Сплетая отсечённое

Выползая из уборной в пятый раз за утро, Эмма, намертво вцепившаяся в косяк, обещала себе больше никогда-никогда-НИКОГДА не трескать пончиков на ночь. Особенно в таких количествах. Особенно после яичницы с беконом. Особенно — залитой кетчупом. И уж тем более, не заедать это всё мороженым. Клубничным. С шоколадом. О том, чтобы пойти в таком состоянии на работу, и речи не шло. Сегодня у неё незапланированный романтический выходной наедине с фаянсовым другом и миром, качающимся под ногами, как палуба Роджера, плывущего в Неверленд. Если бы Киллиан был рядом, можно было бы уткнуться в его плечо и пожаловаться на свой чёртов желудок и мир, ставший удивительно зыбким. Джонс бы усмехнулся, уложил её в кровать, принёс бы минералки и развлекал пиратскими байками. Именно так он вел себя, когда она простыла однажды и когда её накрыло похмельем. Пили они вместе, а похмельем ёбнуло только её. Выкрутился, ёж морской! Женщина телепортировала телефон к себе и набрала отца: — Пап, подежурь сегодня с Руби, ладно? Я что-то не то съела. Сильно не то. Отлежусь денёк. Нет, я справлюсь, не волнуйся. Хорошо, вечером можешь зайти. Но правда, я не стою того, чтоб волноваться. Если бы Эмма находилась сейчас рядом с отцом, увидела бы, какой болью наполнились его глаза. Но Дэвид был в участке, и Свон услышала только тяжелый вздох в трубке. Она отложила мобильный и вздохнула, раздумывая о том, что слишком многие за неё переживают. Папа, Руби, Зелина, Реджина, Лилс, мама вроде бы…. Киллиан. Мысли зацепились за последнее имя в списке. Незаслуженно обиженный ею Джонс. Она ведь даже предложение ему самому не дала сделать. Выдернула из него слова, которых боялась и не хотела слышать. Да ещё и кольцом найденным прижала. Чтоб уж наверняка — ни себе шансов, ни ему — счастья. А выслушай Свон его в тот вечер, может, всё по-иному получилось бы. Но нет, саморазрушение вышло на новый уровень — уничтожь себя и ближнего своего. Преследовал её Крюк? Да, преследовал и был настойчив сверх всякой меры. Но начала-то она всё сама, потому что пират казался отличным вариантом, чтобы спустить пар. Эмма и мысли не допускала, что он может привязаться. Потому что никто не может хотеть её надолго. Черт, она трясётся над каждым чихом Реджины. А человечности предположить, что Киллиан тоже может чувствовать, ей не хватило. Вряд ли Свон вообще о чем-то волновалась, кроме благополучия Реджины и мнения матери. И все её «спасительские деяния» гроша ломаного не стоят, если она не способна хотя бы по-человечески позаботиться о мужчине, который так хотел остаться с ней. Так хотел допрыгнуть до её планки. Хотя никакой планки и нет. Спаситель ничем не лучше Киллиана. Ему не хватило сил отказаться от своих попыток. Вписаться в семью — вот чего он хотел. Ей ли не знать, каково это — пытаться заслужить одобрение приёмных родичей? Пытаться стать частью чего-то большего, чем интернатская группа? И она, и Киллиан навсегда останутся потерянными детьми, которых предали родители и которым место в бессонном Неверленде, потому что Джонс там тоже спать не мог. Эмму, кстати, всегда удивляло, что Реджине на острове спалось крепко. Видимо, самообман в этом деле имеет большое значение. Если подытожить, Киллиану не хватило сил отказаться от попыток, а Эмме доставало эгоизма использовать его и их не прекращать. И, что самое ужасное, поддерживать в нем надежду. Пресловутую, ебись она, надежду, на радость маменьке. Итак, если рассмотреть их с Джонсом отношения, картина выйдет нелестная. Для них обоих. Кил вел себя как последний сталкер. Он врал-врал-врал, шантажировал и ещё немного врал. Но с другой стороны, он был единственным, кто в Камелоте пытался удержать её от использования магии, от ещё одного катализатора тьмы. В то время как Реджина констатировала факт: «Я могу приказать тебе, но вместо этого прошу». Большое одолжение, фыркнула Свон. Нет, она снова сделала бы это — спасла бы Робина. Ради счастья Реджины она бы это сделала. Но только сейчас до неё стала доходить вся мерзость той ситуации. Миллс, которая не погнушалась надавить на неё, и она сама, прилюдно использовавшая Киллиана как подорожник, единственного в тот вечер, для кого она оказалась важнее Реджины. Идем дальше. Когда Крюк был тёмным, он вёл себя как отменный мудак. Это его безусловная и неделимая ответственность. Но Киллиан никогда не отличался моральной стойкостью, да и нужным это качество не считал. С другой стороны, никто, кроме Эммы и её эгоизма, не виноват в том, что Пират стал Тёмным. Ей не хватило смелости его отпустить, хотя он и умолял. Боже, это же была единственная его просьба. Но ведь так приятно чувствовать себя нужной и так страшно остаться одной. Поэтому мы догоним, вцепимся бульдожьей хваткой в человека, которому остоебенила жизнь, и причиним добро, чего бы это ни стоило. Нет, не тому, кто причиняет. Расплачиваться будет объект заботы. Впрочем, если вдуматься, она сама расплатилась за это враньём и лицемерной игрой в настоящую любовь, от которой тошнило ежесекундно. Хуже, чем сегодня. Но тут уж жила была девочка — сама виновата. И даже это ещё не всё, хотя предыдущего проёба с головой хватит, чтобы Джонс её никогда не простил. Она обещала ему «долго и счастливо», говорила, что любит. Мол, люблю, только уймись. А ведь знала, давно знала, что безнадёжно любит Реджину. Безнадёжно даже не от отсутствия взаимности, а от того, что у Эммы Свон нет ни малейшего шанса полюбить кого-то ещё. Не после того как отдала Реджине всё. Видимо, пресловутая истинная любовь всё же существует. И далеко не всегда эта история о том, что «жили они долго и счастливо». Хотя, может, это только ей так везёт. Счастье наизнанку. Суть в том, что Эмма Свон не имела никакого права говорить Киллиану Джонсу «люблю», как бы сильно он ни выпрашивал этих слов. Нельзя говорить смертельно больному, что он здоров, если опухоль растёт. Она побила все рекорды лицемерного гуманизма. Снежка может гордиться. Браво, мисс Свон! Последние слова прозвучали в голове с самыми ядовитыми интонациями злой королевы. И самое ужасное, что мужчина искренне считает виноватым исключительно себя. А окружающие, начиная с Реджины, охотно подливают масла в огонь. И только Снежка его не винит. Но Снежка так хочет ей счастья, ну, как она его понимает, что с радостью примет любого, кто сможет заделать Эмме детей и образовать с ней ячейку общества, которая на деле будет трухлявой оболочкой бездонного провала. Женщине остро захотелось побиться головой о стену. И возможно, она так и сделала бы, если бы в центре комнаты не возник изумрудный смерч: — Вдруг откуда не возьмись… — обреченно пробормотала Свон. — Я тоже счастлива тебя видеть, прелесть моя, — фыркнула Зелина, прекрасно зная, что нерадостное приветствие Эммы нужно списывать исключительно на её хреновое самочувствие. О том, что бравый Спаситель не в строю, она узнала от Дэвида, только что забежав в участок, чтобы выпить кофе с очаровательным семейным подрядом. Зелина никогда не произнесла бы этого вслух, но Прекрасный отец и его дочь действительно очаровывали её. А Эмма вдобавок и умиляла. Хотя очарованность папочковостью Дэвида и изрядной медведеватостью Эммы — этап давно пройденный. Старшая Миллс попросту любила их обоих. Дэвида — за его способность принимать окружающих такими, какие они есть, и поистине олимпийскую невозмутимость. Эмму же она любила особенно. Никто не умел слушать, как Свон, при этом не осуждая. Спасительница решительно пресекала все попытки Реджины читать сестре морали и просто позволяла Зелине быть собой. В детстве рыжей всегда хотелось иметь младшую сестру или брата, но, к сожалению, приёмная мама родить не могла. А маминой любви хватило бы на троих. Реджина, конечно, её сестра и женщина её любит, но у младшенькой столько гештальтов, что, когда их отношения наладятся полностью, Зелина сможет поступить в дипкорпус, а на досуге написать книгу по семейной психологии. Свой труд когда-то злая ведьма запада назовёт «Цирюльник для ежа». Одним словом, Эмма стала для неё кем-то вроде младшего братишки. На сестрёнку Свон не тянула при всём огромном желании…не своём, разумеется — Белоснежкином — О-о-о… — протянула рыжая, вглядываясь в посеревшее лицо Спасителя. — Решила полежать под асфальтовым катком, или это грим к Хэллоуину? — Иди нахер, Зелина. И без тебя тошно… — Видимо, в буквальном смысле. — Зараза… — буркнула Эмма вслед ведьме, направившейся в сторону кухни. Вернулась рыжая минут через пятнадцать, с чашкой мятного чая в руке. — Это что? — подозрительно прищурилась Свон. — Надеюсь, яд? — Не надейся, прелесть моя. Это приворотное зелье. У меня трепетная любовь, к поклонникам Реджины. У Спасителя не хватило сил даже покраснеть. Или дело было в том, что, по твердому убеждению Эммы, Зелина знала обо всём, что происходит в Сторибруке. Поэтому она просто взяла чашку и хлебнула тёплого мятного чая. — Он же не сладкий! — возмутился сторибрукский шериф. — А мир не справедлив, смирись. Где я, а где сладкая приворотка? Вот если бы речь шла о твоих прекрасных родителях, они утопили бы тебя в патоке, смешанной с соком солодки. Вместо ответа Эмма слетела с дивана и понеслась в туалет: — Какие мы впечатлительные, — хмыкнула ведьма. Вернувшись, Свон взяла чашку трясущейся рукой и осторожно отпила. После третьего глотка желудок дернулся и затих. Женщина облегченно откинулась на спинку дивана: — Спасибо, — выдохнула она. — Натурой расплатишься, — откликнулась Миллс. –Нервной натурой, — добавила она, увидев, как Эмма подскочила на диване. Свон пила чай мелкими глотками, а Зелина не сводила с неё внимательного взгляда и хмурилась всё больше и больше, подмечая мелкие изменения, которых, она могла бы поклясться в этом, еще пару недель назад не было. — Что?! Ну, да, я переела пончиков, с кем не бывает? Это мой желудок, в конце концов! — Твой-твой, — откликнулась сестра Реджины с отсутствующим видом, словно толком и не услышав слов Спасителя. — А скажи-ка, Свон, до сегодняшнего дня никаких мультиков не наблюдалось? — Э-э-э… Нет… Разве что головокружение иногда. Ерунда, спать нужно больше. Да и вообще, нервный период последнее время. Даже цикл сбился, что у меня вообще только от нагрузок бывает. — От нагрузок, говоришь… — протянула Миллс. — Ну-ка, встань. — Зелина, ты издеваешься? — заныла Эмма. — Может, не будить лихо? Я встану, и чай того… наружу польётся, тем же путём. — Вставай- вставай… Шериф вздохнула, но покорно приняла вертикальное положение, молясь про себя, чтоб тошнота не накатила снова. Зелина протянула к ней руку ладонью вперед: — Хао, бледнолицый, — криво усмехнулась Эмма. — Помолчи, пожалуйста, не мешай мне сосредотачиваться. После нескольких минут тишины колдунья нервно выдохнула и присвистнула. — У меня прорастает вторая голова? — Почти, — казалось, рыжая сама не верит тому, что говорит. Крюк уехал два месяца назад, и Зелина не могла не заметить этого раньше. Но даже если каким-то невероятным образом её способности дали сбой, то, что она видела сейчас, не тянуло на восемь недель. Вообще никак. — А ещё руки, ноги и туловище. В перспективе. — В смысле, блять?! — опешила Эмма. — В смысле, у твоих родителей намечается внук. Или внучка. Пока не ясно. Если девочка, назови Зелиной. — Да ну, нахуй, Зелина! — А что? Хорошее имя. — Я серьёзно, что за дурацкие шутки. — А если серьёзно, — вздохнула рыжая, перестав улыбаться, — Ты беременна. Плод в количестве одной штуки, срок — три-четыре недели. Можешь, конечно, сходить к гинекологу или сделать тест, но за точность сканирования я ручаюсь. Свон выглядела так, словно её огрели тяжелым мешком. — Но… Этого быть не может. Не может быть никогда, Киллиан два месяца как уехал. И если плоду четыре недели, то не ветром же меня надуло! — Значит, отец не он. Потому что голову даю на отсечение, плоду не больше четырёх недель, даже если предположить замедленное развитие. Эмма рухнула на диван и закрыла лицо ладонями: — Бля-я-я-ть! — простонала она. — Я попаду в историю, будто предыдущих мало. Но… — забормотала она, начисто забыв о присутствии Зелины, — Это же не возможно… я же ни с кем, кроме. ДА НУ, НАХУЙ! Это же невозможно, технически невозможно… мы же обе же… — К-хм, — напомнила о себе старшая Миллс. –Я бы, конечно, предположила, что в Сторибруке много «же…», способных заделать ребёнка Спасителю. Но технически кандидатур всего три. Мы с тобой не спали, Мал… гм… тоже не вариант, она спит со мной. Выходит, я скоро стану тётей. — Бля-я-ть!!! — откликнулась Свон глухо. — Повторяешься, милая. И вообще, не нервничай. Тебе вредно. Эмме нужно было переварить информацию, и она подняла на Зелину ошалевшие глаза: — Слушай… — замялась она, почему-то почти не сомневаясь, что рыжая права. — Не переживай, я ничего не скажу сестре. Просто надеюсь, что ты сообщишь Реджине о её участии раньше, чем мой племянник пойдёт в колледж. Миллс потрепала Спасителя по голове и телепортировалась. *** Дэвид, как и обещал, зашел к дочери тем же вечером. Не будь Свон настолько выбита из колеи, она умилилась бы, увидев отца, нагруженного минералкой, фруктами, салатиками и соком. — Я подумал, что от чипсов и мяса сегодня лучше воздержаться, — улыбнулся он, но глаза его тревожно вглядывались в Эмму. — И сегодня, и завтра… И ещё чертовски долго. По крайней мере, от чипсов, — буркнула Спаситель. Дэвид побледнел: — Детёныш, что случилось, ты нездорова? Если что, мы сходим к Вейлу, пусть обследует твой желудок. Эмма нервно рассмеялась и попятилась назад: — Зонд глотать не буду! — Если хочешь, я подержу тебя за руку, — серьёзно сказал Нолан. Настолько серьёзно, что женщину вдруг накрыло. Он ведь и правда готов ходить с ней к стоматологу, к Вейлу, хоть к черту лысому. Если бы в детстве у неё был хотя бы отец…. Она порывисто шагнула к мужчине и обняла за шею:  — Эмма, что с тобой? — Свон почувствовала, что ладони, лежащие на спине, слегка подрагивают. — Пап, я жду ребёнка. — Ох… — на пару мгновений повисла тишина, Дэвид напрягся и чуть отстранился, чтобы вглядеться в лицо дочери. — Это ведь не Киллиан, верно? — уточнил он, вопроса в его голосе почти не было. — Эээ… С чего ты взял? — удивилась Эмма. — Думаю, если бы ты забеременела от него, я бы никогда об этом не узнал. Эмма только крепче обняла его, про себя удивившись тому, как хорошо папа понимает её. — Хочешь сказать, кто отец? — мягко спросил мужчина, поглаживая её по спине. Свон уткнулась ему в плечо и помотала головой. Женщина представить не могла, как папа отнесётся к тому, что она должна была рассказать. — Ладно. значит, будет маленький Свон, — в голосе Дэвида слышалась улыбка. — Фактически Свон-Миллс, — выдохнула Эмма. Дэвид минуту помолчал: — Знаешь, я уверен, если ты решишь рассказать Реджине, она будет счастлива. Эмма нежно любила отца за его деликатность и способность не задавать лишних вопросов. Он всегда знал, как важно для неё иметь возможность открываться по мере готовности. Он никогда на неё не давил и не требовал большего, чем получал. Хотя видит бог, женщина понимала, как сильно он тоскует по упущенным годам отцовства. И Свон впервые за долгое время заплакала навзрыд, уткнувшись в отцовское плечо. *** Киллиан полной грудью вдыхал морской воздух, стоя на борту поднявшегося на поверхность Наутилуса. Ноги его больше не будет на этом железном корыте. Скорее бы вернуться на Роджер. Киллиан Джонс часто принимал неудачные решения, но путешествие с Немо было самым проебольным. Даже если вспомнить шабаш Тёмных в Сторибруке. Ладно, спишем это на состояние аффекта. Не каждый день расстаёшься с женщиной, которая так много для тебя значит. Если бы его спросили сейчас, любит ли он Эмму Свон, он не смог бы ответить. Но он тосковал по ней. Не по спасительнице, не по невесте — по Эмме. Точно так же, как тосковал по Дэвиду, Зелине и Роланду. Какое счастье, что Роланд — такой понимающий детёныш. Как видно, Робин был неплохим отцом. По крайней мере, до того как отвлёкся на потрахушки со злой королевой. И с её сестрой. И снова со злой королевой. Так или иначе, мальчишка Локсли обладал недюжинной деликатностью для своего возраста. Когда пират пришел попрощаться, Роланд крепко обнял его и спросил, вернётся ли дядя Киллиан. Джонс усмехнулся и сказал, что он как Карлсон — всегда возвращается, только вот пропеллер потерял. Он обещал малышу вернуться. Именно поэтому сейчас Киллиан бесился неимоверно. Стадо, которое Немо гордо именовал командой, вело себя, как жертвы раннего маразма. Господи, ну нельзя же быть настолько идиотами и преданно заглядывать в рот хрену лысому, который даже не знает, куда идёт его корабль. Хотя, как показывает практика, можно. Пират подумывал о том, чтобы сойти в ближайшем ёбанном порту. Всё, что в этом плаванье он хотел для себя прояснить, мужчина, кажется, уже понял. И только старик Трэвис его несказанно радовал, выделяясь из этого собрания имбецилов такой же здоровой ненавистью к окружающим, какая наполняла самого Джонса. Он бы позвал механика на Роджер, если б тот так сильно не любил Наутилус. — Что за хуйня, блять?! — громко выругался Киллиан. Железо под его ногами вздрогнуло, а борта подлодки обняла пышная белая пена. Пару секунд Джонс просто вглядывался в неё, соображая, что не так. Потом до него дошло — корабль не двигался. Но при такой работе лопастей они должны бы лететь быстрей, чем Роджер из Неверленда на реактивной тяге пэновской тени. — Лиам, твою мать! — рявкнул пират, задницей чувствуя, кто виноват в этой фигне. Киллиан не был предвзят, по крайней мере, сейчас. Просто в рубке остался только братец. К тому же утром мужчина краем уха слышал, как щенок говорил Немо, что хочет провести эксперимент. Киллиан вздохнул и полез в люк. Первым, что послышалось из рубки, был трёхэтажный мат Трэвиса: — Старпом, ах ты, блядь, семитабортное охуевшее блядепиздопроёбище, чтоб ты хуем поперхнулася долбоебическая пиздорвань, распизди тебя тройным перебором через семь переёбов, распиздоблядское мудоёбище, какой анальной железой ты думал, полуюнга недоделанный?! — Что, атомная бомба взорвалась, а подмести забыли? — Джонс приподнял бровь, поглядывая на оторопевшего Немо, который встрёпанной наседкой прилетел на шум. — Что-нибудь случилось? — голос капитана Наутилуса сочился прямо-таки неземной благостью. — Что-нибудь?! — завопил Трэвис. Джонс впервые видел флегматичного механика в такой ярости. — Выйдите, мать вашу, из астрала, кэп! — Ты разговариваешь с капитаном, субординация! — пискнул Лиам. — Субординация? — нервно заржал механик. — Мы тут в полной жопе, какая, в акулью пизду, субординация?! — Пит, так что случилось-то? — спросил Киллиан. Старик выдохнул и повернулся к нему. — Случилось то, что эта недоделанная сухопутная крыса, которую к кораблю на пушечный выстрел подпускать нельзя, вывинтил рычаг, регулирующий скорость вращения винта, на максимум. Чтоб ты понимал, кэп, это сто двадцать оборотов в секунду. А я говорил, что с габаритами Наутилуса такая скорость — ни в пизду! — И что теперь? — вздохнул Кил, предчувствуя масштабный пиздец. Ощущение было знакомым. Именно оно посещало Джонса, когда к Сторибруку приближалась очередная неведомая ёбаная хуйня. — А теперь самое время кричать «Полундра!». Мы застряли в ёбанном миксере! — То есть воду вспенивает так сильно, что мы не можем двигаться? — Именно. — Трэвис, так поверните рычаг обратно. Пит криво усмехнулся в ответ на указание Немо: — После вас, капитан. Немо недоуменно пожал плечами и потянулся к рычагу. Нажал. Тот не поддался. Моряк нахмурился и попробовал ещё раз. Безрезультатно. — Его заклинило, он не проворачивается, — растерянно выдохнул мужчина. — Вы очень наблюдательны, капитан, — ехидно ввернул Трэвис. — Естественно, он не проворачивается. Ваш криворукий кретин его сломал! — Мы не можем сбросить скорость и, учитывая натриевые батареи, будем бултыхаться на одном месте, пока не починим рычаг? — Именно так, Кил, только еще не факт, что я его починю. Киллиан повернулся к брату и на одном дыхании выдал: — Да заебись ты хуем косматым, против шерсти волосатым, трижды злоебучим проёбом вдоль и поперек с присвистом через тридцать семь гробов в центр мирового равновесия, через три пизды с зубами в бога душу мать! Шлюха ты портовая, продать тебя в ближайший бордель, я даже доплачу, чтоб взяли! Чем ты думал, выкидыш шестикрылого семихуя? Пит зааплодировал. Немо, судя по его одухотворенной физиономии, собрался проповедовать. Но выдал только: — Не вижу причин для паники, давайте надеяться, что мы его починим и всё будет хорошо. После этой неестественно спокойной сентенции Киллиан задал себе два вопроса. Как Наутилус при таком капитане не затонул раньше? И есть ли в мире хоть что-нибудь, что может вывести Немо из равновесия и заставить его снять маску счастливого кришнаита? — Хули делать, Пит, неси инструменты. — Кажется, они не понадобятся, — с ужасом выдохнул Лиам. Джонс вслед за братом повернулся к огромному иллюминатору. — Ах ты ж гондопляс хуекрылый… — охнул он. — Милый мой братец, тебе бы сесть на бутылку и с неё не слезать! К лодке быстро приближался ряд шипов. И если Киллиан хоть что-то понимал в этой жизни, встреча с обладателем такого гребня не сулит им ничего хорошего. Немо отодвинул Лиама, встал у штурвала и попытался развернуть Наутилус. Корабль остался неподвижен: — Спешу напомнить, пока мы не починим рычаг, лодка не двинется с места. От слова совсем. Скорее у этого полуюнги проснётся мозговая активность, чем посудина сдвинется хотя бы на четверть узла. — Немо, мы можем отсюда свалить с помощью твоей трансгрессионной бодяги? — Нет, мальчик мой, состав ещё не готов. — То есть ты ебёшься с ним месяц, и он ещё не готов? Реджина бы справилась быстрее, — вздохнул пират. — Ладно, оставим лирику. Делать-то что будем, а? — Надеяться, что оно обойдёт нас стороной, потому что мне не хотелось бы вступать с ним в столкновение. — Немо, а мне не хотелось бы тебя расстраивать, но, если я правильно помню занятия в королевской морской академии, это Вритра. Я могу ошибаться, но судя по форме шипов, всё же он. — Кто? — переспросил Лиам. — Если не вдаваться в детали, гигантская агрессивная змеюга. Хищник, к нашему сожалению. И он никого ещё не обходил стороной. — Киллиан, думаю, не стоит нагнетать, всё обойдётся. На крайний случай мы дадим ему отпор. — Немо, и снова не хотелось бы тебя расстраивать, но магический панцирь этой твари защищает её от любых воздействий. Мы в полной заднице. Единственный наш шанс заключался в скорости, но мы застряли в ёбанном миксере, по точному выражению Пита. Трэвис, склонившийся над заклинившим рычагом, согласно промычал. А Вритра был всё ближе. Удар огромной морды в хрусталь иллюминатора заставил Лиама нервно пискнуть, а Трэвиса — грязно выругаться. Но хрусталь выдержал. Следующий удар пришелся на обшивку корпуса, которая тоже не поддалась. Немо выдохнул: — Задраить люк! Мы переждем его атаку, дети мои. Джонс хмыкнул: — Может, и пересидим, но я бы на твоём месте приказал готовить шлюпки. — Шлюпку, — педантично уточнил Трэвис. — То есть она у вас одна? На всю команду? — пират приподнял бровь. — Тогда мы точно в жопе. Вритра, в отличие от моего братца, обладает интеллектом. Словно подтверждая слова мужчины, зверь начал подниматься из воды. — Пиздец, — спокойно констатировал Киллиан, глядя на многофутовую гибкую и блестящую тушу, нависшую над кораблём. Трэвис сплюнул на пол и побежал отдавать приказания матросам. Немо схватил гарпун и понёсся к лестнице. Лиам подорвался следом. — Ню-ню, — усмехнулся Джонс философски и пошел за ними, прекрасно понимая, что гарпун против Вритры, что Ктулху дробина. Умирать чертовски не хотелось. Не теперь, когда у него есть ребёнок, который его ждёт. Но выхода из этой передряги пират попросту не видел. Если их что и спасёт, то чистой воды чудо, на которое мужчина вопреки проповедям Немо не надеялся. Второй раз Deus ex machina к нему не спустится. Как и предсказывал Киллиан, гарпуны оказались ни в пизду. Они даже не долетели до туши, ударившись о невидимый барьер. Матросы споро собирали шлюпку и готовились спускать её на воду. Джонс погорячился, кое-какой эффект ебучие гарпуны все же создали. Вритра плашмя упал на палубу и пополз к противоположному борту. Моряки едва успели шарахнуться в стороны — кто к носу, кто — к корме. Палуба осталась пустой. — Немо, ебись оно всё, чтоб тебя разъяренный кентавр в жопу ебал, — Киллиан, едва успевший оттащить Трэвиса с траектории падения туши, поразился спокойствию своего голоса. — Какая религия мешала тебе оснастить корабль шлюпками? — Я сам спроектировал и собрал эту лодку, мальчик мой. Она непотопляема. -Зато мы вполне пожираемы. Если каким-то невероятным чудом мы выживем, во что я не верю, я дам тебе почитать про «Титаник». И таки эта ёбаная тварина считает, что Нау вполне себе потопляем. Словно в ответ на его слова, железо жалобно заскрежетало. Многотонное чудовище свесило переднюю часть тулова за борт, обвилось кольцом вокруг подлодки и начало сдавливать её, как тюбик с пастой. — Какое милое развлечение, — нервно хихикнул Трэвис. — Учитывая плотность обшивки, время погрузиться в шлюпку у нас ещё есть. По крайней мере, у некоторых счастливчиков. Джонс нервно хмыкнул. Учитывая «непотопляемость» лодки, Немо, скорее всего, не предусмотрел сухпайка в достаточном количестве, а значит, этим счастливчикам в конечном итоге придётся жрать друг друга. Да и воду команда добывала из опреснителя. То есть весь их запас — несчастный десяток галлонов, который они сольют из системы сейчас. Скорее всего, из 25 человек, которым повезёт оказаться в шлюпке, выживет едва ли двое. Сомнительный шанс, но попробовать стоит. Если Киллиан что и умеет, так это выживать. Его мысли прервал окрик Немо, перекрывающий скрежет железа и испуганные вопли команды: — Киллиан, мальчик мой, мы решили бросать жребий, он определит, кому спускаться в шлюпку. Но я очень просил бы тебя остаться со мной и Лиамом, мы ещё подумаем, как спасти «Наутилус». От подобной наглости у пирата на секунду отнялся язык, но только на секунду: — Ты охуел, что ли, гондон ушастый, залупа гнойная?! Меня ждёт сын, и я клянусь, если ты, мандоёбина паршивая, попытаешься помешать мне участвовать в жеребьёвке, встреча с этой змейкой покажется тебе забавной авантюрой. Джонс решительно шагнул туда, где сгрудившиеся моряки писали на обрывках свои имена, чтобы потом опустить их в фуражку юнги. Джим, кстати, отказался участвовать в жеребьёвке, подобно Лиаму и самому Немо. *** Однако удача была явно не на его стороне. И Киллиан бесился, слушая натужный скрип железа и глядя вслед отплывающей шлюпке. Ни ему самому, ни Трэвису не посчастливилось в ней оказаться. Что ж, значит, так он и окончит жизнь — в сплющенной консервной банке. Пират сплюнул сквозь зубы, отхлебнул рому и передал флягу механику: — Как думаешь, Пит, сколько у нас времени? — С его темпами, — Трэвис кивнул на змея, — часа два. — Спорим, Немо начнёт проповедовать смертникам? — К гадалке не ходи, — ухмыльнулся Пит, возвращая Джонсу флягу. Пират вздохнул и огляделся. Он всегда знал, что умрёт в море, но подыхать на чужом корабле было обидно. Хотя… умирать, он, пожалуй, ещё погодит. К лодке с северо-востока приближался крошечный парусник. И, судя по тому, как быстро он увеличивался, шел корабль полным ходом. Киллиан рассмеялся: — Отставить проповеди, Пит! Ещё поживём. Механик прищурился, вглядываясь вдаль: — Кэп, а тебя не смущает, что при полных парусах он идёт против ветра, причем не галсами, а «в лобовую»? — Смущает, — кивнул Киллиан. — Но неиллюзорная возможность затонуть на этом корыте напрягает меня куда больше. Остальные моряки тоже заметили свое спасение и теперь, повернувшись к фрегату, орали и махали руками. Счастливые, что чудовище удовольствовалось своей «игрушкой» и забыло о них, они продолжали возбуждённо гомонить, погружаясь в шлюпки, подошедшие с фрегата. В тот момент даже потрёпанный вид спасателей их не смутил. Джонс усмехнулся, увидев, как резво Лиам и Джим кинулись к спасению, хотя ещё три четверти часа назад готовы были геройски сдохнуть вместе с Наутилусом. Лиам, правда, первые минут пять, пока они плыли к фрегату, тихо поскуливал, оплакивая упрямца Немо. Тот остался на тонущей лодке, пафосно заявив, что детище всей его жизни станет ему последним пристанищем. Но скорбь братца прошла довольно быстро, и Киллиан его не осуждал. Жажда жизни в юноше оказалась сильнее всего, что нормально для любого человеческого существа, особенно, когда ты так молод. От непрекращающегося людского шума болела голова, но гомон смолк мгновенно, чуть только они разглядели фрегат во всех подробностях.