***
Пальцами длинными тянется к тонкой бледной шее, цепляет изделие, что грузом, камнем в низ на дно тянущим, для него кажется, ему хочется кожу ногтями разодрать, ведь та будто вся горит под драгоценным, словно прокаженным, металлом; до ушей доносится сопение рядом, что идиллией благозвучной становится вместе с утренним дуновением ветра, слышимого в лачуге до того всецело, что будто он в этих же четырех стенах ураганом от угла до угла носится. Юнги неохотно глазами, золота тягучее, рассматривает барак, места в котором еле на две койки, между коими можно пройти лишь боком и с идеально выпрямленными ногами; зрачками, солнцем теплым охваченными, на дне которых лазурь отнюдь не синяя, а та, что цвет сияния янтарного поглотила, единым с ней вовеки став, водит по длинным волосам младшего, развернутого лицом в другую от него сторону, пока сам рукой убирает короткие лиловые пряди с лица Джина. Мин аккуратно отцепляет от себя ладони нефилима, который все еще щекой лежит на его груди, и надеется старший всем сердцем и душой имеющимися, что видит тот прекрасный сон, красками неземными украшенный; выпутывается с тонкой простыни, что служит для них одеялом, попутно натягивая на голые костлявые стопы высокие потрепанные полуботинки, размером куда больше, чтобы с легким скрипом открыть дверь и выйти на улицу. Воздух тут другой, казалось, что будет пропитан кровью свернувшейся, пока свежая вновь не прольется, и сизым дымом, что отныне вместо облаков на раннем небе. Казалось, что дышать им совсем не получится, но сейчас омега жадно хватает каждый глоток, который в груди совсем не болью жгучей отдается, обветренными губами, тот ему облегчение мнимое, мимолетное, к несчастью, приносит - морозный, охлаждает горячее тело после ночи в маленькой лачуге, где ступить негде, но живет, помимо него, еще двое. Атмосфера тут иная, казалось, что во дворе должны быть горы из черепов, а на что-либо остроконечное обязательно нанизана чья-то только что отрубленная голова, но остается лишь взглядом немного сощуренным, на лисий похожим, разглядывать: белые высокие сосны и ели за ограждением, виднеющийся сад со цветущими черными розами, что так манят к себе, влекут своей красотой неземной, будто за гранью возможного, за пределом того, что считают реальным, на фоне контраста с вездесущим снегом. "Хотелось бы побывать здесь при других обстоятельствах" - мелькает в мыслях Юнги совсем невольно, но остается без дальнейших размышлений после того, как скрип двери доносится до ушей, а чья-то теплая ладонь ложится на слегка острое плечо в тонкой рубахе. - Доброе утро, - произносит совсем по привычке, ведь добрым оно было когда-то в городе лотосов и парящих над землей, отнюдь не пустынной, орлов, что крыльями своими гладь морскую каплями на перья собирали, словно камнями драгоценными украшали; Джин накидывает на старшего длинную теплую накидку, что прихватил в момент тот, когда при пробуждении рядом с собой его не нашел. - Как ты встал, что я совсем не заметил? - Ты просыпаешься вовремя, но никак не раньше, - отвечает Юнги, глядя на сонное лицо омеги, который хмурит русые брови и сильно щурится. У нефилима не улыбаться не получается, думал, что уголки его губ никогда ввысь вновь не поднимутся, что причины для этого никогда впредь не будет, но ошибался и ошибается каждый раз, когда братьев младших увидать стоит. - А до подъема спишь как убитый, - треплет лиловые волосы у корней и хмыкает тому, что выпрямил бы тот спину в свойственной ему идеальной осанке, и Мин попросту не дотянулся до фиолетовой макушки. - Хорошо спал? - Как убитый, - вторит его же словами Джин, подставляя лицо под холодный, но легкий ветер, что снежинки над землей все вертит. - Мне даже снился сон. - И о чем же? - завязывает короткие шнурки в не особо тугие петли на накидке, чтобы та плотнее прилегала к телу, пока младший из-под полуприкрытых век куда-то в даль глядит; ресницы его чуть ли не белые из-за все еще идущего слабого снега. У Юнги и со второго раза не получается затянуть ворот верхней одежды, ведь внимания своего от созерцания Джина отвести не в силе. Омега смотрит, в коем-то роде, завороженно на идеальный профиль юноши, которого кожу, солнцем поцелованную, местами украшают лучшими небесными мастерами выкованные снежинки - звезды, богам не угодившие - так когда-то считал маленький нефилим. Помнит себе старший Мин, как Джин ребенком бегал и собирал в ладони детские падающий на землю снег; не забудет, как тот плакал слезами кристальными отчаянно так, что у него, на год старшего, сердце сжималось. Однажды в метель сильную он заметил, как младший все руками по окну дворцовому водит, подушечками пальцев пытается за каждой расстаявшей снежинкой, каплями по стеклу стекающей, следить, в ночь ту холодную до дрожи в теле юный омега спросил у него, ответ на что он не знает по сей день: "По какому суждению боги вершат наши судьбы? Почему кому-то предначертан проигрыш, пока другим навеки светит лишь победа?" Юнги глазами, солнцем охваченными, следит за снежинками в танце их последним забытыми, ведь они те, кому свыше предначертано упасть с небосвода, навеки исчезнуть в сырой земле - они те, кому не суждено было стать звездами. - Совсем не могу вспомнить, - Джин улыбается искренне, немного разочарованно дуя и без того пухлые, на морозе слегка побледневшие губы. - Уверенно могу сказать, что он был замечательным. - И это самое главное, - отвечает Юнги легкой улыбкой, взглядом лисьим водя по слегка опухшему, но все такому же привлекательному лицу нефилима, волосы которого торчат в разные стороны, напоминая что-то схожее на птичье гнездо, правда, с лиловыми оттенками. - Остальное - это лишь маловажные детали. Омеги будят самого младшего, собираясь в соседнем дворе, где на улице всего пара длинных и низких столов, за которыми уже сидят другие работники дворца; неохотно едят непонятную им безвкусную крупу, но с неким наслаждением выпивают ягодный чай до последнего глотка. За это время Джин успевает произнести несколько шуток, что тут же подхватывает девушка постарше - Джина, высокая и стройная шатенка с большими, цвета буйной зелени глазами и умением корчить рожицы для поднятия общего духа. Она не особо общительная, но в их компании всегда найдет, что рассказать, на худой конец, снова вместе с фиолетововолосым нефилимом расскажет то, как они познакомились - сама работает старшим садовником, которой поручили озадачить среднего Мина работой. Девушка в очередной раз будет смеяться вместе с ним, от чего равнодушными не останется никто за их столом, ведь история того, как они друг другу представились со своими слишком похожими именами, не перестает быть забавной - Джина и Джин. Сказать, что Юнги не привыкать смотреть за лошадьми, нельзя, ведь тот еще молодым принцем всегда брал на себя часть ухода за верными спутниками каждого воина, но не был он готовым к тому, что это станет его нынешним единственным занятием и тем, что приносит хоть какое-то пропитание. Первую неделю старший Мин не находил места в собственных мыслях, пытаясь понять, с какого такого перепугу, его вместе с братьями привезли в столицу империи, именуемую Ларрэн, ради того, чтобы сравнять с простыми дворцовыми рабочими. Они, конечно же, в движениях своих отнюдь не вольны, в сам дворец им путь заказан, но тут за ними нет очень пристальной слежки, если в счет не брать косые взгляды и угрозы пустить в свободное плавание в закрытой бочке по волнам за лишний шаг в сторону замка. Сколько бы раз Юнги не представлял себе встречу с кем-то из правителей, чтобы хоть кому-то из них всадить деревянную основу длинной щетки, но те так и на глаза ни разу не попались, потому нефилим без всякого энтузиазма заканчивает уборку конюшни вместе с Чимином, которому достался тот же вид деятельности. - Сегодня пораньше управились, может нас и к пруду отпустят, а то меня уже тошнит от вони собственной кожи, - фыркает младший, морщась в лице, когда принюхивается к запястью. - Спросим и узнаем, - отвечает омега, складывая все щетки и ведра в небольшом сарае. - Мне самому уже кажется, что запах лошадиного дерьма шагает со мной нога в ногу. Омеги сильнее кутаются в выданные им зимние одеяния, после того, как искупались в чуть ли не ледяной воде, что на самом деле показалась им блаженной. Чимин крутит свои длинные золотые волосы в жгут, чтобы с них перестали стекать прозрачные капли, пока старший брат наспех просто ерошит голубые пряди у корней, оставляя их прилипать ко лбу. Парни быстрыми шагами пытаются добраться до своей лачуги и уткнуться в какой-никакой, но плед, чтобы окончательно не замерзнуть и не проснуться на утро с простудой, но со спины слышатся мерзкие смешки и окликания, на которые бывшие принцы все же ведутся и останавливаются. - Только глянь на этих омег, по ним и не скажешь, что они там из какой-то королевской семьи, - не совсем низкий голос, довольно высокий для альфы средних лет; мужчина посмеивается со своими дружками, сидя за небольшим низким столом на улице. - Эти даже на подстилки не годны оказались. - Точно так же не годны, как и ты, - отвечает Чимин, скалясь в сторону работников. - Что, никто не желает перед тобой ноги раздвигать? - с колкостью произносит, щуря свои глаза-щелочки, обводя альфу презрительным взглядом, в котором гнев слишком с азартом неким воедино сливается - смесь горючая, опасная до взрывных искр. - Небось на ладони уже мозолей не счесть? - уже говорит вставшему мужчине прямо в лицо, когда тот склонился над ним; омегу это веселит, гнев чужой дух собственный бодрит. - Советую научиться пользоваться и второй рукой, говорят, так эффект получше. - Какой разговорчивый, - цедит сквозь зубы, смотря на высокомерного нефилима. - Ты ему слово, а он тебе десять. Может тебе стоит умение своего ротика показать правителям? - цепляет подбородок младшего Мина пальцами, но тот тут же с силой отбрасывает от себя его руку в омерзении. - Думаю, им бы такой талант пришелся по вкусу. - Я сейчас тебе и второй талант продемонстрирую, - Чимин в кулак сгребает ткань воротника мужчины, тянет на себя; обжигает дыханием его подбородок, пока на дне глаз, что неба яснее, целый ад разворачивается. - Скажешь, понравится ли он королям этой чертовой империи. Младший Мин лишь ногтями впивается в чужую рубашку, готовясь уже явно ударить альфу лбом, а после уткнуть его носом в столешницу и заткнуть насильно; чувствует, как появляется чья-то хватка на его одеянии, что не слабо заставляет отойти назад. - Что тут происходит? - сразу начинает с повышенного тона подошедший бета средних лет, от одного голоса которого золотоволосый закатывает глаза, ведь выносить этого эксплуататора с каждым днем становится все тяжелее. - Вам мало работы, что вы полны сил на всякие драки? - осматривает стоящих друг на против друга омегу и альфу. - Либо говорите кто начал первый, либо наказание получите оба. - Господин Ли, сами же знаете этого королевского отпрыска, - чуть ли не щенячьим хвостом машет перед бетой, от чего Чимину хочется перед ним костью от дичи повертеть и руку вытянуть, чтобы тот лапу дал. - Все никак манер правильных не научится, кидается на всех словно течная омега, - двусмысленно улыбается в ответ на странную улыбку мужчины среднего возраста, за спиной которого два дворцовых воина. - Что проскулил?! - взрывается Чимин, готовясь вцепиться короткими ногтями этому мужчине в глаза, а после вырвать грязный и явно ненужный ему язык. - Повтори-ка, жертва инквизиций. - Чимин, ты омега внешности удалой, но это не значит, что каждый захочет провести с тобой ночь, - чеканит бета, все более раздражая парня перед собой. - Если тебе так хотелось развлечений, то стоило придти ко мне. За хорошее поведение я бы мог замолвить за тебя словечко и отправить в один из гаремов, - берет в ладони привлекательное, по его мнению, лицо, не замечая, как тот уже во всю сжал кулаки и терпит из последних сил. - Но вешаться на каждого работника, да и еще без его согласия - позор. Чимин резко отходит, вырываясь из мнимого плена дворцового беты, который имеет над ними власть, так как присматривает за дисциплиной среди рабочих; не успевает открыть рот, чтобы сказать что-то в ответ, как старший брат заводит его за спину с абсолютно невозмутим лицом. Золотоволосый видит, как лицо господина Ли немного смягчается при виде Юнги и тот сразу тянется к нему руками, гладя ладонью его щеку. - Не понимаю, как ты терпишь этого выскочку, - его глаза горят желанием, когда тот только представляет старшего Мина в красивых полупрозрачных одеяниях. - Юнги, ты уже давно мог стать прекрасным фаворитом кого-нибудь из королей, а после я мог бы помочь, и тебя бы отдали в мужья доблестному воину империи. - Благодарю, но я не жалуюсь, - убирает чужую руку от своего лица, пытаясь не выводиться, чтобы не было больших проблем. - Господин Ли, это правда, что Чимин с нами тут ненадолго? - явно знает ответ, но спрашивает тот же альфа, из-за которого все началось. Юнги оборачивается, хмуря брови, но продолжает удерживать младшего позади. - Слышал, что он тут временно, пока правитель юга не вернется в Ларрэн, - бета радостно кивает, а Мин старший чувствует, как тело золотоволосого дрожать стало то ли от гнева, то ли от страха. Альфа подходит вплотную к омегам, с колкостью в карих глазах смотря за плечо голубоволосого, туда, где стоит младший. - Чем же ты так короля зацепил, что он тебя для себя придержать решил? Первый талант своего ротика ему продемонстрировал? Ответом на вопрос мужчины оказывается кулак голубоволосого, что прилетает ему прямиком в правый глаз, после чего Юнги его за грудки хватает и со всей силы впечатывает в стол. Мин пользуется всеобщей неожиданностью, нанося еще несколько ударов по лицу с такой силой, что собственные костяшки раздерты до багровых ран, пока его не оттягивают солдаты позади. Альфа вместо выдоха сплевывает на снег кровь из разбитой губы, от чего омега улыбается самими уголками, когда видит грязные от алой жидкости щеки и полуприкрытые веки, которые, уверен, будут полностью закрытыми из-за внушительных отеков в ближайшие дни. Юнги получает ногой в солнечное сплетение, заваливается на бок с шипением; только видит, как Чимин тут же мажет кулаком по подбородку воина, который уже хотел носком ботинка пнуть старшего брата прямиком в нос - точка невозврата только что была пройдена.***
Джин аккуратно обрезает потемневшие листья роз, стряхивая с лепестков, цвета темного такого, что теперь омега четко может различать все оттенки черного, белые снежинки, что особенно красиво блестят под солнечными лучами; пальцами невольно по шипам проводит, не ожидая, что они острые до степени той, что в кожу вгрызаются даже при таком легком касании. Нефилим резко убирает руку, смотря на красные тонкие реки крови, что стекают по ладони, а после замирает, принюхивается невольно к аромату столь приятному, что саму морскую гладь ему напоминает, слыша вкрадчивые шаги. - Не стоило тебе вестись на красоту этих цветов, - голос из-за спины звучит очень расслабленно, зла в себе отнюдь не несущим. - Красота сильна в той же степени, что и сама смерть, - тон без всякой хрипотцы, низкий и бархатный, обволакивает нежно, доверие внушает. - Осмелюсь назвать их даже сестрами, ведь настолько они близки и всегда ходят нога в ногу. - Тогда в чем же их различие, господин? - произносит Джин, понимая истину простую - очаровать одним голосом до жути легко; разворачивается к альфе, сразу замечая то, насколько тот выше кажется, хотя Мин сам роста отнюдь не низкого; водит по острым линиям челюсти, суженным карим глазам, что ему медом тягучим отображаются - тонет в них всецело, ведь заставить себя взор отвести не может. - Куда проще, чем может показаться, - со смешком произносит мужчина, от чего на щеках появляются глубокие ямочки. - Смерть давно уже мертва, зрение свое утратила, никакие цвета, кроме черного, ей впредь не видны, а вот красота, - тянет последнее слово, видя реакцию омеги, что застыл словно каменная скульптура. - Она прекрасна в своем бессмертии, падкая на то, чтобы взгляды к себе привлекать пестрыми цветами, - смотрит на нефилима и доказательство своим же словам во внешности парня находит, - но красный, крови свежей оттенок - навеки ее любимый, - берет горсть чистого снега, другой рукой мягко хватая тонкое запястье омеги; он убирает алые разводы с чужой теплой ладони, перематывая ту вытянутым из кармана накидки платком, завязав аккуратный узел. - Запомни, где красота, там и смерть; где красный - там всегда будет черный. Альфа мягким взглядом обводит юношу перед собой, которого заметил сразу, стоило выйти в дворцовый сад. Его волосы, что от начала русые, а к концам насыщенно фиолетовые, завязаны в низкий хвост у затылка, но несколько прядей так и спадают на лицо по обе стороны; пухлые губы цвета спелой малины, что выдыхают ледяной воздух; округлые серо-лиловые глаза, в которых блики звездами в тумане кажутся, пока на дне фиалковое поле буйно цветет. Кожа у омеги мягкая, словно и вовсе бархатная, потому мужчина продолжает держать его ладонь, понимая то, что даже зная, несколько красота опасна - отказаться не в силе, слишком манит и влечет - он слишком красивый. - Как тебя зовут? - задает вопрос, смотря на то, как парень так и стоит, с места не двигается, руку вырвать из хватки совсем легкой не пытается; хочется улыбнуться досадно, ведь аромата его учуять возможности не имеет, так как работникам дворцовым выдают настойку, что запах их природный на нет сводит. - В ларрэнском саду я частый гость, думал, что уже всех садовников в лицо запомнил, потому уверен, что тебя вижу впервые. - Мое имя Сокджин, господин, - отвечает омега, пытаясь унять собственное сердце, что так сильно в груди его бьется, когда он за лучами солнца в чужих блондинистых волосах следит, то как они пряди короткие блестеть заставляют. - Я средний брат семьи Мин из Орланда, по этой причине Вы и не могли встретить меня раньше, - но теперь можете, - не произносит в слух вдруг появившуюся мысль. - Мин Сокджин, - будто на вкус пробует, выговаривая чужое имя, - красота твоя даже в имени себя не скрывает, - появляется в голове альфы, когда он на юношу вновь глядит, на того, кто ему самым прелестным цветком в саду, снегом украшенным, виднеется. - Рад нашей встрече. - Джин, ты себе даже представить не можешь, что те двое учудили, - резко замирает прибежавшая девушка, заметив высокий силуэт, а после разглядев и лицо мужчины; тут же склоняется в поклоне, тем самым насторожив омегу перед собой. - Прошу прощения, господин Ким, я не увидела Вас ранее. - Доброе утро, Джина, - мягко улыбается русоволосой садовнице, с которой хорошо знаком за длительное время во дворце Ларрэна. - Продолжай говорить раз уж это что-то важное. - Джин, тебе лучше пойти со мной и поторопиться к озеру, - продолжает девушка после позволения альфы, чувствуя, как тот поглядывает на них поочередно. - Твои братья, они затеяли драку. - Простите, господин Ким, мне нужно идти, - впервые произносит фамилию мужчины, запомнив ее со слов Джины; срывается уже на бег, видя одобрительный кивок от блондинистого альфы. - Хорошего Вам дня! "Надеюсь, что твой будет таким же, Мин Сокджин" - отвечает в слух Ким Намджун, провожая взглядом бегущего юношу, волосы которого уже совсем растрепались, а длинное одеяние путается при ходьбе, от чего тот в ладонях зажал края накидки; вывод для себя делает, что не было в его жизни утра еще краше, чем встреча с прекрасным омегой в розарии столицы империи в самом начале холодной зимы - вот только на душе совсем тепло.***
- Чертов ублюдок, - вопит не своим голосом альфа, который до этого был куда разговорчивее в своей простой и издевательской манере за спиной господина Ли; рукой зажимает кровоточащее ухо, явно ощущая рваную кожу. - Дьявольское отродье, я тебя в ад, откуда ты вылез, верну! - Не зарекайся, за собой же утащу, - кроваво улыбается Чимин, сплевывая несколько багровых капель и кусок чужой мочки. - Поверь, одним ухом ты не отделаешься, выродок. - Держите вы их, - кричит бета, отскочив на более менее безопасную дистанцию и наблюдая за тем, как двоих омег не могут усмирить трое здоровых альф, - этих бешеных псов, человеческого в них нет! - Смотри, чтобы эти бешеные псы тебя за кость не приняли, - шипит Юнги сквозь сцепленные зубы, пытаясь отцепить от себя солдата, что схватил его под руки; головой ударяет по подбородку, стопой со всей силы давя на ногу мужчины, от чего его хватка слабеет; нефилим ударяет того в живот, сам при этом получая по колену, от чего падает на землю, хочет встать, но чувствует лезвие возле щеки. - Сука. - Отпусти, я еще не закончил! - чуть ли не рычит, когда стражник заламывает его руки за спиной, полностью обездвиживая. - Этому недоношенному явно не хватило. - Молчать! - басом произносит альфа сверху, сдавливая тонкие запястья светловолосого нефилима, который не перестает брыкаться и пытаться выбраться. - Юнги! - слышится где-то позади голос Джина, но старший Мин не может и повернутся в сторону звука. - Чимин! - младший лишь кряхтит в ответ, все еще скалясь в сторону того мужчины. - Стой на месте, - приказывает стражник, поднимая на ноги длинноволосого нефилима, после кивка напарника, который так же обездвижил другого омегу. - Что тут происходит? - спрашивает Джина у господина Ли, имея наиболее высокий среди них авторитет; девушка за рукав держит фиолетововолосого юношу немного за собой. - Эти двое совсем с цепи сорвались, - немного успокоившись говорит бета, оттягивая голубые волосы Юнги под злобное шипение. - Вам такое с рук не сойдет, пойдете на корм диким зверям, неблагодарные ублюдки! - Это не тебе решать, Ли, - серьезно отвечает Джина, косясь взглядом на избытых парней, - а только правителям. - Конечно, - недовольно произносит бета, откидывая чужие пряди волос. - Отведите их в одиночные камеры, после праздника короли изберут им подобающую смерть. Джин срывается к Юнги, но стражник тут же откидывает его в сторону за плечо и тот еле удерживается от падения; он в глаза каждому из них заглянуть пытается, видя лишь то, как они свои отводят, пряча за мокрыми из-за снега спутанными волосами, что прилипли к их лбам. Омега злится так, как, кажется, никогда ранее, и думает, что может даже и хорошо, что альфа подойти к ним возможности не дал, потому что юноша бы добавил пару синяков на чужих лицах, ведь все это несправедливо до степени той, что он вонзает ногти в собственные ладони до глубоких отметин, пока братьев уводят. Чимин и Юнги идут смиренно, звука даже с губ не роняют, затихли словно немые, хотя до этого Джин успел услышать пламенем горящие речи, полные угроз и уверенности их воплотить в жизнь, а сейчас молчат - нехватка на это сил или же запоздалое осознание? Нефилим надеется, что последнее, потому что хоть это принесет ему какое никакое, но облегчение - утопично до истерического смеха, ведь какое тут облегчение, его и быть не может. Джину больно на душе, дышать непонятно из-за чего сложно, а в груди сердце в бешеном ритме бьется, обида горло сжимает тонкими пальцами, ведь он пытается не унывать, существование на жизнь обратно обратить; в себе давит собственную гордость, желание разреветься от всего происходящего, но вместо этого шутит, рецепт мнимой радости самолично раздобыл, чтоб ее всю им без остатка отдать. Омега силы все тратит на то, чтобы улыбаться, когда холодно до дрожи в конечностях в их лачуге без отопления ветреными ночами, чтобы ни один мускул не дрогнул и лицо из-за этого не искривилось, когда тело о боли тягучей ноет после ночи на одной кровати со старшим, каждую такую нефилим на самый край нарочно сунется, отбивая себе все бока о железные прутья, только чтобы Юнги выспаться смог. Джин ни в коем случае не жалеет, мысли такой в его голове места никогда не будет, но вот обида - та слишком коварна, с чувствами нахлынувшими пришла, и сразу в горло его вгрызается. Он трясущимися пальцами кожу свою щупает, хватку ему мнимую убрать пытается, понимая, что становится легче лишь тогда, когда девушка его подальше уводит, стакан воды протягивая. Омега не отвечает, благодарность одним лишь взглядом произносит, глотая холодную жидкость, что оказывает очень нужное отрезвляющее действие. У Джина и мысли нет, как братьев спасти, только представляет, как на коленях ползать будет перед теми, кто властью такой обладает только, чтобы руками снова их в объятия заключить, чтобы они вновь заставили его позабыть о многом лишь своими улыбками.