Дыши, Йен

Йен Галлагер пустым взглядом провел по витиеватым буквам. Они выгравированы черным по белому на двери в знакомый кабинет, на пластиковой табличке прикрученной гвоздями. Доктор Фредерик Мартин Льюис. — Сара, солнышко, а разве доктор Льюис не должен был выйти на следующей неделе? — Йен с наигранно очаровательной улыбкой обернулся к администратору. Девушка от ласкового обращения залилась краской и выпрямилась по струнке, кокетливо улыбаясь в ответ. Галлагеру в этот момент она напомнила йоркширского терьера с хвостиком на макушке. — Доктор Милкович попросил его выйти пораньше, ссылаясь на неотложные дела в своей клинике, — с готовностью ответила Сара, играясь карандашом, и наматывая белокурую прядку на пальчик. — Ну да, конечно… — Галлагер вздохнул, раздраженно прикусывая нижнюю губу, и вновь посмотрел на табличку с именем. Другим именем. — Мистер Галлагер, доктор Льюис готов вас принять, — прощебетала девушка, вынуждая пациента еще раз тяжело втянуть воздух носом. Йен, еще двадцать минут назад едва ли не подпрыгивающий от нетерпения, в секунду сдулся, как безжалостно проткнутый иголкой воздушный шар. В кабинет он зашел с соответствующим настроем. — Мистер Галлагер! — пожилой мужчина за столом при виде пациента широко улыбнулся белоснежными винирами. — Рад снова видеть вас у себя в кабинете. Йен флегматично кивнул, блуждая взглядом по злосчастной спинке кресла. Чистой, как после химчистки. — Присаживайтесь, пожалуйста… — Где доктор Милкович? — Галлагер силой заставил себя отряхнуться, от рухнувших лавиной воспоминаний, и в напряженном ожидании посмотрел на мужчину. — Мистер Милкович попросил меня выйти пораньше, Йен, а что такое?.. У тебя остались к нему вопросы? Галлагер уставился себе под ноги, грустно улыбнулся и отрицательно покачал головой. — Тогда давай начнем сеанс, — мягко предложил мужчина. — Доктор Милкович оставил мне заметки о тебе. Похоже, он был доволен результатом ваших консультаций, а что насчет тебя? Как самочувствие? Йен продолжал стоять в проходе, просверливал холодным взглядом дыру в ковролине, ощущая, как эмоции погребают под собой. — Как мое самочувствие?.. — губы скривились в язвительной ухмылке. — О, мне гораздо, гораздо лучше, док. — Чудненько, — Льюис скользнул мутным взглядом по аккуратной стопке бумаг и разноцветных папок и недовольно цокнул. — Прошу прощения, я на минутку выйду за вашей карточкой, а вы располагайтесь пока… Мужчина торопливо вышел в приемную, а Йен, зависнув в кабинете, где даже хренова игрушка антистресс, ожидающая его на краю стола, навевала воспоминания, вдруг ощутил, как калейдоскоп навязчивых мыслей царапает мозг ржавой колючей проволокой. Осознание удушливой волной накрыло со спины и замуровало неподъёмной тяжестью. Микки просто исчез. Всего лишь за несколько встреч перевернул его спланированную до мелочей жизнь, его относительно стабильное существование, вынудил пересмотреть собственные принципы и стер в пыль убеждения. За несколько встреч превратил его в умоляющее, разрушенное нечто, что покорно подставляет задницу под запретные прикосновения. Потом просто ушел. Микки нет до него никакого дела. Он профессионал. И он совершенно точно не рискнет карьерой ради южного мусора, что зарабатывает собственным телом. И иногда ртом. Галлагер сам себе не мог объяснить, какое дело ему было до богатенького доктора с северной стороны. Да, когда-то он, вероятно был таким же саутсайдским мусором. Да, он сумел сделать то, что не смогли другие психотерапевты — нашел подход, и Йену впервые искренне, не из-под палки захотелось приходить в клинику. Но, если уж совсем смотреть правде в глаза — дело было в другом. Микки вызывал в нем эмоции. Такие живые и сильные, что иногда, когда в очередной раз накрывала тягучая, как смола дезориентация, Галлагер цеплялся за них, как за баллон с кислородом в мире, из которого разом выкачали весь воздух. Они казались теплым светом маяка в густой темноте, и он мотыльком летел на него, с каждым разом все быстрее выбираясь из удушающего тумана панической атаки. Микки смотрел на него, и Йен мог поклясться — он первый, кто видит то, что осталось от него прежнего. До расстройства, до работы в приватном клубе. Он видит в нем нечто большее и старается не замечать все остальное. Галлагер тоже перестал замечать мир вокруг с его идиотскими правилами и понял, что пропал, облажался и увяз по самое темечко в чем-то очень густом, и оно так просто обратно не отпустит. Йен не хотел быть зависимым. Ни от препаратов, ни тем более от людей. Но, вопреки всему, сеансы Милковича стали глотком свежего воздуха и лекарством. Понимание этого пришло к Галлагеру уже на втором приеме, когда Микки впервые помог ему справиться с приступом. Просто своим участием, взволнованным васильковым взглядом и тихим убаюкивающим шепотом: «Давай, Галлагер, дыши… все хорошо». И все, правда было хорошо. Йен шмыгнул заложенным носом и медленно прошел вглубь кабинета. Мимо кресла. Провел кончиками пальцев по глянцевой поверхности стола, поигрался с уголком пластиковой папки цвета индиго и вдруг замер. Горкой папок была зажата матовая визитка. И на ней черным по белому напечатан самый обычный номер телефона, адрес клиники и простой незамысловатый шрифт с самым необычным на свете именем. Доктор Михайло Александр Милкович. Галлагер провел пальцем по буквам и задумался. Ему хотелось быть уверенным, что жизнь даёт еще один шанс. Хотелось, чтобы в самом низу визитки была подсказка: «Не проебись на этот раз, Галлагер». Но матовая белизна говорила о другом — пора учиться принимать решения самостоятельно. Вот только Йен не совсем понимал, что с этим решением делать. Микки ясно дал понять, насколько для него важна карьера. И грех жаловаться: где Микки, а где он? Милкович, если бы хотел, дал бы ему шанс после терапии, но он просто ушёл. Ему не нужен проблемный южный неудачник, виляющий задом за деньги. Ему не нужен Йен. Галлагер пытался убедить себя в этом, продолжая терроризировать имя на визитке взглядом, но, вопреки всему, упёртое подсознание подкидывало иные мысли. Микки сам этого хотел. Он не единожды выбирал среди всех танцоров именно Йена, его он прижимал к креслу и трахал пальцами так, что у Галлагера яйца от удовольствия поджимались, в его голубых глазах Йен видел, как трещит по швам измученная выдержка. Это было его, Милковича решение. И Йен мог поклясться, что дело было не только в желании, потому что видел в этих глазах и нечто большее. Галлагер вдруг ощутил, как две враждующих стороны его мыслей, объединились друг с другом против него самого. И принялись медленно, но верно хоронить под собой. Йен судорожно спрятал визитку в задний карман и вылетел из кабинета, убегая от чересчур яркого ощущения, будто стены больницы прямо сейчас карточным домиком рухнут прямо ему на голову. Он будто сквозь толщу воды слышал голос доктора, зовущего его по имени, но даже не думал останавливаться. Пылающих щек коснулся морозный осенний воздух и ноги понесли его по серым улицам Чикаго. Продираясь через мутную пелену, Йен видел плывущий в пространстве свет светофоров и огненные вспышки сухих листьев, хрустящих под ногами. Он отчаянно пытался дышать, но весь кислород на планете, казалось, накалился и под давлением скукожился до состояния ссохшегося изюма. Время остановилось. Дома казались однообразными, как и перекрестки на пересечениях пустынных улиц, пугающе незнакомых. И все вокруг утопало в густом безвоздушном пространстве. Йен резко остановился на краю тротуара, слишком ясно осознав, что сейчас отключится. Перед глазами поплыл бордюр, на котором он раскачивался, как раненый солдат на краю пропасти, и когда шум улиц превратился в неразборчивый гул, Галлагер облегчено закрыл глаза. Просто на секунду, чтобы остановить суматошный калейдоскоп мыслей и собственный побег в никуда, но провалился в темноту на минуту, пять, десять. Пока не почувствовал резкий рывок и далекий протяжный сигнал, а потом удар, который выбил скудные остатки воздуха в легких. — Ты рехнулся?! — высокий писклявый вскрик моментально заставил прийти в себя. Галлагер лениво раскрыл глаза и понял, что лежит на спине, а над ним простирается бесконечное пепельно-серое пространство. — Ты что самоубийца?.. Решил свести счеты с жизнью, скажу я тебе, так себе способ ты выбрал! Йен поморщился, пытаясь сфокусировать внимание на истеричном голосе, и повернул голову в бок. Первое, что он увидел, были огненно-рыжие кудри, следом матово-белое лицо в крапинках веснушек. — Ты кто?.. — растерянно спросил он, моргая осоловелыми глазищами; в горле пересохло, и это единственное, что Галлагер смог из себя выдавить. — Ангел-хранитель твой, — нервно отозвалась девушка и, наклонив голову, внимательно всмотрелась в лицо лежащего на асфальте парня. — Ты под чем-то?.. Галлагер сглотнул горький комок и нахмурился, качнув головой. — Нет, я просто… блять, — в ушах все еще шумело, но он смог не без усилий приподняться на локти, морщась и постанывая, потому что в спине полоснуло болью так, будто по хребту хорошенько приложили железной балкой. — Чувак, тебя чуть пикап по дороге не размазал… — осторожно начала девушка. — Хорошо, что я мимо проходила и буквально тебя из-под колёс выдернула. — Серьёзно?.. — Йен ошарашенно посмотрел на незнакомку. Девушка скривилась и осмотрела его с ног до головы: — Так ладно, не знаю, что с тобой приключилось, рыжий, но оставлять тебя так нельзя. — Я в норме, — тут же отозвался Галлагер, приподнимаясь, и усаживаясь на задницу. — Ага, — девчонка подползла ближе, и Йен заметил, что джинсы на коленках у нее разодраны. — Дай сюда телефон. — Зачем?.. — Затем, что нужно позвонить твоей семье или кому-то из друзей, чтобы тебя забрали. Галлагер послушно кивнул, признавая, что сейчас он вряд ли доберётся до дома самостоятельно и полез в задний карман за телефоном. — Вот чёрт… — он покрутил в руках аппарат, разочарованно осматривая трещину прямо посередине черного, умершего экрана. — Разбился… — Горе луковое, — рыжая закатила глаза, торопливо стягивая с плеч кожаный рюкзачок. — Наизусть помнишь номер того, кто может тебя доставить в безопасное место? Йен задумался на секунду и в этот момент другой карман, будто стал в разы тяжелее. Он неосознанно потянулся назад и вытащил чуть помятую визитку. — Есть одна глупая идея…

***

Йен Галлагер наблюдал, как татуированные пальцы отбивают рваный ритм по наполированной поверхности массивного, явно дорогого стола. И чувствовал себя самым счастливым человеком во вселенной. Потому что сегодня принял верное решение, потому что чудом не попал под колеса, потому что Микки Милкович примчался на его спасение, не раздумывая, едва только услышал из динамика имя своего пациента.