love as you are

      В жизни Лютика было достаточно переживаний, с которыми он стоически мирился, — таких, как смерть родителей. Или жестокость графини де Стэль, которая бросила его после признания в любви. Или слепая людская злоба, способная наслать на ребёнка проклятье ликантропии. Или влюблённость в своего истинного и, к слову сказать, лучшего друга и сочетающееся одновременно с этим одиночество.       Лютик смог пережить, что после Ринды встретил Геральта вместе с Йеннифэр. Но чего он не понимал — почему Геральт погружался в такую задумчивость на добрых несколько дней после бурных свиданий с ней.       Геральт попался в сети Йеннифэр… И это была та ещё пытка. Тем не менее, последние несколько лет Лютик и сам влюблялся в других. С той самой ночи в Цинтре он изо всех сил старался задвинуть чувства к Геральту в дальний ящик своего сердца и всё забыть. Как бы ни сложна или, точнее, неразрешима была эта головоломка.       Каким-то образом он даже принял за данность желание, связавшее судьбы Геральта и Йеннифэр. Лютик собственными глазами видел, как сердце Геральта разрывалось от мысли потерять её. В тот раз, когда его взгляд уловил лицо Геральта, полное боли.       Лютик пытался забыть, как он заклинал Геральта уехать с ним на побережье. Всякий раз это вызывало новую более мощную вспышку боли, всплывая в памяти призрачным видением. Но, судя по всему, он справился и с этими воспоминаниями. — Хотел показать, чего мне не хватает? Вот она и ушла. — Чего тебе не хватает, то ты ещё и не обрёл. Твоё наследие. Предназначение. Я знаю это. И ты знаешь.       А если Лютик и был частью его предназначения, той частью, о которой Геральт якобы и так догадывался, тем самым лишь сильнее распаляя его. Из-за этого ведьмак сбросил весь накопившийся гнев на Лютика, когда тот был готов остаться рядом и переждать бурю вместе, как и всегда.       Был крохотный шанс, что он мог продолжить жить с Геральтом как со своим другом — с самым лучшим другом, — но не более того, однако идея существования без Геральта — это единственное, что он не смог бы вынести. Мысль о том, что он обнажил свою уязвимую сторону, скрытую от чужих глаз, а Геральту, по сути, было плевать на это, что ведьмак предпочёл бы лучше жизнь без него, очень рассердила Лютика. А злился он крайне редко.       В полном одиночестве он спустился с той горы, преисполненный гневом, как и весь следующий месяц, кочуя из одного города в другой.       Лютик предавался бурным фантазиям о том, чтобы выжечь свою метку. Однажды ночью в пьяном угаре он дошёл до того, что выпытывал у местного знахаря способы её удаления.       Хоть знахарь и сказал ему, что он всего-навсего пьяный олух, и сразу же выпихнул его под зад, но раз затея возникла в голове барда, словно прилипчивая мелодия, он не мог просто так от неё избавиться.       Вновь столкнувшись лицом к лицу с Йеннифэр из Венгерберга, Лютик было решил, что судьба сжалилась и проявила к нему благосклонность на смену той дымящейся куче дерьма, которую он сам же себе и нагрёб.       В конце концов, эта чародейка была достаточно могущественна, чтобы найти средство и избавить его от прокля́той метки.       Он исполнял балладу о женщине, о её сладостных поцелуях и, когда поднял голову, тут же узнал оную женщину среди публики, с любопытством наблюдающую за ним; она потягивала бокал вина в дальнем углу зала. Чародейка кивнула головой в знак признательности, когда он заметил её, поэтому, едва он доиграл свой финальный аккорд и собрал монеты, дурные опасения от их грядущей встречи стремительно рассеялись.       Йеннифэр выглядела привычно сногсшибательно и при этом совершенно пугающе. Одета она была в чёрное платье с белой оторочкой вдоль рукавов и выреза декольте, которое выигрышно подчёркивало её грудь. Лютик бывал в тавернах куда хуже, здесь же обычно частыми гостями были дворяне, но Йеннифэр всё равно казалась будто не от мира сего — изысканно разодетая и вместе с тем невозмутимая. — Боюсь, Геральта здесь нет, — сообщил он ей, приземлившись на место напротив. Поздний вечер уже сгустил краски, и серебряный лунный лучик света рассёк стол аккурат между ними. — Господи, ты подумал, что я его ищу? — она покачала головой и саркастично рассмеялась. — Ну уж нет. И, насколько мне известно, на зиму он вернулся в Каэр Морхен. — И то верно. А я не знал, — он пытался придать лицу более лёгкое выражение, чтобы скрыть неподдельное волнение от того, что прознал о местонахождении Геральта. — Мы с ним так ни разу и не поговорили с тех пор, как сначала ты послала его, а потом он бросил меня.       Она заметно взбодрилась от сказанных слов, а Лютик готов был провалиться сквозь землю. Нечаянно его ответ приобрёл двойной смысл. — Он бросил тебя? — переспросила она. — Неужели, бард! Как жаль, что я ушла слишком рано и пропустила настоящее веселье, — она жестом подозвала барменшу и заказала кружку эля для Лютика. — Он винил меня во всех своих бедах. Ты, ребёнок-неожиданность… — Лютик потупил взор.       Йеннифэр презрительно усмехнулась: — Упрямый говнюк.       Только барменша принесла эль, Лютик сразу предложил тост, и Йеннифэр со звоном чокнулась своим бокалом о его кружку. Было бы неразумно соглашаться с ней вслух и бранить Геральта почём зря, хоть его сердце и пронзали тысячи раскалённых кинжалов. — Так что же, эта баллада обо мне? — поинтересовалась она, глядя на него поверх своего напитка. Её томный приятный голос просто обезоруживал.       Он поперхнулся своим элем: — Моё вдохновение — крайне загадочная штука. Сложно сказать, речь шла о каком-то конкретном человеке или нет, — он откашлялся, до сих пор приводя голос в порядок после того, как эль попал не в то горло. — Во всяком случае, я хотел спросить у тебя, можно ли избавиться от душевной метки.       Йеннифэр вальяжно откинулась на стуле, её губы медленно растянулись в самодовольной улыбке: — Кому же принадлежит твоя? — Какому-то прелестному созданию на нашем Континенте. Она проявилась в одну чудесную ночь — лица, имена смешались в голове. Нельзя же так легко привязаться к кому-то, и я подумал, что, зная мой кочевой образ жизни, я лучше избавлюсь от неё. — Обещаю изучить этот вопрос для тебя, но, боюсь, насколько мне известно, лекарства… нет. — М-да, новость, мягко сказать, так себе. — Безусловно, — она изучающее смотрела на него, выражение её лица сменилось от осознания, и взгляд смягчился под толстым слоем теней. — Он твой, и ты это знаешь. Я покончила со всем, что было между нами. Все иллюзии разрушены. — По твоей логике, метка — серьёзное основание, если он, гипотетически, действительно принадлежит мне. Однако желание загадал он о тебе, — Лютик нервно провёл рукой по волосам. — Как бы великодушно ни было твоё предложение, милостивая Йеннифэр из Венгерберга, мне не нужны твои подачки. Я бы не хотел быть с Геральтом только потому, что ты любезно оставила его на моём пороге, словно кошка, подарившая мёртвую мышь своему неблагодарному хозяину.       Йеннифэр впилась в него столь убийственным взглядом, что могла перещеголять Геральта в этом. — Ты носишь его метку. Довольно с меня твоих глупых сказок, — она остановила Лютика жестом прежде, чем он смог возразить. — Я бы поспорила, кто конкретно находится в невыгодном положении. — Геральт плевать хотел с высокой колокольни на такую ерунду, как превратности судьбы. Нет и ещё раз нет. Это не для нашего прекрасного Геральта из Ривии. И ты, конечно, в курсе. Ты знаешь о ребёнке-неожиданности и о том, как он уклоняется от ответственности. Кстати, я был там той ночью. Воочию видел, как он развернулся и зашагал прочь.       Лицо Йеннифэр омрачила тень печали: раны были по-прежнему свежи в памяти. — Он просто ушёл бы от меня в тот же миг, как я бы рассказал ему всё, — продолжил говорить Лютик, на сей раз понизив голос. — А если он на самом деле хотел быть с тобой, то я, со своей стороны, не желаю, чтобы меня выбрали только из-за метки, даже если бы Геральт не верил, что предназначение — это бремя дерьмоворота.       Йеннифэр склонила голову набок, оценивая его: — С нашей первой встречи я чувствовала что-то между вами. Но я не пойму, почему он решил, что его метка могла предназначаться мне, если он уже твой.       На мгновение Лютика настолько увлекла фраза: «Я чувствовала что-то между вами», что он чуть не пропустил последние слова Йеннифэр мимо ушей.       Поняв, что к чему, Лютик с трудом вдохнул внезапно загустевший воздух. Точь-в-точь Джинн снова напал на него, и резко стало нечем дышать. — Он что, обрёл метку? — Я почувствовала странный всплеск магии, исходящий от него после боя с Джинном. Самое странное, что это произошло, когда мы были… активно заняты делом. Парной метки у меня не появилось. Конечно, всегда есть шанс, что она проявится позже, но я так не думаю. Хотя Геральт считал иначе.       Холодок страха пробежал по коже Лютика, даже алкоголь бы его не согрел. Шум голосов внезапно стих во всей таверне. Его словно обухом по голове ударили, возвращая назад в прошлое, когда дом мэра рухнул, и он подумал, что Геральт погиб. К тому моменту, когда он сокрушенно пошёл к дому и…       …Геральт видел его.       Лютик как раз всматривался в окно, когда Геральт поднял глаза, и на секунду их взгляды пересеклись. Помнил ли Геральт это? У Лютика закружилась голова. — Бард? — Я видел вас через окно, — ответил Лютик, вскинув голову. Было такое чувство, будто он подвергся своего рода заклятию, что отделило его душу от тела, будто он наблюдал за разговором со стороны. — А Геральт заметил меня.       К большому удивлению Лютика, Йэн разразилась заливистым смехом. Это было немного подло даже с её стороны. — Пожалуй, ты ему весьма небезразличен, раз его парная с тобой метка проявилась, только когда он трахал кого-то ещё, как думаешь?       Мысленно Лютик был по-прежнему где-то далеко. Сейчас любые чувства и эмоции были ему чужды. — Не понимаю, почему ты говоришь мне это, — наконец подобрав слова, молвил он. — Не то что бы я не ценил твою поддержку в эти трудные времена, но ты не похожа на женщину, которая то и дело скитается по всему свету и благородно помогает несчастным и одиноким.       Она поднялась, оставляя недопитым бокал вина. Геральт вряд ли одобрил бы такое, молча подметил Лютик. — Не строй предположений, бард. Как по мне, лучше бы кто-то другой был связан с этим ослом. — Каким бы ни было его желание, — отметил Лютик, — не уверен, что у тебя больше шансов избежать его, чем у меня.       Йеннифэр только пожала плечами. — Это мы ещё посмотрим, — она выскочила на улицу из таверны, растворяясь в ночи. Лютик глядел ей вслед, чувствуя себя ничтожно беспомощным, однако теперь боялся её куда меньше.       После их разговора он надолго застыл на месте без слов. Всё произошедшее между ними с Геральтом, ранее скрытое недомолвками, сейчас, словно огромный снежный ком, готово было обрушиться лавиной.       Геральт покидал Ринду в некой спешке, и Лютик полюбопытствовал, нашёл ли он уже новый контракт и можно ли было присоединиться к его охоте. — Нет, — кратко ответил Геральт, отрицательно покачав головой. Он приближался к Плотве, но внезапно остановился, невольно сжимая и разжимая кулаки, и развернулся к Лютику.       В голосе Геральта прослеживалась волнующая хрипотца, которая всякий раз прокатывалась дикой дрожью вдоль позвоночника Лютика. — Лютик, — обратился ведьмак. Геральт ежедневно произносил его имя именно так, сводя с ума. Бард мечтал запечатлеть эту магию в балладе, где всего лишь одно простое слово могло значить больше тысячи красивых фраз. — Это моя вина в том, что с тобой случилось. Я же хотел покоя.       При иных обстоятельствах они бы вдвоём разыграли комедию по этому поводу. Лютик притворился бы обиженным и выводил бы Геральта из себя, потребовал бы комплименты по поводу своего голоса и исполнения, заставил бы Геральта забрать обратно нелепое высказывание про пирог без начинки и не забыл бы уточнить, вправились ли его мозги после долгожданного сна. Но слова застряли где-то на полпути, словно Джинн до сих пор держал его за горло. — Я не даю тебе покоя? — пытался отшутиться Лютик. Впрочем, слова будто повисли в воздухе между ними. Лютик чуть ли не кожей ощущал это тягучее молчание. — Нет, — тихо ответил Геральт, и в его голосе читалась толика нежности. — Как и я тебе.       Теперь эти слова приобрели невыносимый смысл. Уже тогда Геральт знал о метке, знал, что, возможно, он принадлежал Лютику, и просил прощения не просто за Джинна.       Позже на вершине той горы ведьмак собирался последовать за Йеннифэр и не ехать с Лютиком на побережье. Геральт принял решение и поверил, если не сказать больше — пожелал того, кем должна быть его родственная душа, и речь шла не о Лютике.       Он ожидал, что будет испытывать гнев или печаль, или любое другое горькое чувство, чтобы раз и навсегда преодолеть их, но вместо этого его охватило замешательство. Было в этом всём что-то подозрительное. Кусочки пазла сошлись вместе, но чего-то всё равно не хватало. Потому что если бы Геральт не чувствовал что-то значимое к нему, то метка никогда бы не появилась в самый странный день после их знакомства. Была причина, непостижимая и загадочная причина, переполнявшая его до краёв надеждой. Отчаянной надеждой.       Хоть он и считал себя одним из немногих, кто хорошо знал Геральта, но он был слишком предвзят, чтобы довериться своим радужным ожиданиям по волнующему вопросу. А без самого Геральта было ещё труднее выяснить, что творилось у него в голове. Лютик думал, что, вполне возможно, Йеннифэр была права, что Геральт пёкся о нём сверх меры — ради всего святого, он и так это знал. Но тогда почему же…       Снова и снова мысли вертелись в голове.       Он чувствовал себя мальчишкой, гадая на ромашке: любит, не любит. Голова шла кругом, словно после пьянки.       Графиня поведала ему, а Лютик, в свою очередь, рассказал Геральту, что предназначение — это лишь воплощение желания души расти. Она знала о его метке, он тщетно пытался уверить её, что куча людей были вместе, не являясь при том родственными душами, но она упрямо стояла на своём: — Ты только о нём и говоришь, — напрямик сказала она, хоть он никогда не упоминал, что именно Геральту принадлежала метка. — Думаю, у тебя душа рвётся к нему. Я абсолютно уверена, что твоя судьба связана именно с ним, соловушка мой.       Он жаждал увидеть Геральта, но понимал, что на сей раз ему нельзя было делать первый шаг. И было неважно, как сильно он скучал по нему, как ожидание выжигало его изнутри. Но если Геральт каким-то невероятным, необычайным образом сам нашёл бы барда, то Лютик больше никогда не позволил бы ему уйти.