Star-Crossed

Музыка гремела из динамиков, будто ледяная вода из ушата; они стояли в тени гей-бара. Лидер Отшельников не мог перестать ухмыляться. Может быть, из-за алкоголя, текущего по венам, а может из-за одного горячего незнакомца, который прижимал его к себе за талию и качался в такт музыке. Прямо-таки ходячий секс на танцполе. — Гюн! Ох, извините… Гюн, я принёс ещё выпить. Чангюн раскрыл глаза и заржал, увидев, как Кихён, спотыкаясь, идёт к нему и выплёскивает всё на пол. Чангюн протянул руку, чтоб взять напиток, но Кихён уже пил из обоих бокалов всё, что там осталось, и не спешил подходить ближе. Чангюн выбрался из рук горячего парня и выхватил у друга бокал. Допил и вытер рот рукой. Он понимал, что пить, когда ты всё ещё принимаешь лекарства — ужасная идея, но ещё хуже — пить в разгар войны. Но Чангюну казалось, что им с Кихёном нужно немедленно отвлечься. — Ого, он горяч! Как его зовут? — спросил Кихён, едва держась на ногах. — Не знаю, да и какая вообще разница? Он просто секс нахуй. Он хотел… Чангюн приблизился к Кихёну и передал все грязные слова, которые незнакомец нашёптывал ему на ухо. Тот ахнул и шагнул назад, и упал бы, если бы Чангюн не среагировал вовремя. Кихён был довольно лёгким, но всё равно было забавно наблюдать за тем, как рушится его недоступность. Чангюн повёл их прочь с танцпола к бару. Подняв бокал, он подбодрил друга: — За то, чтоб мы уничтожили этого ебаната О Чонсока и выиграли войну! Кихён поднял бокал, всем телом оперевшись на барную стойку: — И за то, чтобы мы доказали всем, что мы наилучшие! — Самые наилучшие! — добавил Чангюн и победно завизжал. — Так нельзя — ты не можешь говорить «самые наилучшие». Это же элементарные правила! Кихён хмурился, а Чангюн лишь закатил глаза и дал Кихёну отпить из своего бокала. У него самого уже было мутно перед глазами, хотя мозг ещё работал хорошо. Осознать то, что произошло сегодня, было не под силу в одиночку. А теперь у него, по крайней мере, перестало пульсировать в плече. Чангюн перевёл взгляд на другого горячего и мускулистого парня, который сам шёл к пьяному школьнику, изучая его глазами. Чангюн соблазнительно закусил губу, надеясь, что этот тип хотя бы купит ему коктейль или подрочит в туалете. Кихён положил руку ему на плечо, привлекая внимание: — Гюн, не надо! Повернувшись к нему, Чангюн посмотрел ему в глаза, не видя, впрочем, этих самых глаз. — Не надо что? Кихён кивнул в сторону горячего парня, который уже вовсю перемигивался с Чангюном. — Не надо… вот этого. Как же Хосок? Услышав имя лидера Наследников, Чангюн рвано выдохнул и попросил ещё один коктейль. — А что Хосок? — ответил он вопросом на вопрос. — Я не говорю, что ты не должен ни с кем заигрывать. Но у тебя же ещё остались чувства к нему, — Кихён выражался на удивление ясно, хоть и едва ворочал языком. — Я видел, как у тебя глаза загорелись, когда я сказал, что он — марионетка. У тебя как будто… ты меня сейчас, наверное, побьёшь… как будто надежда появилась. Большая надежда. Чангюн стиснул зубы, пытаясь заглушить голос в голове, твердящий, что Кихён говорит правду. Чангюн понимал, что это правда. Теперь, напившись вдрызг, он готов был признать, что всё ещё сильно любит Шин Хосока. — Даже если и так, даже если я и люблю его, то что? Что от этого меняется? Он так много хуйни от меня скрывал. Он позволил Хёрин собой управлять. Он разбил мне сердце, осмеял перед всей школой. Он раскрыл мои секреты. Я чуть не умер. Я просто хотел, чтобы мне больше не было больно. Как бы я хотел посмотреть на него и сказать, что я его ненавижу! Но я не ненавижу его, потому что каждый раз, когда я о нём думаю, мне хочется свернуться калачиком и заплакать, потому что он заставил меня думать, что меня кто-то может любить просто так, ни за что. Всем вокруг от меня что-то надо. Быть лучшим сыном, быть мудрым лидером, быть прилежным учеником. А он любил меня за то, КАКОЙ Я ЕСТЬ! Он заглянул ко мне в душу, и я думал, что так и должно быть. Я впервые подумал, что так и должно быть, что мне нужно быть собой, и вот он берёт и рвёт меня на части. Как я мог довериться ему? Зачем он это сделал? Чангюн повернулся к Кихёну, но тот лежал, закрыв глаза, на барной стойке. Чангюн почувствовал бедром вибрацию телефона в кармане. Это, наверное, звонили родители или Мингюн — искали его, потому что он так и не пришёл домой. Но Чангюну не хотелось идти домой и как-то мириться с тем, что у Ильхуна есть сын, что Руна вернулась в его жизнь и подружилась с Мингюном. Чангюну хотелось напиться и забыть обо всём. О Хосоке, которого он всё ещё до безумия любил. Дрожащей рукой Чангюн осушил бокал, который бармен успел подать во время его тирады. — Как ты можешь всё ещё любить его, Гюн? — спросил он сам себя и затряс головой. Всё потому, что у него светлое сердце. Как только они выиграют войну и между бандами всё уладится, Чангюн будет пить и трахаться столько, сколько потребуется, чтобы забыть Шин Хосока. Кихён, наклонившийся на стуле и начавший блевать прямо на пол, отвлёк Чангюна от мыслей. — Ради всего святого! — заорал бармен и уставился на лужу. Чангюн ухмыльнулся и вынес Кихёна под руки сквозь толпу, пока бармен не погнался за ними. Не хватало ещё, чтобы все узнали, что они несовершеннолетние. Уличный холодный воздух моментально привёл их в чувства, словно промчавшийся мимо товарный поезд. Чангюн поёжился и потащил бормочущего что-то друга за угол, где тот смог прочистить желудок до конца. Теперь и Чангюна затошнило. Он вынул телефон из кармана, поглядел на кучу непрочитанных и коротко сматернулся, поняв, что уже позднее, чем он думал. Почти три утра. — Бля, Ки, тебе пора домой. Твои родители, наверное, уже с копами все улицы обыскивают. Тот вытер рот тыльной стороной ладони и покачал головой: — Я сказал им, что ночую у Хёнвона. — Хитрый гадёныш, — засмеялся лидер Отшельников и радостно взял сигарету из пачки, которую Кихён протянул ему дрожащей рукой. Долго промучившись с зажигалкой, Чангюн наконец затянулся. Кихён отошёл немного и зажёг сигарету себе. Они стояли в тишине, позволив ночи смыть их клубные грехи. Кихён стряхнул пепел на землю и поднял глаза на Чангюна, прислонившегося к стене. — Ты же не собирался ничем заниматься с тем парнем? — А ты ревнуешь? — Чангюн смотрел на него сверху вниз. Кихён закатил глаза — как и ожидалось. — Да нет же! Ты в баре сознался, что всё ещё любишь Хосока. Чангюн фыркнул. Похоже, этот хитрый гадёныш не дремал, а всё слушал. — Ну и что, что всё ещё люблю? Знаешь, о чём я думаю? Я думаю, что если бы он реально меня любил, то попытался хотя бы поговорить. Отправить сообщение или записку — или на крайний случай ебучего голубя. Но он не отправил, а значит всё, что он тогда говорил, было правдой. Значит, он ни за что и никогда не мог бы влюбиться в такого, как я. Он бросил окурок на землю и раздавил пяткой. Ему снова невыносимо хотелось рыдать; как же он устал от этого. — Пойду поссу, — проговорил он и завернул за угол, не желая, чтобы Кихён сейчас на него смотрел. Свернув в ближайший переулок, Чангюн дал себе свободу и начал поносить себя и свой длинный язык. Он не хотел говорить того, что сказал. Он хотел держать свои мысли о Хосоке под замком, пока те не исчезнут. Он с нетерпением ждал дня, когда боль в сердце прекратится. Поэтому да, Чангюн собирался чем-нибудь заняться с тем парнем в клубе. Отвлечься от реальности. Использовать этого парня, чтобы перестать вспоминать о том, как губы Хосока целовали его грудь, а руки блуждали по всему телу. Но несмотря на то, что Чангюн сильно напился, думать он всё ещё мог и потому до сих пор не связался с тем парнем, который точно был совершеннолетним. Но как же хотелось забыться! Прижав затылок к холодной кирпичной стене, Чангюн закрыл глаза, желая, чтоб желудок уже успокоился. Завтра у них будет последний бой. Больше двух месяцев прошло с тех пор, как всё это началось, и завтра всё закончится. — ЧАНГЮН! Отчаянные крики Кихёна привели Чангюна в чувства. Он огляделся и увидел, что за углом двое мужчин тащат Кихёна в чёрную машину. Застегнув молнию до горла, Чангюн направился ко входу в клуб, трясясь от страха. Он прибежал вовремя и успел увидеть лицо человека на заднем сидении машины, в которую запихивали Кихёна. Это была Хёрин! Машина закрылась и умчалась в ночь. Чангюн взвыл и рванул за ней, будто не понимая, что догнать не получится. Лёгкие жгло, в висках стучала кровь, и через некоторое время Чангюн свалился-таки на асфальт. — Кихён! — орал он снова и снова, словно это могло вернуть назад его друга. В кармане завибрировал телефон, и Чангюн достал его. На экране светился номер похищенного парня, и Чангюн тут же принял звонок. — Здравствуй, Чангюн, — донёсся из трубки ядовитый голос той самой Хёрин. — Сука, вези его обратно! Она рассмеялась, и у Чангюна задрожали поджилки. — Думаю, я не смогу. Это наказание — для Кихёна и для тебя тоже. Или ты думал, что я тебе ничего не сделаю за то, что ты напал на моего отца? Знай же, что всё, что произойдёт с Кихёном, будет по твоей вине! На этом Хёрин бросила трубку. ------------------- Хосок проснулся, бодрый как никогда, хотя проспал лишь полночи на одном матрасе, брошенном на пол. Рядом, на кровати, сопела мать с блаженной улыбкой на губах. Выпутавшись из простыни, Хосок потянулся, размяв затёкшие конечности, и улыбнулся впервые за долгое время. В комнате было светло и свежо — как и во всём доме Руны. Направившись в кухню, Хосок услышал звуки счастливой семейной суеты. Сохун бормотал что-то, а Руна готовила завтрак. Из радио играла лёгкая музыка. Хосок встал на пороге, глядя на всё это и мечтая когда-нибудь быть таким же счастливым, как они. Руна, поймав его взгляд на себе, улыбнулась. — Как спалось? — спросила она, снимая яйца со сковороды. Пригладив пальцами растрёпанные волосы, Хосок улыбнулся в ответ: — Отлично, если не считать жёсткого матраса. Спасибо, что пустила нас. Я начну искать квартиру, как только получу первую зарплату, — сказал он и подмигнул, благодаря за всё, что Руна для них сделала. Она положила яйцо на тарелку напевающего что-то Сохуна и подмигнула в ответ Хосоку. — Всё для семьи. Она достала стакан из шкафчика и налила в него апельсиновый сок. — До сих пор не верится, что я отделилась от семьи вот уже как четыре года, а тут всего за неделю заново обретаю тебя и одного из Имов. Хосок неловко переминался с ноги на ногу, вспоминая неприятный вчерашний скандал. Он сел к Сохуну и начал его щекотать. — Сама думай, насколько ты можешь доверять Мингюну. Я о том, что он ведь из семьи Им. Потенциальный псих. Руна покрылась чуть заметным румянцем, продолжая раскладывать яйца по тарелкам. — Он другой. Он изменился. Выйдя из особняка Шинов, Хосок направился к дому своей двоюродной сестры. Не найдя её дома, он расстроился, но написав ей, на удивление получил код от дома. Руна написала, чтобы они чувствовали себя как дома. Широко улыбаясь и слушая песенку Сохуна, Хосок не ожидал, что совсем скоро всё полетит к чертям. В дом внезапно вошёл Им Мингюн, посмотрел на него и сразу бросился с кулаками. Тогда Хосок понял, почему Мингюна все так боятся, и всё же ему показалось, что он уступал в свирепости Чангюну. Ярость Мингюна вспыхивала быстро и быстро гасла, в то время, как ярость Чангюна долго вынашивалась в сердце и после этого уже никого не щадила. — Какого хуя ты тут забыл?! — взревел Мингюн, встав между ним и Руной. Девушка сразу вступилась за Хосока, прося оставить его в покое. Затем вступилась мать Хосока, и её спокойная речь помогла сгладить конфликт, и почти до утра Хосок объяснял всё, что с ними произошло. Все свои действия, движимые одной только паникой. Мингюн продолжал смотреть на него звериным взглядом. Потом Хосок узнал, что Руну приняли в семью Им. Ночь шла, и Мингюн почему-то становился всё более встревоженным, постоянно проверяя телефон. Когда он наконец ушёл, Хосок выдохнул с облегчением. — Как там Чангюн? — спросил он, надеясь, что Руна что-нибудь расскажет. Та сообщила, что Чангюн беседовал со всеми ними, но до сих пор ни Руна, ни Мингюн не понимали, как он всё воспринял. Затем она молча протянула Хосоку тарелку, а вторую оставила себе. Она села напротив него, и видно было, что её раздирают противоречивые чувства. — Давай не будем говорить о нём, ладно? Поешь вначале. Хосок положил кусок в рот, пытаясь отделаться от мыслей о бывшем. Яичница была восхитительной, но Хосок едва ли мог ей насладиться, думая лишь о причине тревоги Руны. — Бабушка Им хочет провести денёк с Сохуни, эй, солнышко, — Руна потрепала сына по волосам. Хосок заулыбался, думая о том, что Руна несёт груз всего мира на своих плечах с такой лёгкостью. На телефон пришло сообщение. «Да где ты нахуй», прочитал Хосок. Отправителем был Хёну. Хосок написал адрес, думая, появилась ли Хёну идея, как прекратить войну. Он повернулся к Руне и закусил губу. Должен ли он спросить? — Мне показалось вчера, что Мингюн хотел защитить тебя от меня. Руна вновь покраснела, и Хосок прищурился. Вот бы Кихён был здесь. Он так хорошо умел читать людей. Может, когда всё закончится, Хосок спросит у него, что происходит с Руной. — Я уже говорила, что он изменился. Это странно звучит, но он похож на Ильхуна. Повыше, конечно, и с татуировками, но всё равно как Ильхун. Она прикусила губу, глядя на сына встревожено. — Он сказал, что хочет защищать нас, сказал, что, раз забрал у нас Ильхуна, то теперь обязан поддерживать. Мне кажется, он действительно решил заботиться о нас… то есть, о Сохуне. Хосок замер, пытаясь собрать воедино кусочки пазла. Этот румянец, эта еле заметная улыбка… — Ты влюбилась в него что ли? Вы стали друзьями буквально вчера! Он подставил тебя, ты помнишь? Закатив глаза, Руна взяла пустые тарелки и встала из-за стола. Посуда отправилась в раковину. — Я не влюбилась в него, понял? Я просто… я рада, что теперь есть, с кем разделить боль и ответственность. Мингюн хочет исправить всё. Он был глупым подростком, обиженным на всё, постоянно ходил обдолбанный… — Руна повернулась к Хосоку. — Я не пытаюсь оправдать то, что он делал, пока учился в школе. Поцеловать меня для того, чтобы ранить Ильхуна — это подлый и отвратительный поступок. Я простила ему, но забывать это не собираюсь. Мингюн хочет искупить вину, а мне нужен кто-то, кто мог бы нас поддерживать. А он поддерживает. Хосок кивнул, решив, что раз Руна доверяет старшему из братьев Им, то Хосок тоже должен дать ему шанс. Но это всё равно значило идти по тонкому льду. Внезапно в дверь громко постучали. Руна закатила глаза и встала, сказав Хосоку, что это, скорее всего, соседка пришла о чём-то пожаловаться. Но на пороге стоял Хёну. — Прошу, скажите, Хосок тут? — послышался его дрожащий голос. Лидер Наследников поднялся со стула и подошёл к двери. Хёну выглядел ужасно — глаза были красные, а волосы безнадёжно растрепались. — Кихён, он… Хёрин… она похитила его… из клуба, там Чангюн, и она его увезла… она его убьёт! — Так, остановись! Хосок попытался успокоить друга. И заодно разобраться в том, что произошло. Хёну достал телефон и включил какое-то видео. Хосок сжался от ужаса. На экране были Хёрин и Кихён. Последнего привязали к стулу, заклеили рот; на лице виднелся огромный синяк. Хёрин была похожа на сумасшедшую, которая достигла грани нервного срыва. Она прокричала в камеру: — Им Чангюн! Ты думаешь, что твои дела сойдут тебе с рук! Ты работал с этим предателем, и из-за вас арестовали моего отца. Из-за тебя я потеряла всё. Но теперь пришла твоя очередь! Она схватила Кихёна за волосы и оттянула его голову назад. Тот завыл от боли, и у Хосока сжалось сердце. — Больше никаких игр. Война закончится сегодня в Центральной школе. Наследники против Отшельников. Бой насмерть! Видео закончилось. Хосок отшатнулся, словно его ударили. — Нет, нет, нет, нет, — бормотал он, и Хёну схватил его за плечи. — Она его убьёт! Она всех их поубивает. Мы должны её остановить! — кричал он. Руна подошла к ним сзади, глядя с волнением. Она положила руку Хосоку на спину: — Звоните всем, кому можете, и приказывайте не идти. Я позову Мингюна и вернусь за вами через полчаса. Мы должны остановить эту войну, пока не пострадало ещё больше людей. --------------------- Вчера «Монста» была заполнена людьми, радостно кричавшими, чтобы поддержать лидера, но сегодня здесь было тихо. Отшельники следили за Чангюном, который ходил по сцене взад и вперёд. Вчера они ребячились вовсю, но их нападение привело к худшим последствиям, чем кто-либо мог подумать. К смерти! Чжухон не решался пошевелиться, чтобы не злить Чангюна или кого-нибудь другого ещё сильнее. Он не решался пошевелиться, может быть, потому что тогда бы точно побежал отсюда, поджав хвост. Никто не ожидал, что произойдёт такое, но всё же каждый в глубине души знал, что и это возможно. Все знали, и теперь смотрели в телефонах на оцепеневшего Кихёна, который помог Чангюну победить отца Хёрин. Чжухона этот факт удивил даже больше, чем отношения Чангюна и Хосока. Может, он и правда предвзято относился к Наследникам — вот только теперь один из них отчаянно боролся со смертью. Чжухон подошёл вплотную к Чангюну, чтобы тот смог его услышать. Он потёр рукой немытое лицо. Его изрядно помотало — видимо, из-за того, что он всю ночь отрывался с ебучим Ю Кихёном. Чжухон старался не ревновать; Чангюн приблизился к нему; от него несло перегаром и потом. — Чувак, что мы творим? Этот вопрос отрезвил Чжухона. Чангюн казался таким уверенным с тех пор, как пытался покончить с собой. Таким уверенным, что смог разделаться с Наследниками за каждый их грех. А теперь Чангюн выглядел таким потерянным — как, собственно, и Чжухон. Тот, не думая, взял его за руку, показывая, что он друг, и он ещё рядом, несмотря на всё. Даже пусть Чангюн обратился за помощью к другим. Опять. — Без понятия; но я знаю тебя, и ты точно что-нибудь придумаешь! — прошептал Чжухон в ответ. Чангюн забегал глазами, а затем кивнул. И наконец повернулся к Отшельникам, глубоко вздохнув. — Хёрин вызвала нас на последний бой насмерть, — он смотрел в пол. — Прежде всего, я хотел бы перед вами извиниться. Я ввязал вас в войну, потому что хотел отомстить тем, кто сделал мне больно. Я втянул в это Кихёна, потому что он тоже хотел поставить Хёрин на место, но всё закончилось хуже, чем мы думали. Отшельники, казалось, встрепенулись, услышав дрожь в голосе лидера. Значит, тот Чангюн, которого они все знали и любили, никуда не пропал после того, как пытался покончить с собой. Чжухон, поняв это, улыбнулся; банда, несмотря на всё, продолжала смотреть на лидера с благоговением. — Это всё из-за меня, и поэтому я должен встретиться с Хёрин один на один. Отшельники возмутились. Чжухон ругался громче всех. Он не позволит лучшему другу идти на верную гибель. Чангюн продолжил говорить, и крики умолкли. — Хёрин вызвала меня, и я не хочу никого из вас больше в это ввязывать, потому что вы уже достаточно пострадали. — Мы же Отшельники! — выкрикнул кто-то. — Да! — поддержали его из толпы. — Мы не дадим босса в обиду! — крикнула какая-то девчонка. Кто-то подошёл к Чангюну сзади — это был Гонхи. — Мы Отшельники, и мы всегда будем с тобой. Не только потому что ты наш лидер, а потому что мы верим в тебя! Ты о нас заботишься, и поэтому мы тебе доверяем. Мы тебе доверяем! Поэтому сегодня ты не пойдёшь один; может быть, Хёрин и звала тебя одного, но этим она разбудила в нас диких зверей! Из толпы загудели согласные голоса. Чангюн, срывая голос, пытался их успокоить. Чжухон почувствовал энергию бандитов и, подойдя к лучшему другу, крепко обнял его. — Ты не сможешь от нас избавиться, Гюн. Мы с тобой повязаны навсегда. ----------------- Небо грозно чернело над городом. Под конец дождливого сезона оно решило зарядить людей финальной грозой. На землю падали крупные капли, играя симфонию, и, тем не менее, Отшельники слышали лишь ужасающую тишину, собираясь в назначенном месте. Готовясь к тому, что грядёт. Что бы не случилось, этот день изменит их жизнь навсегда. Чангюн засунул руки в карманы, чтоб они не тряслись. Последнее время они не переставали трястись, и он уже боялся, что не сможет держать биту, которую одолжил у Чжухона. — Очередная пиздилка, — сказал Чангюн тихонько, надеясь придать себе энергии. Не сработало. Он не знал, почему, но ярость, которая жгла его с тех пор, как он выписался из больницы, совсем угасла. Её больше не было. Сейчас Чангюн чувствовал себя потерянным одиноким ребёнком, который играет в игру, не зная её правил. Ему хотелось вернуться назад во времени и снова читать рэп с Чжухоном. Воссоединиться с семьёй — в том числе и с её новыми членами. Хотелось вернуться к нормальной жизни, даже пусть и без мира между бандами и отношений с Хосоком. С другой стороны, у него остались бы Чжухон и Диор, с которыми ему всегда было хорошо. Ожидая прибытия врага двести Отшельников переминались с ноги на ногу. Дождь испортил всем настрой, но уходить никто не собирался. Они готовились к этой битве многие годы. — Да где они? — шептал Минхёк, стоявший у лидера за спиной, и вглядывался в даль. Чангюн прикусил щёку изнутри, думая о том же самом. Может, это ловушка? — Давайте уже, трусы! — заорала Диор. Остальные Отшельники тоже начали кричать. У Чангюна сбилось дыхание, когда он увидел в тумане фигуры. Толпу вёл Фаддей. За ним шли измотанные охранники, которых они недавно избили, и школьники. Чангюн нахмурился, поняв, что настоящих Наследников среди толпы было совсем немного. — Где, блять, Хёрин? — крикнул Чжухон. У Чангюна сердце упало в пятки; он изучал взглядом толпу. Хёрин не было, как и всех верхушек банды Наследников. Расправив плечи, Чангюн вышел вперёд, напустив на себя самое злобное выражение, на которое был способен, но всё ещё не чувствовал внутри злости. — Даже теперь Хёрин отправляет вместо себя своих псов. Она так нас испугалась? — прокричал он через дождь, застилающий глаза. Нетрудно было догадаться, что Фаддей сейчас ухмыляется; Чангюн напрягся. Тут что-то не так. — Ей не хочется марать руки о кровь Отшельников. Она решила предоставить мне разорвать вас на части, пока она сама будет наблюдать. Значит, Хёрин здесь. Отлично. Фаддей мялся на месте и глядел на Чангюна. Тот жестом подозвал его подойти ближе. Отшельники побежали в атаку, когда землю осветила молния. Небо наконец увидело столкновение, которое назревало столько лет. Чангюн слился с толпой и потерял из вида своих друзей. Это было просто сумасшествие. Кулаки, биты и другие предметы для битья летали над Чангюном; он яростно отбивался от ударов. Он повалил на землю одного из охранников и наступил ногой ему на живот, а затем увернулся от бейсбольной биты Наследника. Тот спустя миг ударил Чангюну ногой в грудь. — На землю, сука! — заорал тот, повернувшись к Наследнику лицом. Он уже перестал считать, скольких людей повалил с ног и сколько раз чуть не упал сам, но продолжал бороться, несмотря на боль. Зная, что должен закончить этот бой и эту войну, чтобы спасти Кихёна и своих друзей. По его виску текла тёплая струйка крови — его несколько раз ударили туда битой. Рёбра ломило после того, как его поколотил какой-то огромный Наследник. Рукав рубашки порвался; на руке виднелась глубокая ссадина. Когда Чангюн ударил в лицо очередного незнакомого Наследника, он отшатнулся; руки ужасно ломило. Молния снова осветила небо, и Чангюн поглядел наверх, на школьную крышу, и перестал дышать. На крыше стояла Хёрин, наблюдая за боем с ликованием. У её ног лежал связанный Кихён с кляпом во рту, всего в нескольких дюймах от края. Хёрин встретилась глазами с Чангюном и помахала ему ручкой. Она словно смеялась над ним. Расталкивая сражающихся Отшельников, Наследников и охранников, Чангюн наконец нашёл Чжухона. Его лучший друг бился с двумя Наследниками сразу — с двумя тощими десятиклассниками. Он повалил их на пол одним взмахом биты. — Чжу! Чжухон! — кричал Чангюн, стоя у Чжухона за плечом. Тот было замахнулся битой, но опустил её, увидев друга. У Чжухона была разбита губа, а на лбу виднелся большой рубец; Чжухон грозно глядел по сторонам. Его, казалось, совсем не волновала кровь, запачкавшая его воротник, — чужая или его собственная. — Кихён у Хёрин. Слишком измотанный, чтобы объяснять, Чангюн указал на школьную крышу, где Хёрин уже схватила Кихёна, лежащего у края, и потащила куда-то. Чжухон обматерил её, а потом повернулся к Гану, который колотил какого-то охранника. — Ган, проследи тут за всем. Не дай им победить. Мы идём за Хёрин. Ган, который был всегда рад избить кого-нибудь, поднял палец вверх и продолжил бить охранника. Друзья поспешили в школу со всех ног. Парадные двери были распахнуты — их вскрыли Отшельники или Наследники — и Чангюн с Чжухоном были этому рады. Чангюн бежал впереди, пустив всю энергию в ход, чтобы успеть вовремя. Он ни капли не сомневался, что, независимо от исхода боя, Хёрин собиралась навредить Кихёну. Чангюн не позволит ей этого сделать. Кихён доказал, что ему можно доверять, и за короткое время стал для него другом. Они преодолели последний пролёт лестницы, где несколько недель назад Чангюн столкнулся с Хосоком. Чангюн побежал было дальше, но Чжухон вскинул руки, останавливая его, и их кроссовки заскрипели по полу. Перед ними стоял запачканный кровью и очень злой Фаддей. У него часто вздымалась грудь; он дышал сквозь стиснутые зубы, и это хриплое дыхание было слышно во всём коридоре. Как он успел подняться наверх раньше них — загадка, но он, судя по всему знал, что они побежали за Кихёном. Это была ловушка. — Почему ты остался ей верен? Её отца арестовали, и теперь у неё нет ничего. Ничего! Теперь ты не обязан это всё делать, — заорал Чангюн слегка ненормальным тоном. Фаддей ухмыльнулся — ему выбили два зуба. — Думаешь, я делаю это ради этой мелкой пизды? Нет! Я делаю это, потому что я ненавижу Отшельников. А тебя, — он ткнул пальцем в Чангюна, — а тебя я хочу порвать на куски! Чжухон загородил друга, встав перед ним. Он поднял биту, всю испачканную в крови, и направил её на Фаддея: — Хочешь порвать его? Сначала придётся порвать меня. Фаддей сплюнул и бросился на парней без всякого предупреждения. Но Чжухон взмахнул битой и ударил его в бок. — Иди, Гюн. Я справлюсь с ним, — выдохнул он, уворачиваясь от тяжёлого кулака Фаддея. Чангюн разрывался между спасением Кихёна и помощью Чжухону. — Иди! Он побежал к двери и распахнул её. Дождь закончился; тучи разошлись, и теперь город погряз в тумане. Чангюн влетел на школьную крышу и чуть не поскользнулся у лужи. Он оцепенел. Хёрин нигде не было, а вот Кихён лежал на мокром гравии. Всё ещё связанный и с кляпом во рту. А рядом с ним на коленях стоял Хосок. --------------- Хосок попросил Руну ехать быстрее, но машина уже достигла предела скорости, и ехать быстрее они не могли. По обе стороны от Хосока сидели Хёнвон и Хёну, не знавшие, куда себя деть от паники. Хосок чувствовал себя так же. — Ради всего, блять, святого, Гюн, возьми трубку, — бормотал Мингюн, а затем швырнул телефон на колени. По его виду можно было сказать, что он вообще сегодня не спал: мешки под глазами сделались заметнее, уголки губ были опущены. — Вы не думаете, что они реально могли поубивать друг друга? — спросила Руна, аккуратно заворачивая за угол. Мингюн смерил её нечитаемым взглядом. — Помнишь моего друга, Джуниора? Так вот, «Монста» сейчас принадлежит ему. Он сказал, что все окончательно собрались на бой. Он очень волнуется, а значит, на это есть повод. Хосок пытался не обращать внимание на тошноту и потрогал нож уже пятый раз с момента, как они сели в машину. Напоминая себе, что он готов на всё, чтобы разделаться с Хёрин, уберечь людей и, если повезёт, вернуть Чангюна. Сидевший рядом Хёну не переставал дёргать ногой, сходя с ума от тревоги. Хосок не знал, как приободрить друга; казалось, сейчас Хёну вообще забыл, что такая существует такая вещь, как спокойствие. Когда они подъехали к школе, Хосок прохрипел что-то нераздельное, увидев, как Отшельники и Наследники яростно бились друг с другом. Это было совсем не похоже на их обыкновенные драки; это было что-то помасштабнее — прямо как в фильмах. Мингюн уже выпрыгнул из машины, а Руна даже не успела заглушить двигатель. Он, несомненно, думал уже лишь о том, как найти и спаси своего младшего брата. Руна окликнула его, но Мингюн уже убежал — его широкая спина исчезла в воющей толпе. — Блять, нам нужно придумать какой-то план, а не просто бежать… Хёну! — закричала Руна, когда тот побежал за Мингюном, крича что-то про Кихёна. Вскоре и Хёну скрылся в большой толпе. Оставшиеся трое подошли к углу школы, наблюдая за тем, как две стороны пытаются переубивать друг друга. Хосоку стало легче, когда он увидел, что с Отшельниками борются, по большей части, охранники, и лишь небольшая часть Наследников. Хосок с ужасом глядел, как Сомин — девочка из его группы по математике — свалилась от удара охранника. Раздавались крики и вой, и битва продолжалась. Хёнвон, стоявший за Хосоком, негромко вскрикнул. Поглядев туда, куда смотрит друг, Хосок увидел, как упала на землю Диор. На неё сел огромный парень и начал колотить её. — Диор! — заорал Хёнвон и ринулся к ней, продолжая повторять имя девушки. Подобравшись близко к Наследнику, он сбросил его с Диор одним ударом кулака. — А ну убирайся! Хосок побежал было вперёд, но остановился, не зная, идти помогать Хёнвону или искать Хёрин. Ему показалось, что он увидел Чангюна, но потом этот мальчик сразу скрылся опять в толпе. А потом Хосок увидел её. Хёрин наблюдала за боем с неприкрытым ликованием в глазах. За ней на коленях стоял Кихён. Повернувшись к толпе, Хосок громко позвал Хёну, но его голос растворился в гуле криков и воплей. — Иди! Я попробую справиться сам и найду твоих друзей. И позвоню в полицию! Хосок знал, что только так можно будет остановить бойню прежде, чем всё зайдёт слишком далеко. Благодарно кивнув, Хосок побежал к школе. Путь к крыше был пуст и Хосок, к счастью, отлично его помнил. Когда его жизнь пошла под откос, крыша стала для него чем-то вроде убежища от Хёрин и Наследников. Хосок перепрыгивал через ступеньку. Чем выше он поднимался, тем хуже различал крики Отшельников и Наследников внизу и слышал лишь своё сбитое дыхание. Не успел Хосок достичь конца лестницы, как услышал, что дверь на крышу открылась. Втянув воздух, он скрылся в одном из дверных проёмов последнего этажа, а с крыши спустились две фигуры. — Будь здесь и проследи, чтобы никто не прошёл, кроме Чангюна, понял? — голос Хёрин разлетелся эхом по этажу, и Хосок сильнее вжался в стену. Он услышал, что Хёрин пошла по лестнице. Хосок закусил губу, удерживая себя, чтобы не посмотреть им вслед. Кихён сейчас, может быть, ранен. — Вот же сука, — пробурчал Фаддей совсем рядом с Хосоком и зажёг сигарету. Он перегнулся через перила, глядя, не идёт ли Чангюн, а к Хосоку повернулся спиной. Тот в последний раз посмотрел на Фаддея и стал подниматься на крышу, на которой должны быть Кихён и Хёрин. Всё время идя вдоль стенки, Хосок наконец дошёл до угла и обогнул его, поглядывая иногда на Фаддея; тот вовсю изучал лестницу. Хосок тихонько открыл дверь, скользнул внутрь и закрыл её так медленно, как только мог. Вздохнув, он повернулся и поспешил, скользя по гравию, к Кихёну, лежавшему на полу. Он сел перед другом на колени и увидел у него на лбу большую кровоточащую рану. — Ки! Кихён! Тот тихо простонал и разлепил глаза. — Хёрин, она… Кихён поморщился и попытался встать. Хосок толкнул его обратно, и тот снова лёг со стоном. Звук открывшейся двери привлёк их внимание, и Хосок забыл, как дышать. Сквозь пелену тумана он увидел того единственного, из-за кого его сердце страдало который день. Им Чангюна. Тот резко остановился, вытаращив глаза, когда увидел Хосока с Кихёном. По его лицу пробежалась тысяча эмоций, но в конце концов победила ярость. — Отошёл от него! — прошипел Чангюн Хосоку. — Он ничего не сделал, Гюн, — прохрипел Кихён, догадавшись, что Чангюн разглядел все его ссадины и синяки. Хосок укладывал его у стены. Кихён закрыл глаза и молчал долгое время, но потом начал говорить, глубоко вздохнув: — Это она меня побила. До сих пор голова болит. Чангюн прикусил губу; Кихён, видимо, снова потерял сознание. Хосок замер, не в силах пошевелиться, и глядел на парня, которого всё ещё очень любил. Хосок так долго думал, что скажет ему, когда они снова встретятся. Скажет, что очень виноват перед ним. Что всё ещё любит Чангюна так, что сердце разрывается. Но сейчас все слова исчезли, и Хосок просто смотрел в холодные глаза Чангюна. — Гюн! — наконец выдавил он. Вкладывая в голос мольбу о любви, которая у них была когда-то. Чангюн бросился к нему, но Хосок не сдвинулся с места, несмотря на нахлынувшую волну страха. Он не может сейчас показывать страх. Он должен показать Чангюну, что может быть смелым. Что готов бороться за них двоих. — Это и был твой грандиозный план, Шин? Эй! Начать войну, хотя сам не умеешь драться? Навредить Кихёну? Навредить МНЕ? У Чангюна дрогнул голос, выдавая, насколько его задела встреча с Хосоком. — Зачем ты это сделал? Хосок покачал головой и шагнул ближе к Чангюну. — Потому что я был трусом. Вдалеке послышался удар грома, но дождь уже совсем стих, и вместо него чувствовался лишь жуткий холод. — Я был трусом. Я так боялся говорить тебе правду! Боялся заступиться за себя и, в конце концов, начал рушить всё вокруг. Маска Чангюна дала трещину. Находиться один на один с тем, кто причинил ему столько боли, было не под силу этому мальчику, который был и так истощён. Хосок скривился, заметив проблеск глубокой боли в глазах Чангюна. Хосок сделал ещё один шаг вперёд, собираясь выложить свою собственную боль: — В прошлом году мой брат снял половину денег с наших счетов и сбежал. В это время началось расследование. В доходах моей семьи нашли что-то сомнительное и заморозили все наши счета на время расследования. Мы обанкротились. Я тогда только начал встречаться с Хёрин, потому что все от меня этого ждали, и это сделало бы моего отца счастливым. А я боялся перечить ему. Чангюн свёл брови вместе, пытаясь переварить сказанное Хосоком. Ему это оправдание показалось плохим, но всё-таки он решил дослушать Хосока. Тот, не дождавшись никаких возражений, продолжил: — Потом семья Хёрин стала одалживать нам деньги. Я-то, дурак, думал, что это только затем, чтоб я продолжал с ней встречаться. Я решил, что если повстречаюсь с ней до конца года, ничего плохого не будет. Я заберу все деньги, которые мне дали, и сбегу вместе с мамой. Но в моей жизни появился ты, и всё перевернулось вверх дном. Я влюбился! Чангюн отвернулся и прорычал: — Влюбился в меня? Разве ты не говорил, что никогда бы не смог влюбиться в такого, как я? Сейчас или никогда. Он должен доказать Чангюну, что все его слова были неправдой, что его заставили всё это сказать. Он должен доказать Чангюну, что влюбился в него на самом деле. — Я никогда бы сам такого не сказал. Ты — лучшее, что со мной случалось. Хёрин принудила меня всё это сказать. У меня не было выбора. Она угрожала, что убьёт тебя и мою маму, поэтому я не мог не подчиниться. Я знал, что она точно убьёт вас. Я сказал всё это, чтобы спасти тебя, потому что я тебя люблю! Чангюн больше не мог стоять молча. Он часто и прерывисто дышал; мысли в голове бегали с бешеной скоростью. Хосоку хотелось крепко его обнять и снова почувствовать в руках его тепло. Находиться так близко было просто невыносимо. Чангюн глубоко вздохнул и попятился, совершенно запутавшись. — Нет?.. Да нет! Тебя не могли заставить такое сказать! Если бы ты меня любил на самом деле, ты бы мне всё рассказал! Всё рассказал в самом начале. Но ты врал! Я так долго, блять, держался, но ТЫ меня всё-таки сломал. Я отдал тебе всю душу без остатка. Моё тело! Всё! А ты просто… Хосок поник, а ярость Чангюна, которая копилась так долго, наконец нашла выход. Из глаз потекли слёзы; Чангюн пытался взять себя в руки, но голос неумолимо дрожал. — Если бы мой брат не успел вовремя, меня бы уже не было! И всё из-за чего? Из-за того, что Хёрин тебя себе подчинила?! Хосок, мотая головой, подошёл ближе: — Не просто подчинила. И мой, и её отец ввязались в настоящий криминал. И ты это уже понял! Ты атаковал компанию О. Я думал, что Хёрин отомстит тебе. Она сказала, что если я не сделаю то, что она говорит, то она убьёт тебя. И я решил, что уж лучше не быть с тобой, чем потерять тебя насовсем. Теперь Чангюн вообще отвернулся от него. У него часто вздымалась грудь. — Почему ты ничего не говорил? Если ты реально меня любил, то почему скрывал всё это? Хосок двигался ближе, и в конце концов остановился, когда они были настолько близко, что могли чувствовать напряжение между друг другом. — Я не говорил, потому что был гордым идиотом. И, прежде всего, я не хотел, чтобы ты стал думать обо мне плохо. Я не знал, что можно по-другому. Я не хотел, чтобы кто-то знал о том, что у меня происходит. Даже Хёну до последнего не был в курсе. Чангюн оглянулся на Хосока через плечо, но ничего не сказал. Хосок знал, что следующий шаг должен сделать он сам. Самый важный шаг. — Я запутался. Я был трусом! И если бы я мог повернуть время и всё изменить, то я бы изменил. Всё бы изменил — только продолжил бы любить тебя. Я знаю, что ты мне не веришь — я и не прошу тебя верить. Но если ты позволишь мне, я всю оставшуюся жизнь буду доказывать, что я люблю тебя. Я всё сделаю для тебя. Я не прошу тебя простить меня и, тем более, принять обратно. Но я всегда буду тебя любить. Чангюн развернулся — и всё тепло мира, казалось, было заключено между ними. Он поднял было руку, чтоб дотронуться до Хосока. Но опустил её, а Хосок осторожно коснулся его щеки. И всё в мире словно встало на свои места. Чангюн тихо кашлянул и подался навстречу руке Хосока. Он не хотел прерывать это прикосновение; у него кружилась голова от одной мысли о том, что Хосок сейчас перед ним стоит. Он касался его с такой небрежной непринуждённостью, что Чангюн не мог отвести от него взгляд. Стены, которые он воздвиг вокруг своего сердца, рухнули, и все эмоции вырвались наружу. Чангюн знал, что должен отшатнуться, но ноги не слушались. Он снова почувствовал все те эмоции. — Я так виноват перед тобой, — выдохнул Хосок и коснулся лбом лба Чангюна. Он уже ничего не видел за пеленой слёз и упал в объятия Хосока, убедившись, что жутко по ним скучал. Когда Хосок был так близко, Чангюн забывал обо всём. И о прошлой неделе, когда Хосок сказал ему столько жестоких слов. — Хотел бы я тебя ненавидеть. Я думал, что и правда ненавижу. Но, оказалось, нет, — выдавил из себя Чангюн, до сих пор ощущая ком в горле. Он должен оттолкнуть Хосока, включить мозг и вспомнить, что даже если Наследник, казалось бы, говорит правду — это всё равно ложь. Он должен ненавидеть Хосока. Всё это Чангюн твердил себе с момента их ужасного расставания. Он должен ненавидеть Хосока. И, когда подвернётся момент, должен отомстить ему с такой же жестокостью, что с какой до этого поступили с Чангюном. Но теперь Хосок цеплялся за него так отчаянно, будто лишь Чангюн связывал его с этим миром. Был глотком свежего воздуха в облаке смога. — Я люблю тебя! — тихо заплакал Чангюн. — Я думал, что защищаю тебя. Я думал, что уберегу тебя от Хёрин, а в итоге ты чуть не умер. Чангюн отстранился, ища что-то в лице Хосока. Но в глазах у него была одна боль и презрение к себе — у Чангюна сжалось сердце. А от таких искренних слов становилось только хуже. Не думая ни секунды, Чангюн прижался к губам Хосока, целуя со всей обжигающей силой, которая появилась в нём, когда всё встало на места. Хосок прижал его ближе. Дверь на крышу открылась, заставив их разорвать поцелуй. Чангюн охнул — на крышу, спотыкаясь, вышел Чжухон. Он, казалось, не понимал точно, где находится, и держался за голову. Даже при плохом свете Чангюн увидел кровь, текущую по его лицу. — Гюн, это была ловушка, она… Качаясь взад и вперёд, Чжухон упал-таки на пол, потеряв сознание. В дверях появилась Хёрин. Её волосы развевал сумасшедший ветер; в глазах её сверкал такой же сумасшедший блеск. В правой руке она держала пистолет и целилась им прямо Чангюну в сердце. Тот сжался от ужаса; Хосок потянул его к себе за руку. — Ты всё испортил! — крикнула Хёрин. — Этот город должен быть моим. МОИМ! Всё, что мне нужно, это избавиться от грязных Отшельников, и мы станем полноправными королями этого поганого места. Ты мне всё время мешаешь! Я должна была тебя пристрелить, когда у меня был шанс, а теперь мой отец в тюрьме! Всё из-за тебя! Чангюн сглотнул, глядя в дуло пистолета, направленное на него. Чжухон пришёл в себя и пытался встать, но у него не хватало сил. Чангюн заставлял себя держаться. Хёрин неуравновешенная. Непредсказуемая. Нельзя ввязывать в это Чжухона. Ей нужен Чангюн и только он. Хёрин бросила взгляд вниз — Чжухон снова потерял сознание. Пистолет в руке дрогнул. Хосок мялся на месте — он хотел подбежать к ней, но Хёрин вновь посмотрела на них и навела пистолет на цель. — А ты! Жалкий глупенький Хосочек. Идеальная марионетка. Пора отрастить яйца! Сейчас ты только мешаешься. Но это неважно. Хёрин засмеялась и подошла к лежащему Чжухону. Чангюн весь затрясся от страха, но потом вдруг пришёл в ярость. Он должен защитить своих друзей. И Хосока. — Я засадил твоего папашу, засажу и тебя. Хёрин усмехнулась, остановившись в двух метрах от них. — Хочешь меня остановить? У тебя не выйдет. Ты не понимаешь, что я уже выиграла? У Чангюна тоже вырвался из груди смех; он продолжал смотреть в дуло пистолета. Затем он перевёл взгляд на Кихёна и Чжухона, которые лежали без сознания. Вот бы они очнулись! Вдруг рука Чжухона дёрнулась — он словно почувствовал страх друга. Всё, что требовалось от Чангюна — это потянуть время. — Как же ты могла победить? У тебя ничего нет! Охранники верны только денежкам. Наследники верны Хосоку. А твой драгоценный папаша арестован, так что денег у тебя нет! Ты не богаче Отшельника — а ведь ты их так ненавидела… Что планируешь теперь делать? Чангюн перебегал глазами от Чжухона к Кихёну, а потом снова посмотрел на Хёрин, ожидая ответа. Она пожала плечами: — Мстить, конечно, — она оглядела крышу и засмеялась. — Забавно же всё заканчивается! Как говорится, в история повторяется. Вспомни, как всё начиналось. На крыше школы произошла битва Отшельников и Наследников. Лидер Отшельников застрелил свою бывшую, а потом и себя. Настоящая справедливость! Чангюн застыл, поняв, что Хёрин собирается их убить, а они ничего не могут сделать. — Ладно, но перед этим придержи-ка курок и ответь мне на последний вопрос. Это ты заставила Хосока бросить меня? Закатив глаза, Хёрин вздохнула. — Ну конечно, я. Он бы и банк ограбил, если бы я ему сказала. Я знаю его слабые места — ты и его замечательная мамочка. Придурок! Ты так к ним привязан! Хотя, надо признать, я чуть не всплакнула, когда вы расстались. Видел бы ты своё лицо, Чангюн. Вы оба просто мне мешаете. Издав дикий вопль ярости, Хосок бросился вперёд, и время будто замедлилось; по округе эхом разнёсся грохот выстрела. Чангюн отшатнулся, но не почувствовал боли в груди. Хосок, загораживающий его, перестал мяться на месте и схватил своё плечо. Там вокруг раны расплылось кровавое пятно. — Нет! — крикнул Чангюн, когда Хосок упал на гравий. Хёрин и сама испугалась — она не ожидала, что когда-нибудь сможет выстрелить в человека. Хосок взвыл — боль от пули наконец дала о себе знать; Чангюн шагнул к нему, желая обнять его. — Остановись, Хёрин! Это сумасшествие! — закричал он, когда наконец понял, что всё это происходит на самом деле. Но Хёрин подняла пистолет, целясь ему в голову; её нерешительность сменилась невинной радостью: — План изменился, Чангюн. Ты умрёшь первым, а смотреть на это будет Хосок. Она переместила палец на курок, и Чангюн наконец начал действовать — он сократил короткое расстояние между ними в один прыжок, а затем ударил её со всей силы, заставив уронить оружие. Они свалились на пол, но Хёрин тут же поднялась на ноги. Встав за ней, Чангюн толкнул её, и они начали драться за пистолет. В другой раз он быстро бы одолел Хёрин, но тогда он был слишком вымотан, ещё и порезы на руках вновь напомнили о себе. Он держался на одном только адреналине, и двигало им одно только желание победить Хёрин. Пока они отбирали пистолет друг у друга, Чангюн и не подозревал, что они подходят всё ближе к краю крыши. Если они упадут, это будет грандиозно. Хосок попытался подползти к ним; от пулевой раны навалила слабость и головокружение. Он закричал, чтоб предупредить их, но они двигались всё ближе и ближе к краю. Хёрин вырвала у Чангюна клок волос, а тот ударил её локтём в живот. Он заскользил по мокрому гравию и почувствовал стопой край крыши. Чангюн потерял равновесие и выпустил Хёрин, а затем голова у него закружилась так, словно он сел на крышу быстрого поезда. — Хёрин, остановись, мы уже на краю, — взмолился Чангюн, понимая, что если он упадёт, делу уже ничего не поможет. Но девчонка не хотела слушать. Её поглотила тьма, и она продолжала толкать их дальше и дальше. А потом до Чангюна дошло, что она всё понимает. И толкает их прямо к смерти. Это был её план — убить их обоих. Тот самый план мести. К ним подполз Хосок; пристреленная рука свисала вдоль тела. — Чангюн! — крикнул он, как ему показалось, громко, но на самом деле его едва ли кто-то услышал. — Хёрин, прошу, — взмолился Чангюн, ослабив хватку и позволив Хёрин вырваться. Он потерял равновесие и чуть не свалился вниз. Он посмотрел туда, и его затошнило; земля внизу, казалось, с нетерпением ждала, когда он упадёт. Из руки Хёрин выскользнул пистолет и упал вниз. Наступила тишина. Крики дерущихся внизу бандитов, вой ветра — всё померкло, когда взгляды Хёрин и Чангюна встретились. Их обоих поглотила пропасть безразличия, но Чангюн всё-таки выпустил последнее слово: — Умоляю. Но Хёрин не отошла от него. Наоборот, она приблизилась и взяла Чангюна за воротник. А потом они оба упали в пропасть. — Нееееееет! — закричал Хосок, подняв живую руку и вытаращив от ужаса глаза. Мир, видимо, свернул на кривую дорожку. Чангюну показалось, что он слышал крик; он мотал руками в поисках чего-нибудь, на чём можно нормально повиснуть. Пальцы нащупали маленькую точку прослушки. Чангюна неистово качало из стороны в сторону, но теперь он повис параллельно школьной стене. Хёрин с криком пролетела мимо него — слишком быстро, чтобы Чангюн мог её поймать. Она упала на землю; её уже не было видно в темноте. Чангюн повертел головой и увидел Хосока, нагнувшегося к нему с крыши. Из его глаз лились слёзы, но, увидев Чангюна, он облегчённо выдохнул. Теперь Чангюн был уверен, что это Хосок ему кричал, чтоб он дал ему руку, но в ту минуту у Чангюна слишком звенело в ушах. — Давай руку. Пальцы Чангюна едва не соскользнули. — Я не могу. Это была правда — если Чангюн отпустит руку хоть на секунду, то сразу упадёт вниз. Но от края крыши его отделяло всего несколько сантиметров. Хосок нагнулся пониже и взял запястье Чангюна, давя пальцами на только-только зажившие раны. Чангюн поднял глаза и сразу понял, что происходит. Он почувствовал эту силу в руках Хосока и стал разжимать пальцы. Здоровая рука Хосока, державшая правое запястье Чангюна, потянула его наверх с невероятным трудом. — Хосок! Хосок, посмотри на меня, — сказал Чангюн, понимая, что сейчас решается его судьба. Хосок перевёл на него глаза, полные слёз. — Отпусти меня! Тот начал возмущаться, как и ожидал Чангюн. — Что? Нет! Чангюн, просто потерпи немного… Хосок пытался поднять его, но Чангюн видел, что он просто скользит по гравию. Если он не удержится, вниз к Хёрин полетят ещё два человека. — Хосок, пожалуйста. Если ты меня не отпустишь, мы оба упадём; у меня нет сил, чтобы подняться. — Помогите, кто-нибудь, помогите! — заорал Хосок, надеясь, что кто-нибудь из тех двоих без сознания проснётся. — Я прощаю тебя! — проговорил Чангюн, окончательно разжав пальцы. Он весь дрожал от осознания того, что сейчас произойдёт. Хосока поглотила паника; он схватил запястье крепче, но этого всё равно было недостаточно, поэтому он продолжал скользить к краю. Чангюн видел, что его рука долго не выдержит. — Нет, нет, нет, нет, ну же! — кричал Хосок. — Отпускай. Я люблю тебя. Хватка на запястье наконец разжалась, и Чангюн почувствовал, что выскальзывает из руки Хосока. Он закрыл глаза, уже готовый к смерти, но вдруг его запястье схватила другая пара сильных рук. — Я держу тебя, Гюн. Он распахнул глаза и увидел Мингюна, сидящего рядом с Хосоком. Он вспыхнул, чувствуя, что его тело поднимают на крышу. С помощью Хосока Чангюн перевалил на гравий, а Мингюн вытянул их подальше от края и обнял. — О Господи, они живы, — послышался взволнованный голос Руны позади. Она стояла в конце лестницы, открыв дверь, и смотрела на троих развалившихся на гравии. Спасённый, Чангюн вдруг вернулся в реальность. Впервые за много лет он вжался в плечо брата и зарыдал. Пара тёплых рук обвили его и Хосока, и они подняли глаза в небо.