Star-Crossed

Хосок выбрал кратчайший путь в дому; за горизонт заходило солнце. Изо всех окон нёсся запах ужина. Ночь уже почти наступила. Он слишком засиделся с Руной и забыл про уговор с Хёрин. С самого начала их разговора Хосок понимал, что остановиться будет трудно. У него впервые появился тот, кто его понял и не осудил — это придавало энергии. Факт того, что Руна родила сына от умершего брата бывшего парня Хосока, был лишь очередной деталью говношоу, в которое стремительно превращалась жизнь Хосока. Но это только больше побуждало его всё исправить. Чангюн и его семья заслуживают знать о Руне и Сохине. Даже если это ничем хорошим не закончится, Чангюн уж точно должен знать. Хосок подъезжал к дому, и все его надежды застелил страх. Если Хёрин подумает, что он задержался специально, чтобы встретиться с кем-то за её спиной, она может сделать что угодно. В том числе его матери или Чангюну. Хосок затормозил у ворот и набрал код. Загорелась красная лампочка, не пропуская его. Рыкнув, он попытался ещё раз, но спустя пять попыток сдался, ведь горела по-прежнему красная лампочка. Он нажал кнопку вызова, надеясь, что его сможет пропустить мама. Ну или хотя бы отец. — Имя? — послышался незнакомый голос. Хосок отступил на шаг и глянул на дом. Это был его дом с ухоженным газоном и побитой черепицей. Он попал в альтернативную реальность? — Э-э… Шин Хосок. — Вы опоздали. Вас ожидал господин Чонсок. Ворота раздвинулись. Господин Чонсок? Отец Хёрин? Окей, Хосок попал в альтернативную реальность. Почти все окна в доме горели. Первые признаки жизни, которые дом подавал за этот год. Хосоку стало не по себе. Ни по какой другой причине, кроме приезда семьи Хёрин, столько света в доме не включали. Входная дверь отворилась, и Хосока поприветствовала незнакомая женщина в фартуке. Пройдя в дом, он сморщился от отвращения. Проведя весь день с Хёрин, он и не подозревал, что в это время творилось дома. Теперь дом стал непохожим на себя. Слуги бегали туда-сюда, намывая и приводя в порядок дом. Хосок направился в библиотеку, не переставая вертеть головой, рассматривая странные изменения. Слуги, которые видели его впервые, кланялись и называли его по имени. От этого ему под кожу забиралось какое-то страшное ощущение. Хосок подошёл к библиотеке, которая была приспособлена как комната для обучения. Он никогда не стучал в собственном доме — это был совершенно лишний жест, но даже постучав, Хосок увидел внутри то, чего боялся. Отец Хёрин стоял к нему спиной; его силуэт освещался огнём из зажжённого камина. — Вы хотели меня видеть? — сказал Хосок, стараясь звучать формально, но звучало это скорее как детская ругань. Мужчина повернулся к нему с неискренней улыбкой и подозвал к себе. — О, Хосок. Я рад, что ты наконец пришёл. Я хотел поговорить с тобой. Столько всего произошло, а мы ещё ни разу не разговаривали с глазу на глаз. Садись! Чонсок подошёл к стеллажу, в котором Доён хранил своё лучшее бренди и виски. Налив себе довольно много, он встряхнул бутылку. Хосок вежливо отказался. — Я знаю, что тебе сейчас может быть не легко. Я сказал твоему отцу, что тебя давно следовало бы крестить, но он, как всегда, упрям и глуп. Но любую упёртость можно проломить. Он сел за стол Доёна и пригласил Хосока сесть напротив себя. — Осознать то, что твоя жизнь была выстроена на шатком фундаменте, без сомнения, очень трудно, поэтому я дал тебе несколько дней, чтобы прийти в себя. Должен признать, ты меня немного разочаровываешь — и почему дочь так настаивает на том, что ты нам нужен… Он пожал плечами и продолжил речь: — Мой отец был настоящим трудоголиком. Он всю жизнь проработал на заводе за ничтожную зарплату и мало заботился о своих людях. Каждый день он приходил домой, в ярости от своего начальника, и вымещал всё на семье. Однажды он так сильно избил мою мать, что она попала в больницу. Мой отец был слабаком, и я ненавидел его за это. Он сделал глоток виски и немного подождал, смакуя вкус. — Поэтому я его убил. У Хосока не осталось воздуха в лёгких — он будто находился в вакууме. Мошенник и убийца. Эта семейка пробила дно. — Я построил своё имя из ничего. Из грязи в князи. Но этот городишко чтит старые фамилии и помнит бедняков. Я мог стать самым могучим человеком во всей, чёрт возьми, стране, но в Кванчжу старые фамилии слышно лучше, чем новые. Ваша фамилия уходит корнями во времена, когда Северная и Южная Корея были едины, и с её помощью я смогу воплотить свои планы. Крах твоего отца был для меня спасением, пусть я и многое сделал для этого. Последняя капля. Хосок вскочил на ноги, хлопнул руками по столу, сбросив стакан с виски на пол. Из-за этого монстра у них еле хватает денег на лекарства для матери. Из-за него Хосок потерял брата и всё, что знает. — Ты — ёбаный монстр. Чонсок ухмыльнулся; его глаза загорелись, когда Хосок наконец показал себя. Юнец сломался. Наконец-то. Эта семья разрушила всю его жизнь. Разрушила всё вокруг. Набросившись на Чонсока, Хосок поймал его подбородок и ударил. Но Чонсок будто ждал этого. Удар его только порадовал — он схватил Хосока за шею и приложил о стол. — Да, я — монстр, но этому монстру ты принадлежишь. Мне не нужны слабаки, мальчик, и мне не нравится, когда кто-то стоит у меня на пути. У меня великие планы на этот город, и я е позволю никому меня остановить. Он ослабил хватку и стащил Хосока со стола; тот задыхался. Чонсок обошёл стол и вернулся в кресло, словно не он только что душил парня. Он сцепил пальцы. — Я надеюсь, Отшельники не будут проблемой? Массируя горло и пытаясь восстановить дыхание, Хосок поглядел на мужчину. Он не ожидал, что разговор придёт к этому. Чонсок закатил глаза и, открыв блестящий ноутбук, поставил его между собой и Хосоком. — Моя дочь сказала, что вы захватили школу, как я приказал. Я не могу допустить, чтобы эти оборванцы пошли против меня, ты же понимаешь? Поэтому я и спрашиваю — Отшельники не будут проблемой? Хосок упал в кресло и подвинул к себе ноутбук, быстро бегая глазами по монитору. Он охнул. На экране было божественное лицо Чангюна. Под усталыми пустыми глазами синели синяки, ещё более выделяющиеся за счёт бледной кожи. По щекам Хосока потекли слёзы, а отец Хёрин нажал кнопку, и Чангюн заговорил своим глубоким, успокаивающим голосом без запинок. Теперь Хосоку ужасно захотелось найти Чангюна и сказать ему, что всё это — ложь. Но чем дольше говорил Чангюн, тем больше Хосок убеждался, что в молодом лидере произошла перемена. В нём был тот же холодный гнев, что и в Хёрин. Та же рациональная жестокость, которая отражалась в глазах Чонсока. То же безразличие, которое Хосок частенько видел у своего отца. «Теперь вы знаете мою историю. Теперь вы знаете, почему это должно было произойти. Я пытался достичь покоя и единства, но Наследники плевать хотели на все наш попытки». Хосок глядел в глаза Чангюна с монитора — но это был уже не Чангюн; он кривил губы, а в тёмных глазах, казалось, был уже только лёд. «И вот я, Им Чангюн, лидер Отшельников, объявляю войну Наследникам. Может, Бог помилует ваши души». Хосока трясло, но он не мог оторвать взгляд от экрана, пока там горело размытое лицо Чангюна. — Я знаю, как ты печёшься об этом жалком существе, но я говорю тебе первый и последний раз. Если ты не избавишься от него и его злодейской шайки, я убью твою мать у тебя на глазах. Я доберусь до этой шайки подростков, которых ты зовёшь Наследниками. Они теперь по умолчанию работают на меня, а я не потерплю ошибок. Я сначала разделаюсь с твоей шайкой, а потом заставлю тебя смотреть, как моя дочь отрывает конечности твоему мальчику. Ты понял? — Я не буду… Хосок не ожидал удара, прилетевшего слева и повалившего его на пол. Он посмотрел на Чонсока снизу вверх. — Я не потерплю ошибок. ----------------- Утренняя роса густо покрыла траву и мочила джинсы, когда он убирал увядшие цветы с могилы.

Им Ильхун

1999-2015

Ушёл слишком быстро, но никогда не будет забыт

Мингюн провёл пальцами по надгробию брата. Если бы только он мог повернуть время и остановить то, что произошло. Он прислонился лбом к холодной плите и вздохнул. — Я не знаю, что делать, Хун. Я могу не дать этому случиться — на этот раз могу — но не знаю как. Гюн начинает рушить свою жизнь, и я не знаю, как его остановить. Единственное, что он слышал — звуки пробуждения мира — а голос, в котором Мингюн сейчас нуждался больше всего, не зазвучал. — Ты всегда был занозой в жопе. Приставал мне, словно это ты старший брат, а я — младший. Но как бы я хотел, чтобы ты сейчас был со мной и сказал, что делать. Что мне делать, Хун? — Ты можешь уйти на минуту?! Мингюн подскочил, на секунду испугавшись, что у него за спиной призрак. Это был странный страх, но как только он обернулся на стоявшего позади человека, Мингюн подумал, что лучше б это был призрак. — Руна? Ему понадобилось несколько секунд, чтобы осознать, насколько повзрослела та девчонка, которую он подставил столько лет назад. Она стала более уверенной. Через несколько ночей после освобождения Мингюн нашёл спрятанную коробку с фотографиями. Она принадлежала Ильхуну. Фотографии девушки, любовные письма и замочек с их инициалами, который они так и не смогли повесить куда-нибудь. Мингюн поднялся, тихо извинившись, и вдруг увидел ребёнка у ног Руны. И почувствовал, словно его ударили кувалдой по рёбрам. Этот мальчик поглядел на маму, а потом на незнакомца. Мингюн не мог оторвать взгляд от малыша. Он кое-кого напоминал. — Он похож на… Ильхуна. Руна раздражённо выдохнула. — Да. Так и должно быть, дети похожи на своих родителей. Мингюн опустился на колени. — Ильхун! — произнёс он, не видя ничего вокруг. — Его зовут Сохун. А теперь скажи, какого хуя ты тут забыл, Мингюн? Наконец перестав пялиться на ребёнка, он встал и скрестил руки, словно это могло его защитить. Вот чего уж он не хотел — так это снова встретить Руну. После всего, что он наворошил, Мингюн надеялся, что никогда больше не увидит её. Прокашлявшись, он оглянулся на могилу. — Я так и не сходил к нему ни разу. Не был даже на похоронах… — Сложно, наверное, тут сидеть после того, как ты сгнил в тюрьме. Тебе там ещё стоило поторчать. Мингюн встал, не отворачиваясь от могилы, а потом повернулся к Руне. — Я виноват. Пощёчина застала его врасплох, хотя он ожидал чего-то подобного. Сохун захныкал, увидев это, и стал проситься на руки к матери. — Ты виноват, — прошипела та, взяв ребёнка — тот сразу обвил руками её шею. — Из-за тебя я потеряла любовь всей моей жизни. Ты уничтожаешь всё, к чему прикасаешься. Ты привык считать себя лучше всех, но ты просто бандит — не больше. Может, ты и не убивал своими руками Ильхуна и того Наследника, но если бы не ты, они бы были живы. Мингюн почувствовал знакомую злость и хотел уже попытаться переложить вину на кого-то и оправдать себя, но в конце концов глубоко вздохнул и протянул к ней руки. За её пламенным гневом он видел изнеможение — плечи её были опущены, под глазами синела усталость. Его собственная ярость улетучилась, и Мингюн опустился на колени. Ему никогда не приходилось молить о чём-то, но он чувствовал, что должен добиться её прощения. А Руна чувствовала, что пора отпустить свою злость. Им нужно было двигаться дальше. — Что ты, блять, делаешь? — рявкнула она, оглядываясь вокруг, чтобы проверить, не смотрит ли на них кто-нибудь. — Ты не без причин злишься на меня и ненавидишь. Ты заслужила моих извинений. Я — монстр. Когда-то я поцеловал тебя без твоего согласия, чтобы навредить брату — тогда мне казалось, что я умнее вас всех. Я не могу просить у тебя прощения, потому что знаю, что я действительно виноват. Глаза Руны сузились — она пустила взгляд, пытаясь найти в нём остатки того жестокого парня, которым Мингюн был раньше. Потом она печально вздохнула и обошла его. — Я прихожу сюда по средам и воскресеньям. Только в эти дни у меня есть время. Я рассказываю Ильхуну про то, что происходит у нас, — Руна опустила на пол икающего малыша и опустилась на колени у могилы. — И совет могу спросить. Он всегда давал хорошие советы. Мингюн подошёл к ней и присел, обхватив колени руками. — Я бы тоже хотел получить совет от него. Девушка взглянула на него с тем же выражением умного сомнения, которое часто было у Ильхуна. Потом она посмотрела на мальчика, который жался к ней и сосал палец, глядя на Мингюна. Его оставил после себя Ильхун. Его племянника. Снова подняв глаза на Руну, Мингюн представил, какой сильной она теперь стала. Из тюрьмы до него дошла новость о том, что её выгнали из дома. Он всегда думал, что выгнали лишь потому, что Руна не хотела участвовать в войне. В строгой семье Наследников, где росла Руна, войну банд воспринимали как святое дело. У Руны не осталось ничего — только ребёнок в животе. Если бы Ильхун был жив, он мог бы жениться на ней и увести в другой конец страны. И этого тоже не произошло из-за Мингюна. — И какой же ты хотел бы совет? Он непонимающе посмотрел на Руну, но через миг понял, о чём она. — О, это насчёт Чангюна. Он начинает творить что-то немыслимое, и я не знаю, что делать с ним. Он меня ненавидит, так что даже слушать не будет, но блять, я не смогу смотреть на то, как он рушит свою жизнь. В его глазах появилось нежное выражение, когда Мингюн упомянул брата и прижал к себе племянника. — Что случилось? — У тебя много времени? Руна подумала немного и устроилась поудобнее на траве. Малыш сел рядом с ней. Девушка достала из сумки несколько нарезанных яблок и айпад. Мальчик радостно взвизгнул и поджал под себя ногу. Мингюн негромко рассмеялся. — Так Хун любил делать. Мама это ненавидела. Она говорила, что это выглядит так, будто он ногу сломал. Руна улыбнулась, взглянув на сына. Потом она глубоко вздохнула и сказала: — Мне уже плевать на тебя. И на то, что поцеловал меня. Это было неправильно и подло — это было худшее, что я испытывала. Но меня уже кое-кто потряс на этой неделе. Поэтому мне уже плевать на тебя. Но на Чангюна — нет. Он был для меня как младший брат, и я в курсе, что он ввязался в тёмную историю. Мингюн прикусил щёку, вспоминая, как у него чуть не остановилось сердце прошлой ночью. Он посмотрел видео, которое Ган — или Найф*, или как там звали этого парня, который пригнал новую машину в утиль — показал ему. Мингюну стало не по себе от того, как орал этот парень. Чангюн не был ребёнком, напихавшим в себя наркоты, обозленным на всех, как Мингюн когда-то — Чангюн начал войну с холодной головой. Он не был похож на подростка с разбитым сердцем, которого совсем недавно достали с того света. Чангюн сам собрал себя по частям и стал совсем колючим. Склеил себя жестокостью и покрасил в цвет ненависти. Вражда банд наконец достигла своего апогея и скоро сожжёт их всех. — Я не ожидал тёплого приёма, но он меня избил.И в его глазах я увидел того, кем я был.Я действительно испугался.А потом я вспомнил, что его отверг Наследник, которого Гюн любил. Прошлое повторяется — этот ублюдок разбил Гюну сердце, и тот пытался покончить с собой. Руна уставилась в пол. — Сегодня ночью он объявил войну! Руна охнула, прижав ладонь ко рту. Мингюн протянул ей телефон и включил видео Чангюна. Когда оно закончилось, Руна уже совсем разрыдалась, и Сохун бегал вокруг него, не понимая, почему мама расстроена. — О Господи. Всё как тогда… Недолго думая, Мингюн коснулся её руки, чувствуя Ильхуна, которого не чувствовал уже очень давно. — Я не могу этого допустить. Мы потеряли Ильхуна, и я несу за это полную ответственность. Я чуть не потерял Чангюна. Я не могу позволить ему стать таким, как я. Господи, как он мог влюбиться в Наследника! Ты-то хорошая. А вот Хосок — ублюдок. Руна отвела глаза, и Мингюн решил, что обидел её. — Бля, прости, я не это имел ввиду! Тряхнув головой, девушка пояснила, что не обижается. — Хосок мой двоюродный брат. Мингюн подавился воздухом — он совсем этого не ожидал. Как же точно события повторяются. — О, ну тогда всё равно прости. — Слушай, Мингюн, я должна тебе кое-что сказать… Руна оборвала себя, закусив губу. Она всё ещё думала, стоит ли рассказывать Мингюну. А тот совсем не ожидал, что девушка решит ему открыться. Но несмотря на это, он понимал, что это важно для неё. — Я не знаю, доверяешь ты мне или нет, плевать тебе или не плевать на меня, но я умоляю — если ты знаешь, как можно прекратить этот кошмар, я должен знать. Я не тот мальчик, каким был четыре года назад. Прошу, Руна! По тому, как бегали её глаза, Мингюн увидел весь спектр эмоций, которые разрывали её. Она не успела собрать себя в руки, как Мингюну пришло сообщение. Тот подпрыгнул и вытащил телефон из кармана, чтобы отключить звук — и замер. — Блять! Руна уставилась на него. — Чангюн созвал совет. Я должен идти! Мингюн уже убегал, когда она окликнула его. Она побежала за ним и сунула ему в руку свой номер, написанный на бумажке. — Я не простила тебя, но мне кажется, мы ещё понадобимся друг другу. Мингюн остановился на несколько секунд, ища что-то в её взгляде. Ему в первый раз понадобилась помощь. ---------------- В «Монсте» было не протиснуться. Но сегодня не из-за кричащих фанатов на танцполе — для них в этот раз даже музыка не бомбила. Сегодня было тихо, потому что здесь собрались только Отшельники. Они молча ждали. На сцене стояли главные помощники лидера. Они трепетали и чуть не тряслись от страха и гнева. Диор стояла позади, наблюдая за каждым из парней. Они были её братьями, её соучастниками в преступлении, и, глядя на них, она не переставала ужасаться. Они собирались начать войну, которая точно помотает всех. Уже скоро они могут оказаться в тюрьме или того хуже, умереть. Диор взяла за руку брата. Впервые за эту неделю. Тот повернулся и удивлённо посмотрел на неё, а затем сжал её руку. Он знал, что она боится, даже если не понимал из-за чего. Конечно, Диор знала, что они должны отомстить. Она — Отшельница, как-никак, и всегда должна быть на стороне своей банды. Но полностью погрузиться в войну у неё не получится. После разговора с Чжухоном она продолжила испытывать гнев и ненавидеть. И она позволила больному и совсем непонятному нутру подняться наружу. Она старалась не думать о Хёнвоне с тех пор, как они расстались, и сфокусировалась на одичавших Отшельниках и помощи Чангюну. Диор ненавидела Хёнвона. Ненавидела за то, что тот использовал её. Ненавидела за то, что тот заставил её поверить, что она хоть для кого-то что-то значит, что она больше, чем Отшельница и сексуальная сестра Минхёка. Диор всё ещё не понимала, как её угораздило влюбиться в столь чудовищного человека. Хёнвон казался таким искренним, как и его любовь. Неужели всё это было ложью? Минхёк сжал её руку, словно понимая, о чём Диор сейчас думает. — Три шага, Ди, — прошептал он, обернувшись. Это была их секретная фраза, означавшая то, что всё будет в порядке. Несмотря на то, что они не общались всю эту неделю, они читали мысли друг друга. Минхёк знал, что Диор страдает. Он чувствовал это и в тот момент, когда Диор с Хёнвоном поссорились, и когда тот у неё на глазах разорвал на куски её сердце, которое девушка отдала ему. Закрыв глаза, Диор три раза глубоко вздохнула. И вырвала из груди своё разбитое сердце. Сфокусировавшись на ярости, которая теперь её переполняла. Она должна защитить своих друзей. Расправив плечи, Диор превратилась в холодного воина, каким и должна была быть — и выпустила руку брата. Минхёк оглядел толпу. Они расступились, когда открылись двери клуба, и внутрь зашли Чжухон с Чангюном. Минхёка пронзил какой-то первобытный инстинкт; он был готов к войне, как никогда. Готов защитить сестру и лидера от жестоких Наследников. И стоило посмотреть разок на Чангюна, как у него закружилась голова. Если Чангюна не терзает совесть оттого, что он начал войну, то и Минхёка не терзает. Чжухону это всё тоже придавал энергии, судя по его ухмылке. Он взошёл на сцену и встал справа от массивного стула с высокой спинкой, который специально выспросили у владельцев клуба. Чангюн лениво скользнул по стулу рукой, словно подмечая, во что превратился его бывший трон из клюшек. Он опустился на стул и расправил плечи. Минхёк не мог не признать, что лидер выглядит величественного. В нём был убийственный дух. Толпа заволновалась, почувствовав то же самое. Чжухон стоял позади друга, скрестив руки, чтобы показать, что тем, кто будет перечить ребятам на сцене, придётся несладко. Одного взгляда на толпу было достаточно, чтобы понять, что никто и не будет. Отшельники хотели этой войны так же, как сам Чжухон. Он метнул глаза на друга и увидел повязки. Они сделают всё, чтобы отомстить, потому что Наследники пытались уничтожить их банду, и у них почти получилось. Никто не собирался оставлять всё, как есть. За всю жизнь они уже успели почувствовать боль и разочароваться, но им удалось хорошо провести детство и скопить забавные воспоминания. Но теперь все видели совершенно каменного Чангюна. Диор смотрела холодно, Минхёк — по-звериному; все понимали, что они уже не дети, и что бы ни произошло, они никогда не оставят друг друга в беде. Толпа чуть расступилась, пропуская ещё одного человека. Чжухон зарычал, только заметив его. На своего брата Им Мингюн кинул испуганный взгляд. Чангюн не стал смотреть на него, и Чжухон шагнул вперёд, загораживая путь Мингюну. Тот уставился на него с огнём былого лидерства в глазах, но этот огонь не мог сравниться с мощью Чангюна. Чжухон только усмехнулся. — Гюни! Прошу, посмотри на меня! Не начинай войну! Наконец Чангюн опустил глаза — так, словно уже устал от этой беседы. Словно ему скучно. — Гюни. Ты подставляешь себя и своих друзей под пулю. Послушай меня! Ты не хочешь этого делать! Ты хороший человек. Чангюн ухмыльнулся. — Как ты можешь меня знать, Мингюн? Ты был отвратительным братом, насколько я помню, а теперь стал таким хорошеньким. Я на это не куплюсь! — он склонил голову набок, вглядываясь в выражение Мингюна. — И разве это не то, чего ты всегда хотел? Уничтожить Наследников. Или ты так сильно злишься, что всё придётся делать мне? Старший стиснул зубы, пока Отшельники ждали ответа. — Мне плевать, кто будет делать это. Да, я этого хотел. Когда-то я запутался, я был тупым и злым. Я уничтожил себя, убил Ильхуна и чуть не убил тебя. Вокруг зашептались, но вскоре замолчали, потому что Чангюн поднял руку. Мингюн сглотнул. — Я знаю, что тебе нелегко. Нам всем нелегко. Ты открылся миру и обжёгся. И, уж прости меня, то, что ты собираешься сделать, того не стоит. Не повторяй мою ошибку, не становись мной! Чангюн поднялся и шагнул к краю сцены, а затем сел на корточки. — Ты прав, братишка. Я и не стану тобой, потому что я не проиграю. Вражда прекратится, как только не станет банды Наследников. Он кивнул двум Отшельникам, стоявшим рядом с Мингюном: — Выпроводите его! Парни схватили его, но тот высвободился. — Я чуть не потерял тебя, я не позволю тебе рушить свою жизнь, Чангюн! С этими словами он сам развернулся и ушёл, растолкав людей. Никто не заметил, что у дверей Мингюна схватил за руку человек в чёрном капюшоне. Чангюн проследил за уходящим братом и встал, подняв руки. — Спасибо, что примкнули ко мне. Понимаю, я отсутствовал в последнее время — я прошу у вас прощения. Вы заслужили лучшего лидера. Я бросил вас и думал только о себе. Теперь мы пойдём на войну. Войну, которая покажет, кому эта школа… этот город принадлежит! Мы станем не просто Отшельниками, а настоящими королями Кванчжу! Толпа согласно заорала, и Чжухон усмехнулся. Чангюн поглядел на своих людей. Свою семью. У каждого из них глаза наливались кровью. Они верили, что он — их пророк и принесёт им спасение. Затем Чангюн переместил взгляд на человека в капюшоне, что стоял позади, у дверей. Они переглянулись, Чангюн дал ему негласное задание, и тот покинул клуб, последовав за Мингюном. Чангюн еле заметно улыбнулся. Он детально расписал свой план, и банда совсем не ожидала такой чёткой цели. Чангюн с Кихёном всё это время держали свой план в секрете и потратили на обдумывание целую ночь. Чангюн озверел, увидев его на пороге своей квартиры. Ещё больше он удивился, услышав, как легко Кихён рассказал секреты Наследников, не боясь, что те сделают с ним что-то. Судя по всему, слова «однажды Отшельник — навсегда Отшельник» снова оправдывали себя. — Завтра мы заполучим этот город обратно. Всех врагов поставим на колени. Заставим заплатить за всё, что они сделали. Нас ничто не остановит и не сломит! Раздался гул согласных голосов, и Чангюн поднял подбородок, ухмыляясь. -------------------- Тишину в комнате отдыха центральной школы Кванчжу прерывало только шарканье по полу и шмыганье носов. Почти все Наследники собрались в небольшом помещении и теперь глазели на главных помощников лидера. Не нужно было долго приглядываться, чтобы заметить напряжение между ними. — Где Кихён-щи? — прошептал один юный наследник своей соседке. Та закусила губу, не отрывая взглядов от глав банды. — Ты разве не слышал? Он оказался предателем. Хёрин-щи отправила своего человека за ним проследить, и Кихён шатался по территории Отшельника. Ты знала, что он родился в бедной семье, и только благодаря его отцу они выбрались с грязных улиц? Однажды Отшельник — навсегда Отшельник, да? Девочка пожала плечами. Мальчик нахмурился — ему Кихён нравился больше всех. Он добрый и всегда помогал младшим Наследникам с математикой. Напротив Наследников встала Хёрин. Её губы, выкрашенные в красный, растянулись в холодной улыбке; её обтягивающее платье было похоже на броню. Мальчик-Наследник посмотрел на Хосока и почувствовал, как мурашки бегут по спине. Их лидер выглядел уже поверженным. Он закрыл глаза, когда Хёрин начала говорить, словно сдался. — Как большинство из вас знает, прошлой ночью мы обнаружили среди нас предателя. В ближайшие дни я пойму, насколько вы сильны. Впервые у нас появилась возможность избавиться от Отшельников раз и навсегда. Несколько человек одобрительно взвизгнули, но большинство остались молчать. — Слишком долго Отшельники и им подобные отравляли нашу прекрасную школу своим присутствием. Слишком долго они безнаказанно портили репутацию нашей школы и имя нашего города. Они — официанты и нищенки, время показать им, что значит перейти дорогу Наследникам! В этот раз согласных оказалось больше. — Мы закончим то, что начали, и уничтожим всех, кто встанет у нас на пути! — Но мы же ничего не начали! Весёлая толпа замерла и, как один, повернулась к мальчику-Наследнику. Тому стало неловко от этих взглядов, и он ругал себя за то, что выкрикнул. Хёрин поглядела на него, сузив глаза. — Что ты там сейчас сказал? Мальчик сглотнул, оглядываясь на других Наследников в поисках поддержки. Он озвучил то, о чём думали они все, но поддерживать его в открытую никто не собирался. Мальчик тряхнул головой и уставился в пол. — Ничего… я… — Он сказал то, о чём мы все думали. Какого чёрта мы начинаем войну, когда никто из нас этого не хочет и не готов? Я, по крайней мере, не готов, — Хёну высказался, скрестив руки на груди, потому что с него было достаточно. — Война с Отшельниками — тем более сейчас — это самоубийство. Они опасны. Мы загоним их в угол, но потом они набросятся, и им будет всё равно, в кого стрелять. Никто из нас не хочет войны… Хосок встал со стула и наконец подошёл к Хёрин, чтобы защитить её. — Хёну, не начинай, ладно? Хёрин права. Теперь или мы, или они. Мы обязаны победить. Я обязан победить, — все Наследники услышали дрожь в его голосе, а Хёну только покачал головой. — Тогда воюй без меня. Я больше не могу! Хёрин оттолкнула Хосока, протискиваясь к Хёну: — Если ты уйдёшь, они разорвут тебя, и я и пальцем не пошевелю. Тот лишь пожал плечами, глядя больше на Хосока, нежели на Хёрин. — Я не знаю, в кого ты теперь превратился, но если ты всё ещё считаешь меня своим лучшим другом — а я думаю, считаешь — ты остановишь всё это. Хосок отвёл взгляд, и Хёну это разозлило. — Хорошо, — он вскинул руки. — Расхлёбывать сами будете. Хёнвон, ты со мной? Парень посмотрел на одного своего друга, потом на второго, и всё же поднялся. — Прости, Хосок, — сказал Хёнвон, пожав плечами. Наследники расступились, выпуская их в коридор. Они зашептались, когда дверь закрылась. Они видели, что банда распадалась, и боялись всё больше. Хёрин схватила Хосока за локоть, впившись ногтями. — Останови их, или я расскажу отцу! Хосок испуганно поглядел на дверь, а затем кивнул и выбежал из комнаты отдыха. Когда дверь за ним закрылась, Хёрин продолжила с того места, где её прервали. Хосок спешил за своими друзьями. — Парни! Подождите! Пожалуйста! Хёну остановился и развернулся. Он уже приготовился к драке, которая назревала ещё давно. Хёнвоном встал между ним и Хосоком, вздохнув: — Неужели не надрался? Но Хёну не слушал. Он был в ярости, и Хосок знал, что сам этого заслужил. — Ты, блять, кто такой? Реально, кто ты? Хосок, которого я знаю, никогда бы не начал всё это, никогда бы не стал влюблять в себя человека, а потом водить его за нос. Хосок закрыл глаза, слушая оскорбления. Он не мог продолжать врать друзьям после того, что случилось прошлой ночью. Он чувствовал, что скоро потонет в мыслях о том, что с ним сотворила семья Хёрин, и о том, каким благодаря ему стал Чангюн. Он чувствовал, словно никогда больше не сможет быть счастливым. — Она собиралась его убить! — прошипел Хосок сквозь зубы. Хёну замолк и отшатнулся, будто его ударили. — Чего? — вырвалось у него. Для Хосока это был призыв к действию. — Моя семья обанкротилась, и отца судят за мошенничество. После того, что случилось с мамой, мой брат сбежал с деньгами, и с этого всё началось. Я понял, что половина нашей прибыли имеет незаконные источники. Контрабанда. В страну везут наркоту — и всё благодаря моей семье! Отец Хёрин, он хочет больше власти, и мы были единственными, кто мог дать ему её, поэтому он сделал всё, чтобы обставить нас и ещё кое-какую семью. Хёрин говорит, что я ей принадлежу, что я под контролем на случай, если сделаю шаг в сторону. Я влюбился в Чангюна, и она этим воспользовалась. Заставила разбить ему сердце! Хосок махнул на комнату, откуда была слышна речь Хёрин. Наследники поддерживали каждое её слово. — Она угрожала, что убьёт Чангюна и мою мать, если не подчинюсь. Я не знал, как выпутаться. Он объяснил, как узнал о незаконной деятельности отца, жестокостях Хёрин и даже о том, как встретил Руну и Сохуна. — Парни, я хотел вам рассказать. Я так сильно хотел, но они угрожали, что и вас побьют, а вас я тоже не хочу терять. Я так виноват. Он сорвался, и Хёну заключил его в объятья. Хёнвон подошёл к ним и тоже обнял. Рассказывать всё точно не было хорошей идеей, но Хосок больше не мог терпеть. Он всё никак не вырастет и не поймёт, что такие вещи нужно сперва обдумать. — Нужно пойти в полицию, — прошептал Хёнвон. Хосок вспыхнул и отпрыгнул от них — в глазах мелькнул ужас. — Что?! Нет! Ты с ума сошёл? Ты не слышал, что я только что сказал? Моя семья завозит контрабанду, а у Хёрин в семье убийцы. Её отец убил собственного отца, потому что ненавидел его. Он сказал, что и вас убьёт, если мы не победим. Хёнвон протиснулся между Хосоком и Хёну и схватил Осока за щеку, чтобы тот его послушал: — Тогда мы победим. МЫ! На наших собственных условиях. Я лучше умру, пытаясь всё это остановить, чем буду скрывать тайну, пока все воюют друг с другом, хотя война никому не нужна. Если ты любишь Чангюна, как ты говоришь, тогда останови его и не дай ему умереть в этой войне. Хосок поморщился, пытаясь унять панику и сдержать слёзы. — А я должен спасти от смерти кое-какую девчонку, — Хёнвон вздохнул и отнял руку от щеки друга. — Ты не один влюбился в Отшельника. Диор и я… мы встречались ещё с лета. А потом я её предал. Но никогда больше не сделаю этого. Хёну фыркнул, пытаясь сдержать смех, но в конце концов расхохотался. — Похожи, вы оба готовы лбы расшибать, но спасать свою любовь. Я тоже хочу доказать Кихёну, что чего-то стою. И, Хосок, тебе больше не нужно нас защищать. Мы с тобой. Хосок почувствовал облегчение и надежду, которая возвращалась к нему при мысли о том, что его друзья теперь снова на его стороне. — Окей, а что теперь будем делать? -------------- Громкий ритм музыки проникал под кожу. Оркестр играл культовое вступление:

Я гулял по долине, полной смерти теней. Окинул взглядом свою жизнь, в ней ничего уже нет

* Чангюн глядел на своё отражение. Он уложил волосы и дополнил образ чёрной водолазкой с высоким воротом, которую когда-то носил и обожал Ильхун. Но всё равно чего-то не хватало. Чангюн должен был выглядеть как настоящий бандитский босс.

И без причины никогда я не лез в разборки. Но для всех я был козлом — неслыханно просто

Он перевёл взгляд в угол и заметил мятое пальто. Его захлестнули эмоции, когда он поднял его и надел. Он сглотнул и поправил пирсинг.

И ночью, на колени встав, я молю Бога спасти нас

Он схватил нож, который когда-то клялся больше не брать и прислонил к губам, а затем спрятал под пальто.

Мы сами выбираем

Делать нашу жизнь бандитским раем

В карманы положил серебряные кастеты.

Мы сами выбираем

Делать нашу жизнь бандитским раем

В дверь постучали и отворили. На пороге стоял Чжухон с тяжёлыми цепями на шее и крупной бейсбольной битой за плечом.

Мы сами выбираем

Делать нашу жизнь бандитским раем

Чангюн в последний раз посмотрел на себя и пошёл за другом. Они переглянулись. Тысячи слов остались невысказанными, но этим двоим даже не нужно было говорить их.

Мы сами выбираем

Делать нашу жизнь бандитским раем

Дверь за ними захлопнулась. Настала пора настоящей войны.