Чжухон,
Прости меня за то, что я сделал. Я позволил моему сердцу взять власть над разумом. Я был слеп из-за того, что казалось мне реальным.
Дело в том, что со дня смерти Ильхуна я боялся, как бы такой день не наступил. Я боялся, что тоже всё испорчу. Но Вселенная подстрекала меня к тому, чего я боялся больше всего.
Я ничем не заслуживал нашу дружбу и наше братство. Я ничем не заслуживал твоего доверия! Я хочу, чтобы ты взял Отшельников под своё лидерство! Им нужно руководство.
Дело в том, что я неправильный. Я был таким всегда, и я устал пытаться себя исправить.
Я больше не смогу этого вынести! Не смогу продолжать ранить тех, кто мне дорог, зная, что однажды был настолько глуп, что попался на уловку Наследника.
Пожалуйста, прости меня за всё, что я наделал, и за всё, что собираюсь сделать. Ты всё ещё мой лучший друг и брат. Я люблю тебя! Прости!
Чангюн отправил сообщение сразу, как закончил писать, и захныкал так отчаянно, что в груди заболело. Боль от того, что всё вернулось к нему в качестве кары, нужно было вынести. Он рыдал, пока капли воды из ванны не начали стекать на пол. Время пришло. Не раздеваясь, Чангюн залез в ванну, не обращая внимания на то, что через край ванны опять полилась вода. Тихий душераздирающий плач раздавался в ванной, и Чангюн поднёс лезвие к коже. Боль была ужасной, но не более ужасной, чем то, что он пережил. Хосок никогда его не любил. Друзья его ненавидят. Банда его ненавидит. Хосок никогда его не любил. Родители не хотят, чтоб их сын был геем. Он не успел спасти Ильхуна. Хосок никогда его не любил. Лезвие врезалось глубже. Дед назвал его «образ жизни» отвратительным. Стипендиальный совет считает, что он — проблема. Хосок никогда его не любил. Он взял лезвие в другую руку и вдруг совсем лишился сил. Он уже был на грани обморока, в ушах звенело, а перед глазами плыло. Чангюн сделал последний разрез. Теперь он может уходить. Его глаза закрылись, и Чангюн почувствовал, что опускается глубже в воду. Когда она успела так остыть? Он погрузился в темноту и на мгновение запаниковал. Разве он не должен сейчас почувствовать покой? Разве он не должен сейчас погрузиться в безмерное блаженство? Теперь он не чувствовал ничего, кроме сожаления. — …гюн! И уплывая прочь, он готов был поклясться, что слышал своё имя, но обращать на это внимание уже не было сил. ******Конец сцены******* Чжухон никогда в жизни так быстро не бегал и никогда так не пугался. Сообщение, которое Чангюн ему отправил, снова и снова всплывало в его голове. Чжухон понимал, что всё это значит. Он разглядел в этом сообщении прощание. Машины сигналили, когда Чжухон пролетал перед ними, а ботинки стучали по асфальту. Остальные за ним не успевали. Но это было неважно. Хоть кто-то должен был успеть к Чангюну. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, думал он. Пожалуйста, пусть я успею. Пожалуйста, не умирай. В поле зрения появился дом Чангюна, но он всё ещё был далеко. Чжухон пустил всю энергию на то, чтобы бежать вперёд. Он не боялся сбивать людей, идущих ему навстречу, не слышал оскорблений старухи и угрозы чьих-то родителей. Чжухон ввалился в здание и побежал вверх по ступеням. Он закричал от злости, увидев, что дверь в квартиру Имов заперта. Чья-то пара рук оттолкнула Чжухона в сторону — Мингюн дрожащими руками стал искать свой ключ. — Ну же, — рычал Чжухон. Мысль о том, что его друг, может быть, уже умер в этой квартире, не выходила у него из головы. Мингюн отчаянно заорал и растолкал всех, начав выбивать дверь. Старое дерево скрипело, но не ломалось. — Ааааа! — крикнул он и ударил снова. Дверь распахнулась, и кругом полетели щепки. — ЧАНГЮН! — заорал Мингюн, и все рванули в квартиру. Чжухон рвано выдохнул, прислушиваясь вместе со всеми и надеясь, что Чангюн выйдет откуда-нибудь, не понимая, в чём дело. Но вокруг была мёртвая тишина. Кап. Кап. Кап. Чжухон достаточно был в этой квартире, чтобы знать, что папочка Им был гордым мужиком и заказывал только лучшие трубы. Здесь ничего не могло капать. Чжухон ворвался в ванную комнату и увидел картину, которую он не забыл до конца своих дней. Чангюн неподвижно лежал в мутной розоватой воде. Юная кожа уже приобрела сероватый оттенок. Безмолвный. Неподвижный. Тишину прерывало только капанье воды из ванной. — Чангюн! — выдохнул Чжухон через боль. За ним протиснулись Мингюн, а сразу за ним — Ган, Минхёк и Диор. Старший из братьев Им бросился к ванне, схватив брата за плечи и крича его имя: — Чангюн! Ну же, Господи, ну нет! Это пробудило Чжухона от его мыслей — он тоже кинулся на Чангюна. — Нет, нет, нет, Гюни, прошу, — кричал Мингюн, пока Ган стоял у бортика ванной, выдирая на себе волосы от отчаяния. За ними Диор звонила в скорую и пыталась объяснить медикам, что происходит. Чжухон залез в воду по грудь и потянул на себя друга. Тело Чангюна обмякло неестественным образом — из-за предсмертного состояния. Мингюн помог ему вытащить Чангюна и положить на пол, и только в этот момент Чжухон заметил огромные порезы на руках друга. Он закричал с отчаянием. — Не смотри туда! Просто помоги мне. Держи его голову, ладно? – отдал указание Мингюн, а сам взял два полотенца, стараясь изо всех сил над оборачиванием сочащихся кровью ран. — Он… он? — Минхёк встал на пороге ванной и там же и замер, роняя из глаз слёзы. Чжухон неуверенно потянулся к шее Чангюна в надежде, что нащупает пульс, но такое бывает только в фильмах — у него слишком тряслись руки, и он не мог найти вену. — Пошли, — сказал Мингюн и прижал пальцы к шее мальчика. — Ну же, дитё. Пожалуйста… — он морщил нос, пытаясь хоть что-то почувствовать, щупая бледную кожу. В его глазах застыли слёзы, и подбородок задрожал. — Что? — шепнул Чжухон. — Я не могу… Вой сирен, проникающий в окна, раздался во всей квартире. ---------------- Хосок сидел за обеденным столом, глядя в тарелку, стоящую перед ним. Он не мог заставить себя поесть. На вкус всё было, словно пепел. Холодный безжизненный пепел — такой же был у него внутри. — Ешь! — скомандовал чей-то голос. Хосок поднял глаза и увидел холодный, твёрдый взгляд отца. Он мёртвой хваткой вцепился в нож и вилку. Хосок зарычал. Ещё немного, и он бросится через стол и побьёт мужчину его же посудой. Хосоку тогда будет плевать — он уже навредил единственному человеку, которого по-настоящему любил. Ранить же этого монстра будет проще простого. Холодная рука коснулась его руки, и ногти, словно гвозди, вонзились в Хосока прежде, чем он усел отдёрнуть руку. — Тебе нужно поесть, солнышко. Нам предстоит пройти долгий путь, чтобы укрепить власть, и тебе понадобятся силы. Хосок повернул голову к Хёрин, которая сидела рядом с ним. Её безжалостные родители виднелись с её плеча, а позади маячил человек, который угрожал ему прошлой ночью. Не раздумывая, Хосок плюнул девочке в лицо. Злость, скопленная за весь этот день и жестокость, с которой Хёрин приказала ему посмеяться над Чангюном, выносить было уже невозможно. Хосоку хотелось в первую очередь сделать больно ей. Дикий гнев промелькнул в её глазах, когда она стёрла слюну с лица. — Фаддей! — окликнула она. Зверь отступил от стены и с совсем ненужной силой ударил Наён по лицу, отправив на пол хрупкую женщину. Хосока поднялся и побежал было к ней, но Фаддей шагнул вперёд, сверля своим взглядом Наён, лежавшую на полу. — Ты будешь вести себя хорошо? — спросила девочка. Хосок, всё ещё глядя на мать, не мог не согласиться. — Отлично! Помоги ей подняться, — приказала Хёрин своему дружку и вновь повернулась к своим родителям и отцу Хосока, которые будто не замечали злобных искр в её глазах. Только Хосок начал их замечать. Каким же он был наивным. Отец Хёрин повернулся к свату: — Теперь ваш мальчик полностью в строю, думаю, пришло время для нашей конечной сделки. Вам — связи, а мне — деньги. Неужели американцы наконец-то захотят иметь с нами дело? Мужчина улыбнулся и наклонился вперёд, не видя окровавленной губы жены и страха в глазах сына. — Обязательно захотят. Захотят с нами встретиться, чтобы обсудить… продукт! Хосок обернулся на эти слова. Он больше не мог слушать ничего от отца и о том, во что он их ввязывает. Теперь он понял, почему Хёрин его не отпускала. Их союз покажет, что их семье можно доверять. Что с этой семьёй другие строят бизнес. Вот только бизнес по контрабанде наркотиков, но, видимо, это тоже считалось. Через стол Хосок встретился с мамиными глазами, полными слёз, и та одними губами произнесла, что ей очень жаль. Одна мысль о том, что она винит себя, разбивала сердце Хосоку, ведь это была не её вина. Хёрин использовала его мать. И его любовь к Чангюну. Подумав о мальчике, Хосок сразу почувствовал ком в горле. Чангюн выглядел таким разбитым. Хосок был непозволительно жесток, но Хёрин его предупреждала — разбей ему сердце или следи за тем, как он умирает. Как же Хосоку хотелось дотянуться до Чангюна, когда он стоял рядом, и смахнуть его слёзы, пока он молил его о том, чтобы всё это оказалось неправдой. Умолял не рассказывать всей школе его секреты. «Рань его сам, или я возьму своих людей, и они сломают ему каждую косточку, а потом будут медленно добивать. Я позабочусь о том, чтоб ты это увидел. А потом ради забавы я перейду на его жалких маленьких друзей. Сначала на Диор! Эта суке точно не понадобятся её почки, так ведь?» Вот, что сказала Хёрин, пока Фаддей держал его мать на краю лестницы. Её тело наклонилось вниз с высоты второго этажа. Хосок никогда бы и подумать не смог, что Хёрин унаследовала всю жестокость своих родителей. «Ты мой, Шин Хосок. Ты мой от начала и до конца, и я не позволю каким-то уличным крысам думать, что они могут со мной сравниться». Она во всём призналась. Нападения, поджог — всё это она подстроила против Чангюна и его матери, на случай, если он не подчинится ей, и нужно будет его запугать. И Хосок не имел права ничего рассказывать. — Могу я прервать ваш разговор? — спросил он вдруг, прерывая беседу мужчин. Отец Хёрин отмахнулся от него, словно стол, за которым он сидел, принадлежал ему, а не Шинам. В последней сделке Хосок не был нужен. Он был не более, чем пешкой в этой криминальной игре. Парень как можно быстрее и тише вышел за двери. «Я не люблю тебя, Чангюн. И никогда бы не полюбил!» Одного взгляда на лицо Чангюна было достаточно, чтобы весь образ Хосока сломался. Взять его парня, его родственную душу и вот так сказать ему, что это всё было ложью. Хосок точно знал, что Хёрин ни за что не отступится от своих принципов. Чангюн залечит своё разбитое сердце, а вот из мёртвых воскреснуть не сможет. Хосок тихо прошёл в свою комнату, не сомневаясь, что какого-нибудь человека послали охранять дом. Но Хосоку не нужно было сбегать, нужно было только достать ноутбук. Отец забрал у него телефон, подчиняясь приказам семьи Хёрин, но они забыли про другие средства связи. Хосоку нужно было всего несколько минут. Он позвонил Чангюну по видео, надеясь, что Хёрин не последовала за ним. Но гудки шли, и в конце концов ответил автоответчик. Хосок зарычал. — Тупица, — ругал он себя. Чангюн не ответил ни на один звонок. Нужно было отправлять сообщение, чтобы Чангюн осознал, что ему нужно просто оговорить с Хосоком. «Гюнги. Нам нужно поговорить. Я должен объяснить кое-какие вещи. Ялюблю тебя и всегда буду любить. Позвони пж!!!» Сообщение пикнуло, оповещая об отправлении. Хосок откинулся на стуле и стал надеяться, что Чангюн позвонит. Он не знал, что этого не случится. ---------------- Чжухон чувствовал, что от него отделилась часть его души. Юношеская наивность или, может быть, вера в то, что всё к лучшему. Мир, казалось, двигался быстрее, чем Чжухон, и он пытался всё переварить, сидя, не двигаясь, на жёстком синем стуле. Он не знал, сколько так просидел, и был ли вообще жив. Всё, что он видел — собственные окровавленные руки. Запачканные кровью Чангюна. Он всхлипывал, сам того не замечая. Он тащил на плечах тяжёлый груз. Он слышал кого-то вдалеке — какую-то девушку, которая ему что-то шептала. Пытаясь успокоить; но Чжухон не слышал её. Он вытащил тело друга из воды. Чувствуя, насколько оно было безжизненное. Чангюн, который всегда был сильным, сломался, проиграв в борьбе с самим собой. — Всё будет хорошо, — шептал голос. Но ничего не будет хорошо. Что бы не случилось, Чжухон уже не станет прежним. Он облажался. Ещё когда они были недостаточно взрослыми, чтобы понимать смысл этих слов, Чжухон клялся себе и Чангюну, что всегда будет защищать его. «Я буду твоим ангелом-хранителем, — говорил шестилетний Чжухон, лепя пластырь на исцарапанное колено рыдающего пятилетнего Чангюна. — Я всегда буду рядом, чтобы за тобой присмотреть!» Но он не был рядом. Оказалось слишком поздно, и Чжухон следил за фельдшерами, пытающимися найти пульс. Они уже высушили его, и теперь началась борьба за каждый стук сердца. Кто-то уже попытался назвать время смерти, но Мингюн громко приказал ему продолжать пытаться. — Пожалуйста, — умолял Чжухон. — Ещё разок. Он уже рухнул, когда приборы начали слабо пищать. Дверь в комнату ожидания распахнулась, и вошёл доктор. Его седеющие волосы были идеально причёсаны, но в глазах виднелась глубокая усталость. Всегда нелегко спасать детей в операционной. Особенно тех, кто сам пытался покончить с жизнью. Мингюн первым заметил мужчину, вскочил и убежал от родителей. Он бросился на доктора, схватив его за выбеленный ворот халата. — Что с братом? Мужчина осторожно обхватил кулаки Мингюна и убрал их, пока вокруг собрались остальные ожидающие. Только Чжухон остался сидеть — вставать у него не было сил. — Он потерял много крови, и мы начали беспокоиться, потому что он долго не реагировал. Но мы сделали для него всё, что могли. Теперь всё зависит от него. Чжухон увидел проблёскивающую вдалеке надежду. Его Гюн всё ещё жив. Он ловил руками свои слёзы, а родители Чангюна повернулись друг к другу с грустными лицами. Мингюн продолжал сдерживать свои слёзы. Диор вернулась к Чжухону и обняла его. Затем на него ещё кто-то лёг — видимо, Ган с Минхёком. Чжухон повернулся к ним и позволил себе наконец расстаться со своим горем. У него вновь появился шанс защитить Чангюна, и в этот раз он точно не облажается. — Мы можем его увидеть? — спросил отец Чангюна. Доктор огляделся вокруг. — Сейчас его состояние стабильное, но я бы советовал не входить больше, чем по два человека. И ещё я должен вас предупредить: кого-то может напугать его вид и все аппараты, подключённые к нему. Ещё он долгое время был без сознания, поэтому не рассчитывайте на полноценную беседу. Отец Чангюна схватил доктора за руки, бормоча слова благодарности и утешая плачущую жену. — Если он не выберется, будем уже говорить о лечении — хотя оно будет в любом случае. Мне сказали, что он уже принимал антидепрессанты, но нам, возможно, придётся увеличить дозировку, или вести речь уже о посещении психиатра. Чжухон сжал кулаки. Чангюну не нужен ни психиатр, ни сильные таблетки. Он пытался убить себя из-за этого монстра Хосока. И из-за того, что Чжухон отвернулся от него, когда был больше всего нужен. Высвободившись из объятий, Чжухон оглядел Имов. — Я хочу сегодня остаться с Чангюном. Я бросил его в эту неделю, и не хочу теперь его покидать. Он говорил резко, отчего можно было засомневаться в его искренности, но мама Им сжала его плечо. Это был знак согласия. Отшельники должны держаться вместе. Всегда. — Я тоже останусь, — сказал Мингюн. — Сходите поглядите на него, а потом езжайте домой и отдохните, — обратился он к родителям. Диор встала к ним с ясным и участливым выражением лица. Она приблизилась к Мингюну и Чжухону так, чтобы только они могли слышать её слова. — Минхёк попросил маму убраться. Она уйдёт пораньше и, ну, вы понимаете. Тебе не придётся всё объяснять родителям. Чжухон был очень благодарен близнецам. Он был рад, что они все пришли поддержать родителей, что бросились в больницу в ту же минуту, как узнали, что их сын пытался покончить с собой. Им придётся смириться с фактом, что они чуть не потеряли своего младшего сына. Чжухон вернулся на своё место, а родители Чангюна пошли в палату, оставив Отшельников в комнате ожидания. Теперь худшее было позади, и им не нужно было скрывать, насколько плохо они себя чувствовали. — Я не могу не думать о том, что бы было, если бы мы опоздали, — наконец заговорил Ган, озвучив то, о чём думали они все. Минхёк издал звук, похожий на вопль раненого животного. — Но мы успели, поэтому всё это неважно. Нужно сосредоточиться на теперешнем состоянии Чангюна. Нужно ему помогать и защищать его, — сказала Диор, видя в каждой паре глаз грусть, которая не исчезала на протяжении недели. На этот раз все с ней согласились. — Нужно рассказать остальным. Они заслужили это знать, и мы все должны быть в курсе происходящего, чтобы среагировать, если дела ухудшатся. Могу сказать, что теперь Наследники могут захотеть использовать это против нас, — вставил Минхёк. Услышав про Наследников, Чжухон затрясся от злости. Это всё из-за Хосока. Чжухон кивнул в знак согласия. — Расскажите остальным. Расскажите, что Чангюн всё ещё наш лидер, и что во всём виноват Наследник. Скажите, что нужно восстановить справедливость. Скажите, что Отшельники не сдаются. Он посмотрел в глаза каждому и обрадовался, увидев, что все с ним согласны. ---------------- Над Кванчжу простирались тёмные грозовые тучи. Раскаты грома грозились в любую минуту раздаться в небе и замочить всех дождём. Всё это прекрасно олицетворяло странное мрачное настроение учеников. Хосок не смог уснуть прошлой ночью. Он отправлял Чангюну сообщения одно за одним. Умолял ему позвонить. Даже пытался улизнуть из дома, чтобы поговорить с ним лично, но у выхода из комнаты Хосок наткнулся на огромного рукастого мужика. В школу он ехал молча. Их постоянного водителя заменили человеком Хёрин. Когда Хосок вылез из машины, перед школой маячили несколько школьников. Прищурившись, он разглядел, что там были лишь Наследники и нейтральные люди. Ни одного Отшельника. Хосок почувствовал, как завибрировал телефон у него в кармане. Отец его вернул этим утром; Хосок вынул его. Надеясь, что пришло что-нибудь от Чангюна. Но это писала Хёрин, и Хосок знал, что лучше её игнорировать. — Я буду в школе через две минуты. Хёну, Кихён и хёнвон должны встретить тебя у школьных ворот. Наследники должны объединиться. Теперь мы правим этой школой. Хосок отключился сразу после этих слов. Проклиная Хёрин, он написал друзьям, прося встретиться в назначенном месте. Он не знал, что они ответят. Он вообще с ними не говорил с тех пор, как вернулся. Не объяснил ничего, не попросил прощения. Хёрин не давала ему ни минуты, терроризируя на счёт разбивания сердца Чангюну. Хосок прошёлся вокруг школы, надеясь увидеть Чангюна хоть мельком. Его тревожило то, что вокруг не было ни одного Отшельника. Они что-то замышляют или крутятся вокруг своего обиженного лидера? Хосок надеялся на второе. Надеялся, что Чангюна сейчас поддерживают. Если не может Хосок, то пусть поддержит хотя бы его банда. «Лучше разбить сердце, чем убить», — говорил он себе. Это помогало ему терпеть то, что с ним делали. — Пытаешься понять, что тут за херня? Хосок обернулся, услышав это, и вздохнул, увидев друзей, идущих ему навстречу. Хёну, который начал говорить с ним, был похож на пьяного, а у Хёнвона с Кихёном были усталые и разочарованные лица. Хёну подошёл вплотную к Хосоку. — Пора всё прояснить, Хосок. Никакого больше вранья. Ты смылся с кое-кем из города — скажи мне, ты любил его только для того, чтобы потом помолвиться на Хёрин и объявить о каком-то грандиозном плане Наследников? — Отшельники беснуются. Они думают, что Наследники организовали нападения. Так Хёрин сказала, — усмехнулся Кихён, не знавший, куда деть руки. — Чел, ты нам наврал. Нам, своим друзьям. Разве мы не заслуживаем знать, что ты хотел войны с Отшельниками? — крикнул Хёнвон. — Слушайте, я всё объясню, — Хосок облизнул губы. — Я не мог. Хёрин… — Джентльмены! Все обернулись на Хёрин и её группу Наследниц, которая стояла позади. — Надеюсь, я не заставила вас ждать слишком долго? — она взглянула на Хосока. Предупреждая о том, что лучше бы ему прикрыть ротик. — Хёрин, что за херня? — спросил Хёну, шагнув к ней. — Я взяла дело в собственные руки, — она подняла ручки. — Долгое время Наследники выглядели просто жалко рядом с Отшельниками, но теперь мы — первые. Школа принадлежит нам, и мы не позволим каким-то дешёвкам думать, что они лучше нас. Они — наши рабы, наши уборщики, наш сервис. Они должны знать своё место. А если вы не хотите присоединиться к нам, то можете уходить. Хёну усмехнулся, услышав эти условия. Когда он развернулся и пошёл прочь, Кихён с Хёнвоном пошли за ним. Но голос Хёрин остановил их: — Наверное, я должна вам сказать, что теперь Отшельники думают, что именно вы трое привели их ко дну. Я им сказала, что вы занимались планированием. Они ненавидят вас так же, как и вы их. Если вы уйдёте, то помощи от Наследников не ждите. А насколько я слышала, всю прошлую ночь они жаждали крови. Хосок, ничего не понимая, повернулся к Хёрин. Ему не нравился её довольный вид. Что-то было не так. — Что ты имеешь ввиду? Что произошло этой ночью? Её улыбка приобрела злобный вид; Хёрин подошла к Хосоку и взяла его безвольную руку в свою. — О, солнце, ты всё скоро узнаешь, — рассмеялась она тихонько. — Прошу всех учеников немедленно пройти в актовый зал, — раздался суровый голос директрисы из громкоговорителей. — О, золотце, — прошептала Хёрин про себя и хихикнула. Хосок инстинктивно пытался высвободиться, но девочка держала его крепко. Когда они вошли в зал, Хёнвон достал телефон и быстро пробежал глазами по сообщению. — Мне нужно идти! Случилось кое-что. Увидимся на уроке. И когда он убежал, Хёрин посмотрела ему вслед, проходя в центр актового зала. ----------- Хёнвон спешил по пустым коридорам Центральной старшей школы Кванчжу. Он добрую половину недели игнорировал уведомления от своей девушки. Его поразило то, как плохо она о нём думала. Он желал помочь поступить в университет девушке, которую любил, помочь ей начать жить вне банды, а она плюнула ему в лицо. Но в утреннем сообщении с просьбой встретиться содержалось нечто большее, чем жалкие попытки извиниться. У Хёнвона было плохое предчувствие, от которого он не мог избавиться. Оно не покидало его с того момента, как Хосок вместе с Хёрин вошёл в школьные ворота днём ранее. Эта отвратительная девчонка хвасталась огромным кольцом с бриллиантом, а Хосок стал похож на себя прежнего. Когда пропали Отшельники, плохое предчувствие только усилилось. Двадцать первая класс. Хёнвон открыл дверь и удивился, увидев, как было темно в кабинете с опущенными шторами. Диор сидела за одной из парт, опустив голову на стол. Хёнвон ещё с порога заметил, что у неё тряслись плечи. — Ди? Услышав его голос, она подскочила и сунула то, что держала в руке, в карман. Её убитое горем лицо просветлело, когда она увидела Хёнвона. Диор подбежала к нему и обняла. Хёнвон не понял, что она всё это время плакала, пока не почувствовал, что её всю до сих пор трясёт. Он медленно провёл рукой по её спине и осторожно оттолкнул. Он взял в руки её лицо и изумился тому, насколько поверженной казалась девушка. Он никогда бы не подумал, что Ли Диор может быть такой разбитой. — Прости, — начала она. Хёнвон сразу понял, что она говорит про ссору. — Что случилось? — ему стоило пообижаться ещё немного, но всё же он слишком любил Диор. — Малыш. Поговори со мной! Она тряхнула головой, и слёзы накатили с новой силой. — Чангюн! — Что? — прошептал Хёнвон, боясь, что спугнёт её громким тоном. — Он… он пытался покончить с собой вчера. Мы нашли его, но он… в ужасном состоянии. У Хёнвона всё внутри провалилось, и он буквально отшатнулся от этой новости. Он провёл рукой по щеке Диор, ощущая на её подбородке царапину. Он, должно быть, ослышался. Но, взглянув ей в лицо, Хёнвон понял, что всё услышал правильно. И тогда он упал на ближайший стул, воскликнув: — Господи! Ему пришлось вытянуть шею, чтобы вновь посмотреть на Диор. — Как он? Она скрестила руки на груди и глубоко вздохнула. — Самое страшное произошло ночью. В какой-то момент у него остановилось сердце. Чжухон и Мингюн сидели всю ночь около него. Они сказали, что утром он отвечал уже гораздо лучше. Хёнвон облегчённо вздохнул и снова вернулся к беседе. — Подожди, Мингюн — это Им Мингюн? Брат Чангюна? Диор отвела взгляд, сжав челюсть. Хёнвон не понимал, она реагирует так на его вопрос или просто вспоминает Мингюна. — Да, тот самый Мингюн. Она посмотрела в глаза Хёнвону с таким выражением, словно видела там целую вселенную. Он буквально видел, как быстро крутятся шестерёнки в её мозгу. Диор достала что-то из кармана и протянула ему. Это была полоска с фотографиями из фотостудии, в которую они ходили на одном из первых свиданий. Хёнвон с неохотой взял её, не понимая зачем, если у него была такая же спрятана за зеркалом в его комнате. Диор отвела глаза, облизнув губы. — Это всё было правдой? Хёнвон уже привык к её резким сменам темы разговора, но в этот раз он впал в ступор. Не понимая, имеет ли она ввиду попытку самоубийства Чангюна или что-то ещё. Диор, должно быть, заметила его недоумение. — Ты собирался влюбить меня в себя, чтобы собирать инфу об Отшельниках? Ты когда-нибудь думал… обо мне? О нас? Хёнвон поглядел на фото, а потом опять на девушку. Он видел, с какой силой она сжала челюсть, словно пытаясь удержать слова, рвущиеся наружу. — Как ты можешь такое спрашивать? — спросил он, начиная злиться, но пытаясь держать себя в руках. Злился он из-за Хосока, который подорвал доверие Диор к нему. Девушка встала из-за парты и ушла в другой конец класса. Хёнвону нужно было быть осторожным, подбирая слова, потому что он знал, насколько близнецы Ли могут быть непостоянными — даже Диор. Хёнвон и сам едва сдерживал себя. На этих двоих подростков за эту неделю свалилось слишком много — не каждый взрослый бы это выдержал. — Ты правда думала об этом? — спросил Хёнвон, указывая между ними. — Что это всё неправда. Как ты можешь так говорить? Как ты можешь думать, что я тебя обманываю? — Я такого не говорила, — Диор на миг обернулась к нему. — Это говорил Хосок. Помнишь? Она повернулась к Хёнвону, сморщившись от вернувшихся воспоминаний. — Прошу, скажи, что он был не прав. Скажи, что у нас всё было по-настоящему! — Да, Хёнвон, скажи! Пара ошарашенно повернулась к двери, и Хёнвон сглотнул. На пороге стояли Минхёк и Чжухон, похожие на зверей… Последний опёрся на дверную раму, его немытые пепельные волосы торчали во все стороны. Под глазами у него синели мешки, а взгляд его был наполнен тёмным холодом. Он жестоко усмехнулся: — Ну что, Диор, теперь ты тоже сбежишь? Ещё один Наследник пытается соблазнять Отшельников. Парни вошли в кабинет, и Хёнвон вспыхнул. Он увидел кастеты на правой руке Минхёка. Диор выросла у него за спиной: — Чжухон, Минхёк, не надо. Её брат тряхнул головой в приступе ярости: — Заткнись, Ди. После всего, что произошло, ты всё ещё хочешь резвиться с Наследником, — последнее слово он выплюнул, словно оно обжигало ядом его рот. Чжухон обошёл их, сверля взглядом лицо Хёнвона, и тот, сам того не замечая, начал трястись от страха. Он так и не научился драться, да блять, он даже никогда на нормального Наследника не был похож — их ведь представляли раскачанными молодцами. Хёнвон всегда старался избегать конфликтов и прятался, когда дело шло к драке. Он умел драться только на словах — но Отшельники уже приближались к нему. — Ну так что, ебучий Наследник, ты так и не ответил на мой вопрос. Что у тебя было с нашей Диор? Хёнвон переглянулся с девушкой — она глядела на него с ожиданием чего-то, и это бесило. Он молчал понимая, что Диор проверяет его чувства и, может, считает его более слабым, чем он есть на самом деле. Это ранило Хёнвона больнее, чем он ожидал. — Ты правда её любишь? Конечно, правда — но Хёнвон понимал, что в эту минуту нужно думать над каждым словом. Если он скажет да, то Отшельники могут принять это за ложь, а если Хёнвон скажет, что это была часть плана Хосока, то это разобьёт Диор сердце, а Хёнвону — сломает нос. — Я… Он думал слишком долго. Этого было достаточно для Минхёка — он рванул вперёд и ударил своим металлическим кулаком прямо по щеке. Хёнвон свалился на пол. — Все Наследники — ёбаные монстры, — прошипел Минхёк. — Диор, мы уходим! С этим парни ушли так же быстро, как и появились, но Минхёк остановился в дверях, ожидая сестру. Диор стояла рядом с Хёнвоном. В её лице ничего нельзя было прочесть, и в конце концов, она ушла вместе с парнями, не оглядываясь. --------- Остальные Отшельники расселись по местам. Половина зала пустовала. Отшельники всё ещё не показывались. Учителя что-то обсуждали и бросали встревоженные взгляды на собравшихся учеников. — Что происходит? — прошипел Кихён про себя. — Хотят что-то с Отшельниками сделать! — ответил Хёну, не находивший себе места. Хосок посмотрел им за спину, словно пустые стулья могли рассказать, где находятся Отшельники. Это внезапное собрание, без сомнений, как-то относилось к пропавшей банде, и это только больше беспокоило Хосока. Он сомневался, что Отшельники спокойно восприняли все выходки Хёрин. Кто-то прокашлялся, стоя на сцене, и привлёк внимание всех сидящих. Это была директриса, её красные, словно пожарная машина, губы были сжаты, а руки вцепились к трибуну так, что побелели костяшки пальцев. — Спасибо всем, что пришли вместе и вовремя. Причиной, по которой я вас сегодня собрала, были некоторые неприятные новости. Она глубоко вздохнула, словно пытаясь сдержать эмоции, которых она не хотела показывать. Хосок заёрзал на стуле. — Прошлой ночью один из наших учеников пытался покончить с собой. В зале послышались удивлённые вздохи. Суициды не были неожиданным событием в этом районе, но многие всё равно ахнули, услышав эту новость. Сдался ещё один из них. — Теперь мы знаем, насколько ему было сложно, и, к счастью, Им Чангюн поправляется, и его семья просила… На Хосока будто бы вывернули ведро льда. На миг он перестал дышать. Чангюн? Желчь поднялась к горлу, и сдерживать её было очень трудно. Его Чангюн? Пытался убить себя. — Нет! — выдохнул Хосок. С полным и абсолютным опустошением. Это была его вина — в этом не пришлось сомневаться. Всё это была его вина, всё из-за того, что он — слабак. Лучше разбить сердце, чем убить. Хосок простонал. Сценарий стал худшим из всех, что могли произойти. В голове предстало лицо Чангюна. Его недоумение, когда они впервые поцеловались. Румянец, которым он каждый раз заливался, когда Хосок шептал ему всякие грязные вещи. Его надутые губы, когда они спорили о музыкальных вкусах друг друга. Всепоглощающая любовь и преданность, которую Хосок видел в его глазах, водя руками по телу Чангюна и лениво целуя его. Так, словно у них было ещё полно времени. А потом Хосок чуть не потерял Чангюна. — …пока мы будем думать над мотивами Има, я хочу вам напомнить, ученики, что суицид — не выход. У нас всех есть люди, к которым можно прийти за советом… Не выход? Оказывается выход, когда сердце и душу вырывает кто-то, кому ты доверял и дарил любовь. Хосок захотел уйти. Нужно было отыскать Чангюна и рассказать ему правду. Обнять свою любовь и больше никогда не отпускать. И пусть будет проклята Хёрин с её злобными планами. Хосок пойдёт в полицию, расскажет всё Отшельникам, чтобы защитить Чангюна и его мать. Даже если самого Хосока после этого убьют. Почувствовав, что Хосок хочет улизнуть, Хёрин хлопнула его по бедру: — Сиди на месте! Или я пошлю кого-нибудь из моих людей покончить с этим придурком. Она уже держала в руках телефон с набранным номером Фаддея, готовясь звонить. — Пусти меня. Хёну повернулся и стал смотреть на них, а Хосок не сводил глаз с Хёрин. Она царапала ему кожу, и Хосок бросил все силы на то, чтоб себя сдерживать и не ударить её. — Иди и прикончи их обоих! Директриса объявила, что сбор окончен, и ученики зашагали к выходам, но их двери неожиданно распахнулись. Вошла толпа Отшельников. С Чжухоном во главе. Наследники и те, кто тоже сидел в зале, зашептались. Учителя со сцены призывали не терять самообладания. Чжухон остановился, и Отшельник тоже остановились — это всё было похоже на хорошо смазанный механизм. В зале воцарилась тишина. Только тогда Хосок заметил, что внимание Отшельников направлялось на Наследников, а если быть точнее, на одного Хосока. Он шагнул к ним. Нужно было узнать, в порядке ли Чангюн; но Чжухон вдруг поднял руку. Сжимая в ней кинжал. Тот был идеально начищен и сверкал под светом ламп в зале. — Ли! — предупреждающе крикнула директриса, но Отшельники даже ухом не повели. Рука Чжухона не шелохнулась. — Ты думал, что если разобьёшь сердце кому-то из нас, то станешь сильнее. Ты это начал, Шин Хосок. Лучше бы тебе было подготовиться к резне — ты ведь знал, что она начнётся. И сказав это, Чжухон развернулся и метнул нож в школьный герб, висевший у входа в актовый зал. Герб треснул надвое. ------------------ Мингюн ёрзал на жёстком больничном стуле, пытаясь усесться поудобнее. Он едва ли отходил от Чангюна. Только утром для того, чтобы помыться и выпить кофе. Несколько часов назад он отпустил Чжухона. Его расхаживания по коридору уже действовали на нервы. Ещё и родителям пришлось идти на работу, чтобы избежать увольнения — им ведь нужны деньги, чтобы впоследствии платить за лечение. Но в тот момент Мингюн совсем не думал об этом. Он сфокусировался на Чангюне. Он осторожно потянулся и взял брата за руку — впервые с тех пор, как вытаскивал его из ванны. Только теперь Мингюн позволил себе заплакать. Он почти опоздал. Он почти потерял второго брата и не мог избавиться от чувства вины, словно попытка самоубийства Чангюна лежала на его совести. Мингюн был так обдолбан, когда Ильхун умер, что даже не оплакивал его. Он был слишком занят началом войны с Наследниками. Слишком занят своим собственным падением. Но теперь Мингюну было нечем заняться. Он прижался дрожащими губами к ледяной коже, покрытой тугими бинтами. — Я так виноват перед тобой, Гюн. Это была его вина. Если бы Мингюн не допустил столько ошибок до этого, Чангюн бы здесь не находился. И Ильхун бы был жив. Мингюн должен был исполнять роль старшего брата, в котором они так нуждались. — Я должен был быть рядом с тобой. Он пытался, как мог, находясь в тюрьме, присматривать за Чангюном. И его сердце неизбежно разрывалось на клочки, когда он понимал, во что превратилась жизнь его братишки. Две работы, непосильные для ребёнка, забирающие всё его время, которое он должен посвящать друзьям, музыке. Лидерство банды, которое Чангюн никогда не захотел бы взять сам в таком юном возрасте. Он поддерживал своих друзей, не прося ничего взамен, и был таким чертовски умным.Мингюн должен был прыгать от восторга, когда Чжухон расписывал ему обо всех достижениях Чангюна. О его медалях и трофеях.О стипендии, которую Чангюн, без сомнений, заслужил. Но была, конечно, и мрачная сторона его жизни. Периоды депрессии, которые сжимали его месяцами. Помощники лидера держали их в секрете от остальных Отшельников. Сплетни о мрачном злом лидере, который скрывался внутри спокойного юного ученика. Он был более злым и мрачным, чем Мингюн. Мингюн видел эту злость уже дважды, и она его пугала. — Врачи сказали, что я могу с тобой разговаривать, поэтому я попробую, ладно? И когда ты очнёшься, я расскажу тебе всё это снова. Мингюн глубоко вздохнул. — Когда ты родился, мама называла тебя своим чудом. Она говорила, что у неё было два выкидыша после Ильхуна, и врачи говорили, что она больше не сможет родить. Её это убивало, потому что она всегда хотела трёх сыновей. Когда ты появился на свет — я до сих пор помню — мама с папой пытались сесть с нами и объявить, что у нас будет ещё один братец. Мингюн засмеялся, вспоминая это. Он, старший брат, уже был готов взять на себя ответственность за малыша. В то время, как Ильхун, только вылезший из пелёнок, сразу начал плакать; ему не нравилось думать о том, что скоро какой-то другой ребёнок заберёт всё внимание родителей. — Но я помню, как мы впервые тебя увидели. Этого крохотного, уродливого и морщинистого младенца. Ильхун сказал, что ты теперь его. Я надавал ему щелбанов и сказал, что ты мой. Ты сжимал мой палец своей малюсенькой рукой, и я думал, что буду лучшим братом в мире. Мингюн провёл средним пальцем по ладони Чангюна и обернул его пальцы вокруг своего, осознавая, насколько вырос этот крохотный малыш. — Я в тот день поклялся, что буду самым лучшим старшим братом, а теперь из-за меня Ильхун мёртв, и ты тоже чуть не умер. Слушай, мне всё равно, кого ты любишь и кем хочешь стать, Гюни, просто живи, ладно? Мы сможем всё исправить. Вокруг тебя столько людей, которые тебя любят и заботятся о тебе. Ты — мамино и папино чудо, ты — главный мозг среди этих твоих друзей. И ты — единственный человек, который заставлял меня не сдаваться, пока я был в тюрьме. — Мингюн? Сначала Мингюн подумал, что ему показалось — настолько был тихим и хриплым этот голом. Затем он почувствовал, что рука, которую он всё ещё держит, зашевелилась. Подскочив со стула, задыхаясь, сбив с места стул, Мингюн навис над братом. Он не знал, куда деть руки. Чангюн с недоумением смотрел на него. — Воды будешь? Мингюн нажал кнопку, чтобы пришёл врач, и помог Чангюну взять в рот маленький кусочек льда. Чангюн было отмахнулся от брата, но увидел бинты, обмотанные вокруг его рук. — Оу, — сказал он еле слышно. — Ты помнишь? — спросил Мингюн, надеясь, что Чангюн ответит «нет». Но он кивнул, бормоча что-то нераздельно — кажется, он говорил, что даже убиться у него не вышло. Но прежде, чем Мингюн успел поругать его за такие слова, пришёл доктор с двумя медсёстрами. Мингюн ушёл от койки, объясняя, что сейчас скажет родителям и остальным, что Чангюн очнулся. Он просто не мог избавиться от кома в горле, когда начали говорить врачи. Они смотрели сверху вниз на Чангюна. За последний год Мингюн просто возненавидел иглы, и от одного их вида у него начинала кружиться голова. Он думал, что это Божья кара за все наркотики, что он принял. Мингюн вышел в коридор и набрал мать. Ей будет намного легче отпроситься с работы, чем отцу. От её восклицаний и криков у Мингюна глаза полезли на лоб. Итак, затем — сообщение Чжухону. Мингюн не знал, дома он сейчас или в школе, но так или иначе, остальные Отшельники смогут всё узнать от него. Мингюн начал зевать и засунул кулак в рот. В этот момент его глаза скользнули по игровому залу «сладкое яблочко», куда отводили детей. Внутри два маленьких мальчика качались на прутьях. Даже из коридора Мингюн заметил, насколько они похожи на лицо. Вдруг младший из них соскользнул — маленькие ручки выпустили прут, и он упал на пол. На глазах мгновенно появились слёзы, и у нему подбежал брат. Он смахнул его слёзы и поцеловал поцарапанную коленку. Мингюн улыбнулся, понаблюдав ещё немного, и вернулся в палату к Чангюну. Жаль, что он не сможет поцеловать порезы на его руках, но Мингюн всё исправит — раз и навсегда.