***
Сбитый (возможно, даже танком) режим дня — дрянь редкостная. Когда Юнги внезапно и совершенно для себя неожиданно вспоминает, что он — студент-третьекурсник, а не шестидесятилетний дед, и на носу у него сессия, а не пенсия… становится по-настоящему печально. Особенно много скорби он испытывает из-за ранних подъёмов (всё, что до десяти часов — не утро, а рань-срань), а они грядут в ближайшие две недели: теоретические занятия, практика и только после зачёты с экзаменами. Юнги ни дня не жалеет, что перевёлся с очной формы обучения. Заочка, безусловно, лучше во многих смыслах. Не нужно ежедневно тащиться на пары, вникать в болтовню преподавателей, общаться с однокурсниками, быть дружелюбным и прочее. Вдоволь насытился этим за предыдущие два года. Но очевидный минус в том, что запросто за этот длительный промежуток времени между сессиями можно позабыть, как это — учиться и что-либо делать вообще на благо собственного образования. На самом деле, за выдающиеся заслуги (помощь отстающим, пара выступлений на концертах, грамоты в копилку универа и ещё по мелочи) Юнги уже обеспечил себе хорошие оценки, так сказать, по блату. Конечно же, он скачал формально какие-то рефераты из интернета, а так же выполнил совершенно не халтурно пару заданий по композиторскому искусству, но… С годами делать что-то из-под палки, когда не по велению сердца, а под гнётом обязательств и засасывающей рутины — стало как-то даже мерзко. Хочется уже выпуститься, чтобы творить и вытворять свою музыку без назойливых рамок. Но, как говорил Джун: «Поздняк метаться». Такими темпами, без образования и на сцене не поскачешь. В целом, сессия у него почти в кармане. За исключением нескольких предметов, преподаватели которых настолько принципиальные, что даже ректор им ни по чём. Именно о них Юнги и надо позаботиться в следующие пару недель. То бишь, с головой окунуться в обыденность, прикидываясь рядовым учащимся. На фоне ещё совсем недавно пестривших разнообразием событий, нынешнее времяпрепровождение вовсе кажется заунывно-скучным. Никакой изюминки, никакого азарта. Юнги неторопливо разматывает провода своего синтезатора, что-то мурлыча под нос. Чёрно-белая гладь клавиш так и манит, завлекая сыграть. Музыка представляется Юнги той самой «зеброй» на пешеходном переходе: безопасная зона на шумной скоростной трассе жизни, благодаря которой всё вокруг затихает и замирает, позволяя ему перебраться со стороны «вот дерьмо, несите дробовик» до более гуманного «ну, не всё так плохо, обойдёмся ружьём». Он уже тянется извлечь первые аккорды, но опережает телефон, издавая звук, напоминающий предсмертный хрип. Юнги собирается проигнорировать так не вовремя пришедшее сообщение (музыка благоприятно воздействует на его нервы, и он даже не собирается швырнуть эту шумную штуковину в жерло ближайшего вулкана), но за ним слышится ещё парочка хрипов. Дабы лишний раз не разбазаривать время выходного дня, раздумывая, кто же снизошёл до него субботним утром, Юнги сразу тянется за телефоном и читает. Что ты там, Мин Юнги, говорил про «скучно»? Вот, пожалуйста, веселуха подъехала, распишитесь в получении. Почёсывая затылок, он щурится на экран и думает, кому из его друзей — латентных самоубийц — навалять по первое число. Лучше бы всем и сразу, но ему слишком лень. А ещё немножко (совсем чуть-чуть) становится интересно. yoonminD: Ты немного опоздал. Уже не всех. mochimin: почему? yoonminD: Не могу же я ненавидеть себя? И… вот нахрена было вскрываться? Надо было в шпионы идти, думает Юнги. mochimin: наверное, не стоит можно тогда и меня не ненавидеть? yoonminD: Я подумаю. А вот это, думает Юнги, весьма неожиданный поворот.***
Раскинувшись звёздочкой, Чимин чешет тыковку и случайно роняет телефон прям на лицо. Что-то бурча под нос, он его потирает и раздумчиво пялится в экран, пока тот не затухает. То есть, это всё? Прям всё-всё? Ну и ладно. Чимин завтра ещё напишет. Телефон лёгким движением руки отправляется на пол. Планировалось на тумбочку, но болезному организму и так сойдёт. Тело укутывается в одеяло и плед, становясь подобием кимпаба, а через пару часов, запарившись, свободолюбиво выпутывается на волю, распихивая тугие жаркие тряпки ногами. Сериал — какая-то подростковая мелодрама — оказывается той ещё занудной тягомотиной с глупым сюжетом. И Пак-великий-кинокритик-Чимин рассудительно даёт ему два балла из десяти по доброте душевной. А потом прячет лицо в ладошках на сцене с поцелуем, потому что смотреть, как лобызаются два бревна — свыше его извращённой фантазии (он ни разу не завидует персонажам, нет-нет-нет). В общем, заключает он, такое смотреть только в дружеской компании, чтобы подшучивать над персонажами и их действиями, а не кривиться от безысходности. К вечеру от безделья уже подташнивает, но сил хватает только заварить чай с мятой и зарядиться убойной дозой аскорбинок. И, пожалуй, даже хорошо, что Тэхёна дома нет, и он смог расслабиться, не опасаясь свето-шумовых эффектов в течение дня.***
Пообщавшись немного с представителем иной цивилизации (кажется, достаточно разумный экземпляр, но всё равно заметно чудной), Юнги возвращается к инструменту в приподнятом настроении. Чем оно вызвано, он особо не задумывается. Может, только вскользь думает о том, что стоило ему обмолвиться о недостатке веселья, пожаловаться на рутинную скуку, как ему тут же подкинули вариант (сомнительного) развлечения. Он всегда может от нечего делать постебать этого пацана, забавляясь за его счёт. Но сейчас не до этого. Поправив воображаемую бабочку, он разминает пальцы и мягко надавливают на клавиши, извлекая первые долгожданные звуки. Юнги едва ли не мурчит от удовольствия, упиваясь звучанием. Их воссоединение наполнено любовным трепетом, деликатной лаской и искренней отзывчивостью, ведь они так надолго были разлучены и не могли насладиться обществом друг друга (сюда можно смело влепить недетский рейтинг). А спасибо надо сказать тому, кто нанёс этой невинной прелести столь тяжкие увечья (угадайте, кто сломал? это уже даже не смешно). После столь горького опыта Юнги решительно заявляет, что больше ни один криворукий умник не коснётся его драгоценной детки, чтобы сыграть что-нибудь романтичное своему «джинхёну», а на деле разъебать по неосторожности дорогостоящее оборудование. Странно, что Джун до сих пор не сломал Корею. Хотя, подождите-ка, их же ведь две?..***
— Выкуси, дурацкая болезнь! Чимин спрыгивает с кровати, едва не задевая макушкой светильник. Он так давно не чувствовал себя настолько приятно бодрым и здоровым, что непременно хочется делиться своим настроением, настраивая других на позитивный лад и вызывая улыбки (обычно такие люди всех бесят, но это же Чимин). Подвиливая в такт музыке бёдрами, он принимается за приготовление завтрака. Почему-то, лишь глянув на сахарницу, он вдруг вспоминает про своего вчерашнего собеседника, и пальцы сами собой набирают сообщение. mochimin: привет, хён! ты уже подумал? хён ХЁН yoonminD: Сейчс шест ёбананы ча сов mochimin: ой, прости доброе утро! проснись и пой yoonminD: Заткнсись испи Бери с мня прмер Я как раз идё mochimin: СПАТЬ? как так? yoonminD: Какието порблемы? mochimin: никаких я напишу позже) yoonminD: Давай не ннадо? Звуит как угроза mochimin: хаха сладких снов, хён! Это очень странно поднимает настроение, и Чимин чувствует ещё больший прилив сил и ярый энтузиазм. Словно его подключили к огромной розетке, заряжая на полную. Сегодня он определённо покажет Хоби-хёну весь свой танцевальный потенциал, вынудив наблюдать с открытым ртом и приготовленными для оваций ладонями. Жизнь хороша, думает Чимин, сметая подчистую завтрак. Он шустро собирается и уже на автомате, даже не глядя, клеит пластырь с жёлтой собакой, и берёт ещё прозапас. Улица встречает его ярким солнечным светом, и ничто не предвещает беды.***
— Хён! После пар Юнги неторопливо плетётся по коридору. Вяло переставляя ноги, он оценивает пол в университетском коридоре на допустимые «не кровать, но сойдёт». Спать хочется больше, чем дышать, ведь ему, не в меру увлёкшемуся, перепала всего пара часов сна (а если бы его не отвлекли сообщения, уснул бы прямо на синтезаторе, так сильно он вымотался после их жаркой ночки). Он зевает, тут же поправляя выползающий из уха наушник. Играет что-то околопопсовое, что вызывает лёгкое раздражение, не достаточное, чтобы переключить песню. — Юнги-хён! Неудовлетворённо подмечая, что на одной пицце и пивасике (от него уже, кажется, пузик намечается) далеко не уедешь, Юнги решает забрести по пути домой в магазин. Сокджин очень убедительно проповедовал про пользу овощей для цвета лица (ей-богу, ему хоть религию организовывай, в которой главным объектом поклонения будет розовый сельдерей). Но трава, как считает сам Юнги, нужна лишь для того, чтобы летом на ней спать (и вот попробуй переубеди сонный мозг). А растущему организму нужно мясо. — ХЁ-ОН! — вопит некто в непосредственной близости и с размаху кидается ему на спину. — ЁБАТЬ ТЕБЯ В УХО! — с перепугу орёт Юнги, отскакивая и впечатываясь спиной в стену. Вздыбливаясь как дворовый кот, он кидает ошалелый взгляд на своего долбанутого пугателя (и даже почти не удивлён). — Хосок? — Хён! — радостно подтверждает тот и сгребает Юнги, пока тот пытается сопротивляться и немного задыхается, в охапку. — Тебя на тренировке вниз головой не роняли? — недовольно бурчит Юнги, ладонью отпихивая Хосока в сторону. На щеке у того остаётся розоватый след. — Мы так давно не виделись! — Я не сильно скучал… — Неправда, Юнги-хён, ты меня любишь! Юнги остаётся лишь устало вздохнуть и позволять утащить себя куда-то в сторону под восторженное щебетание.***
Когда ты девушка и тебя, прижимаясь горячим, крепким телом, зажимает у стены красивый молодой парень, что-то жарко нашёптывающий на ухо — это, наверное, мечта (или мокрый сон). Особенно, если это — Чон Чонгук, слюни на которого роняет половина универа (а уборщицам потом убирать сие безобразие), но коснуться которого не решается никто, ибо есть Тэхён, на которого роняет слюни вторая половина универа (и вот хоть кто-нибудь бы задумался о тех, кто поддерживает чистоту, а то ходют тут, грязь разводют!). Но Чимин не разделяет девчачьих восторгов, потому что зажимают именно его. И вот казалось бы, какого хуя? — Не сопротивляйся, хён, — шепчет Чонгук. — Зря ты сразу не согласился. Придётся взять силой… Почему опасения обязательно оправдываются, Чимин не знает. Утыкается лбом в холодную стену, расслабляясь и позволяя зарвавшемуся мелкому до поры до времени совершать свои наглые домогательства. mochimin: это подло, кимтэ goodboy: о чём ты милый mochimin: я выкину твою подушку с той инопланетной фигнёй goodboy: С ТАТОЙ ОБОЖЕ НЕТ ЧИМЧИМ НЕ ДЛЕАЙ ЭТОГО надеюсь моя потеря оправдана и Гукки всё узнал mochimin: готовь лёд, тэхён-а)) твой глупый парень перепутал руку goodboy: я рыдаю но не сдаюсь Чимин потирает ушибленные костяшки, но ничуть не жалеет. Сегодня он вышел победителем, воспользовавшись умом, сообразительностью и толикой грубой силы. Не на того напали! Он прям-таки ясно, в лицах и позах представляет, как Тэхён и Чонгук продумывали свой план (очень недолго), подбирая варианты действий и предсказывая возможные оплошности. А потом очень сильно отвлеклись и увлеклись. Друг другом. И в итоге Гук просто тупо решил проделать с Чимином то, что обычно проделывает с Тэ, но с иным замыслом. От этого становится ещё больше не по себе…***
Хосок в перевозбуждённом состоянии — это печатная машинка, выдающая до полутора тысяч непечатных символов. В звуках. У Юнги немножко течёт мозг и вянут уши от обилия информации и сопутствующей эмоциональности. Короче говоря, Хосок очень много и очень громко говорит. И с каждой секундой Юнги всё сильнее хочется домой, в тихое нутро своей квартиры, и как можно скорее. Иначе система начнёт обновляться прямо сейчас, а как итог — бессознательный хён. — Я бы тебе ещё столько всего рассказал, — со вздохом выдаёт Хосок, — но мне пора. Ну наконец-то, думает Юнги. — Нам надо чаще видеться! Юнги кивает, лишь бы ускорить их расставание. Стойко выдерживает выжимающие душу объятия и наконец-то ползёт улиткой к выходу. Телефон хрипло выдыхает где-то на пороге. И Юнги соврёт, если скажет, что совсем не ждал обещанного сообщения. Но не то чтобы прям ждал, конечно… Ой, всё. mochimin: хён, поговори со мной yoonminD: С какой стати? mochimin: ну пожалуйста? yoonminD: Кто тебя подослал? mochimin: мне как-то раз сказали, что ангелы yoonminD: Твоя мама? mochimin: мама рассказала всё, как есть мне было 10 yoonminD: Соболезную? mochimin: ты не видишь, но я недовольно дуюсь Юнги фыркает, качая головой, и оканчивает свою эмоциональную передышку, покидая здание универа. Благо, квартира в соседнем квартале, а кровать от порога в нескольких шагах.***
Чимин для убедительности дует губы, реакцией получая неодобрительный сигнал звонка. Быстро спрятав телефон, он несётся на третий этаж и краем глаза в коридоре замечает Чонгука. Угрожающе на него зыркнув, Чимин проделывает жест «зарежу», проводя большим пальцем поперёк шеи. Угроза такая себе, конечно, но никто не верил и в то, что «маленький хён» одарит кого-то фингалом (теперь Тэхёну кроме засосов придётся замазывать и его). Он немало удивляется, находя танцзал закрытым. Это как минимум странно, что не было никаких предупреждений или объявления. Чимин дует губы уже разочарованно. Он-то ожидал выплеснуть в танцах тот фонтан энергии, что бурлит в нём с пробуждения (то, что он отсидел пары — удивительно, а как при этом не протёр на интересном месте модные дырки — загадка века). Настрочив Хоби-хёну парочку сообщений с хныкающими смайликами, Чимин вприпрыжку направляется в холл. У него есть пара сомнительных вариантов времяпрепровождения, но всё лучше, чем завалиться в какой-нибудь захудалый клуб и быть как минимум облапанным. Поэтому, пораскинув мозгами, он направляется в соседний двор, вернее, на баскетбольную площадку. Там частенько собираются местная детвора, и это куда лучше, чем весь вечер и всю ночь маяться от перевозбуждённости. На площадке в компании шумной мелкотни он задерживается аж до захода Солнца. Разгорячённое тело приятно обдувает прохладным ветерком, пока он неторопливо прогуливается до общаги в состоянии расслабленной усталости. Возможно, таким образом он даёт своему шебутному другу фору, чтобы тот успел спрятать свою любимую подушку, которой Чимин угрожал расправой. Месть, как говорится, надо подавать «холодной», чтобы было уроком. Он придумает что-нибудь получше, чем потрошение ни в чём не повинной Таты. Он усмехается, доставая телефон, и словно бы привычным движением открывает чат.***
Юнги продирает сонные глазки только вечером. Из окна сквозит прохладой, а из холодильника веет безысходностью. Он так и забыл забрести в магазин за продуктами, а перспектива вновь выкарабкиваться на улицу не греет совершенно. Есть ведь в мире, думает Юнги, всякие вегетарианцы и сыроеды, а чем он хуже? Поэтому он нарекает себя пиццеедом и тянется за телефоном, чтобы в очередной раз попытать удачу с доставщиком пиццы, как вдруг раздаётся звонок. Но не в дверь, а откуда-то из-за двери. И стук следом. На Намджуна не похоже, слишком деликатно (тот стучится так, словно делает на двери отбивные). Юнги оставляет на вешалке в прихожей свою куртку, так и не снятую по возвращении, и несмело открывает дверь. Удивляется неслабо. — Сокджин-ши? Тот скептически оглядывает хозяина квартиры, особенно внимательно вглядывается в гнездо из волос (будто бы оттуда вот-вот вылетит птичка), и поднимает руку в останавливающем жесте. — Без комментариев, — заявляет Джин, словно знаменитость толпе репортёров, и лёгким движением своих широченных как река Хан плеч ловко сдвигает Юнги в сторону. Похоже, у них это семейное. Незваный гость оставляет верхнюю одежду в прихожей и так же молча в обнимку с какой-то сумкой исчезает в кухне, прикрывая за собой дверь. Юнги отмирает от ступора минуты через две, когда начинают активно грохотать кастрюльки и сковородки. Что за хуйня творится, Юнги не спрашивает, потому что и так очевидно — Джин готовит. А готовит он, по словам Намджуна, так: «Божественно. Настолько вкусно, что если есть с его лица, можно умереть от счастья». На самом деле, это не шутка. Его друзья, будучи как-то заграницей, припёрлись в специализированный ресторан, где суши и роллы подают на обнажённом теле девушки, так сказать, «живое блюдо». Оттуда их выгнали после слов Намджуна, что им нужна только еда, а «посуда» у них с собой». Юнги кажется, что звучит всё это ужасно, и решает повременить с выяснениями, чего и как, да и от усиливающихся ароматов уйти подальше (внутренний кит утробно выдаёт серенаду). Сосредоточиться на музыке (не той, что состоит из постукивания ножом по доске, позвякивания кухонной утвари и шкворчания масла) не выходит. Вовремя приходит на помощь телефон, а точнее — новый собеседник.***
mochimin: дети в наше время такие жестокие хён, я проиграл младшеклассникам они хотели меня побить но было весело yoonminD: Звучит жалко) mochimin: не издевайся, хён ((( yoonminD: Во что вы играли? mochimin: в баскетбол я не так в нём хорош, как хотелось бы yoonminD: Так ты играешь? mochimin: я нашёл то, о чём мы можем поговорить?)) yoonminD: Возможно. Было бы желание, и к любому замочку можно подобрать ключик, удовлетворённо подмечает Чимин. Он не торопится с расспросами на главную интересующую его тему, хотя, можно сказать, уже с порога раскрыл все карты. Остаётся только ждать. На самом деле, знакомиться с кем-то в сети Чимину непривычно. Для него куда более обычным делом является знакомство на улице. Случалось даже на спор — ни разу не «зассал», смело подходил и заводил себе если не друзей, то знакомых. Стоит обмолвиться, что именно так в его жизнь и ворвался Тэхён с прицепом в виде Чонгука. Началось всё с брошенной кем-то фразы: «Вон тот рыжий. Подкати к нему, если не ссыкло». А в итоге вылилось в объявление Пак Чимина лучшим другом Ким Тэхёна, неожиданным переездом (насильным перевозом шмотья) Чимина на новую жилплощадь и бесконечной ревностью со стороны Чонгука (кажется, Тэхён этого и добивался). Впрочем, друзей не выбирают. И когда Чимин не обнаруживает своего горе-друга на месте (Таты тоже нет, и кто вообще в здравом уме даёт имя подушке?), он искренне надеется, что это не означает второй раунд дурацкого плана, итогом которого вновь станет членовредительство. Вздохнув, он прощается на время со своим хёном и плетётся в душ.***
По правде говоря, Юнги отвечает «парню по переписке» без особого энтузиазма, но и без привычного раздражения. Парень не бесит, что идёт ему явным плюсом, но… о, баскетбол? Ставки повышаются. Юнги позволяет себе ни к чему не обязывающую лёгкую беседу, попутно мягко поглаживая клавиши. Он не любит с кем-то общаться. В первую очередь потому, что собеседники зачастую надоедливые мудаки или мудаки, которым что-то от него надо. Что от него надо парнишке, вполне очевидно. И, в принципе, он не против поделиться с ним своими познаниями, но тот пишет про душ и прощается. Ну, так бывает. Юнги погружается в раздумья настолько, что не замечает появившегося в дверях Сокджина, зато сразу примечает пришедший вместе с ним аромат. Джин взмахом руки зазывает за собой и гордо (пожалуй, даже самодовольно) презентует целый стол всяческих вкусностей. Знает же, чертяка, что путь к сердцу конкретно Мин Юнги прокладывается мостиком из свиных рёбрышек в кисло-сладком соусе… — Что это, Сокджин-ши? — сглатывая слюну и удерживая так и тянущиеся руки, бормочет Юнги. — Это взятка, Юнги-я. За твои ответы и твоё молчание. Тот смотрит недоверчиво и руки на груди складывает. Джин вздыхает, продолжая: — Я не буду расспрашивать тебя или втягивать в свои личные дела. Как ты понимаешь, это связано с Джун-и. Мне лишь надо знать, у тебя ли он проводит время или?.. Конспиратор хуев твой Намджун, думает Юнги, глядя на жующего губу Сокджина. Сейчас при всей своей внушительной энергетике тот кажется каким-то уязвимым и неловким. То ли подъебнуть его хочется, то ли сжалиться и обнадёжить. — Я ничего не знаю, — бурчит Юнги, всё же протягивая руку к угощению, за что тут же получает шлепок и недовольное: «А руки кто будет мыть? Бан Шихёк?» — Если не ответишь, я не скажу, в какую из закусок подмешал мышьяк, — а вот и более привычный Ким Сокджин. — Да, он трётся у меня, — мгновенно сообщает Юнги. — Большего не скажу. По сути, он им даже помогает, оберегая от тупой ревности, и совесть его чиста. Сокджин выдыхает, и по его просветлевшему лицу легко различить облегчение. — Большего и не требуется. — Почему ты уверен, что я не соврал? — Мы не ладим, Юнги-я, — начинает Сокджин, — но я точно знаю, что ты первым отвесил бы Джун-и пиздюлей за что-нибудь… неподобающее, — и улыбается. — А теперь я откланяюсь. Приятно не подавиться. — Погоди, а мышьяк? — кричит вслед Юнги, и Джин оборачивается с видом оскорблённой невинности. — Серьёзно? — фыркает. — Чтобы я свою же божественную еду портил? Ты того не стоишь. — Резонно, — соглашается Юнги, подсаживаясь за стол. По правде говоря, их взаимоотношения не заладились с самого момента знакомства. «Вражда» на уровне словесных перебранок зародилась пару лет назад и существовала в жанре «любовь/ненависть». Правда, из ненависти никак не развиваясь. Если поначалу нарочито учтивый тон Джина казался Юнги издевательским, то со временем стало ясно, что так оно и есть. Джин и не скрывал, что видит в Юнги лишь быдло и хамло, а тому разубеждать было не с руки — можно рубить с плеча правду-матку, нарекая старшего «гламурной фифой» без угрозы для жизни. Этим их взаимодействия обычно и ограничивались. До сего дня. — А Намджун, падлюка, не солгал, — мурчит Юнги, натрескавшись уже до отвала, и поглаживает животик. Пожалуй, он немного пересмотрит отношение к паре своего друга.