Мне достаточно просто быть рядом

       — Кейго-сенсей! Мы можем поговорить?       Адай, услышав до боли знакомый голос, нехотя останавливается. Она ловит парочку заинтересованных взглядов его одноклассников, и мысленно чертыхается из-за этого. Конечно, она знает, о чём он хочет поговорить. И, конечно, она откажет.       — На, — она впихивает ему в руки добрую папку с дидактическим материалом, — подсоби чутка, поболтаем в лаборантской.       Тоору показалось, что она настроена на короткий разговор. Эта мысль его огорчила. Он послушно следовал за ней в лаборантскую. Старался не разглядывать её со спины, а уделить внимание школе. Внутренний вид совершенно не отличался от Китагава Даичи: такие же светло-белые стены, такие же классы. Видок новой школы Тоору надолго не привлёк, поэтому его внимание переключается на… На парочку, которая шла им с сенсеем на встречу. За этот день Ойкава Тоору был ошеломлён в третий раз.       — На свиданку идёте? — свой фривольный вопрос Кейго сопровождала дразнящей ухмылкой. Коридоры быстро опустели, поэтому могла себе позволить.       Низкорослая женщина, которая шла, судя по всему, с близнецом Кейго-сенсея (Тоору не сразу понял, что это мужчина), густо покраснела. Её реакция служила молчаливым подтверждением, а словесный ответ не заставил себя ждать: мужчина гордо вздёрнул подбородок и дерзко ухмыльнулся.       — Завидуешь? Ну, как иначе, верно? У тебя свиданка только с работой.       — Адай-семпай, — тут же продолжает женщина, — не перенапрягайтесь слишком сильно, пожалуйста.       — Мгмх, да-да, всё нормально будет, куда я денусь, — на отмах с натянутой улыбкой заверяет Адай.       — Хинами права, — кивает брат-близнец. Секунду помолчав, он подходит почти вплотную к сестре, неверяще распахнув глаза. — Чёрт возьми, неужели? Хинами-чан, ты только глянь.       Мужчина подцепил Адай за подбородок, повертев в разные стороны, даже подтащил к окну, чтобы убедиться наверняка, а то вдруг отсвечивает. Хинами тоже заметно удивилась.       Ойкава понял, о чём они; его грудь невольно наполнилась гордостью, несмотря на то, что эта троица вела себя слишком раскрепощённо для коллег, и будто не замечала Тоору.       — Семпай, поздравляю вас!       — Хотел бы глянуть этому челу в глаза и сказать, что ему так себе повезло, — признался мужчина и демонстративно скривился. — С твоим характером, уверен, ему будет лучше одному.        Гордость в груди Ойкавы потухла так же быстро, как и вспыхнула.       Адай сильно шлёпнула брата по руке, скривившись в ответ.       — Вали уже отсюда, выхухоль ты низкорослая, никому не говори, что ты мой брат, — она нервно поманила Тоору рукой, поторапливаясь, — пошли, Ойкава-кун.       Мейан бы сказал, много чего сказал, если бы не ученик.       Когда парочка ушла к лестнице в другом конце коридора, а Адай с Тоору подходили к лаборантской, Кейго пояснила:       — Такараи-сан, твой учитель японского и литературы, и Мизогучи-сан — по естественным наукам.       — «Мизогучи-сан»? — переспрашивает Тоору. Помощника тренера зовут точно так же.       — Да-да, они не однофамильцы, а родственники, — он хотел бы уточнить хронологию их фамилий, но сейчас они не настолько близки, поэтому отложил на потом.       Они заходят в лаборантскую. Она не очень просторная, но места достаточно, кажется, её делят два учителя.       — Кейго-сенсей, — приветствует мужчина, вышедший из-за стеллажа с книгами, который служит своеобразной стеной между рабочими местами. В его глазах загорелся тёплый огонёк при виде женщины, но, заметив присутствие ученика, мужчина тут же подавил его. Он завязывал свои длинные смольные волосы в небрежный пучок. Адай коротко кивнула в зеркало перед собой, стараясь не смотреть ему в глаза; её губы тут же тронула лёгкая улыбка. Тоору чувствует себя третьим лишним во второй раз за последние пять минут.       — Караку-сан, — забрав у Ойкавы из рук папки с бумагами, Адай раскладывает их чётко по местам. — Уже уходите?       — Уже ухожу.       Кажется, он хотел что-то добавить, но не мог сказать из-за Тоору, судя по его бегающему взгляду то по Кейго, то по Ойкаве. Ждал, когда парень уйдёт. Чтобы перейти на неформальный тон.       Поняв это, Адай обернулась к нему:       — Я сегодня допоздна, поэтому хорошей дороги.       — Оу, печально… Что ж, не перенапрягайтесь слишком сильно, — он приятно улыбнулся в ответ; Ойкава клянётся, что на эту улыбку засматривалась не одна старшеклассница, не одна женщина, но его чары не действуют на Адай. Эта мысль чуть порадовала Ойкаву.       Кейго угукнула в ответ, провожая его доброжелательной улыбкой, но стоило мужчине покинуть лаборантскую, она медленно сошла на нет.       У Тоору сердце взволнованно сжалось, когда они остались вдвоём. Не так он себе представлял это.       — Ты ведь хотел поговорить не как ученик с учителем, да? — она опёрлась бедром о столешницу, расправив плечи. Женщина выглядела сдержано и бесстрастно; Ойкава настолько уверен в себе только благодаря росту, что он вообще не будет возиться с этим — поставит перед фактом, даже если внутренне он кричит и дрожит, потому что он так нервничает. В это мгновение он понимает, что весь спланированный в голове диалог просто вылетел из памяти, и сейчас он рассеянно кивает, судорожно думая, что отвечать дальше. — Я не считаю необходимым безоговорочные отношения со своим соулмейтом. Без тебя у меня была вполне обычная, стабильная и полноценная жизнь, Ойкава-кун. Я не хочу тебя обидеть, но ты ведь должен понимать последствия, если кто-то узнает о наших отношениях, верно? Ученик и учитель. Мне двадцать пять, а тебе…? Семнадцать?       — Пятнадцать... Пока, — стыдливо поправляет Тоору.       — Тем более. Меня как минимум осудят. А может и уволят. Поэтому давай будем считать, что той встречи в поезде не было. Я не стану тебя отталкивать, если захочешь поболтать о звёздах, планетах или на прочие учебные темы, но это наш максимум. Встречайся, с кем хочешь, живи сполна и постарайся не уделять мне особое внимание. Договорились?       — А… Ага. Договорились.       Парень смутно осознавал, как выдавил те слова, хотя сказать хотелось куда больше. Он был как в прострации, тело само двигалось к спортзалу, разуму было необходимо выхлестнуть эмоции с тяжёлым осознанием в физическую энергию. На душе скребли кошки, ощущение, будто Тоору только что потерял нечто важное. Будто в этой женщине, которую он знает от силы два дня, был его дорогой человек. Он пытается дать мысленную пощёчину, приободрить себя, что она права, и можно жить полноценной жизнью без соулмейта! И приободрение тут же оседает: чувства берут контроль у разума, и сердцем Тоору понимает, что предначертанный судьбою близкий человек отталкивает его. Она буквально сказала, что он ей не нужен. Само существование Тоору, как соулмейта, её обременяет? Ойкава чувствует гадкую обиду, что человек, который будет готов отдать жизнь за родственную душу (как описывают истинные пары), только что отказался от него.       Чувствует ли она тоже самое?