Полузаведённое состояние терзало Лютика весь вечер напролёт. Одно дело — сохранять хладнокровие перед полностью одетым Геральтом, и совсем другое — сдерживать свои чувства, когда Геральт в ванне, совершенно обнажённый, и сам разрешал Лютику лапать себя руками.
Лютик старался сосредоточиться на вопросе Геральта о лордах и о том, сколько из них хотят убить его. Пытался напомнить сам себе, что у него и так была уйма любовниц помимо Геральта, с которыми он попадал в разные переделки. Пробовал сосредоточиться на заявлении Геральта, что тот не собирался никого убивать сегодня вечером — чудесно, Геральт, никто и не просил тебя убивать, Боже мой! — но давалось это не на шутку сложно, и тем более назад дороги не было. Он ждал слишком долго. Лютик — всего лишь человек, и вовсе не железный. Он неистово жаждал своего распроклятого истинного, пусть это повлекло бы за собой те или иные последствия.
Ему даже удалось съязвить:
— Да-да-да. Ты ведь никогда не лезешь в чужие дела. Только это неправда, ты из них не вылезаешь.
Геральт обернулся через плечо, пристально провожая его этаким свирепым взглядом, но спорить не стал. Лютик задумался: признает ли Геральт хоть раз его правоту?
— Неужели вот что происходит, когда стареешь? Становишься невыносимо капризным и ворчливым? — Требовалась недюжинная воля, чтобы просто-напросто не раздеться и не забраться в эту бочку, пресекая на корню дурное ведьмачье настроение.
Выражение лица Геральта было непреклонным.
— Кстати, давно хотел спросить, а ведьмаки уходят на покой?
Тут-то Геральт соизволил ответить:
— Да-а. Но только на вечный покой.
От одной лишь мысли у Лютика заныло под ложечкой. Сам того не желая, он приближался всё ближе и ближе к тому неизбежному вопросу, который вертелся на кончике языка ещё с их судьбоносной встречи с Геральтом, когда обозначилась эта хренова метка.
— Да брось! — воскликнул Лютик, пытаясь сохранить непринуждённость в голосе. — Ты ведь хочешь с чем-то остаться, когда… закончится эта гонка за чудовищами, — он вертелся по комнате, стараясь занять чем-нибудь руки, казаться беспечным и беззаботным, дабы Геральт не догадался, что бард ловил каждое произнесённое им слово.
Оставаясь беспристрастным, Геральт сухо ответил:
— Ничего не хочу.
В груди что-то оборвалось от этих слов. Было печально не то, что Геральт не сказал:
«Я хочу быть с тобой, Лютик», сердце барда разрывалось не из-за этого. Лютику было больно сознавать, что Геральт совсем ничего не желал, хотя ведьмак заслуживал лучшего. Он мог бы хотеть чего-то большего для себя.
Лютик озабоченно поглядел на свои ногти и отрывисто вздохнул, переводя дух.
— Ну, как знать? Может, кто-нибудь тебя захочет? — опустившись на уровень глаз Геральта, он упёрся локтями на ванну.
— Мне никто не нужен. Я не хочу быть нужным кому-то, — затем он в упор посмотрел Лютику в глаза, отчего барда охватила лёгкая паника только от идеи, что Геральт уже обрёл свою метку и пытался отчаянно донести это до него.
— Однако мы вместе, — Лютик терпеливо выжидал, поймёт ли Геральт его намёк, попутно разглядывая, как тень от огонька свечи мерцала на серьёзном лице Геральта.
— Хм-м, — неловкое движение сорвалось с губ Геральта, словно он хотел улыбнуться.
Дрожь облегчения пронзила тело Лютика. Барду не стоило искать зашифрованных посланий. Ведь Геральт имел в виду что-то другое. Он говорил в общем, чисто размышлял о жизни, ведьмак мог нести полную чушь обо всём, и в любом случае Лютик истолковал бы это по-своему.
Быть такого не могло, чтобы Геральт, сидя в ванне перед Лютиком, пытался бы сказать ему:
«У меня появилась метка, но ты мне не нужен». Эдакий до нелепости глупый способ признаться ему.
Лютик даже не успел искренне насладиться внезапным успокоением, собирая мысли в кучу, как Геральт резко замотал головой в недоумении:
— Лютик, где, мать твою, моя одежда?
— А-а-а, да, ты её так испачкал в ше́лкинах кишках, что я всё отдал прачкам. Всё равно сегодня ты будешь одет не как ведьмак.
На лице Геральта вновь появилось это убийственное выражение. Лютик нехотя поднялся, чтобы принести вечерний наряд Геральта, но вдруг обратил внимание на его голову.
— Господи! Твои волосы до сих пор все в кровище, — высказался он, с отвращением морща нос.
Геральт окинул Лютика ледяным взглядом:
— Разве тебе это не на руку? Я-то думал, что должен казаться пугающим.
Особо не думая после недавних переживаний, он позволил себе дерзость:
— Пугающим. А не прямо-таки отвратительным. Мне что, всё делать самому?
Прихватив бутылочку масла с полки, он опустился на колени позади Геральта и начал мыть ему волосы. Несмотря на слова Геральта о том, что он ничего не хотел и никто ему был не нужен, он, как ни странно, дозволил Лютику позаботиться о себе сегодня. Раз он всё равно уже натирал ромашкой задницу Геральта, Лютик смекнул, что, если чуточку надавить, он мог бы этим вечером направить ситуацию в нужное русло. У Геральта был свой способ открываться людям, и Лютику нельзя было сидеть, сложа руки. Несмотря на свои опасения, Лютик был готов наконец сделать решительный шаг вперёд.
Геральт не сопротивлялся, пока Лютик втирал лавандовое масло в кожу его головы. Раньше он практиковался на тогдашней возлюбленной в Оксенфурте. Мария научила его правильно делать массаж, вдобавок рассказала, где находятся чувствительные точки. Он надавил большими пальцами прямо за ушами Геральта, вызывая у него протяжный хрип, настолько близкий к стону, что член Лютика оживился от этого звука.
В комнате царила приятная интимная атмосфера благодаря зажжённым свечам. Хотел бы Лютик, чтобы этот момент никогда не кончался, быть всегда вдвоём вот так. Ненадолго он представил, что между ними есть нечто большее.
— Окуни голову в воду, — прошептал Лютик сиплым голосом, и Геральт повиновался.
Лютик продолжил, когда Геральт вынырнул обратно. Он нанёс чуть больше масла, пряди волос Геральта мягко рассыпались меж его пальцев. Вслед за тем он опустил руки ниже на плечи Геральта. Он очертил рельефную кожу шрамов, сосредотачивая своё внимание на напряжённых мышцах между лопаток Геральта, ведьмак невольно опустил голову вниз. Лютик разминал жёсткий узел до тех пор, пока в ответ не раздался низкий благодарный стон.
Марии нравилось, когда Лютик распускал свои руки, сначала массируя плечи, а потом продвигаясь дальше к её упругим грудям, наполовину скрытым водой, и так же ласкал их.
Руками Лютик скользил вниз по торсу Геральта, шея ведьмака была перед самым его носом. Вдохнув, он уловил тонкий лавандовый аромат мыла, смешанный с несравненным тёплым запахом кожи Геральта. Лютик держался из последних сил, чтобы не наклониться и не прикусить Геральта за шею.
— Что ты делаешь?
Геральт не отпрянул и говорил спокойно, но несмотря на это Лютик остановился:
— Не знаю, а что я делаю?
— Я чую тебя нутром.
Лютик занервничал, пуще теряя самообладание:
— Что именно ты чувствуешь?
— Похоть. Мужчины, в частности, источают определённый… аромат, — по обыкновению его хриплый раскатистый голос раздавался эхом в комнате.
Одно упоминание Геральтом похоти и запахов должно было сильнее подстегнуть Лютика, тем не менее, он лишь расслабленно вздохнул. Что ж, теперь, когда он попался, не было больше смысла притворяться скромником.
— А сколько раз до этого ты слышал его на мне? — науськивал он, одновременно опасаясь правдивого ответа.
Геральт обернулся, сокрушённо подняв брови, его взгляд был преисполнен сочувствием с ноткой интереса.
— М-да, я лишь хотел предложить ответную любезность за твои услуги, или ты дальше собираешься набивать себе цену? — обидевшись, ответил Лютик.
В полном молчании они уставились друг на друга, а когда Геральт перевёл глаза на губы Лютика, вдоль спины барда тут же пробежали мурашки.
Геральт встал и вышел из бадьи. Вода стекала по неприкрытой гладкой коже, Лютик украдкой опустил глаза вниз, и любые его сомнения о том, что Геральт собирался сделать дальше, развеялись. Твёрдый ствол Геральта, такой большой и крепкий, восстал в полный рост.
Лютик неосознанно облизнулся, только они двинулись навстречу друг другу.
Схожие чувства нахлынули на него, словно перед тем, как завалить в постель дворянскую жену, любовницу или мать. Внутренний голос в голове предостерегал его, но это же Геральт. Он в любом случае уступил бы, так или иначе.
Рубашка Лютика намокла и прилипла к груди, когда Геральт притянул его к себе для поцелуя. Обжигающая волна возбуждения пожирала его. До его ума доходило дольше, в отличие от члена: Геральт был в его объятиях. Обнажённый Геральт в его объятиях. Видимо, по милости небес, Геральт — его родственная душа — совсем голый обнимал Лютика.
Одной рукой он ласкал член Геральта, как только почувствовал, как напряжённый орган упёрся в него.
— Я не хочу быть нужным, — заявил Геральт против губ Лютика. Но мозг Лютика уже отказывался понимать, говорил ли Геральт серьёзно или он так ужасно флиртовал.
— Никогда бы не подумал, что я скажу такое, но заткнись, Геральт, — потребовал бард, прежде чем упасть на колени. Лютик скользил руками по мощным ногам Геральта, задевая мягкие светлые волосы пальцами, покусывая и тут же зализывая лёгкие засосы на бёдрах Геральта. Его кожа до сих пор была влажной, и Лютик собирал языком скатывающиеся капельки воды. Трудно сказать, кого он пытал больше: себя или Геральта, игнорируя таким образом член ведьмака. Запустив руки в волосы Лютика, из глубин горла ведьмака вырвался надрывный стон, похожий на ненасытное рычание. Значит, всё-таки Геральта.
Наконец обхватив губами достоинство Геральта, он испытал странное головокружение. Метка на ноге горела, это чувство было не похоже ни на что испытанное ранее. Остановиться было невозможно, он жадно вылизывал и посасывал член, словно изголодавшийся зверь. Без лишних слов Геральт втрахивался в его рот неглубокими и небрежными толчками, а когда Лютик всхлипнул, сжимая горло, ведьмак схватил его за затылок и ускорил темп.
Невольно Геральт нежно коснулся его волос.
— Лютик, ты уверен…
Лютик отстранился, выпуская изо рта пошлый хлопо́к.
— Не останавливайся,
прошу, — ему вроде как должно быть стыдно за столь явную мольбу в голосе, но он был слишком возбуждён, чтобы волноваться.
Слёзы жгли ему глаза, когда Лютик заглотил глубже, а его собственный член набух, натягивая ткань брюк. Как же долго он ждал этого? Он жаждал наслаждаться вкусом Геральта на своём языке, его размером у себя во рту как можно дольше.
Но Геральт тихонько оттолкнул его, заставляя подняться.
— Я тоже хочу тебя увидеть, — хмыкнул он.
Лютик снимал с себя одежду, стараясь не разрывать зрительный контакт. Бард был поражён, сколько страсти читалось в глазах напротив. Похожих как две капли воды на его собственные.
Геральт поднял флакон с лавандовым маслом и потянул Лютика на пол за собой. Вплотную друг к другу они растворялись в бесконечных поцелуях, то прикусывая губы, то вновь сплетая языки.
Лютик выше сил хотел, чтобы Геральт вошёл в него, так что он добрался до бутылочки и вылил масло на руку Геральта. Увлажняя пальцы, Геральт скомандовал:
— Приподнимись, — и подозвал Лютика к себе.
Лютик встал на колени над Геральтом, не до конца понимая, чего именно тот хотел, доколе Геральт не дёрнул того вперёд и не начал с энтузиазмом обрабатывать его член.
— Господи, Господи, Геральт.
Геральт хмыкнул, создавая дополнительную вибрацию горлом, посылая волны невероятного удовольствия по телу Лютика. Покрытыми маслом пальцами Геральт надавил на его вход, поддразнивающе растягивая, попутно ведя языком вдоль ствола Лютика.
Лютик был на грани рыданий, когда Геральт воззрился на него своими тёмными голодными глазами и спросил: «Готов?»
Всё, что он мог сделать — кивнуть и сдвинуться обратно. Геральт прижался к заветному отверстию, и, когда он полностью оказался внутри него, Лютику пришлось до боли прикусить губу, чтобы не перебудить всю таверну. Как же сильно Лютик влюбился, неизвестно, сможет ли он вообще оправиться от этих чувств.
Лютик двигался всё с тем же неутолимым затуманенным рвением, которое овладело им ещё во время минета, насаживаясь сильнее на крепкий набухший член как в последний раз. От нарастающих стонов Геральта Лютик сильнее приближался к краю. Кипучее покалывающее удовольствие вспыхивало вдоль его спиральной метки с каждым новым движением.
Ощущение наполненности внутри прямо-таки по самое не хочу настолько сносило крышу, что Лютик уже не мог остановить этот поток ругательств вперемешку с именем Геральта, буквально льющихся из его уст. Значит, секс с родственной душой всегда такой? Его съедало любопытство, испытывал ли Геральт то самое пьянящее, сводящее с ума блаженство, уносящее их обоих к новым высотам. Лютик не хотел действовать в одиночку.
Под ним Геральт совсем слетел с катушек. Своими большими руками он разводил в стороны мягкие половинки Лютика, поддерживая их бешеный темп. Лютик очень хотел, чтобы это длилось вечно, но он почувствовал, как все мышцы в теле напряглись, приближая его к разрядке. Он крепко сжал свой член в кулаке, сокращая ласки, пытаясь продержаться подольше.
Хватая воздух ртом, Геральт последний раз толкнулся жёстким рывком, и Лютик кончил, излившись в руку, пачкая спермой грудь и подбородок Геральта. Обмякший член Лютика дёрнулся от одного вида, когда Геральт облизнул свои губы.
Задыхаясь, он рухнул сверху на Геральта, соединяя вместе их влажные от пота тела.
Его мозг и тело были настолько перенасыщены эмоциями, и ещё Геральт был так нежен с ним, легонько поглаживал Лютика по волосам, аккуратно перевернул его, прежде чем протереть их влажным полотенцем; и он совсем не обратил внимание на то, что Геральт не сказал, изменились ли, собственно, их отношения теперь.
После того, как они снова вымылись и переоделись, Лютик спросил:
— Если ты и раньше слышал этот запах на мне, почему ничего не предпринял?
На полпути к двери Геральт ответил:
— Может быть потому, что я считаю плохой затеей ебаться с друзьями.
— Я знал, что мы друзья! — воскликнул Лютик вслед удаляющемуся Геральту.
Сколь велика бы ни была ошибка, спору нет, оно того стоило, так что он позволил себе понаслаждаться маленькой победой, пока они шли на пир.
***
Это временное помутнение выветрилось даже быстрее, чем Лютик мог предположить. В ту ночь Геральт относился к нему едва ли иначе обычного. Не хотел бы он показаться неблагодарным; и не то чтобы дружба Геральта ничего не значила для него. Дело в том… пожалуй… возможно, бо́льшая, чем он сам мог подумать, часть в нём надеялась, что их связь изменила бы отношения между ними к лучшему.
Хуже того, где-то в середине ночи Лютику пришла мысль, что ему нужно срочно признаться и рассказать Геральту про метку. Потому что тогда, возможно, он пересмотрел бы свою позицию в отношении людей неравнодушных к нему. Может быть, он сделал бы исключение для того, кто хотел его, невероятно отчаянно хотел его и любил.
Он принял решение, что в завершение вечера он будет во всём честен. Он собирался извиниться за то, что не признался раньше. За то, что, возможно, сбил Геральта с толку, переспав с ним, не раскрывая правды.
И потом Лютик увидел, как Геральт послал судьбу ко всем чертям. Наблюдая за тем, как он отказался от
ребёнка-неожиданности. Слыша его слова:
— Предназначение помогает верить, что в этом дерьмовороте есть порядок. Но его нет.
Той ночью Геральт ушёл без Лютика. Той ночью Лютик ушёл, не раскрыв Геральту правду и с заметно меньшим оптимизмом, чем в начале.
***
Сейчас, когда Лютик заполучил Геральта, все его прошлые переживания казались бессмысленными. Страх вернуться в те ощущения навис над ним, словно тёмная тень, отбрасываемая огромным летающим чудовищем, загораживающая солнце. Он прекрасно знал, что ему нельзя повторять с собой такое снова, только не так.
И с некоторых пор, несколько месяцев или, может, лет, он старался реже попадаться на глаза. Их приключения по-прежнему были чудесны, дружба Геральта так же являлась одним из бесценных сокровищ в жизни Лютика, но он пытался потихоньку, осторожно подцепить его сердце на крючок, словно ловил крупную диковинную рыбу.
Конечно, Лютик и сам находил себе кучу приключений. Влюбился в графиню. Получил отворот-поворот от вышеупомянутой графини. Вернулся в Оксенфурт в качестве приглашённого лектора. Сочинил и исполнял довольно-таки удачную и забавную балладу о Геральте и гнильцах и их кошмарных взрывающихся головёшках. Пытаясь тем временем игнорировать метку на пятке, порой просыпаясь ночью и, честно слово, буквально чувствуя её жжение.
В конце концов он решил, что его сердце как-никак исцелилось. Хоть и изувеченное, но, по крайней мере, вновь целое.
После он застал Геральта у озера в поисках Джинна, они пересеклись с Йеннифэр из Венгерберга, и стало ясно на деле, что его сердце отнюдь не исцелилось.
