Всегда ли наша судьба в наших руках?

      И полетели дни. День с восьми утра и до шести вечера, потом ночная смена до самого утра. Потом снова дневная работа. И только после полутора суток целый выходной вечер, а на следующее утро снова к пациентам. Времени на самокопание, возмущение, отторжение не оставалось. Приходя с работы, сил хватало только на быстрый перекус, душ и кровать.        Люк забывался и был рад, что ему ничего не снилось. Ни золотые колонны дворца, которые он когда-то считал своим родным домом. Ни прекрасный сад, в котором он всегда мог найти Фриггу и молча положить на её колени свою буйную головушку, ничего не рассказывать, но при этом успокаиваться, чувствуя, как волосы перебирают тёплые пальцы. Ему не снился Радужный мост с всевидящим мудрым Хеймдаллом, который, куда бы принц не намыливался, никогда не выдавал его, а лишь желал счастливого пути. Люку не снились холодные снега Йотунхейма, где он пусть по-своему, но всегда искренне изо всех сил прикрывал спину брата и его друзей. Не видел он и горящего, полного ненависти взгляда Одина в зале суда, когда всеотец объявлял Богу обмана невыполнимое наказание. Во сне он не помнил ни полных непонимания и безыходности глаз Тора, ни Мстителей с их триумфальным пренебрежением, ни проклятий и смеха обычных асов. Мужчина был искренне благодарен уставшему мозгу обычного смертного, что тот лишал его всех этих воспоминаний, что не разбивал тщательно охраняемый под толстым слоем льда мир после изгнания и полной изоляции магии, которая когда-то была для него воздухом. Его гордостью. Его надеждой...        В Мидгарде целительство заменяла медицина, и она стала отрадой для сломленной души бывшего трикстера. Он с головой ушел в неё и в течение непродолжительного времени стал одним из самых лучших специалистов в своей области. Вначале он с брезгливостью помогал жалким по его мнению людям, но во время работы начал потихоньку осознавать, что, собственно, кроме продолжительности жизни, по сути между богами и людьми Мидгарда разницы так и нет. Да и, как потом оказалось, скоротечная и ограниченная во времени жизнь делала людей выше закостенелых и потерявшихся во времени асов, заставляя изучать мир, исследовать его и открывать что-то новое или придумывать. И узнав поближе нескольких коллег, Люк поневоле начал испытывать чувство некоего восхищения.       Врачи и медсёстры были обычными людьми, которые несмотря на почти отсутствие личной жизни и на не сильно высокую зарплату, спасали, спасали и спасали людей, конечная реакция которых была, как в русской рулетке: то благодарность, то свеженаписанная жалоба.        После первого такого разговора с одним мудаком, у Люка было желание разбить его морду как в старые добрые времена и раскрошить череп под сапогом. Тогда сотрудникам удалось его опередить, легко скрутить, отвести в кабинет, налить успокоительного и сочувственно похлопать по спине.        В таком темпе прошла пара лет. Люк стал одним из известных специалистов и надежды. Ему доверяли самые безвыходные ситуации, где либо брался он, либо никто. И всё было бы хорошо, если бы однажды ему на операционный стол не положили мужчину физически развитого телосложения. Черты лица невозможно было определить из-за уже начинавшейся сползать и лопаться обожжённой кожи, а волосы слиплись из-за крови и цементной крошки. Мужчина поступил с открытыми переломами ног со смещением и с раскрошенными костями в месте разрыва тканей. Случай был очень тяжёлый и требовал ювелирной работы. Несчастному пророчили ампутацию, если врач окажется бессилен в своем искусстве.        Люк оглядел место предстоящей операции и дал отмашку сёстрам срезать с пока ещё живого тела ткань, а сам пошёл обрабатывать руки и облачаться в стерильный хирургический костюм. Когда он зашёл в операционную, лампа светила на пострадавшие участки тела, окружённые белоснежными простынями, анестезиолог подавал общий наркоз, столик с инструментами был собран, а ассистенты молча смотрели на Люка, готовые моментально стать лишними руками оперирующего хирурга.        Все вздохнули, и операция началась.