У меня никого — только ты, Только ты и моё бессилие, Серафимы летят с высоты, Рассекают меня крыльями. Быль смешалась в одно с небылью, Я, конечно, привру для красоты, Что у меня никого не было, У меня навсегда только ты, У меня только ты… Princesse Angine «Бессилие»
***
Занятия через некоторое время всё же возобновляются, когда основная волна проблем, поднятых появлением Бездонного омута, решается. А между Великими орденами, за исключением ордена Вэнь, завязывается определённого рода тайная переписка, о чём невзначай с Лань Чжанем делится Сичень, потому что раз уж брат предложил обратить внимание на давно вышедшее из рамок допустимого поведение Цишань Вэнь, то право знать в общих чертах ситуацию он имеет. В целом, ордена куда больше устали от жизни в состоянии постоянной потенциальной угрозы, когда открытое их подавление — лишь вопрос времени, и проявили несколько больше сговорчивости, чем можно было бы ожидать, за исключением, пожалуй, Цзиней; Гуаншаню, видимо, и правда надо, чтобы вражеская армия в ворота постучала, чтобы пошевелиться даже для профилактики. Ну или он просто надеялся, что если притвориться, что проблемы нет, и не вступать в конфронтацию даже в малейших вопросах с Вэнями, то это их не коснётся. Остальные Великие ордены стали по мере сил незаметно подключать и менее значительные ордена и кланы, которые шли на контакт весьма охотно, поскольку их угроза могла коснуться уже в любой день, и они это прекрасно осознавали. Конечно ни о какой войне речи пока не шло, лишь о профилактике. Быть готовыми на случай совсем уж наглой провокации, чтобы крупные ордена просто не раздавили поодиночке. Но на учебных буднях планы глав орденов сказались мало, разве что в расписании появилось больше практики, фехтования, учебных поединков, в ущерб некоторым часам теории, которые были запланированы изначально. Приглашённые ученики об этом знать не могли, но вот Лань Чжань видел и напрягался каждый раз, одновременно понимая неизбежность и необходимость будущей войны и не желая проходить через это снова. Страха толком не было, страх остался в той первой жизни, когда ему было семнадцать, и он ещё плохо умел терять людей. Потому что мама была в детстве, и отпустить её удалось кое-как, с трудом, с помощью брата, и он все равно толком не понимал, что происходит. А война, где десятки, даже сотни адептов не вернулись домой, где погиб отец, каким бы он ни был при жизни, где рухнуло вообще почти всё, и где он впервые потерял Вэй Ина, — это совсем другое. И теперь это не пугало, но вызывало некоторое оцепенение во всём теле и нежелание даже приближаться к этой вехе в истории, слишком уж крупной, чтобы было просто её переписать. Конфликт назревал поколениями, и он мог только постараться минимизировать жертвы, но легче от этого не становилось, особенно в обстановке, когда о подступающей войне говорило всё больше мелких деталей. В конце концов его напряжённость заметил как-то не в меру проницательный в последнее время Вэй Ин, видимо, учась хоть понемногу, но читать состояние и настроение Ванцзи. Общались они сейчас много, а старший ученик клана Цзян всегда был весьма прозорлив, в том числе когда дело касалось чужих сердец. Просто порою отличался избирательной слепотой, касавшейся либо отношения людей к нему самому, либо тех, кто ему категорически не нравился, вроде того же Цзинь Цзысюаня. И уходить от его вопросов было очень неудобно и неприятно, но выдумывать предлоги у Лань Чжаня никогда не выходило, а говорить правду он был пока не готов даже Вэй Ину. Особенно ему. Помимо всего этого Лань Чжаня волновали причины и куда более прозаичные: скоро должна была случиться драка Вэй Ина с женихом его сестры и, соответственно, отъезд его в родной орден. Хотя маленькая надежда и была на то, что дядя, хоть и недолюбливал Вэй Усяня, всё же делал это далеко не так сильно, как в прошлой жизни, видимо потому, что дебоширил тот меньше, и теоретически мог просто назначить наказание, но это не проверено, да и такой исход был бы печален. Вэй Ина хотелось защитить от всего, даже от тех неприятностей, в которые он влипал исключительно по собственной вине. А ведь если подумать над этой дракой, то юноша просто защищал честь сестры, пусть и агрессивно. Несмотря ни на что, любовью к бессмысленному насилию Вэй Ин не страдал никогда. И может быть, если в тот момент Лань Чжань тоже будет на том занятии, он сможет остановить драку. Всё же в этот раз прекращать посещать занятия вместе со всеми Лань Чжань не намеревался. В один из тех дней, когда Вэй Ин обретался не в библиотеке, а где-то ещё, и даже ближе к вечеру не планировал вроде бы заглядывать в цзинши, где они взялись изучать ту самую рукопись, чтобы не рисковать лишний раз, принося её в места, куда доступ имел кто-то кроме них двоих, к Лань Чжаню заглянул самый неожиданный для него гость — Цзян Ваньинь, находящийся явно в полном душевном раздоре и смущении. Это интриговало, так что Лань Ванцзи даже оторвал взгляд от книги и посмотрел на гостя, приветствуя того кивком. Наследник дружественного ордена явно не знал, куда себя деть и с чего начать разговор. За обычно старавшимся сохранять спокойствие и вежливость при втором нефрите, да и перед любыми авторитетными в его глазах людьми, Цзян Ваньинем такого обычно не водилось. Нет, нарушал правила он ну практически наравне с названным братом, но обычно делал это более-менее тихо и пытался хотя бы соблюдать видимость удержания себя в рамках. Не получалось, но хоть хаотичным стихийным бедствием, как тот же Вэй Ин, он не был, да и к Лань Ванцзи относился во времена обучения в целом нейтрально и прохладно, воспринимая его некой параллельной прямой, пересечься с которой не дано и не надо. Тем временем наследник великого клана справился немного со своим смущением и, выглядя абсолютно несчастно и потерянно, промямлил что-то, в чём смутно угадывался вопрос о том, правда ли, что Вэй Усянь подкинул второму молодому господину Лань литературу… сомнительного содержания. Лань Ванцзи, конечно, сам сказал, что кому интересно, могут подойти уточнить, но искренне не рассчитывал на вот это вот… К тому же юноша перед ним не выглядел как человек, задающий такой вопрос по собственной воле. Призвав на помощь свою знаменитую выдержку, Лань Чжань смерил вопрошающего ледяным взглядом, от чего тот совсем был уже готов распрощаться со всем достоинством: и своим, и своего ордена, — и, не моргнув и глазом, подтвердил, что да, подобный инцидент имел место быть некоторое время назад. Ваньинь с выражением потерянного смысла жизни на лице ушёл на негнущихся ногах туда, откуда пришёл. На следующий день смеющийся до колик от краткого пересказа этой занимательной сцены Вэй Ин пояснил, что шиди просто проиграл желание Не Хуайсану, и впоследствии весь остаток дня сидел как на иголках, в ожидании позорного наказания за свои действия. Потом, немного успокоившись, Вэй Ин достал и отдал Лань Чжаню письмо с официальными извинениями от Цзян Чэна за подобный инцидент и вопросом, как ему следует загладить свою вину, а потом рассмеялся ещё пуще. В чем-то Лань Чжань его даже понимал, но поддерживать веселье не стал, а лишь попросил его заверить молодого господина Цзян, что всё в полном порядке и ему не стоит так переживать. — Ты слишком благородный, так не интересно, — заявил на это не страдающий избытком сочувствия к брату Вэй Ин. — Мог бы попросить что-нибудь за молчание. Лань Чжань вздохнул, но промолчал, одергивая себя от нестерпимого желания снова потрепать Вэй Ина по непослушным волосам. Один раз он себя не удержал, но больше ошибки старался не повторять. — Грустный ты всё же какой-то в последние дни. Что-то случилось? — поинтересовался Вэй Ин, участливо смотря на собеседника, чуть наклонив голову на бок. Лань Чжань было поднял руку, чтобы кончиками пальцев дотронуться до чужого лица, но поняв, что он собирался сделать, отдернул себя, позволив себе лишь чуть более резко выдохнуть. Вэй Ин застыл на пару секунд, пытаясь понять, что не так, но ответа на свой вопрос всё ещё ждал, так что Лань Чжаню пришлось быстренько сгребать себя в кучку и отвечать. — Ничего конкретного, просто… Не знаю, — он не знал, стоит ли говорить правду хотя бы частично, и как доказать Вэй Ину, что ему не стоит волноваться. Говорить Лань Чжань всё ещё не умел, как и в свои настоящие пятнадцать. — Взрослые адепты стали ещё менее приветливыми, чем раньше, как будто все озабочены чем-то. И насколько мне известно, с омутом они уже сделали всё, что могли. Что-то грядёт, я вижу, хоть и не понимаю что, — заговорил Вэй Ин. Было глупо надеяться, что он ничего не заметит, с его-то умом и наблюдательностью. Лань Чжань смотрел на него, чувствуя себя безмерно уставшим и от своих волнений, и от необходимости скрывать тот ураган чувств, который рвал его на части, и от банальной невозможности обсудить всё это даже с братом. Вэй Ин осторожно, будто боясь, что его оттолкнут, прикоснулся к чужому запястью в попытке подбодрить несмотря на отчаянную нехватку знаний, в чём собственно дело, и оба юноши застыли, боясь пошевелиться и почти не дыша. Лань Чжань чувствовал, как собственные старательно возводимые даже сейчас стены рушатся от этого простого прикосновения. Глупости конечно, потому что Вэй Ин тактильный, и всегда таким был, тянулся дотронуться, прощупать и понять через эти прикосновения людей вокруг себя, и чувствовать себя особенным всего лишь из-за одного такого — наивно настолько, что попросту недостойно. Лань Чжаню казалось, что он сходит с ума, в который уже раз, если подумать. В голове вдруг всплыла давняя, кажется мамина присказка про башню, которая падает и рушится, и что не делай — уже бесполезно. Потому что она уже падает, и это — неизменный факт. И под грохот этого падения навалившаяся моральная тяжесть и усталость берут своё, и он почти сдается, притягивая Вэй Ина к себе и обнимая так, будто умрёт в ту же секунду, если отпустит. Тот поражённо вздрагивает, но вырываться не спешит, рассудив, что другу видимо нужна поддержка больше, чем тот готов признавать перед другими. Даже непривычно тактично ничего не говорит и почти что верит сам себе, что только из соображений того самого такта и совести и не пытается шутить, а не потому что боится вздохнуть и спугнуть то, что происходит, чем бы это ни являлось, а его сердце забилось, как бешеное. Время вокруг них будто застыло на несколько долгих минут. Вэй Ин задумчиво смотрел в потолок своей комнаты будучи не в состоянии уснуть, и не горя желанием общаться с друзьями и даже с братом, только передав последнему наспех, чтобы тот не переживал из-за вчерашнего инцидента. Даже сейчас при воспоминании о тех неловких объятьях, простой поддержке для явно чем-то вымотанного Лань Чжаня, пусть даже тот и не хотел этим делиться, щёки начинали пылать, и хотелось то ли сжаться в комок, то ли бегать кругами и орать. Да что с ним такое, в конце-то концов, творится? Потолок в ответ на подобные вопросы лишь загадочно молчал.