***
Вечера последующих двух дней были проведены за обсуждениями планов будущих действий, что включали в себя всевозможные последствия в виде разницы в числе убитых, но итог один – смерть Бартрона и смена правления. Чонгук был немало удивлен такой собранности Хосока и его уму, хотя за несколько дней совместного проживания понял, что тот явно не дурак и очень образован для своих лет и уровня достатка, ведь у его семьи денег на учителей определенно не было. Старший альфа выдвигал на обсуждения довольно полезные и обдуманные стратегии, что основывались больше на тихом и скрытом проникновении во дворец, чтобы избежать большого количества жертв. Еще до прибытия в Маринэлл правитель Ларрэна думал о том, что, к сожалению, придется применить силу ко всему народу, чтобы добиться подчинения, ведь захват королевского дома и трона не дает полную власть. Но Хосок его в этом переубедил, уверив, что жители будут только рады Чонгуку как королю, даже если они его и не знают, ведь жизнь за деяния Бартрона можно назвать лишь адской и никаким другим словом. Его поддержали бы только местные богачи, которые имеют с ним неплохие выгодные отношения, вот только все же очень трусливы и против нового правителя не пойдут, потому что будут бояться за сохранность головы на плечах. Конечно, в составлении плана немалую роль играло северное войско, но самое главное должно было лечь на плечи троих. Хосок не раз обсуждал все с Тэхеном наедине, когда брюнет часто выходил в город за продуктами и прочим, и они согласились на том, что причин не рисковать у них больше нет: раньше были родители и небольшая, но все же ферма, теперь же Чоны совсем одни – остался только Гук. Брюнет спас их тогда, помог нефилиму ранее, хотя мог этого не делать, альфы должны отплатить должной монетой, но за этим скрывалось куда большее, чем обычное чувство долга. - Отлично, что закончили со всем вовремя, – устало потирает ноющий и прилично заросший затылок, немного лохматит спутанные смоляные волосы, лениво протягивая слова. – Мне пора, встретимся уже в назначенном месте. Гук старается как можно бодрее улыбаться своей слегка кроличьей улыбкой, как ее обозначил между ними старший альфа, и натягивает темно-синюю накидку на выпрямленные напряженные плечи. Медленно потягивается, чтобы хоть как-то размять затекшее тело, поднимается с края кровати, сразу поправляя краешек задетого бедром пододеяльника до прежнего состояния. Бросает взгляд на нефилима, который сидел с ним рядом бок о бок, и Хосока - тот снова стоит возле окна, изредка в него поглядывая. Гук несколько секунд молча разглядывает напряженную спину старшего, облаченного в простую темную рубаху из дешевой лоскутной ткани, что слегка топырится в локтях, переводит взгляд на свои руки, когда шатен оборачивается к нему лицом. - Будь осторожен, – немного вымученно произносит красноволосый своим низким бархатным голосом, глазами следя за всеми действиями брюнета, сам же немного привстает с лежащего положения и садится в позу лотоса, смещаясь поудобней в центр постели. – Мы будем ждать. Тэхен думал как всегда съязвить или хотя бы подшутить, но язык так и не повернулся этого сделать, как бы он не внушал себе, что Гук его раздражает – это давно уже не так, кажется, сам не заметил с какого времени. Он стал первым близким другом, кроме Хосока, которому может довериться, только нефилим еще старается не признаваться себе, что считает его чуть ли не братом. Ему нравится чувствовать тепло, что разносится по телу, когда вспоминает их перепалки и такие редкие, но всегда искренние и легкие кроличьи улыбки на смуглом лице. Для него новы и странны те ощущения, что сменяются от “задушу этого нахала собственными руками” до “если класть его голову на отсечение, то придется рубить сразу две ”. Ему до жути интересно, каков он в роли правителя, увидеть его в дорогих одеяниях, глянуть хотя бы краем глаза на украшенную редкими камнями корону на черной макушке, ведь сейчас он видит в нем лишь обычного парня. Тэхену хочется выкрикнуть что-то вроде “мы с тобой, а потом все вместе и вернемся”, знает, что Хосок его поддержит в этом, по обеспокоенному взгляду ореховых глаз видит, как он бегло осматривает брюнета с ног до головы. В городе уже ходил слух о трех сбежавших от царского наказания альф, а когда объявили, что один из них нефилим, то интерес не лучшей части населения усилился. Парни практически не выходили из своего временного жилища, лишь Гук ходил за продуктами и быстро возвращался назад. Тэхен всегда наблюдал за нервным шатеном, который только и делал, что выглядывал из окна в поисках брюнета, иногда расхаживая по комнате, измеряя периметр собственными широкими и размашистыми шагами – переживал, хмуря русые брови. Теперь же поводов беспокоиться будет больше, ведь Чонгуку нужно добраться до главных ворот Маринэлла, где того будет ждать его человек, а после вернуться обратно в разгар подготовки к празднованию именин короля, когда царские псы будут чуть ли не на каждом углу. Нефилим и сам не рад такому повороту событий, но понимает, что это будет выглядеть как недоверие, а он доверяет Гуку и его способностям, пусть даже это будет слепо и отчаянно, но тот пока не подводил. Кидает взгляд на слегка взлохмаченные черные прямые волосы, что, не смотря на потрепанность, все ещё переливаются на свете стальными холодными оттенками. Обращает внимание на измученное лицо брюнета - ночи без сна из-за обсуждений планов дают о себе знать; немного щурит глаза, рассматривая сероватые тени синяков на смуглой ровной коже под полуприкрытыми расслабленными веками. Тэхен вдыхает уже привычный ему запах пачули с нотками бергамота и запрокидывает голову на изголовье кровати, чтобы немного унять чувство беспокойства, нахлынувшее на него. - Верю, – краешки малиновых губ поднимаются в очередной искренней улыбке. Это последние минуты, когда Гук может вот так радоваться и наслаждаться простым общением, ведь эти парни стали для него очень важными – они первые, кто видит такую еще детскую и добрую сторону северного короля, о которой доселе никто не знал. Иногда альфа задумывался, что совершает большую оплошность, потому что привык к ним, а закончиться это может совсем не лучшим способом. С одной стороны он не хочет оставлять их сейчас, понимает, что после захвата города они разойдутся как в море корабли, а с другой – так будет лучше, эта привязанность не должна перерастать в нечто большее, наподобие той самой дружбы. Постараться убедить себя можно, но не факт, что получится. – Еще увидимся, – на этом альфа посильнее укутывается в свою накидку, накинув капюшон на черные прямые пряди, спрятав их под тонкой тканью. Отстранившись от стены, выпрямил ноги, бросив последний взгляд на вздернутый вверх острый подбородок нефилима, который умостился затылком на изголовье кровати; краем глаза заметил взлохмаченную русую макушку, после чего повернулся к двери лицом, открыл ее и уже вышел за порог. - Береги себя, Чонгукки. Сначала Хосок хотел сохранять полное спокойствие и черствость, но Гук для него стал младшим братом сродни Тэхену; может между ними много пропастей из несказанных слов, но слепое доверие выполняет роль довольно устойчивого моста, по которому они обоюдно, быстрыми широкими шагами, идут на встречу друг с другом. Хосок чувствует эту странную боль и усталость в голосе, юном взгляде, даже просто в томных движениях младшего с самого первого дня встречи, но решил не лезть носом в чужие дела. Правда, теперь он беспокоится еще больше, хочет узнать все, что его гложет. Чона не страшит вероятность собственной смерти, ведь их план не из легких, но надеется, что его младшие будут в порядке. Старший альфа улыбается широкой улыбкой, обнажающей ряд белых зубов, его глаза прикрываются в красиво изогнутые полумесяцы, краешки губ опускаются, а уста сворачиваются в тонкую линию, когда видит уходящую спину, а после уже закрытую дверь.***
Спустя пять дней они встречаются с Чонгуком в темной узкой улочке, что ведет к самому дворцу. Обмениваются короткими приветствиями и быстрыми взглядами, ведь у них не так много времени. Брюнет передает им принесенные тяжелые мечи из дорогой дамасской стали, выкованные в его личной царской кузнице, и темные хлопковые накидки по самые щиколотки, чтобы хорошо скрывали тело. Парни без особых проблем проскакивают во дворец по проработанной схеме через небольшой чулан с садовыми приборами, который оказался соединенным с королевской прачечной. Они выбрали идеальный день накануне праздника по случаю дня рождения короля, ведь все слуги бегали по коридорам в спешке, чтобы все приготовить на завтрашний день; были настолько заняты хлопотами, что даже солдаты, охраняющие замок, таскались с горами продуктов и новыми хрустальными вазами для украшения зала - это играло Чонам на руку. Гук был приятно удивлен хорошими навыками своих друзей во владении меча, которые практически без особых проблем убирали стражников одного за другим, конечно, трудности были, но они друг за другом как за горой. Брюнет задумался о том, что они прирожденные бойцы – определенно не назовешь фермерами. Всматривался, как их одежда пачкается в чужой крови, а лица даже не морщатся в отвращении или простой неожиданности, когда капли попадают на открытую шею или лицо. “Превосходными мечниками не рождаются, а становятся в разгаре битв, когда на кону не только их собственная жизнь, а и тех, кому они не могут позволить умереть”, – проговорил в голове слова покойного деда, наблюдая за сильной хваткой альф на рукояти их орудий. Каждый из них без раздумий доверял другому прикрывать свою спину, зная, что тот не подведет, чтобы не случилось. Они выбрали вариант, в котором погибнет наименьшее количество людей, но без утрат никак, все это знают, живут ведь не в сказке, а в чертовом жестоком мире полном несправедливости. Потому не позволяют затуманить разум вдруг нахлынувшей совести, когда резким рывком избавляют уже мертвое чужое тело от острия своих мечей, смахивая стекающую алую кровь с лезвий. Этот план был самым гуманным, но рискованным, потому что нужно было действовать без помощи людей Гука, чтобы не привлекать лишнее внимание, а быть наиболее тихими до поры до времени. Все шло очень в точности за планом, пришлось убрать лишь парочку человек, что оказались не в том вместе не в то время. Сложности начались, когда Чонгук и Тэхен разделились с Хосоком при входе в главный зал, ведь у того было свое задание – дать сигнал северным войскам для наступления во дворец по заранее продуманном маршруте, нелюдимым коридорам, что дали бы возможность окружить всю царскую прислугу. Времени на сомнения и страх не было ни у кого из них, потому они обменялись кивками и молчаливыми обещаниями, что все справятся и обязательно встретятся. Нефилим с брюнетом уже медленными, тихими шагами пробираются в тронный зал с черного хода для слуг и поваров, затем их слух пробирает дрожью от мерзкого писклявого голоса Бартрона, который недоволен нарезкой фруктов на праздничном столе. Парни пересекаются взглядами, осмотрев помещение – в главной комнате пара дворецких, занимающихся сервировкой, четверо солдат, двое из которых возле парадных дверей, а остальные около короля, нанизывающего очередной кусок телятины на блестящую из-за теплого света свечей золотую вилку. Альфы уверены, что омеги, коими являлись слуги, лезть не будут, но вот здоровые вооруженные мужчины та еще проблема. Тэхен быстро решает, как слегка облегчить дело: он хватает миловидного парня из прислуги, который направлялся в их сторону, и, приставив острие к горлу, приказывает позвать сюда нескольких стражников. Омега сначала заскулил, не слушая и слова о том, что его не тронут, если сделает все правильно, пытался вырваться, но его крепко прижали к стене. Нефилим провел наиболее тупой стороной лезвия по судорожно вздымающемуся кадыку и гортани, после более спокойно и четко проговорил свои требования низким голосом, не сводя алого взгляда с перепуганных глаз юноши. Парень немного успокоился и перестал сильно дергаться, после чего старался хоть немного унять дрожь в звонком голосе и выкрикнул имена двух альф, сказав, что нужна их помощь. Те, услышав просьбу омеги, сразу двинулись в сторону от короля, который не отвлекался от опустошения праздничных угощений. Как только альфы свернули в небольшой коридор, то Тэхен оглушил первого сильным ударом увесистой рукояткой по затылку, а Чонгук резким движением заломленной в локте руки перерезал горло второму, который уже успел достать меч из ножен и открыл рот, чтобы что-то выкрикнуть. Брюнет не мог отвести взгляда от стекающей чужой алой крови по левой щеке нефилима, что брызнула на него из кровоточащей шеи солдата, ведь его волосы и глаза цветом совершенно не отличались от резвых капель. Тэхен стряхнул меч, чтобы немного размять кисть руки, затем пальцами аккуратно оттянул ворот рубахи от шеи, чтобы пропитанная вязкой жидкостью испачканная ткань не так сильно липла к коже. Яркие вспышки в маленьком боковом окошке заставили перевести внимание на них, развернувшись, альфы увидели красные искры в темном вечернем небе, что могло значить лишь одно – Хосок выполнил свою задачу. Обменявшись улыбками, парни вышли из своего укрытия как раз в тот момент, когда несколько северян выбили двери главного зала. Крик прислуги смешался с более омерзительным визгом Бартрона, который словно трусливая свинья спрятался за накрытым праздничным столом. Солдат Ларрэна одной рукой вытянул за дорогой кашемировый ворот короля, подняв того на его полные и несуразные короткие ноги. На весь зал разнесся звук полетевшей на пол дорогой посуды, до краев наполненных едой, когда Бартрон, вцепившись в расшитую золотыми нитями скатерть, потянул ее вслед за собой. Чонгук поморщился от пронзающего лязга, после перевел свой взгляд на ларрэнца, подозвав к себе, и отправил гонца созывать людей из своих домов на главную площадь по поводу дня рождения их правителя, который решил преподнести им подарок. Выступив вперед на несколько шагов, солдат доложил, что дворец полностью под их контролем, и следом привели нескольких королевских солдат с завязанными за спиной руками. В этих царских псах было сложно не узнать тех, кто тогда убили семью Тэхена и Хосока, сожгли их дом и следом прошлую жизнь. Сейчас же они смиренно сидели на подбитых коленях, опустив головы к подолу ног, не осмелившись поднять и глаз. Чонгук лишь холодно наблюдал, как нефилим взглядом четвертует тело светловолосого пленника. В этот момент вернулся запыхавшийся Хосок, который сильно торопился в сопровождении пары северян, чтобы удостовериться, что все в порядке. Увидев сидящих на коленях людей, узнав покрытые ссадинами лица и дворцовые одеяния, будто с цепи сорвался, доставая из-за пазухи и без того окровавленный меч, но его поперек перехватил нефилим, крепко держа и оттаскивая. Альфы в удивлении посмотрели на Тэхена, ведь они желали отомстить, убить тех своими руками, утопить в их же крови. Чонгук подошел к ним, кинув взгляд на спокойное и чересчур равнодушное лицо красноволосого, который мертвой хваткой удерживает шатена, вцепившись длинными пальцами в немного запачканную алой кровью рубаху. Нефилим еще несколько безмолвных секунд прожигал взглядом вздернутый к нему на встречу подбородок старшего; тот глазами цвета карамельной нуги дыру во лбу прожечь пытался, продолжая вырываться. Хосоку надоела эта молчанка и странный взгляд младшего, ощутимо ударив того кулаком под дых, отошел на шаг, склонив голову в ожидании. - Они не заслужили смерти от рук, что могут принести им хоть какое-то облегчение. Убьем – отомстим за смерть своих родителей, но не за погубленные ими души тех, кого они свели в могилы ранее, - низкий бархатный голос звучал намного тише обычного из-за легкого кашля Тэхена, сам он невольно схватился за бок, - потому не нам отнимать их жизни, не нам уменьшать их адский срок в самой Преисподней, прибавляя свой. - нефилим впился кроваво-алыми глазами в шатена, слегка прикрыв веки, а уголки губ приподнялись в оскале. - Они не более чем простой скот. Разве в общем стаде на убой выделяют “особенных”?”. Хосок успокоился и ухмыльнулся в ответ, глядя в полные решимости и непоколебимости алые зрачки младшего, который будто повзрослел на несколько лет, но взгляд так и горит искрами всепожирающего пламени. Гук лишь кивнул нефилиму в полном согласии на его слова, ведь не каждый может держать себя в руках, сохранять холодный разум в такой ситуации, а Тэхен смог, не смотря на свой вспыльчивый характер – это вызывает огромное уважение. Правитель Ларрэна не смог не улыбнуться следом из-за того, что даже после таких произнесенных фраз, красноволосый умудрился съязвить, северянин следом одним взмахом руки приказал казнить солдат. Брюнет обвел взглядом окровавленный подол и лежащие мертвые тела, чьи отрубленные головы находились не так далеко от них в собственных алых лужах. Обойдя растекающиеся багровые реки, чтобы те не испачкали обувь и подол накидки, Чонгук вышел на просторный балкон, выходящий с центра комнаты. Впился глазами, что темнее самой черной ночи, в тысячи взрослых и детей, которые толпились на площади, громко перешептываясь и переминаясь с ноги на ногу. - Жители Маринэлла, – ледяным тоном, что не приветствует неповиновения, произнес брюнет, поднимая вверх ладонь для тишины. – Мое имя Чон Чонгук – правитель северного королевства Ларрэн. Люди сразу начали активно перешептываться, когда увидели незнакомого юного альфу, но притихли, заметив поднятую руку и услышав пронзающий голос, от которого кожа в раз покрылась холодными мурашками. Поначалу принимали все за шутку, глядя на миловидное лицо еще ребенка и то, как легкий ветер слегка ерошит прямые вороные пряди. Лишь встретившись с ледяным взглядом обсидиановых глаз, что мало на человеческие походили, они будто стеклянные и неживые, ни одной эмоции в них не увидать, притягивают своей красотой и заманивают в кромешную тьмы бездну - их удивление сменилось оцепенением. Черные омуты, что будто каждого с ног до головы осмотрели, уже обгладывали кость за костью в человеческом теле. От созерцания северного принца их выбило другое – выставленная вперед над деревянными перилами смуглая рука, что пальцами крепко держала что-то практически полностью закрытое длинными спутанными темными волосами. Народ тут же с интересом принялся пытаться разобрать что это, после чего невольно все широко открыли глаза в накатившем их ужасе – это была отрубленная голова Бартрона. - Хочу поздравить вас с днем рождения вашего нового короля и смертью старого, – медленно протягивает последние слова, наблюдая за реакцией людей. Кто-то в страхе задрожал, косясь в разные стороны, кто-то наоборот не скрывал своего явного интереса и не переставал разглядывать голову бывшего правителя, все это только забавляло брюнета еще больше. Малиновые губы поднялись в ухмылке, когда Чонгук развернул мертвое, покрытое свежей вязкой кровью лицо к себе, всматриваясь в перепуганные выпученные глаза. – Это мой вам подарок, надеюсь, что все смогли рассмотреть, ночи нынче беззвездные, - Гук еще раз выставил голову за перила на несколько минут, после чего передал в руки слуги и медленно спустился вниз к людям. Правитель размеренными шагами прошелся, встав в самое видное для всех место в центре. Чонгук окинул черными глазами небо, на котором нет ни единой звезды, даже луна настолько тусклая, что не сразу заметишь. Брюнет перевел внимание на обескураженных жителей и, не сводя взгляда, согнул одну руку в локте, выставив ладонь к верху. Слуга тут же аккуратно возложил на нее венок, сплетенный из черных роз, что выросли в королевском саду Ларрэна. Правитель нежно погладил шелковые родные лепестки, что даже не завяли спустя месяц с лишним – эти аспидные цветы символ жизни северного короля и усохнуть лишь с его смертью могут, именно так говорят в народе, а он спорить с этим и не думал. Гук не спеша перекладывает их на длинные спутанные в крови каштановые волосы Бартрона, расправляя немного свернувшиеся листья, и приказывает нанизать голову на копье в центре площади. Розы обвили макушку короля, врезаясь острыми шипами в израненное лицо; капли медленно обводят обрубленные концы сальной плоти, опускаясь на длинное основание орудия, образуя алую вязкую лужу у его подола.***
День закончился речами Чонгука о новой жизни и правлении. Он удивился, когда увидел в лицах людей признательность, некоторые даже благодарили словестно, не стесняясь выкрикивать похвалу с центра толпы. Все так, как говорил Хосок, этот народ ненавидел Бартрона за весь причиненный им вред и довольно смиренно принял нового короля, надеясь на лучшую жизнь. - Мои люди выделят вам коней и денег, - спокойно говорил Чонгук, откинув свой родной меч, что был украшен серебром и несколькими гравированными алыми рубинами, на широкую кровать, заправленную шелковыми темно-фиолетовыми простынями, и томной походкой направился к огромному окну спальни, - только я хочу знать, куда вы решили податься. Хосок и Тэхен переглянулись, после перевели взгляды на напряженную спину брюнета, который смотрел в дворцовый сад, сложив руки за спиной в замок. Чонгук хотел бы предложить им остаться, назвав сотни обдуманных причин, но еще тогда шатен явно дал понять, что они уедут, как только, так сразу. Королю не нравится признаваться себе, что будет тосковать за ними, но держать не станет - слишком уважает их волю и желание. Поэтому лишь обводит полуприкрытыми глазами зеленые сады, в которых уже вовсю копошатся слуги с посадкой привезенных черных роз. Почему эти цветы так важны для ларрэнского царя обдумывает ни одна сотня человек. Правитель сам не знает точного ответа на вопрос, его мать обожала белые розы, все королевство было усыпано ими, но после ее смерти и рождения принца они почернели, их лепестки стали темнее самой беззвездной и безлунной ночи. Эти цветы стали символом смерти и одновременно рождения; поражают своей изысканной красотой и бархатной мягкостью лепестков, поразительно острыми шипами, что так легко без какого либо нажатия впиваются в людскую кожу, оставляя глубокие раны. Чонгук решил, что они будут украшать каждый завоеванный им город, а после и всю империю, показывая, кому все это принадлежит. Венки из черных роз будут восседать на мертвых головах правителей, что добровольно не склонились, ведь они символ жизни и смерти – старого правления и нового. С этих мыслей короля выбил бархатный грудной голос нефилима. - Говоря об этом, – медленно протягивает последние слоги, зарывается пятерней в густые красные пряди. – Если поцелуешь свинью в самый пятак, то мы с радостью… - не успевает договорить нефилим, как его перебивает шатен, четвертуя взглядом карих глаз. Тэхен разочарованно хмыкает, скрещивая смуглые руки у груди, невольно цепляясь за шнуровку на белой хлопковой рубахе. - Тэхен! – красноволосый на секунду прикрывает глаза, но потом уже настойчиво вглядывается надменным взором в развернувшегося к ним Гука, у которого брови от удивления свелись в переносице. Хосок складывает руки по оба бока, согнув их в локтях, зажав меж пальцев приятную ткань накидки. Шатен цепляет глазами довольного своими словами нефилима, после чего глубоко вдыхает и громко выдыхает. – Мы остаемся с тобой, Гук, и принесем клятву верности тебе как нашему королю. Чонгук сразу меняет удивление на холодное спокойствие и, облокотившись об раму окна, устало улыбается и прикрывает на долю секунды веки, чтобы не видеть, как Хосок и Тэхен немного склонили макушки в почтительном поклоне. Он привык к этому от всех, кроме этих двух, и не намерен свыкаться с такими новыми не свойственными им самим повадками друзей, потому, нахмурив брови, махнул ладонью, чтобы те прекратили. - Мне не нужны ваши клятвы и, в особенности, ваши поклоны. Этот город я заполучил благодаря вам. Не было кого-то с более трудной задачей, а кого-то с менее. Мы были в одинаковых условиях, как при захвате дворца, так и все время проведенное вместе, начиная с нашей встречи, – немного поднимает подбородок и снова прикрывает глаза, что будто горят от нехватки сна, выдвинув ноги вперед и скрестив их у щиколоток. – Если остаетесь, то не как подчиненные, а как равные союзники, воссевшие по обе стороны от меня. - Ты сейчас серьезно? Думаешь, что нефилим и человек из семьи бедных фермеров могут управлять городом, быть твоими доверенными лицами? – чересчур резко отвечает Тэхен, не скрывая своего возмущения, переплетая пальцы у груди и буравя лоб брюнета алыми зрачками со вспыхнувшими искрами непонимания. - Не городом, а городами. Маринэлл первый, но не последний. И мне не легко будет всем управлять в одиночку, – лениво открывает веки, вглядываясь черными омутами в удивленные лица альф. – Я доверяю вам и только вам. - А не зря ли? - Нет, Тэхен, не зря, – хмыкает брюнет, сам поражаясь своей наивности, но ведь у него есть на то причины и веские основания. Вжавшись лопатками в прохладную стену, немного запрокидывает подбородок к верху, утыкаясь затылком. – Я с легкостью доверю вам свою жизнь, а власть это ведь куда меньшее, не так ли? - Мы сделаем для тебя все, чего бы ты ни попросил, не требуя ничего взамен, Чонгукки, – поднимает краешки губ в коварной улыбке Хосок, подходя ближе к Тэхену, ложа ему руку на плечо. Вытягивает губы в букве “о”. - Но не на этот раз. Чонгук поднимает бровь в удивлении, немного скосив голову набок, когда видит перед собой почему-то сильно улыбающиеся лица альф. Щурит глаза и обводит взглядом помещение на наличие чего-то странного, ведь от этих двух можно ожидать чего угодно. Осмотрев все, слегка пожимает плечами, что якобы сдается и не понимает, о чем те толкуют. - Обниматься будешь, северная принцесска? – Тэхен начинает заливисто смеяться, спина немного подрагивает; склонил красную макушку вперед, от чего алые пряди стали смешно шевелиться из-за резвых движений. Хосок выставляет одну руку вперед ладоней вверх, расслабленно направляя ее на застывшего у прохладной каменной стены Гука. Брюнет несколько секунд черными омутами вглядывается в потерянного в громком хохоте нефилима, пытаясь убить его одним взором за это “принцесска”, игнорируя почему-то вдруг зачесавшиеся сжаться в кулаки руки, потом смотрит на ждущего действий шатена, у которого улыбка чуть ли не на пол лица. Угораздило меня связаться с этими дураками по собственной воле. Проносится пара мыслей в голове правителя в сопровождении искреннего легкого смешка, затем он медленно отходит от стены с громким вздохом. Всего за несколько шагов брюнет оказывается рядом с ними и еще раз обводит подозрительным взглядом стоящих рядом с друг другом альф, после чего почти без раздумий льнет в теплые объятия. Хосок крепко притягивает его ближе за затылок ранее вытянутой рукой, совсем слабо впиваясь ногтями в смоляные волосы, а Тэхен обхватывает медвежьей хваткой широкой смуглой ладони за спину, Чонгук же утыкается в плечи обоих парней, вдыхая уже родные контрастные ароматы - отпускать не придется, потому что они сами не уйдут.