Star-Crossed

Больничная часовня была крошечной — три метра в длину, а в ширину ровно столько, чтобы можно было протиснуться до двери. Свет струился сквозь дешёвое грязное стекло, и везде были тени. В воздухе стоял покой, потому как совсем недавно кончился дождь. Было тихо, и никто не мог прервать эту тишину. Чангюн сидел на краю скамьи, перебирая в пальцах потрепанный край повязки. Пальцы вцепились в короткую нитку, силясь её оторвать. Ему сказали, что на полное выздоровление уйдёт время, что нервы павой руки сильно повреждены. Мать сморщила нос, когда услышала это, а Чангюн только пожал плечами. Трудно что-то чувствовать, когда тебя так накачали транквилизаторами, что ты еле соображаешь. Он чувствовал себя зомби в какой-то момент, но через секунду ощутил себя по-старому. Наверное, он должен начать волноваться, но всё, что он мог чувствовать — холодное тёмное болото ненависти внутри. Но ненависти не к себе. Левой рукой Чангюн сжал чётки на запястье. Крохотные пластиковые бусины впились в кожу. Он вспомнил лицо Хосока. Тот говорил ему, что любит. Чётки лопнули. Чангюн опустил глаза. Несмотря на то, что он был католиком, он никогда не думал об этом и не придавал значения. Он ходил с семьёй в церковь, произносил молитвы и читал Библию. Он всегда думал, что смерть — это конец. И дальше — ничего, кроме пустоты. Ну, и смерти. На короткий миг, когда Чангюн чувствовал, как из лёгких выходит последний воздух, он увидел свет. И словно поплыл. Он почувствовал себя любимым и окружённым заботой. А потом услышал голос. Ему сказали, что время ещё не пришло. Голос был удивительно похож на Ильхуна. Рациональная сторона Чангюна пыталась объяснить всё это как последние мысли в умирающем мозгу. Галлюцинации из-за недостатка кислорода. Но в то же время всё его существо твердило, что и голос, и свет были на самом деле. И теперь Чангюн жив. Второй шанс, как сказал врач. Дверь в часовню открылась, и Чангюн обернулся. Апатично посмотрел на вошедшую женщину средних лет. Она поставила свечу и села рядом. Когда зажёгся этот маленький огонёк, Чангюн почему-то почувствовал с ним связь. Его выводили из себя и ранили на протяжении всей его жизни. Он катал бусинку между пальцами. Он так устал от боли. Но продолжал её испытывать. От новой порции лекарства тошнило и мутило разум. Руки были словно налиты свинцом, и Чангюн был уверен, что похож сейчас на дикаря. Он поглядел на свои повязки. Белые напоминания о его провале. О провальной попытке самоубийства, из-за которой всё-таки умерла часть его души. Чангюн не знал, когда начал по ней скучать. Может, когда навещавшие его друзья рассказывали о жестоких Наследниках, а может, когда врач спросил у него, всё ли в порядке. Когда Чангюн стал резать руки, он чувствовал лишь боль и полное отчаяние. Сейчас же он не знал, как себя чувствует, но ярость совершенно точно осталась внутри. Закрыв глаза, он вздохнул и вдруг понял, что на него упала тень. — Мне нельзя две минуты посидеть в одиночестве? — выплюнул он. Человек сел рядом. — Да нет, дебилушка — ты ж пытался покончить с собой. Чангюн смерил незваного гостя пустым взглядом. Ган уставился в ответ. Родные и друзья ходили к Чангюну чуть ли не посменно и присматривали за ним. Приказ врача. Ему разрешили выходить, только взяв обещание, что он всегда будет не один и не забудет про лекарства. Но его всё равно держали в красной зоне. Впрочем, никому не стоило волноваться. Чангюн больше не будет что-то с собой делать. В нём кое-что изменилось. — Почему ты здесь, Гюн? — спросил Ган, пытаясь найти золотую середину между своей язвительной манерой речи и непривычной заботливостью. Они оба знали, что в таких вещах Ган не силён, но последние несколько часов Чангюну было так плохо, что он хотел просто обнять кого-нибудь. — Ищу ответы, — только и ответил он. Чангюн действительно всё ещё пытался осмыслить происходящее. Когда он просыпался с тяжёлой головой и болью во всём теле, оставалось только надеяться, что он уже умер. Но время шло, его кидали от врача к врачу, от психолога к психологу, приходили посетители, и Чангюн вдруг понял, что желание умереть потихоньку исчезает. И на смену ему приходит холодный гнев. Чангюн отказывался думать о Хосоке. Чем дольше он видел людей в белых халатах, тем злее становился. Его использовали как какого-то слабака. Его использовали, будто пешку, но не знали, что на этой шахматной доске он — ферзь. И он собирается выкинуть короля из игры. Нужно лишь уладить несколько вещей. — Прости меня! — заявил Чангюн. Гюн вытаращил глаза. — Слушай, чел, не надо извиняться, ты через столько прошёл! Я бы тоже не стал сидеть на месте, если б в меня стали втыкать иголки. Чангюн потянул его за плечо, наслаждаясь звуком хруста костей. — Не, не, не — прости за то, что выгнал тебя из банды. Я не должен был менять тебя на Наследника-подонка. Ган истерически хохотнул. Ему всегда было неудобно говорить о чувствах. Он привык пускать в ход кулаки, а теперь его передёрнуло. — Ты не единственный. Минхёк заступался за Кихёна, Диор встречалась с Хёнвоном. Чувак, они водили нас за нос! Чангюн метнул взгляд на Гана. В своём бесконечном самобичевании он забыл, что его друзья тоже успели связаться с Наследниками. Стиснув зубы, Чангюн думал о том, как Диор была счастлива, получая сообщения от парня. О том, каким открытым и спокойным стал Минхёк благодаря Кихёну. — Их тоже обманывали? — спросил Чангюн. Его боль росла — теперь было больно за двойняшек. Чангюн начал осознавать, что план Наследников ударил не только по нему. Ган кивнул. — Скорее всего, Хёну, Кихён и Хёнвон тоже принимали участие в этом деле. Они собирались сблизиться с некоторыми из нас и посеять между Отшельниками войну. И у них почти сработало. Чангюн лишь кивнул и уставился в угол, где всё ещё сидела женщина. Она уже собиралась уходить. За окном потемнело из-за туч, и в комнате почти ничего не было видно. Чангюн придвинулся ближе к Гану: — Хан сказал, что для банды я всё ещё лидер. Хотелось услышать мнение Гана. Питбули всегда были Чангюну верны, а вот Ган теперь стал свободной птицей. От него можно было услышать правду. Он тоже придвинулся и кивнул: — Вся эта хуйня ничего не изменила. Если что-то происходит, мы только сближаемся сильнее. Ты — наш лидер! Мы пойдём за тобой на край света. Он вздохнул, не переставая дёргать ногой. — Слушай, Гюн. Я не умею во все эти разговорчики и обнимашки, но ты — тот самый человек, который нас сплотил. Эта неделя без тебя — худшее, что мы знали. И не потому, что мы чувствуем себя брошенными, и даже не потому, что этот ёбаный Хосок запудрил тебе голову. А потому что мы не знаем, что нам делать. Чувак, ты так нам нужен. Мы без тебя никто. Мы как семья! Чангюн почувствовал, что хочется сплюнуть, когда услышал про Хосока. «Сосредоточься на этой ярости, — сказал он себе. — Не гляди на монстра что сидит внутри тебя самого». «Воспользуйся своей болью», — твердил голос, и вдруг сердце замерло. Чангюн нахмурился; все кусочки пазла складывались. Он думал, что обязан прекратить вражду — в ту минуту он решил-таки прекратить её, только немного по-другому. Чангюн встал и прошёлся от стены до стены. Лики с икон смотрели на него осуждающе, но право осуждать переходило к Чангюну — он счёл себя достойным. Склонив голову, он произнёс: — Отец, прости мне мои прошлые и будущие грехи. Даруй мне удачу и терпения. Избавь моё сердце от боли и дай мне сил уничтожить моих врагов. Он развернулся, и за окном вспыхнула молния, осветив его решительное лицо. ------------ Центральная старшая школа Кванчжу. Когда-то она была местом его счастливых воспоминаний; теперь же она — просто напоминание о том, как много они потеряли. Тьма пробиралась в каждую щёлку, в каждый угол здания. Прошло два дня с момента оглашения новости о Чангюне. Кихёну удалось сбежать с того собрания, и его вырвало в туалете. При мысли о том, что Чангюн — практически его друг — чуть не умер, у него скрутило живот. Он стоял в кабинке так долго, что выйдя, наткнулся на Чжухона, что-то выцарапывающего на стене ножом. Наверное, проклятья для Хёрин. Кихён вдавливал ручку в тетрадь. Он не мог сосредоточиться. Сырая бумага превращалась в кашу, и это определённо не помогало. Вероятно, стоило бы спрятаться в тёплом помещении — в библиотеке или на устой лестничной клетке — а не сидеть на крыше. Но Кихёну хотелось побыть в одиночестве, где его не отыщут так называемые друзья. Хосок не отходил от Хёрин. Хёнвон пребывал в отвратительном расположении духа, а Хёну продолжал гоняться за Кихёном как потерявшийся щенок. Кихён старался избегать его, чтобы не появилось желания броситься ему в руки. А он чуть не бросился, когда говорил Хёну, что тому нужно работать, а сам Кихён сейчас не готов продолжать встречаться. Из Отшельников в школу пока никто не вернулся. Из-за этого Кихён чувствовал и облегчение, и тревогу в то же время. Ходили слухи, что банда ждёт указаний Чангюна. Кихёну это не нравилось. Этому пацану следовало бы сначала поправиться физически и ментально, а потом уже разбираться с бандой. Бросив тетрадь на пол, Кихён подтянул колени к груди и надвинул кепку на лицо. И как они до такого докатились? Когда он, третий отличник школы с горячим парнем-качком и возрождающейся дружбой с Минхёком, осознал это? Осознал, что ужасно одинок. Но, хотя его втянули в эту жестокую игру Наследников, Кихён не хотел с ними разбираться. Он надеялся, что кто-нибудь сможет ему всё объяснить. Почему он потерял единственного друга, с которым мог быть собой? Почему Хосок начал войну против Чангюна? Почему Хёрин гуляет тут, довольная как собака, которой бросили косточку? И как Кихён в одночасье стал таким одиноким? Ответов не было. А вопросов становилось только больше. Как и проблем. Кихён чувствовал запах беды — скоро что-то произойдёт. Глянув на свои часы от Rolex, он сразу поменялся в лице. 15:15. Начало репетиции. В другой день Кихён бы с радостью побежал на неё, зная, что там примут как дома. Зная, что он снова будет закатывать глаза на фокусы Минхёка и раз за разом повторять строчки. Но сегодня Кихёну хотелось остаться наедине с собой. В актовом зале было слишком много воспоминаний. Моментов, которые Хёрин навсегда перечеркнула своей подлой ложью. Вспомнив девчонку, Кихён погрустнел. Она всё разрушила. Она и её идиотский пай-мальчик. Как Кихён вообще мог считать его другом? После той сцены с Отшельниками Кихён задал этот вопрос Хёну. Тот задрожал. Он всё ещё пытался переварить то, что произошло. — Тут что-то не так. Хосок любит Чангюна, я это знаю. Не спрашивай почему — просто знаю. Кихён едва не засмеялся. Как можно любить человека, а потом поступать с ним, как Хосок с Чангюном? Как Хёну с Кихёном. Вдруг всё осветилось, и Кихён на мгновение оцепенел. Может, сидеть на крыше в грозу и не было хорошей идеей. Быстро собрав тетради в рюкзак, он поёжился от поднявшегося ветра, который унёс с собой какой-то лист из его тетради. — Блять, конспекты по биологии! — заорал Кихён и побежал за листом. Никак не мог поймать. Бумага взлетала и опять опускалась, и через некоторое время он наконец схватил её за миг до того, как она упала на пол. Тут у него вдруг закружилась голова, Кихён свалился на колени и увидел край крыши. Высота четвёртого этажа, а внизу — холодный жёсткий цемент. «Парень, это будет ужасное падение». Кихён отметнулся назад. Мысль о том, что он мог упасть, понесла его к выходу с крыши, и он уже не мог видеть, что внизу. Кихён взял рюкзак, кинул его на плечо и огляделся. Он дрожал и, спустившись в школу, обрадовался тёплому воздуху. Если бы он не отходил от лестничных пролётов и обошёл школу, минуя футбольное поле и другие места Наследников, ему бы удалось уйти незамеченным. Но Кихён не сообразил, а Вселенная его ненавидела. — Кихён, ты нас избегаешь?! Он чуть не заорал от того, что кто-то вторгся в его личное пространство. Схватившись за сердце, он попятился к стене, отходя от ухмыляющейся Хёрин и её хихикающей компании. Она, кивнув головой, попросила их уйти прочь и осталась один на один с Кихёном. — Ты же знаешь, что я тебя и так не люблю! — она подходила ближе, но Кихён больше не отступал. Он смотрел ей в глаза, отказываясь выдавать свою тревогу. — Должен признать, что это взаимно, Хёрин. Она усмехнулась. — Ты меня просто смешишь. А ведь если подумать, я могу избавиться от тебя. И беги ты к своим Отшельникам. Как ни крути, грязнокровки только мешаются в банде. — Грязнокровки? — фыркнул Кихён. — Это вообще кто? Из Гарри Поттера ебучего? Грязнокровки! Хёрин, ты идиотка, уйди с дороги. Он толкнул её и стал спускаться, пока Хёрин кричала ему вслед: — Ни Наследник, ни Отшельник! Хочешь быть и там, и там — а когда война начнётся, к кому пойдёшь? Подумай хорошенько, Кихён, потому что Отшельникам ничего не светит. Они проиграют, это лишь вопрос времени; ты должен вернуться к нам, и тогда мы предложим тебе какую-нибудь выгоду. Кихён повернулся и посмотрел на неё: — Хёрин, ты о чём вообще? Звучишь как поверженный злодей из книжек — у меня нет на это времени! Её лицо исказилось злостью, но через миг она снова принялась радостно спорить: — Ладно! Это лишь вопрос времени — Отшельники заплатят. Чангюн ослаб, а без его управления они потонут. У меня есть не только такие бесполезные дети, как ты. У меня есть настоящие бандиты. Они не побоятся пролить кровь. Но, хоть мне и сложно это признавать, мне нужна твоя помощь так же, как тебе — моя. Теперь засмеялся уже Кихён. Это смутило Хёрин, но, не дав ему ответить, она продолжила объяснять: — Я тебе ещё понадоблюсь, я ведь могу пустить слухи о том, что ты организовал нападения. Скажу, что ты подставил себя под удар, чтобы отвести подозрения. А ещё можно всем рассказать, что ты пользовался Минхёком, чтобы выведывать информацию про Отшельников. И тогда он точно захочет тебя избить — судя по синяку у Хёнвона, Минхёк сегодня уже успел подраться. Ты мне нужен, потому что твою дружбу с Минхёком можно использовать для сплетен. Хёнвон и бедненький Хосок преподнесли мне всё, что я хотела, на серебряном блюдечке. Блин, я, конечно, этого не планировала, но ты мне нужен теперь, чтобы всё пошло как надо. Кихён чувствовал, как злость. Ярость сменялась тихим ужасом. Он уже понял, что его собираются подставить, но, услышав о Хосоке, Кихён забыл, что хотел сказать, чтоб Хёрин засунула свои идеи куда подальше. — Подожди. Говоришь, Хосок ничего не собирается с этим делать? Хёрин захохотала и долго не могла остановиться, схватившись за живот. — О Господи! Ты серьёзно что ли? Этот придурок? Кихён, я думала, ты умнее. Хосок — просто безмозглый качок. То, что он помнит, как дышать и поддерживать жизнь в организме, — уже хорошо. Нет, этим идиотом манипулировать легче лёгкого, мне просто нужно приблизиться к его семье. Поэтому, — она пожала плечами, словно говорила о домашке, а не о подлых планах. Всё встало на свои места. Держась за поручень, Кихён сел на ступеньку и выдохнул: — О Боже! Хёну был прав, когда сказал, что Хосок любит Чангюна. Получается, за всем этим стоит одна Хёрин, и она собирается заставить его друзей дорушить всё, чтобы она смогла носить корону Наследницы. Опустившись к Кихёну, Хёрин притянула его лицо ближе, взяв за подбородок. — Теперь, когда ты в курсе всего, ты должен вернуться в строй. Я не могу смотреть, как ты везде шатаешься один, как волк, пока я пытаюсь наладить дела. Я буду ждать тебя завтра у ворот с другими Наследниками, чтобы войти вместе. Она встала, расправляя свою чистенькую юбку. — Ой, и да — Кихён, если ты проигнорируешь мои слова или расскажешь кому-нибудь, я говорю тебе — все магазины твоих родителей, ради которых они так усердно трудились, столкнутся с большими трудностями! Сказав это, Хёрин ушла, оставив Кихёна на лестнице обрабатывать в голове всё, что он только что услышал. ----------------- — Говнисто выглядишь, — тихонько сказал Чжухон, зайдя на порог и уставившись на парня, которого два дня назад полумёртвого достали из ванной. Чангюн повернулся к нему. Чжухон поморщился — его друг выглядел действительно ужасно. Под глазами синели синяки — последствия попытки суицида и множества бессонных ночей, проведённых в мучениях от больших доз лекарств. Чангюн всё ещё был мертвенно бледен, хотя на щеках виднелся румянец, когда он запихивал оставшиеся вещи в сумку. Несмотря на то, что Чжухон не отходил от Чангюна все эти два дня, он не мог смотреть ему в лицо. Он шатался по больнице, доставая медсестёр и играя с детьми в отведённом им зале, но зайти в палату Чангюна он не мог. Сейчас они очень отдалились, но Чжухон знал, что это не навсегда. Либо станет лучше, либо ещё хуже. Лицо Чангюна сморщилось от боли. — Хён! Чжухон сделал глубокий вдох и четыре больших шага вперёд, а потом обнял Чангюна до хруста костей — крепче, чем когда-либо в жизни. Гладя его по волосам, Чжухон прижал губы к его виску. Этот поцелуй отражал всё, для чего он не мог найти подходящих слов. Печаль. Сожаление. Боль от предательства. И, конечно же, прощение. Он чувствовал, как Чангюн плачет у него на плече. Громкие всхлипы в конце концов заставили разрыдаться и Чжухона. — Никогда больше так со мной не поступай, слышишь?! Никогда не пытайся меня бросить — я верну тебя обратно! Каждый! Сука! Раз! Чангюн обхватил его слабыми руками, перевязанными бинтами. Чжухон прижал его ближе. — Прости. Я так виноват! — рыдал Чангюн. На шее Чжухона уже было мокрое пятно от его слёз. Он положил подбородок на голову Чангюну: — Нахуя ты извиняешься? Не смей извиняться за то, что ты почувствовал, что не вывозишь. Да, ты проебался. Мы оба проебались, но это не важно, потому что ты мой бро! И я всегда буду на твоей стороне. Он отстранился от Чангюна и вытер его слёзы. — Но как бы мне не хотелось продолжать ныть, я пообещал твоей маме, что привезу тебя домой. Нам надо ещё Наследников пиздить. Согласного фырканья Чжухону было достаточно, чтобы поднять сумку с пола и бросить свободную руку на плечо Чангюну, прижимая его к себе. — А если серьёзно, пацан, то если ты ещё раз попытаешься наложить на себя руки, то я найду тебя на том свете и жопу надеру. ----------------- Хёну подъехал к особняку Шин и уставился на крутые раздвижные ворота. Ему нужны были ответы — прямо сейчас. Опустив стекло, он нажал на кнопку звонка. — Имя? — послышался незнакомый голос с той стороны. — Сон Хёну. На линии всё затихло, а потом кто-то опять заговорил: — Извините, вас нет в списке. Хёну возмущен фыркнул. В списке? Что за игру начали Шины? — Слушайте, я лучший друг Хосока, ясно? Просто пропустите. — Простите, мне дали распоряжение никого не впускать! Хёну зарычал. Он всё больше и больше путался. Весь этот семестр был наполнен странностями. Почему нельзя снова жить по-старому? Играть с друзьями в футбол каждый день. Проводить кулачные бои на парковке вместе с другими Наследниками. Целовать сладкие губы Кихёна. Хёну замотал головой, начав думать об этом. Сейчас думать о таком нельзя. — Слушайте, можете тогда просто сказать Хосоку, что я здесь? — Боюсь, что нет, сэр. Хосок с Хёрин планируют свадьбу. Хёну съёжился от упоминания Хёрин. Эта вероломная девчонка уже глубоко вонзила в Хосока свои коготки. И Хёну готов был проклясть себя, если позволит этой свадьбе состояться. Он видел, как Хосок смотрит на Чангюна. Видел, как Хосок слетел с катушек, когда объявили, что Чангюн пытался покончить с собой. Нет, Хосок любил Чангюна, и Хёну собирался разобраться, что происходит, потому Хосок вообще ничего не предпринимает. Может, Хёну сможет также доказать Кихёну, что любит и заботится о своих друзьях и о нём в том числе. Он поблагодарил человека на той стороне и поехал прочь от дома, думая, что делать дальше. Прежде всего — поесть. Хёну остановил машину на подземной парковке и поднялся на лифте в мексиканский ресторан, который в последнее время очень ему нравился. — Столик на одного, — сказал он, не отрывая глаз от телефона. Он спросил Хёнвона и нескольких других Наследников, не знают ли они, где сейчас Хёрин с Хосоком. Пока никто из них не ответил. — Мы не обслуживаем таких, как ты! Хёну поднял глаза. На него глядел парень за стойкой. Хёну оглядел его сверху вниз. Он видел этого парня впервые, но это было и неважно. Хёну редко глядел на незнакомцев. — Извините? — спросил он, находясь в ступоре от грубости. Парень вышел из-за стойки. Он был ниже и слабее Хёну, но в его глазах горело что-то дикое. — Я сказал, что мы тут не обслуживаем таких, как ты. Наследников! Последнее слово он процедил намеренно медленно. Хёну сделал шаг назад. Он совершенно забыл об Отшельниках. Вокруг его шеи обвилась рука, перекрывая поток воздуха. Хёну откинулся назад, сцепившись в руку. — Как ты посмел тут показаться, Наследник? Ещё и один! Рисковый парень! — проговорили ему в ухо. Хёну узнал этот голос. Соквон. Хёну двинул локтём ему в грудь и вывернулся, когда хватка на шее ослабла. — Я не хочу проблем, я просто пришёл поесть. Соквон выпрямился; из-за ближайших стоек сошлись другие подростки. Два парня и девочка, и все глазами выпускали ему кишки. — Вы думаете, что можете нас избить, а мы сядем, сложив ручки? — спросил официант. Хёну поднял руки, пытаясь совладать с ситуацией. — Давайте поговорим. Вы кое-чего не знаете. Подростки сошлись вокруг него, и тогда Хёну понял, что попал. Он мог бы одолеть от силы пару Отшельников. Но их было совсем много, и все хотели драки. А Хёну вообще драки не хотел. Вдруг справа прилетел удар прямо в рёбра. Хёну поднял руки, желая сдаться, но его пихнули локтем. Он пригнулся, и Соквон набросился на него, начав колотить кулаками. Хёну почувствовал резкую боль во рту и сплюнул, а затем, подняв руку, схватил кулак Соквона, скрутил его и опрокинул парня на спину. Кто-то ударил по ногам, заставив упасть на колени. Драку прервал звонкий свист. Подростков унесло, и Хёну увидел полицейского, бегущего к нему и свистящего в свисток. — Бежим! — крикнул официант, пока Соквону помогала подняться какая-то девочка. — Мы не закончили, гандон, — выплюнул один из Отшельник и скрылся. Хёну поднялся на ноги, вытирая кровь с лица. — Сэр, вы в порядке? — спросил полицейский, остановившись перед ним. Хёну только кивнул и пошёл к лифту. Его голода как не бывало, и теперь ему хотелось найти Хосока ещё сильнее. — Будьте начеку, сэр. Эти Отшельники совсем офонарели! ---------------- Он пробежал пальцами по шву, соединяющему вместе две части белого кожаного наряда. Только сосредоточившись на этом ощущении, он мог не показывать свои эмоции. Он сидел, прижавшись к двери, а стоял Фаддей. Его крупная тень напоминала о ситуации, в которую попал Хосок. — Потом, наверное, свяжусь с людьми Веры Вонг. То, что мне отправили дизайнеры Донателлы, вообще мне не понравилось. Она думает, что я стану надевать эти старомодные платья? Нет уж, спасибо! Он закатил глаза и попытался удержать тоскливый вздох. Его таскали по кондитерским, всем местам для проведения свадеб и цветочным бутикам. Все эти часы он мог думать только о том, как всё это ненавидит, ведь каждая минута с этой девушкой напоминала ему о том, что он всё потерял и живёт не своей жизнью, чтобы уберечь двух людей, которых любит больше всего на свете. «Тихое кафе». Увидев название, Хосок вспомнил имя одного из них. Того, которому угрожала Хёрин. Нужно было встретиться с владельцем этого кафе. Хосок оглядел Хёрин и вновь посмотрел на кафе, к которому они уже подходили. — Хёрин, можно я кофе куплю? — он указал на кафе. — И встретимся потом в магазине справа от него. Она глядела то на него, то на магазин, сузив глаза. Она пыталась понять, что Хосок задумал. Спустя несколько секунд Хёрин приказала водителю высадить их. — Ладно, сегодня ты хорошо себя вёл. Думаю, можно, но через час мы должны быть у меня дома. И Хосок, дай мне свой телефон. Скрывая гнев, Хосок неохотно отдал ей телефон. Хёрин коснулась его лица. — Однажды ты скажешь мне спасибо.Однажды ты поймёшь, что таким и должен был быть. Хосок поглядел вслед уезжающей чёрной машине и направился к кафе. Он разгладил рубашку у пуговиц, радуясь, что Хёрин выбрала ему нормальный костюм. Может, она и привязала его к себе, но Хосок работал над планом побега. Колокольчик над дверью оповестил о новом посетителе, тихонько зазвонив. Внутри «Тихого кафе» было светло и по-домашнему, пахло свежеиспечёнными булочками. Хосок сразу погрузился в атмосферу, почувствовав себя как дома. Там даже дышалось по-другому. — Я займу секунду, — ослышался сзади дрожащий женский голос. Хосок двинулся к витрине, и у него потекли слюнки от вида вкусных тортов и пирожных. Как только всё разрешится, он приведёт сюда Чангюна. На свидание. И с гордостью покажет всем своего мальчика. — Мне нравятся шоколадные эклеры. Хосок вздрогнул. Он повернулся и встретился лицом к лицу с крохотным ангелочком. Мальчик улыбался, и на пухлых щеках виднелись ямочки. Его волосы торчали во все стороны, а на лбу и щеках размазался шоколад. Хосок окаменел. Этот ребёнок ему кого-то напоминал. Он пожал руку Хосока. — Я Сохун! Мне три! Хосок захихикал и наклонился, чтобы разглядеть лицо ребёнка. Чтобы понять, кого он напоминает. — А меня зовут Хосок. Какой десерт мне купить? Сохун сделал такое лицо, словно действительно сильно задумался. Повернувшись к витрине и засунув палец в рот, он наконец указал на шоколадные эклеры. — Я люблююю… шоко… клеры, — сказал он. Хосок не мог не улыбнуться. Это была первая искренняя улыбка с тех пор, как он вернулся в Кванчжу. А ребёнок всё ещё напоминал кого-то. За ним задрожали бисерные занавески, и за спиной Хосока прозвучал знакомый женский голос. — Мама! — Сохун, ты маленький негодяй, разве я не просила тебя не разговаривать с незнакомцами? О… Хосок замер, глядя в лицо девушки.Он медленно выдохнул, узнав её и оглядев с головы до ног. — Руна?.. Мальчик побежал к ней и обвил руками её ногу. Девушка потрепала его по волосам; Хосок бросил взгляд на мальчика с ямочками на щеках. У него был большой нос и умные глаза. Теперь Хосок понял, кого напоминал этот мальчик. В Сохуне текла кровь Имов.