Star-Crossed

Мингюн вымыл руки и вышел из ванной. — Привет. Он взвизгнул, испугавшись голоска позади него. Оказывается, всё это время на него смотрел ребёнок. У Мингюна сжалось сердце. Он присел, чтобы взглянуть в глаза маленькому Сохуну. Мальчик заулыбался, показывая ямочку, напомнившую Мингюну о двух его братьях. — Ты похож на папку! — заявил мальчик, и для Мингюна это было словно крепкие тёплые объятия. — Я брат твоего папки, — улыбнулся он. — Я твой дядька. Малыш кивнул с умным лицом, хотя вряд ли понял смысл слов. — Откуда ты знаешь, как выглядел твой папа? Сохун отбросил одеяло, схватил Мингюна за руку и потянул за собой, чуть не свалив его. Он хихикнул и пошёл за мальчиком дальше в дом, вдруг почувствовав себя неловко. Руна стала приглашать Мингюна домой с тех пор, как они поневоле подружились. Он сомневался, что она будет рада, если он начнёт тут копаться, но маленькому мальчику было всё равно, поэтому Мингюн решил, что если Руна станет ругать его, он свалит всё на её сына. Сохун толкнул дверь и зачарованно вздохнул. Это была детская спальня; на дальней стене красовалось дерево, на каждой ветке которого крепилась куча фотографий и подписей. «Тебя всегда будут любить» — это было под фотографией Руны и Сохуна. Он тогда был ещё совсем маленьким, с первыми зубами, только научившийся ходить. Дальше была беременная Руна, потом — медсестра с крохотным конвертиком. А на центральной ветке крепился улыбающийся Ильхун. Под ним было написано «папка». — Смотри, папка! Мингюн протянул руку к фотографии и замер. — Я нарисовала дерево, когда он ещё не родился. Я хотела, чтоб он знал, что его отец любил его, даже когда ещё ни разу не видел. Может, если бы увидел, то не стал бы… Руна стояла в дверях, скрестив руки затем, чтобы защититься от мира. — Я виноват, — вырвалось у Мингюна; но он действительно так считал. Руна улыбнулась и подошла к ним, села на колени и поцеловала ребёнка. Тот захихикал, и Мингюн поневоле улыбнулся. — Он — папка-дядька! Сохун указал на Мингюна. Тот вытаращил глаза на такое странное заявление. Но Руне это показалось забавным. — О, не, Су. Помнишь, это Мин… Дядя Мингюн. Он папкин брат. Мальчик нахмурился, ничего не понимая, и смотрел то на фотографию Ильхуна, то вновь на Мингюна. — Папка? Руна поморщилась и опять поцеловала сына. — Короче, теперь ты папка. Руна встала и посмотрела на Мингюна, словно ища что-то в его лице. То же, что она искала в его выражении и на кладбище. Мингюн не понимал что и хотел заполнить тишину, глядя, что Сохун смотрит на него с таким обожанием, с каким должен был смотреть лишь на Ильхуна. — Хотел бы я вернуться назад и спасти его. Хотел бы я тебя тогда не целовать. Хотел бы я… Сохун потянул его за ногу: — Папка, вставай. Мингюн поглядел на Руну, ища поддержки, но та лишь ухмыльнулась: — Да, вставай, папка! Он с неохотой наклонился и посадил мальчика к себе на бедро, и когда тот прижался головой к его плечу, Мингюн почувствовал ту любовь, которую до этого ощущал лишь в кругу семьи. Он вдруг понял, что хочет их защищать; осознал, что Руна и Сохун — часть его семьи, а значит, он сделает для них что угодно. Руна смотрела, как они обнимаются, и что-то внутри неё наконец переменилось. Она наконец выдохнула впервые с тех пор, как Ильхун её покинул. — Мы не можем ничего вернуть. Можем только идти вперёд. И поэтому я прощаю тебя! Мингюн посмотрел на неё огромными глазами, не веря в то, что только что услышал. Боже, как же он все эти дни напоминал Ильхуна! Вылечил шрамы, свёл татуировки, и из глаз его пропала вселенская боль — его теперь можно было спутать с его младшим братом. Но Мингюн не был им. Он был тем, кого Руна ненавидела и обвиняла во всех своих проблемах. И этот парень стоял перед ней, держа на руках её сына, словно был его настоящим отцом — Мингюн не был похож на того, кто целовал её много лет назад. Мингюн переродился. Он прикусил губу, показывая безнадёжно кривые зубы, а затем сказал: — Я хочу познакомить тебя с моими родителями. Они будут рады узнать про Сохуна и про тебя. Руна отступила, боясь даже думать об этом. Прошли годы с тех пор, как она имела дело с семьёй Им, и она хорошо помнила, что произошло. Мингюн, должно быть, заметил на её лице страх. — Они не те, кем ты их помнишь. Всё, о чём они теперь беспокоятся — о своём наследстве. Они тебя полюбят. Пойми, Руна. Она отвернулась от Мингюна, задумавшись над его словами. Она много лет не произносила слова «семья». У неё был сын, но остальных родственников не было. Со своими родителями и братом Руна никогда не была сильно близка, но жить в одиночестве оказалось ещё хуже. — Ты с Сохуном — семья моего брата, его кровь, его любимые. А это значит, что вы и моя семья тоже! Она посмотрела на Мингюна, не понимая, как это может быть тот парень, который когда-то угрожал, что убьёт её. Теперь она поняла, что значит быть Имом. Семья — превыше всего. А Руна уже устала быть одна. — Хорошо, — сказала она покорным тоном, от которого отвыкла с тех пор, как была запуганной и одинокой девочкой. Мингюн подошёл к ней, всё ещё не выпуская из рук мальчика, и осторожно коснулся её руки. Руна вздрогнула. Сохун напевал какую-то песенку из детского радио, а они молчали. Руна часто видела на себе взгляды Мингюна. И, может, оттого, что он был очень похож на Ильхуна, а может, потому что она слишком устала от одиночества, она каждый раз чувствовала себя особенной, видя, что Мингюн на неё смотрит. — Разворачивайся. Парковаться можешь вон за той чёрной машиной. --------------------- — Всё, поворачивай. Можешь припарковаться вон за той чёрной машиной. Она сделала, как сказал Мингюн, и они двинулись из машины к лестнице в квартиру Имов. Прошло много лет с тех пор, как её сюда звал Ильхун. Там они зачали Сохуна. Там же Ильхун повесился. И там же Чангюн тоже чуть не покончил с собой. Мингюн сунул Сохуна его матери. Но теперь, когда мальчик начал думать, что наконец нашёл давно потерянного отца, ему не хотелось отпускать его. Руне стало грустно от этого, но она не хотела огорчать Сохуна, поэтому просто улыбнулась. А потом засмеялась, глядя, как Мингюн не понимал, что делать с ребёнком. Когда он открыл дверь, мальчик, услышав громкие крики, прижался к Мингюну ближе, и Руна тоже почувствовала себя нехорошо. — Господи Иисусе, Чангюн! Ты мог погибнуть. — Мам, это война! Я думал, вы обрадуетесь. Разве это не та цель, про которую вы нам рассказывали с малых лет? — Не говори с нами в таком тоне. Мы не твои друзья. Они выглянули из-за угла и увидели Чангюна с родителями. Руна перестала дышать. Она много лет не видела младшего из братьев Им. У него был вид грубого человека. Но, несмотря на его вызывающий наряд и жёсткий взгляд, Руна заметила, что ему больно. Хотелось подбежать и обнять его. Спор закончился, когда сидящие в квартире увидели гостей. Руна отшатнулась, увидев, с какой злостью на неё посмотрел Чангюн. Но когда Мингюн вздохнул, она поняла, что этот взгляд на самом деле был адресован ему. Мингюн ведь говорил, что Чангюн его презирает; но у Руны не укладывалось в голове, что Чангюн может быть способен на такую ненависть. Она ошиблась. — Мам, пап, Гюн, я подумал, что вам нужно познакомиться кое с кем, это… — Руна? — Чангюн оборвал его на полуслове, наконец заметив малыша и девушку. Он оцепенел, а потом ринулся к ней и крепко обнял. Руна едва не оттолкнула его от испуга, но потом расслабилась. Она перестала чувствовать напряжение и притянула Чангюна ближе. Ему определённо нужны были объятия. Когда он наконец отстранился, к нему вернулось выражение шестнадцатилетнего мальчика. Не бандита, не холодного лидера банды, на которого он был похож две минуты назад. Чангюн раскрыл рот, чтобы что-то сказать и переместил взгляд на Сохуна. На его лице отразилась сотня эмоций; он смотрел то на мальчика, то на Руну, а потом опять на мальчика, заставляя того жаться всё сильнее к плечу Мингюна. Родители Им подошли ближе, разглядывая лицо Сохуна. — Я не знала, что я была беременна. Я поняла это, когда Ильхун… Она не смогла договорить. Всё вокруг было настоящим, даже Чангюн — и это было выше её понимания. Чангюн глубоко вздохнул и отошёл. Она поняла, что он чувствует. — Это что? — спросила мать семейства, встав перед Руной вместо Чангюна. Её лицо ничего не выражало. Руна не могла вымолвить ни слова. Не нужно было приезжать. Мингюн положил руку ей на плечо в попытке успокоить и начал объяснять: — Это Шин Руна. С ней Ильхун встречался, пока не… пока не покончил с собой. Пока я не вынудил его. А это Шин Сохун. Он — сын Ильхуна. Женщина прижала руку ко рту, переваривая сказанное. Отец приблизился к мальчику, рассматривая его лицо. Тот зарылся в шею Мингюна, окончательно смутившийся от такого внимания. Прежде, чем Руна успела что-то понять, мать Им заключила её в объятия. — Я привёл её, потому что они — часть нашей семьи, а мы — часть её, — заулыбался Мингюн. — Не имеет значения, что когда-то она была Наследницей. Теперь она Им! Отец согласно кивнул и потянул Мингюна в гостиную. Когда тот прошел мимо Чангюна, атмосфера вновь накалилась. Мингюн приблизился к брату, почувствовав тревогу. Лицо мальчика приобрело то же выражение холодного и жестокого бандита. Чангюн зашипел и отошёл от Мингюна. Но тот уже должен был привыкнуть к такому поведению. — Что с твоим плечом? Руна глянула туда, куда указывал Мингюн, и только тогда заметила пятно крови на пальто Чангюна. тот закатил глаза и деловито скрестил руки: — Небольшая жертва, братец. Ты гордишься мной? Или тебе не нравится, что я завершил то, что ты не смог? Что я со всем разобрался? — Гюн, ну когда же ты поймёшь, что я просто хочу как лучше? — вздохнул Мингюн, качнув головой. — Я не хочу войны. Я хочу, чтоб ты забыл об этом навсегда. Чангюн невесело рассмеялся. У Руны мурашки пробежали по спине. Этот Чангюн — точная копия своего брата, когда тот был лидером. Но теперь она поняла, почему Хосок и Мингюн так переживают насчёт него. Этот Чангюн совершенно не походил на мальчика, которого помнила Руна. Это был сломанный человек, взрастивший в себе холод ко всему миру. — Пошёл нахуй, Мингюн! — Следи за языком! Тут маленький ребёнок! — осадил его отец, но Чангюн только сильнее разозлился. — Думаешь, мне не похуй? Ты никогда не следил раньше за языком, — он оглядел свою семью. — Вы все стали такими нежными. Я — ЛИДЕР ОТШЕЛЬНИКОВ, но теперь никому из вас нет до этого дела! Я всего себя посвятил этой ёбаной, блять, банде, а вы вдруг захотели стать примерными родителями?! Хорошо, что хоть я покончу с враждой. Уничтожу обе банды! Тут до Руны дошло. Она сделала шаг вперёд, подняв руки в знак того, что она не собирается делать ничего плохого. Чангюн бросил на неё взгляд хищника, и ей стоило большого труда не показывать, как сильно она боится. — Можем поговорить? Она задала тот же вопрос, что и на похоронах Ильхуна. Тогда Чангюна начали пичкать антидепрессантами, и потому он не понял, зачем она хотела с ним поговорить. А сейчас он вдруг сжался, словно загнанный в угол зверёк. — Говори! — отрезал он, и Руна едва не затряслась от этого приказного тона. Хосок рассказывал ей, насколько властным стал Чангюн, но она не могла себе представить. — Я всё поняла! — кивнула Руна. — Когда ты был маленьким, для всех были важны взаимоотношения банд. Отшельники, Наследники — это было самым главным. Но банды только и делают, что причиняют тебе боль. Чангюн раздул ноздри, и Руна поняла, что потянула за нужную нить. — Из-за них погиб твой брат — чёрт, да оба погибли. Твой старший брат превратился в жестокого наркомана. А второй брат, которым ты больше всего восхищался, погиб. Из-за банд пострадали твои родители — разве ни сомневались, делая выбор между своей бандой и семьёй? Ты всю свою жизнь батрачил, чтобы хоть как-то улучшить ситуацию, и в конце концов, стал тем, кем никогда бы не хотел стать. У Чангюна всё закружилось перед глазами; Руна заметила в его взгляде бесконечное отчаяние, и у неё перехватило дыхание. Как этот мальчик мог терпеть такую боль всё это время? — А потом ты нашёл свою любовь — человека, который, как ты думал, создан для тебя — но банды забрали у тебя и любовь, очернили её. И они тоже изменили. Потому что ты был рождён не для этого. Ты такой умный, ты способен так сильно любить! Ты выше этого. Мир всё ещё против тебя, но оглянись вокруг, Чангюн. Он пробежался глазами по семье. — Не понимаешь? Они любят тебя сильнее, чем бандиты. Ты говоришь, что хочешь положить вражде конец, но ты ведь уже положил. Ты превратил своего жестокого брата в такого заботливого молодого человека. Двоих самых опасных Отшельников — в любящую семью, которая желает заботиться только о своих детях. И парень, который пошёл на самые отчаянные меры, чтобы защитить тебя, всё ещё тебя любит. Чангюн замотал головой; Руна видела, что его одолевает сомнение. Почувствовав вибрацию в кармане, он чертыхнулся, вытащил телефон и ответил: — Да, это я… Что на этот раз?.. Ага, ладно… Нет, держитесь подальше оттуда, хорошо? Он завершил звонок, повернулся ко всем спиной и набрал другой номер. — Ки, это я. Полиция прибыла к складу. Захвати меня! Он положил телефон в карман и наконец вернулся. — Мне надо идти! ------------------- — Рад за тебя, ботан! Хосоку стало стыдно за Фаддея, но увидев, как тот душит Чангюна, он тут же забыл про всё. То, что охранником руководил страх, значения не имело — Хосока беспокоило то, как холодно реагировал на всё Чангюн. Он не показывал ни эмоции, словно ему было всё равно, убьёт он кого-нибудь или нет. Потом он скинул Фаддея на пол. Девушка, снимавшая всё это из укрытия, восторженно взвизгнула, глядя, как Чангюн быстро идёт в здание, и на этом видео закончилось. — Да ёбаный помидор, — пробурчал Хёну и направился за чипсами. Ему нужно было перекусить. В другой комнате Хёнвон убеждал мать в том, что он сейчас недалеко от центра города. — Нет, мам, я клянусь. Я у Хёну дома… Да, я знаю, что это Отшельники из моей школы… Нет, они не вандалы, мам, это война банд… Не могу обещать. Я должен помочь друзьям… Почему? Почему?! Потому что я Наследник, мам, и я полгода трахал Отшельницу, и я нахуй её люблю, и я когда-нибудь на ней женюсь, ясно?! Он вошёл в комнату. — Меня растоптали! Хёну плюхнулся рядом с всё ещё не пришедшим в себя Хосоком и стал есть. Он толкнул Хосока: — Как там Чангюн? — О чём он, блять, думает? Прийти к отцу Хёрин! И Фаддею! Да он умереть хочет! На самом деле, Хосок был просто в ужасе глядя, во что ввязался Чангюн и на что он оказался способен. — Это как-то связано с тем, что Чангюн писал Ки. Они, похоже, узнали про делишки твоего отца, и Чангюну теперь всё равно, кто встанет у него на пути, — сказал Хёнвон, указывая на закончившееся видео. Хёну уронил горсть чипсов — к нему вдруг пришла мысль. — И он угрожал Кихёну. Что если Чангюн делал с ним то же самое, что и с этим охранником? — он переглянулся с Хосоком, словно это была его вина. — Да Фаддей настоящий хуй. Он угрожал мне и моей матери. Когда ты перестанешь винить меня? — позвони своему ненаглядному бывшему, если ты так за него переживаешь. — Слушай, если б твой бывший не был таким чокнутым, я бы и не переживал, — сказал Хёну, повернувшись к Хосоку. — Мы в такой жопе из-за него. — Из-за него? Не смей винить Чангюна в том, что Кихён тебя бросил. Начать надо с того, что ты ужасный парень. — Может и ужасный! Но Кихён хотя бы не пытался из-за меня покончить с собой. Хосок кинулся на Хёну, но, к счастью, Хёнвон успел влезть между ними. — Ради Бога, вы можете не цапаться друг с другом? Мы все ужасные парни и поэтому сейчас пытаемся всё исправить! — Ага, но откуда нам знать, что Чангюн ничего не сделал Кихёну? — Хёну был непоколебим. Он повернулся к Хосоку, который, надувшись, скрестил руки на груди. — Ты видели их переписку. Не знаю, заметил ли ты, но с тобой он тоже хотел разобраться. Он заставит тебя погибнуть от твоего же меча. Хосок открыл рот чтобы ответить. Ответить, что он заслужил это. Заслужил всей ненависти и ярости Чангюна, и поэтому Хёну не прав. Они в такой жопе не из-за Чангюна. А из-за Хосока. — Привеееет, хён. Как дела? — сказал вдруг Хёнвон, позвонивший непонятно кому. — Да нет, думаю, со мной всё в порядке. Кихён-хён, я просто хотел удостовериться, что Чангюн тебя не убил. Услышав имя Кихёна, Хёну подскочил и вырвал у Хёнвона телефон. Не обращая внимания на недовольство последнего, он практически прокричал в трубку: — Кихён, малыш, это я, Хёну. Ты… он положил трубку. Хёну смотрел на телефон, не понимая, что теперь делать; Хёнвон забрал его назад и набрал номер снова. А потом, закатив глаза, дал Хёну подзатыльник. — Привет, хён, прости за то, что сейчас было. Я этому придурку больше не дам телефон. Он аккуратно отошёл от Хёну. — И всё-таки — как ты там, хён? Парни замолчали, пытаясь услышать, что говорит Кихён из трубки. — Поставь на громкую, — прошептал Хосок. Вздохнув, Хёнвон повиновался. — …только с помощью Чангюна мы сможем остановить Хёрин. Но всё оказалось хуже, чем мы думали. Семья Хосока промышляет контрабандой. КОНТРАБАНДОЙ. Чангюн и так считал Хосока монстром, а теперь точно убедился в этом. Не знаю, я подлатал его и за его бравадой заметил, как ему больно. Слушай, Хёнвон, я должен это сделать. Я должен помочь ему покончить с враждой и избавиться от тех, кто нам мешает. Я хочу почувствовать себя сильным и счастливым. — Ладно, хён, — вздохнул Хёнвон, — но возвращайся к нам, как закончишь со всем, хорошо? Я соскучился по нашему классному хёну. Послышался смех Кихёна, похожий на лай, и Хосок вынужден был признать, что почувствовал себя лучше. — Ну ладно! Мне нужно идти. Убедись, что с Хосоком ночью всё будет нормально и не подпускай к нему Хёрин. Все трое переглянулись. — Почему, хён? На заднем фоне послышался чей-то голос, окликающий Кихёна, и сердце Хосока пропустило удар. Он узнал этот голос. Голос Чангюна. — Да, иду! — крикнул Кихён. — Полиция собирается штурмовать склады Шинов. Тут отец Хёрин. Я напишу позже. И звонок оборвался. ------------------ На холме, откуда открывался вид на склады, безмолвно стояла машина. Дождь накрапывал всё сильнее, и в воздухе стало пахнуть сыростью; холодало. Чангюн, сидевший на пассажирском сидении, глядел на хорошо освещённую территорию складов и грыз ноготь. Рядом с ним, на водительском кресле, сидел Кихён, стуча пальцем по рулю. Предатель Наследников очень взволновался, когда собрался забирать лидера Отшельников на отцовской машине. Чангюн не ожидал, что Диор позвонит ему и скажет, что следователь в восторге от того, что они ему принесли. Следователь Мун Джехён занимался делом Шинов и их подчинённых вот уже год. Из-за того, что глава семьи Шин находился под следствием, все их счета были временно заблокированы. Чангюн зашипел, оторвав больной заусенец. Он хотел отвлечься от всех сегодняшних ударов. Сначала Руна, ворвавшаяся в его жизнь, скрытый ребёнок Ильхуна, который, к тому же, похоже, очень доверял человеку, который толкнул Ильхуна на самоубийство. Потом — новости о расследовании. Чангюн пытался всё осмыслить. Если семейные счета заблокированы, значит Хосок без денег. И что это значит? Хосок согласился помогать Хёрин ради денег? Использовал Чангюна в надежде, что никто не заметит, что он вдруг обеднел? У Чангюна вопросов было больше, чем ответов. И всё же он окончательно убеждался, что Хосок никогда его не любил несмотря на то, что говорила Руна. Если бы Хосок его любил, он бы не стал бы раскрывать подобные секреты. Чангюн так мало знал о Хосоке, так быстро влюбился, и даже не подумал о том, что это, может быть, странно, что пока он рассказывает о себе всё, Хосок обо всём умалчивает. — Когда они пойдут на склад? — спросил Кихён в третий раз за последний час. Чангюн глянул на часы и нахмурился. Минхёк написал ему в полдевятого, а сейчас было уже почти девять. Чангюн отнёсся к заявлению Диор скептически, посчитав, что этот следователь просто дурак, раз делится информацией о деле с какими-то побитыми подростками. Но Диор отчаянно твердила ему, что следователь Мун — честный и достойный человек и что она верит в него. Чангюн уже перестал во что-либо верить и не встречал ни одного копа, у которого бы не было изъянов. Отправлять Минхёка и Диор с сумкой было глупой авантюрой. Чангюн хотел продать всю информацию по огромной цене и потом купить на эти деньги много полезностей для семьи и Отшельников. Но внезапно он осознал, что они — просто подростки, играющие в преступников. Он испугался. Отдать информацию полиции предложил, на удивление, Чжухон, аргументируя это тем, что Отшельники напоролись на дело не их масштаба. Чангюн с неохотой согласился. Всё-таки пока они в состоянии разбираться с преступниками, от денег можно и отказаться. — Смотри, Гюн! Устремив взгляд туда, куда указал Кихён, Чангюн мелко задрожал. На территорию въехали шесть чёрных автомобилей, и оттуда посыпали одетые в чёрное полицейские. Атмосфера вокруг складов сразу изменилась. Отшельник наблюдал с улыбкой трепета. Загорелись огни. Из складов выходили рабочие, закинувшие руки за голову. Ну наконец-то. Чангюн достал телефон и начал запись видео, радуясь, что они остановили машину достаточно близко, чтобы увидеть, как следователь выводит со склада разъярённого и закованного в наручники О Чонсока и запихивает вместе со всеми в машины. За ним тянулась длинная череда рабочих. — Скатертью дорожка, — декламировал Кихён, облегчённо вздохнув. Но Чангюн пока не собирался праздновать. Без сомнений, это лишь начало нового трудного сражения. К счастью, полицейские быстро сработали и забрали Чонсока. Чангюн повернулся к Кихёну и кивнул, чтобы тот ехал. Он старался унять дрожь. Всё почти кончилось. Он почти победил. -------------------------------------- У особняка Шинов остановился автомобиль, но выходить никто не спешил. Внутри Хёну с Хосоком сидели у радио, передающего последние новости. «Последние новости часа. Бизнесмен О Чонсок был арестован. Ранее скандально известная банда Отшельники совершила набег на штаб квартиру О в центре Кванчжу. В результате атаки более двадцати пяти человек получили ранения. Ущерб компании составил более восьмисот миллионов вон. Известно, что были украдены ценные файлы. Их передали полиции, что и привело к аресту О на складах Шин. По делу О Чонсока ведётся расследование. Полиция сообщает, что дело связано с другим продолжительным расследованием, связанным с «Судоходством Шин». В сеть поступил видеоролик ареста. Больше новостей в одиннадцать часов». Хёну выключил радио и, вздохнув, откинулся на сидении. Хосок продолжал пялиться на радио. Его словно током поразило, когда он всё переварил. Кихён был прав. Чонсока арестовали, и полиция ведёт расследование. — Чувак, — только и сказал Хёну, сидевший на водительском кресле. Наконец Хосок откинулся на сидении, как Хёну. — Чувак, — ответил Хосок. Хёну поглядел на него с надеждой. — Это значит, что всё кончилось? Хосок хотел бы, чтоб так было, но арест Чонсока — это ещё не конец. Против них всё ещё была Хёрин и отец Хосока. И, конечно, Чангюн. Он поразил врагов, имеющих наибольшую силу, но у Хосока не выходили из головы слова из переписки Кихёна. Чангюн всё ещё считает Хосока своим врагом. Он будто вонзил нож ему в сердце — какая бы любовь не была у Чангюна, теперь её нет. Но это не значит, что Хосок не может всё исправить. — Не закончилось, но скоро точно закончится, — он взглянул на Хёну. -------------------- Несмотря на то, что семья Хосока обанкротилась, он продолжал входить с дом с высоко поднятой головой. Прислуга, стоявшая у дверей, забрала его пальто, как обычно фальшиво улыбаясь игнорирующему её Хосоку. Дом был наполнен запахом вкусной еды, что означало, что дом в очередной раз принимает гостей. Из гостиной доносились голоса. Хосок замер, чтобы немного подслушать, и криков не услышал. Сделав глубокий вдох, он зашёл в комнату. Отец сидел на одном из мягких кресел с бокалом в руке и притворялся, что слушает то, что ему говорит мать Хёрин. Дочь, сидевшая подле её, грозно глядела на мать. Мать Хосока сидела поодаль от всех, выдавливая улыбку. — …и потом я говорю — я не хочу что-то банальное вроде Тиффани. Вообще-то он может себе позволить и Картье. Хёрин рассмеялась и хлопнула в ладоши. — Хвала Богам, папенька купил для тебя эти часы. Никогда не принимай посредственные подарки. Отец Хосока поднял бокал в знак согласия и сделал большой глоток. Он заметил сына, стоявшего на пороге, и сморщился. — Где ты был? — у него был хриплый голос. Такой хриплый, какой бывает лишь у очень пьяных людей. У Хосока по спине пробежали мурашки — он знал, на что способен пьяный отец. Теперь на него смотрела и Хёрин. Сузив глаза, она пригласила его в гостиную. — Я не мог приехать раньше. Дела с бандой, — только и бросил Хосок. Несмотря на страх внутри, тон у него был твёрдый. И даже вызов в голосе прозвучал. Не обращая внимания на то, что отец подозрительно прищурился, Хосок обратился к Хёрин: — На здание компании твоего отца была совершена атака. Чангюн расквитался с Фаддеем! Отец, я полагаю, ты знаешь следователя Муна? Что ж, наш дорогой Чангюн взял всю информацию, что унёс из компании О, и отдал хорошему следователю. И знаете ли вы, что как раз этой информации расследованию недоставало? Твоего отца арестовали. Хосок достал телефон и быстро ввёл запрос в поисковик — сердце подскочило, когда он увидел заголовки видеороликов. Он нажал «развернуть на весь экран» и придвинулся ближе к Хёрин, чтобы показать, как О Чонсока выводили из склада в наручниках. У неё задрожало лицо; дрогнула и улыбка. Впервые за долгое время Хосок почувствовал прилив сил и обошёл кресло, чтобы сесть туда, куда обычно садился Чонсок. Не сводя глаз с девушки и её матери, Хосок сел. — Нет ни телохранителей, которыми ты могла угрожать, ни папочки, к которому можно убежать, — сказал Хосок и наклонил голову в сторону. — Теперь тебя никто не защитит, и причин находиться здесь больше нет. И, насколько я знаю, твои счета скоро будут заблокированы. Энергия, которую Хосок никогда до этого не чувствовал, приливала, делая его всё более дерзким. — Поэтому, вы, похоже, засиделись. Можете убираться отсюда. Хёрин стала плеваться оскорблениями, но тут поднялся отец Хосока: — Что ты натворил, пиздюк? Он еле выговаривал слова, но Хосок только отмахнулся, поглощённый небывалой уверенностью. Мать охнула, взволнованно бегая глазами. А Хосок продолжал смотреть в полные ярости глаза Хёрин. Он её победил. — Я сказал — убирайтесь! Он, безусловно, ожидал перепалки. Он жил со своим отцом достаточно долго, чтобы понимать, что сейчас начнётся. К счастью, мужчина двигался медленно и неуклюже. Шагнув вперёд, он выкинул руку для удара. Он опирался на стул, чтобы не упасть; Хосок впервые видел своего отца таким — простым мошенником, у которого на самом деле нет никакой власти. Теперь у него не было денег, всю его деятельность изучали полицейские, и даже Хосока он больше не мог задеть. У Хосока была банда, друзья, которым на него не плевать, и ушедшая любовь — парень невероятной красоты. — Ты — жалкое подобие отца, — ухмыльнулся Хосок. — Ты позоришь нашу бывшую когда-то дружной семью. Он повернулся к Хёрин и её матери. Девушка стояла, сжимая в руках свою сумочку и прожигая Хосока взглядом. — Это ещё не конец, Хосок. Теперь ты для меня враг. Тот пожал плечами, но через секунду встревожился при мысли о том, что она может сделать что-то Чангюну. Правда, вспомнив сегодняшний облик Чангюна, Хосок быстро успокоился. Его любимый был смелым — он точно сможет изменить всё к лучшему. А Хосок ради него постарается тоже быть смелым. — А для меня ты всегда была врагом. Но узнала ты об этом только сейчас. Девушка плюнула ему под и ушла вместе с матерью, оставив Хосока собираться с мыслями для его последней перепалки. — Ты не выберешься, Хёрин. Скоро вы не сможете себе позволить новых охранников и потеряете свою привлекательность, потому что всё время были привлекательными благодаря своим деньгам. А раз у тебя их не будет… слушай, может тогда станешь Отшельницей? Сдавленный вопль, вырвавшийся изо рта у Хёрин, стоило услышать. Хосок дождался, пока за ними захлопнется дверь и ринулся к матери, взяв за ручки её инвалидное кресло. Она взглянула на него; отец осыпал их обоих ругательствами. — Я соберу вещи, и мы уйдём отсюда! Поедем к моей кузине Руне. Оставив мать у подножья лестницы, Хосок поднялся и собрал их одежду, туалетные принадлежности и лекарства в небольшую сумку. Он вернётся, когда всё немного поутихнет — а сейчас нужно немедленно уезжать. Хосок забрал вещи и из своей комнаты, не забыв про гаджеты и единственную фотографию Чангюна. Они были почти у дверей, когда перед ними возник отец. Он трясся от злости, которую подпитывал алкоголь. — Ты — мелкий засранец! Я вас обоих ненавижу! — орал он. Он шагнул вперёд, крепко сжав кулаки, и Хосок обмер. Его тянуло ударить отца. Он никогда хорошо не дрался, но больше не мог терпеть. Он устал от того, что все вокруг рушат его жизнь, устал быть слабаком. В этот раз Хосок сделал первый шаг и ударил кулаком отцу в челюсть. — Ненавидишь? Что ж, это взаимно, старый хрыщ! — он ударил мужчину снова — на этот раз в живот. Тот согнулся пополам, не переставая поносить сына. — Мы уходим, чтобы начать новую жизнь без тебя. Не ищи нас, и тогда мы ничего тебе не сделаем, — Хосок притянул отца за воротник. — Если будешь ломиться к нам, я тебя прикончу! Я — Шин Хосок, лидер Наследников, и я больше не позволю тебе или кому-либо ещё вставать у меня на пути. Он отпустил отца, и тот свалился на пол. Хосок вернулся к матери, и та сразу схватила его руку, захлёбываясь в слезах. Хосок обошёл отца, пока тот орал, чтобы они вернулись назад. Ещё чего. Хосок сел в белый лексус. Эту машину его отец любил больше остальных, ведь её подарил ему отец Хёрин. Скоро Хосок её продаст, и всё закончится. У них будет достаточно денег, чтобы начать снимать квартиру и купить лекарства на несколько месяцев. Богатые дома за окнами сменялись небольшими домиками, затем — квартирными домами и бутиками. Хосок припарковался у пекарни и, не выключая двигатель, наконец дал волю чувствам. Мать положила руку на его затылок, и Хосок уронил голову на её плечо, не переставая рыдать. — Прости меня, солнце! — шептала она, и её голос дрожал. Но Хосок рыдал не от печали или страха. Он рыдал от надежды, взявшей верх над мыслями, и облегчения. Наконец-то он свободен.