трещины в ребрах, вмятина в черепе и многочисленные порезы и ссадины, — констатировал он размеренно. — Я починил тебя, юный наместник, но в ближайшее время настоятельно рекомендую пребывать в покое и соблюдать правильный режим. Лекарь? Фарамир во все глаза смотрел на незнакомца, сведя брови и пытаясь настроить мозги на прежний лад. Его голова и тело были целы — выходит, благодарить ему стоило этого человека. Кивком головы незнакомец указал на стол, где стояла свежая вода, а также хлеб и фрукты. — Четырехразовое питание, покой и свежий воздух. Крайне желательно было бы отсутствие волнений и потрясений, — тут он вздохнул с едва заметным намеком на досаду, — но Владыка не может ждать слишком долго. Он велел передать ему как только ты очнешься и будешь готов встретиться с ним. Человек неодобрительно покачал головой, словно сетуя на что-то. А солнечные блики, отражаемые его причудливой линзой, весело запрыгали по комнате, ударив Фарамиру прямо в глаза. Тот невольно зажмурился, потер веки пальцами. Отзвуки битвы эхом продолжали отдаваться в его голове, но сквозь окна знакомой комнаты мирно сияло солнце, словно и не было недавнего кровавого побоища. Но все же, вообще все было не так. Совсем не так. Ведь ключи от его комнаты ему более не принадлежали. Как, впрочем, и все остальные ключи, замки и тайны Минас-Тирита. «Владыка не может ждать слишком долго». Фарамир безвольно уронил руки на одеяло. Что ж, раз ему выпала доля выжить и своими глазами увидеть Минас-Тирит завоеванный, он сделает это. Еще одна тяжесть на плечи — какая уже разница, больше или меньше? — Кто ты? — произнес он в полный голос, и тотчас ощутил, как трудно говорить и как неприятно свербит в горле. — Кто ты, и сколько времени минуло с падения города? Слегка размяв ослабевшие пальцы, Фарамир наполнил свой стакан чистой водой. — Я — Тэар, — последовал незамедлительный ответ. — Не это имя было дано мне при рождении, но им я зовусь большую часть своей жизни, — уточнил человек, выдвинув к стене стул и усевшись на него. Краем глаза Фарамир заметил, как тот пристально следит за тем, как он пьет. — Прошло двадцать семь часов с того момента как ты потерял сознание, — продолжил лекарь, многозначительно глядя на тарелку с едой. — Уже двадцать семь часов Минас-Тирит является частью Единого Королевства и я могу заверить тебя, юный наместник, о том что восстановительные работы уже начаты, а мирные жители находятся в безопасности. Ты можешь не тревожиться об этом. Больше суток… Мирные жители находятся в безопасности? Работы начаты? С чего бы Врагу заботиться об этом? Тэар чуть подкрутил пару шестерней на своей линзе, отчего та приобрела несколько иной оттенок, отбросив изумрудные искры. После он снова внимательно осмотрел Фарамира с головы до ног и, по всей видимости, остался вполне удовлетворен результатом.  — Рука у Нэлу тяжелая, но я был прав, и ты уже почти здоров. Это не отменяет ранее сказанного мной о покое и качественном питании. Пожалуйста, не пренебрегай этим, сын Гондора. Тэар — «седьмой». Вдобавок лекарь упомянул Нэлу — «третий». Фарамир поморщился. Так называли назгулов, девятерых ужасных слуг Саурона. А сейчас перед ним стоит некий седой мужчина с линзой в глазу, называясь Седьмым? Странно. Очень странно, но Фарамир сейчас был не в силах размышлять об этом. Лекарь намекал на поднос с едой и был очень прав. — Я буду готов к разговору не ранее, чем утолю голод, — кивнул Фарамир и, аккуратно спустив ноги на пол, подвинул к себе тарелку с хлебом и фруктами. Он не оглядывался, но четко ощущал, как Тэар, отчего-то даже не сдвинувшись с места, наблюдает за тем, как он поглощает пищу. Ощущать на себе пристальное внимание было неприятно, но это, в сущности, являлось пустяком на фоне нынешних проблем. Как только на тарелке не осталось ни крошки, Тэар поднялся. С вежливым кивком головы он раскрыл дверь. А затем Некто, кому он поклонился уходя, вошел в комнату. Лицо Фарамира, который было напрягся, не выразило ничего лишь потому, что он достаточно хорошо научился скрывать свои эмоции. Вошедший — в обычной темной кофте и в штанах, уселся на подоконник и распахнул окно. Свежий порыв ветра встрепал Его длинные золотые волосы. И лишь тогда Он обернулся и пристально поглядел на наместника. — Ну здравствуй, сын Дэнетора, — сказал Он. Голос его — самый обычный, не наполнял ужасом, напротив, звучал спокойно и даже мелодично. —  С твоим отцом мы к обоюдному несчастью были знакомы, — добавил вошедший, — но ты не похож на него, что не может не радовать. Надеюсь, ты окажешься разумнее. В Средиземье начинается новая Эпоха и Гондору как никогда нужен сильный и мудрый правитель, которого будет любить народ. Фарамир молчал. Он смотрел на вошедшего, а тот — по прежнему на него, и взгляд его пристальных серых глаз даже не казался тяжелым, лишь очень внимательным. В голове наместника Гондора пронеслось: «Тэар ведь упоминал, что со мной хочет говорить Владыка… Кто иной может носить такой титул, кроме как сам Саурон? А это… Это…» Фарамир считал, что все, что могло бы его настолько поразить, он уже видывал на этом свете. Так вот. Он ошибался. По меньшей мере, он ожидал увидеть перед собой высокого и ужасного исполина в железных доспехах, источающих тьму. Или что-то наподобие назгула. Что-то вроде… Сейчас перед ним сидел самый обычный… Эльф? Человек? Существо? И он уж точно не являлся тем, кого рисовало Фарамиру его воображение. — Вы… — произнес бывший наместник Гондора, с усилием подбирая слова, — Саурон, — утвердил он, многозначительно взглянув на золотое Кольцо на четырехпалой руке. — Саурон… — повторил он вновь, и схватился за голову, ощутив, как та слегка закружилась. Нет, нет, ему ведь это даже не мерещится! Он же еще не окончательно сошел с ума! — Надо же, — Фарамир слегка усмехнулся, не веря самому себе, — совсем иной я представлял эту встречу. — Так меня называют эльфы, — утвердительно кивнул тот. — Но я предпочитаю зваться настоящим именем — Майрон. «Майрон». Фарамир сглотнул, вцепившись руками в одеяло. Что… что ему следовало бы делать? Он хотел мести, безусловно. За отца. За брата. За Минас-Тирит. За народ. Все несчастья, которые обрушились на его голову! И эта война с Мордором — их источник. Он должен винить во всем Саурона. Он должен ненавидеть его, и, конечно же, ненавидит — всей душой. Но отчего-то сейчас наместник Гондора не мог ощутить в себе и капли былой ненависти или жажды мести. Именно по отношению к этому, сидящему на подоконнике и легко покачивающему ногой… Майрону. И лишь только по одной простой причине: этот «Саурон» не был тем, кого он ожидал увидеть. Этот образ — ни в чем не был виноват. Поэтому в глубине души Фарамира разливалась рекой растерянность. — Так вот, Фарамир, — обратился к нему владыка Мордора. — Не люблю разводить длительные переговоры, перейду к делу сразу. Ты — самый идеальный кандидат на роль наместника Гондора из всех, что у меня имеются. Люди любят тебя и верят тебе, они будут чувствовать себя защищенными за твоей спиной. Ты же — ценишь и уважаешь свой народ и потому будешь хорошим правителем. И да, — добавил он тут же, — с учетом моей репутации мне лучше уточнить, что даже если ты откажешься, я просто отпущу тебя на все четыре стороны. Как я сказал, народ тебя любит. И хотя ты опасен для меня, начинать дела с твоей смерти было бы весьма опрометчиво. Человек сглотнул, дышать резко стало тяжелее. — В любом случае, откажешься ты или нет, тебе придется выйти на площадь и объявить людям о своём решении, — добавил Майрон. — Я хочу чтоб этот момент был предельно прозрачен, в противном случае меня в очередной раз обвинят во всех смертных грехах. Я хочу, чтоб все видели, что ты жив, здоров и свободен, и отказываешься от власти или же принимаешь её добровольно. — Никогда прежде не слышал, чтобы Владыку Мордора заботила его репутация, — произнес Фарамир спустя какое-то время. — Тем более, среди населения захваченного силой города… Но, каким бы ни был исход, ответ мой останется одним. Я отказываюсь помогать тебе, Саурон, в чем бы то ни было. — Да? — переспросил Майрон, еще сильнее наклоняя голову вбок. — Подумай хорошо. На посту наместника Гондора ты сможешь влиять на принимаемые решения и принимать значимую их часть сам. Сможешь стоять между мной и своим народом и защищать и беречь своих людей. Ты уверен что хочешь оставить их, полностью вверив судьбу Гондора в мои руки, Фарамир? Тот молчал, опустив взгляд. Его всегда учили: служить Злу — худшее из всего, что можно себе представить. Да и он сам, как Наместник, не должен этого делать… Но все же. Если отбросить все это и хорошенько поразмыслить… Предложение Майрона звучало дельно. По крайней мере, ничего, что может нанести вреда. Одни плюсы для него — для Фарамира. «На кого ты оставишь Свой Народ? Неужели на меня, такого страшного и ужасного? А хочешь — все будет по-старому? С некоторыми, правда, изменениями… Ты же хочешь, хочешь их защитить?» Фарамир напряженно свел брови. Допустим, он согласится. Нет, правда, согласится. Столь большой соблазн сказать «да» и переложить ответственность на плечи кого-то другого! Это будет… неплохо. Пожалуй, очень даже неплохо. Дела Гондора вновь будут в его ведении. Именно он знает, что нужно людям — не Майрон. Теперь ему нечего будет опасаться угрозы с востока, как и какой-либо другой угрозы, и он сможет продолжить проводить свою политику. Да, он не будет бояться угроз. Ведь он сам будет служить сильнейшей из них. Нет, «служить» — не верное слово. Он будет отдельно. Но в то же время — лишь одним из винтиков в чужеродной системе под управлением Саурона. Майрона. А какая разница, в конце-то концов?.. Вариант с отказом. Что он будет делать в таком случае? Если Враг не врёт и его не убьют, то отпустят на все четыре стороны. Он, конечно же, не отступится и продолжит делать все возможное, чтобы пошатнуть власть Мордора. Возможно, ему это удастся. А возможно, однажды его тайно схватят и устранят. Лицо Фарамира помрачнело. Что подумает о нем народ? Народу не угодишь, как известно. В любом случае найдутся те, кто посчитает его как предателем, так и достойным сыном Дэнетора, остающимся верным долгу. Нет, нельзя принимать это решение, думая о мнении народа. Это должно быть его личное мнение. Наместник на мгновение прикрыл глаза, проведя рукой по лбу. Что ему выбрать? Все? Или ничего? Что из двух зол принесет ему будущее, о котором он не будет жалеть остаток своей жизни? «Отец?.. Брат? Знаю. Знаю, что вы ответите мне». — Твое предложение, — медленно ответил Фарамир, и во взгляде его все еще читались раздумья. — Очень заманчиво, не скрою. Более всего я желаю видеть свой народ в безопасности и мире, и ты знаешь это. Я был бы рад продолжить быть щитом народа Гондора. Вопрос в том, под чьей властью я стану это делать. И мой долг не велит мне, — голос человека дрогнул. — Соглашаясь на твое предложение, я предаю более, чем свою жизнь. Я предам ценности и идеалы, ожидания и веру, которые столетиями прорастали в моей стране. Сменить сторону — изменить все. Я готов выйти и сообщить свое решение народу. Они поймут меня. Итак, он поставил точку. Теперь выхода нет. Решение принято. Напрягшись всем телом, Фарамир поднял взгляд. Лицо Майрона не изменилось. — Благородно, — прозвучал вердикт. — Ну что же. Своё обещание я исполню. Пальцы Фарамира, стискивавшие одеяло, дрогнули и расслабились. Темный майа легко поднялся с подоконника и направился к двери. Однако, напоследок он обернулся: — Если у тебя есть какие-то вопросы — можешь задавать их Тэару. Я поручил ему присматривать за тобой и твоим состоянием. Мы вряд ли свидимся вновь, но думаю, тебя это только порадует. Дверь за Темным Властелином захлопнулась без малейшего стука. Наместник едва слышно выдохнул, ощущая, как отлегла от сердца чугунная, неимоверная тяжесть, все прошлое время мешающая ему свободно дышать полной грудью. Он залпом осушил остатки воды в стакане и покрутил его в руке, рассеянно глядя на то, как проходят сквозь стекло, искажаясь, солнечные лучи. Нынешние события тоже виделись Фарамиру изломанными и совершенно чуждыми. Отныне он не являлся Наместником, и осознать это казалось невозможным. Гибель отца, штурм Минас-Тирита, падение столицы… Все слилось в одну отчаянную мешанину, покрытую пеленой бессильной злобы. Голова заныла вновь, и Фарамир с шипением приложил руку к виску. Он будет с замиранием сердца считать дни до своего полного выздоровления, ибо не пристало сыну Дэнетора смиренно покоряться победителям. Народ Гондора услышит его. Он еще призовет их за собой — против Врага — обязательно! Возможно, со стороны это могло показаться глупым, но Фарамир знал: если не будет у него и этой ненадежной веры, всякая борьба закончится, даже не начавшись. *** — Наместник Гондора, сын Дэнетора! — торжественный возглас глашатая эхом подхватила запруженная народом площадь и понесла, волнуясь, все дальше и дальше. На краю оцепленной воинами в золотом части площади появилась фигура в простом одеянии. Темный плащ, накинутый на ее плечи, не мог скрыть по-прежнему гордой выправки Наместника. Мужественное лицо Фарамира излучало спокойствие и собранность. Для сотен людей, следивших в тот миг за каждым его движением, затаив дыхание, он являлся живым олицетворением надежды. Человек замер посреди площади, оставив белеющее древо за спиной. Мужчины, женщины, старики, дети — у всех — искра веры во взгляде. — Люди Гондора! — возвестил Фарамир, и твердый голос его дрогнул. — Гондор пал. Подобный ветру гул прошелся по толпе, набрал силу: «Гондор, Гондор пал!» — Но его Наместник жив! — воскликнул Фарамир, перекрывая шепотки. — Я говорил с Врагом. Я отказался принимать правление под Его именем. К счастью ли, или к худу, но теперь мне придется оставить вас. Не одних, но с такими словами в сердце: «Ждите». Это все, о чем я могу вас сегодня просить. Ждите, люди Гондора. И никогда не теряйте надежды. Площадь затихла. Разные лица отразили разные чувства — от осуждения до одобрения. Но во всех, так или иначе, читалось уважение. Они приняли его слова — как он и надеялся. Фарамир в ответном уважении склонил голову перед своим народом, и вернулся на прежнее место, чувствуя, как быстрее стучит от волнения сердце. Он сказал все, что хотел, его роль на этом закончена. Теперь его место займут. И — странное дело — он даже не ощущал ненависти к претендентке на его полномочия. Не мог ощущать. Девочка лет двенадцати на вид в странных темных одеяниях внимательно осматривала людей в передних рядах. Однако, Фарамир уже успел понять, что будущая Наместница, по имени Тилль, вовсе не так проста, как кажется. Нечто внутри нее разительно отличалось от внешности, выказывая совсем не детскую сущность. — Последний правитель Гондора отказался от своего поста, — объявила она, и звонкая речь девочки с иссиня-черными волосами неожиданно легко перекрыла шум многих голосов. — Потому отныне этот город вверен мне. Одни взгляды выразили непонимание, другие — недовольство. Третьи смотрели с суровым осуждением. Маленькая девочка — наместница Минас-Тирита? И в самом деле, где ж это видано… — Я обещаю заботиться о благе Гондора, — произнесла Тилль со стальной уверенностью. — Я обещаю помогать его жителям. Я обещаю сделать все что могу, чтобы вы и ваши дети жили в довольстве и процветании до тех пор пока жива эта земля. Тем не менее, взгляд Фарамира оставался мрачен. Что стоит за ее словами на самом деле и что теперь предстоит пережить Минас-Тириту? Вчера захватили город силой, а сегодня обещают заботиться о его благе? То-то же. — Я знаю, что вы напуганы, — искреннее и сильное чувство промелькнуло в голосе Наместницы. — Знаю, вы не понимаете что происходит. Не верите мне. Да, вы многое потеряли. Погибших не вернуть, но я восстановлю город и отстрою заново все, что было разрушено. У меня будет время, чтоб доказать делом то, о чем я говорю сейчас! Тилль прервалась на секунду, делая паузу, и во всех уголках площади повисла тишина. — Долгая война закончилась сегодня, — тихо произнесла девочка. — Началась новая эпоха. Мы больше не враги друг другу: теперь нам предстоит построить Мир. Площадь взорвалась гулом, на нее больше не смотрели. Со всем уважением распрощавшись со слушателями, фигура девочки скрылась из виду: новую Наместницу не провожали рукоплесканием и улыбками. В спину ей вонзались все те же осуждающие и даже откровенно ненавидящие взгляды. Фарамир обреченно прикрыл глаза. А затем воины в золотом разошлись и перед ним, давая дорогу — но в совершенно противоположном направлении, чем Тилль. Он пересек их кольцо, вошел в толпу. Люди беспрепятственно расступались, словно вода, и слова одобрения и сочувствия вперемешку с осуждением летели ему вслед. Так, словно самый обычный горожанин, бывший Наместник покинул пределы Белой площади, оказавшись в городе, в котором ни единый камень под ногами ему более не принадлежал. Он вдруг осознал это ужаснейшее обстоятельство со всей четкостью, и остановился, не в силах сделать нового шага. Люди, постепенно покидавшие площадь, косились на него — одни проходили мимо, другие глазели, явно желая хоть чем-то помочь, но не решаясь. Фарамир не видел их. Он как-то внезапно понял, что вообще не представляет, как именно теперь действовать и даже куда идти. Если хоть кто-то из верных ему людей и воинов выжил — он должен разыскать их, но каким образом? Бывший Наместник подозревал, где могут скрываться уцелевшие, но надежнее всего было бы получить точную информацию. Несомненно, они, выведав о его отречении, дадут ему знать о своем местонахождении. Нужно лишь набраться терпения и ждать. Глубоко выдохнув, человек огляделся. Что ж, ждать так ждать. Но было бы где! — Государь Фарамир! — послышался звонкий окрик, и мужчина вздрогнув, обернулся. Светловолосая женщина средних лет замерла в нескольких метрах от него, и испуганно охнула, закрыв рот рукой — осознала, что именно произнесла, да еще столь недалеко от белой площади. — Государь Фарамир, — понизила она на секунду голос почти до шепота, почтительно склонив голову, — ежели вам теперь вдруг негде укрыться, то я бы могла помочь. Бывший Наместник удивленно приподнял брови. — Так, пожалуй, и есть, — тихо произнес он, покачав головой. Остановиться сейчас ему было и верно не у кого. И уж точно он не надеялся на подобное приглашение от незнакомки. — Зовут меня Анорхэн. Муж мой, Брегол, — торопливо произнесла горожанка, и голос ее ощутимо дрогнул, — ныне покойный… Всю жизнь служил вашему отцу верой и правдой. Сколько-то от него я о вас, государь, наслышана — и в большинстве своем — хорошего. Потому, решила, негоже вас оставлять в беде нынче, вот и окликнула. Разумеется, Фарамир не мог знать имен всех солдат и стражей Минас-Тирита назубок, но имя это казалось знакомым, словно бы он когда-то уже слышал его. Брегол — лишь один из немногих. Сколько еще семей потеряли своих кормильцев после той сокрушительной битвы? И не сосчитать, верно. А предложение о крове… Женщина сильно рисковала, делая подобное, но… Ему действительно нужно где-то жить. Хотя бы на первое время, пока не удастся установить связь с выжившими. — Благодарю, — бывший Наместник отвесил признательный поклон в ответ, чем несколько смутил собеседницу. — Если принять меня на время действительно не составит вам труда — я буду крайне признателен. — Вовсе нет, — быстро покачала головой та, — у меня просторный дом. Раньше я могла позволить себе сдавать пару комнат за плату, но с вас, наместник Фарамир, не возьму ни гроша. Анорхэн шагнула вперед, и Фарамир последовал за ней, натянув капюшон плаща на голову. Лишнего внимания привлекать к себе ему не хотелось. — Какой из меня теперь «наместник», — слабо усмехнулся он. — Думаю, о формальностях стоит пока что забыть. Во взгляде женщины мелькнуло искреннее сочувствие. Поколебавшись, она молча кивнула, и плотнее закинула плетеную корзину на плечо. Шагала Анорхэн торопливо, явственно сама не веря в реальность происходящего, и Фарамир, отставая на несколько шагов, следовал за ней. Солнце пригревало ему спину сквозь темную ткань плаща. Да, день сегодня выдался ослепительно солнечным — точно как в день его знакомства с Сауроном. То был первый и последний раз, когда Фарамир воочию убедился в существовании Темного майа. После тень Его сопровождала Наместника всюду — и даже теперь читалась в следах недавней битвы и в незнакомом южном говоре, доносящемся теперь с улиц. Даже здесь — за пределами дворца чувствовал он чужое влияние, и это было почти невыносимо. Двухэтажный домик с красной крышей, запрятанный в зелени (теперь местами обгоревшей и вытоптанной), выглядел довольно уютно. На пороге его проводницу гурьбой встретили дети — один на вид лет одиннадцати, и второй — на пару голов ниже брата. Увидев незнакомца, они сперва напряглись, а после, узнав в лицо — наперебой поздоровались с именитым гостем. Сперва это вызвало у него некие теплые чувства в груди — но вскоре улыбка вновь сошла на нет. Эти дети — сыновья воина Гондора, отдавшего за Минас-Тирит свою жизнь — однажды станут биться за совершенно иное государство с иными ценностями и идеалами. Теперь это неизбежно. Анорхэн провела его в большую гостевую комнату на втором этаже — виноградная лоза почти полностью увивала дом с этой стороны, и сквозь окно вместе с солнцем проникали прохладные зеленоватые тени. Оставшись один, бывший Наместник тяжело опустился на стул, прикрыв глаза. Все, чего ему сейчас хотелось — спокойно отобедать и уснуть, не думая больше ни о чем. *** Так начался остаток его жизни. Дни шли. Ничего не менялось. Фарамир знал, что был бы уже мертв, если б Саурон того хотел, однако ни его, ни женщину, его приютившую, никто не трогал. Горожанам раздавали хлеб, молоко и мясо и овощи, помогали с лечением ран и восстановлением домов, казалось, совершенно не замечая откровенную ненависть в ответных взглядах. Человек более не видел ни одного орка на улицах Минас-Тирита, только смуглых воинов в черно-золотых плащах, но те вели себя на удивление пристойно для завоевателей. В общем, как бы удивительно то ни было, их Враг — тот, чье имя боялись произносить вслух, кто всегда казался средоточием ненависти и жестокости — в общем тот самый Темный Майа Саурон из Первой Эпохи, обошелся с захваченной столицей города настолько хорошо, насколько вообще мог. И это вызывало всё то же чувство растерянности, что и раньше. Тьма, которая свела с ума отца и брата, не могла вести себя так. Не должна была. Наверное, ему стоило быть благодарным судьбе за это. За то, что поражение оказалось не столь ужасно, как они того ожидали, но Фарамир чувствовал только растерянность. Только её. Он всё ещё не знал до конца, что делать дальше, и более того, им овладевала и неуверенность. Ведь любые новые конфликты могли ухудшить положение жителей Минас-Тирита. Да, Враг сделал так, что им определенно было что терять. И когда эта мысль наконец оформилась в его голове достаточно четко, человек понял. Понял как Саурон построил империю на юго-востоке, понял, почему смуглые воины шли на смерть под знаменами Багрового Ока. О, он многое понял в тот момент. И если подумать, то ответ был до безумия прост. Просто Саурон всегда предлагал людям ровно то, что они хотели. Со своими условиями, конечно. И затем Фарамир понял, что совершенно не представляет, что ему теперь с этим пониманием делать. Он сделал свой выбор, но он не мог решать за других. А еще не мог вечно пользоваться добротой молчаливой женщины, которая решительно отказывалась от абсолютно любой его помощи по дому или иной попытки заплатить. Ему нужен был план. Нет, правда, хоть какой-то план о том, как найти кого-нибудь ещё, кто сделал такой же выбор как он сам. Что они будут делать — они решат потом. Но в любом случае им таким следует держаться вместе. Однако дни шли. А он так ничего и не придумал. *** Однажды утром, спустя, наверное, недели две после того, как жизнь Фарамира перевернулась с ног на голову, а Город, который он знал с детства, стал принадлежать другим властителям, человек гулял в небольшом сквере неподалеку от дома цветочницы, накинув на голову капюшон плаща. Солнце преизрядно припекало, ведь наступил апрель и вскоре уже должны были зацвести деревья, но Фарамир был совершенно уверен в том, что уж лучше немного потерпеть жару от плотной ткани. До сих пор никто не узнал, где именно он живет, и вообще он старался лишний раз с людьми не пересекаться, выходя в основном ранним утром и поздним вечером, да в полуденную жару, когда большая часть жителей обедали или спали, сидя по своим домам. Росшие тут деревья, к счастью, не пострадавшие во время штурма, давали достаточно тени, чтоб не страдать от зноя так уж сильно. Да и вообще-то, мысли человека занимали его куда сильнее, чем всё, что происходило вокруг. Думал он всё о том же. О том что будь у него хоть небольшой отряд, хоть даже втрое меньший чем в Итилиэне, он знал бы, что делать. О том что он не может придумать ни одного способа справиться в одиночку. О том что он всё ещё не может придумать ни одного способа найти других людей, готовых противостоять Мордору даже после большого поражения. Фарамир ушел в свои мысли столь глубоко, что не заметил появления другого человека в плаще. И когда тот легко тронул его за плечо, не сдержал удивленного выражения на лице. — Берегонд, — прошептал наместник, — Я уж и не думал вновь тебя увидеть. Несмотря на капюшон, наполовину скрывающий голову его верного подчиненного, Фарамир заметил, как явственно осунулось от всех тревог и волнений лицо Берегонда. Однако светлая радость все же промелькнула в нем, как только воин услыхал знакомый голос. — Как и мы, государь, — человек почтительно наклонил голову, и голос его прозвучал радостно. — Уже не чаяли вновь увидеть вас живыми, но не оставляли надежды. Я искал зацепки, что могли бы привести к вам, или вас самих несколько дней подряд — и Запад услышал меня. Берегонд привычным движением оглянулся, но в сквере по-прежнему находились лишь они одни. — Кто еще с тобой, Берегонд? — быстро прошептал Фарамир, с каждой секундой все больше обретая прежнюю уверенность. — Где вы обосновались? — Выживших воинов Гондора больше, чем сперва казалось, — сообщил человек. — К тому же к нам присоединились некоторые горожане, не желающие жить под властью Саурона. Мы укрылись в одном из подземных тоннелей — даже если Враг знает о нем, нас еще не засекли. Это были потрясающие новости. Нет, правда, лучшее из того, что произошло за эти две недели. Выжившие в безопасности, их немало, а самое главное — они не пали духом! — Идемте, государь, — спешно добавил Берегонд, — я провожу вас. Поколебавшись, человек оглянулся назад. — Сперва я должен предупредить о своем уходе добрых людей, что предоставили мне кров, — он улыбнулся краешком губ. — Это не займет много времени. Прошу, подожди меня здесь. Воин молча кивнул, вступив под тень деревьев и скрывшись за зелеными зарослями. В этот час Анорхэн с детьми не было дома и, потому, никем не тревожимый, Фарамир мог спокойно собрать собственные скромные пожитки. На прощание он оставил на столе короткую благодарственную записку и немалую сумму денег, а после — тихо покинул дом. Необычайно сильный для весны зной накрыл город, и потому народу на улицах было почти не видать. И все же они с Берегондом долго шли узкими пустыми улочками, стараясь не терять бдительности ни на секунду. Ни один южанин в бронзовых доспехах не встретился им по пути, и сердце Фарамира наполнялось ликованием с каждым шагом. Спустя две недели мучительных размышлений и близости к отчаянию, наместник был безумно рад вновь ощутить надежду. Когда они преодолели еще один уровень города, спустившись ниже, Берегонд свернул в тихий, поросший зеленью сквер. Здесь, вдали от жилых домов, проходила одна из белых крепостных стен города. Какое-то время человек шел чуть поодаль от нее, а потом приблизился и провел по каменной поверхности рукой, кое-где надавив. Часть стены тотчас углубилась и отъехала в сторону, открыв взору лестницу, уходящую вниз. Берегонд уверенно шагнул вперед, выхватывая из кармана лучину, и Фарамир последовал за ним, услыхав, как где-то за спиной с тихим шуршанием стена встала на свое место. Лестница ломаными зигзагами спускалась вниз, покуда не привела их сети подземных ходов. Берегонд молча шел впереди, уверенно сворачивая и замечая дорогу даже в неровном свете лучины. Вскоре перед ними предстали невысокие ворота, видимо, служившие входом в одно из подземных убежищ. Стоило воину постучаться условленным способом, как створки распахнулись, и в лицо Фарамиру ударил свет многих факелов, заставив наместника сощуриться после темноты. — Государь Фарамир жив! — торжествующе выкрикнул Берегонд. Не принявшие власть Мордора ютились здесь в самодельных шатрах из ткани, расположенных в правой части убежища. В левой — готовили еду и совещались. Несмотря на наполненность, шумно не было — каждого занимали собственные дела. — Поразительно, — Фарамир сбросил с головы капюшон, осматриваясь. — Я и не надеялся, что нас окажется столько. — Сперва было сильно меньше, — покачал головой Берегонд. — Но мы каждый день прочесываем город в поисках выживших, и почти всегда приводим по человеку или два. На первые несколько суток мы затаились, не показывая и носу, но теперь, — покачал головой человек, — нам будто бы сопутствует удача. Воин указал Фарамиру на один шатров, расположенных неподалеку от потрескивающего костра, и остановился рядом, ожидая, покуда тот не сложит около свой плащ и наплечный мешок. — Кое-кто из наших людей присутствовал в тот день на площади, — произнес Берегонд, пристально взглянув на наместника. — Вы добровольно отреклись от власти. Так мы узнали, что на самом деле вы живы, и нашему удивлению не было предела… — воин нахмурился. — Государь, за этим и в самом деле не скрыто ничего большего? Фарамир молча сел на расстеленную по земле ткань, внимательным взглядом окинув подземелье. Вот оно — то, чего ему всё это время не хватало. И разве впервые он с тайным отрядом действует в землях под властью Врага? Человек улыбнулся, но все же чуть осадил ту свою часть, что уже рвалась в бой. Итилиэн пустовал, здесь же на кону стояли жизни горожан. Он не хотел им навредить, а это значило, что планы придется продумывать вдесятеро тщательнее. — Он предлагал мне занять мой пост, — ответил Фарамир. — Быть наместником. Умный ход — люди смирились бы с положением дел куда быстрее, видя меня, а не девчонку двенадцати лет с вражеской стороны. Подозреваю впрочем, что, хотя она выглядит насмешкой, это не то, чем кажется на первый взгляд. Он усмехнулся, на этот раз — невесело. Радость быстро сменялась новыми раздумьями. Насколько надежно укрытие? Насколько готовы к сражению люди? Насколько реальны их шансы? — Я ему отказал, — продолжил Фарамир, опустив подробности о том, чего ему стоило принятие решения. — И он сказал, что отпустит меня, но я должен сам сказать народу о своем решении. Я взвесил за и против и пришел к выводу, что это принесет больше пользы чем вреда… Он замолк, пытаясь уместить в голове все мысли разом и выбрать из них главное. Подземный ход был сух, да и сеть тоннелей достаточно запутана, но Фарамир ни капли не сомневался в том, что Саурон их здесь отыщет. У города Минас-Тирита был брат-близнец, некогда носивший имя Минас-Итиля. И Враг имел немало времени на его детальное изучение. — Нам нужно будет другое укрытие, — заявил он, так и не закончив свой ответ. — Здесь нас найдут — это лишь вопрос времени. В пределах Минас-Тирита сложно найти и щелочку, о которой Враг не смог бы догадаться. Но если мы покинем Город — непросто нам будет попасть обратно. — Раз все старые тайные ходы и укрытия ему известны, напрашивается мысль — создать новое, — пожал плечами подошедший человек и Фарамир с радостью узнал в нём Дамрота, одного из членов его Итилиэнских отрядов. — Да, тут возникнут сложности — мы и Он знаем Город одинаково хорошо, значит Он сможет предположить лучшие места для новых укрытий или тайных выходов за Стену не хуже нас. Но всё же Минас-Тирит большой и в нём найдется много непримечательных тупиков и задних дворов, неотличимых друг от друга. — Вы уже думали об этом, — утверждающе кивнул Фарамир. — Тогда что насчет проблемы скрытности на время постройки? Если это, конечно, напрашивающееся подземелье, а не дупла и ниши в толстых стенах, или тайные этажи между полами и потолками зданий? Впрочем, в иных случаях всё ещё труднее. Дамрот и Берегонд переглянулись и страж отошел к соседнему шатру, быстро вернувшись с ещё двумя хорошо знакомыми Фарамиру людьми. Маблунг приветственно кивнул, развернув несколько свитков, внутри которых человек немедленно узнал всевозможные планы города и схемы. Некоторое время он соображал, размышляя над тем, что видел. — Неплохо. Но разве сейчас у нас есть хоть малейшая возможность претворить этот план в жизнь? Схемы изображали целую Сеть убежищ в самых непримечательных и не вызывающих подозрений уголках города. Мысль, видимо, заключалась в том чтоб Враг не смог уничтожить их всех разом и была весьма здравой, если не считать уже названной им проблемы. — Воины Мордора не суют нос в дела мирных жителей, да и нас в лицо мало кто знает, — весело сказал Маблунг. — А пока везде идут восстановительные работы, стройки не вызывают больших подозрений. Мы выбрали несколько разрушенных домов и под видом обычных горожан принимаем участие в их восстановлении. А их хозяева за эту помощь разрешили нам добавить к ним кое-какие комнаты и подвалы, которых в них раньше не было. Враг, конечно умён и может начать проверять новострой, когда мы станем для него помехой. Но к тому времени у нас, смею надеяться, будет достаточно разных укрытий чтоб затруднить ему задачу. — Так, — довольно кивнул Фарамир. — А чем могу помочь я? Боюсь, мое лицо слишком хорошо знакомо каждому жителю города чтоб я мог принимать участие в стройке или поиске несогласных без риска обнаружить нас всех. Но продолжать сидеть сложа руки я не хочу. — Ваша помощь в планировании дальнейших вылазок нам бы очень не помешала, — наклонил голову Берегонд. — наши отряды уже приносят свежую информацию о последних событиях, но пока этого недостаточно, чтобы мы могли действовать. Развернув одну из карт, Дамрот, нахмурившись, постучал по плану города пальцем: — К сожалению, все, что мы можем сейчас — это пакостить Саурону по мелочам. И даже для осуществления мелкого саботажа нам придется приложить все усилия, чтобы оставаться неуловимыми и не терять в числе. Мы введем вас в курс дела в ближайшее время, и все собранные сведения отныне будут в первую очередь сообщаться вам, государь Фарамир, — воин аккуратно сложил карту в пальцах, взглянув на наместника. — А пока строительство убежищ не окончено, мы должны собрать как можно больше информации о действиях Врага — чтобы наметить более точные планы. Положив подбородок на сцепленные пальцы, Фарамир задумчиво нахмурился. Пламя костра отразилось на секунду в его глазах. — Враг будет ожидать от меня подобных действий, — медленно произнес он. — К тому же, как бы мы ни хотели стать проблемой для завоевателей, придется действовать осторожно, чтобы не впутать в это дело мирных жителей — а это сильно нас замедлит. В какой-то мере… Саурон использует горожан, словно собственный щит. — Щит, который все же больше верит нам, чем ему, — возразил Берегонд. Фарамир поднял взгляд на собравшихся и слегка прикусил губу. Только что ему в голову пришла одна мысль, которая очень и очень не пришлась наместнику по вкусу. — Наша конечная цель, — тихо произнес он, — поражение Мордора — ясна каждому из нас, вот только… Мы ведь все понимаем, что даже народ Гондора, вставший на нашу сторону, сумеет пошатнуть власть Саурона не больше, чем на время. В городе может начаться смута, возможно нам даже удастся вывести жителей на восстание и изгнать Мордорских воинов из дворца. Но затем армия придет снова. И будет ли Враг во второй раз столь же милостлив по отношению к горожанам? Рассчитывать на помощь Рохана и уж тем более эльфов сейчас не приходится. Так чего мы хотим добиться? Чего мы можем добиться, выказывая собственное недовольство? Саурон не станет с нами торговаться, он просто велит раздавить нас, как мешающую муху. А как только мы попадемся — на этом всякая борьба закончится навсегда. Костер треснул, выбросив в воздух россыпь огненных искр, и прогорелая середка бревен, сложенная башенкой, рухнула на угли. Фарамиру вдруг отчетливо вспомнился давний разговор в Итилиэне. Не так много времени прошло в самом деле, но теперь казалось — в другой жизни он отказался от всякой попытки завладеть Проклятьем Иссильдура. «Я не взял бы этой вещи даже если бы нашел на дороге». Так ли прав он был тогда? Разве не удалось бы им избежать этой участи, возьми он тогда Кольцо и привези отцу? Теперь думать об этом в любом случае было поздно. Единое заняло свое место на руке, которая его создала. И так будет, если только не отыщется новый Исильдур. Надеяться на последнее было свыше сил Фарамира. — Наше положение не из лучших, — мрачно согласился Маблунг, прервав повисшее молчание. — Но не стоит сейчас загадывать наперед. Никто не знает, как сложатся будущие года под властью Мордора. Более того, государь, все еще есть надежда на поражение Саурона — земли к северу свободны от вражьей власти, и кто знает, что предпримут они. — К тому же, находясь у Врага под боком, у нас куда больше шансов разглядеть вероятные его слабости и промахи, чем у остальных, — развел руками Дамрот. — А потом — ударить в нужную точку. Не спеша обведя всех взглядом, Фарамир выдохнул, напряженно потерев виски. Резко отняв руку, он поднялся на ноги, подхватив карты со схемами Минас-Тирита. — Что ж. Поведайте-ка мне подробнее о том, что разузнали ваши разведчики. Все из них были правы по своей мере. Главное сейчас — начать, а дальше — действовать исходя из сложившихся обстоятельств. Жизнь может набрать неожиданные обороты, в том числе и удачные для Гондора, его наместника и его народа. А в случае, если эта затея провалится — ему, в конце концов, не будет стыдно перед отцом и братом. Он сделает все, что окажется в его силах, чтобы освободить Гондор и вернуть трон тем, кому он принадлежит по праву. Или унесет это желание с собой в могилу.