Сплетая отсечённое

Эмма страдала в участке. Страдала от духоты, хотя никто из сторибрукцев, стучащих зубами от февральских морозов, её мучений не разделял. К тому же у неё болела голова и постоянно хотелось есть, почему-то запечённой рыбы с вареньем. Непременно сёмги с абрикосовым. Как это желание сочеталось с тошнотой, которая до свету поднимала её, сову, из постели и прекращалась, дай Бог, часам к трем пополудни, Эмма не понимала. С мыслью, что беременна, Свон потихоньку сжилась. И даже свыклась с фактом, что от женщины. От Реджины. Хотя, надо признать, произошло это далеко не сразу. На следующий после разговора с отцом день Эмма пошла-таки в аптеку и купила тесты. Правда, встреченная там же Руби, понизив голос до конспиративного шепота, сказала: — Не трать зря деньги. — В смысле? — приподняла бровь шериф. — В том смысле, что я тебе лучше всякого теста скажу, если всё будет нормально, через месяцев восемь мы познакомимся с маленьким Своном. Спаситель от неожиданности выронила тесты и закашлялась. Шапка поймала пачку на лету: — Солнышко, не надо так нервничать, я умею молчать, ты же знаешь. Отдышавшись, Эмма буркнула: — Вы с Зелиной — рентгенологи хреновы. — Ну, я как-то больше похожа на комиссара Рекса. А вообще, что ж поделаешь, Эмма, волчье чутьё — оно такое, — вздохнула Руби. — Если захочешь выговориться, знаешь, где меня найти. — Спасибо, Рубс, — машинально кивнула женщина и отправилась домой, терзаясь внутренними противоречиями. Так или иначе, тесты подтвердили правоту подруг. Все тринадцать. И Эмме пришлось сживаться с этой дичью. И с необходимостью рассказать Реджине. Когда-нибудь. Может быть. От мыслей её отвлёк знакомый стук каблуков. Судя по твердости шага, Миллс была настроена решительно. Женщина вздохнула. Может, всё-таки померещилось, уныло понадеялась она. У кого что болит, как говориться…. Дверь, открытая с размаху и стукнувшаяся о стену, разбила хрупкие надежды Спасителя. Ну, не то чтоб она особо в них верила. Но могло же ей повезти? Когда-нибудь. Для разнообразия. В параллельной вселенной. — Эмма, я пришла с тобой говорить! — рявкнула Реджина с порога. Свон, было, попыталась что-то сказать. — Молчать! Шериф покорно закрыла рот, подумав, что её Величество, видимо, в силу привычки разгребать пиздец в гордом королевском одиночестве начала путать разговор с монологом. Профдеформация, наверное, связанная с бесполезностью большинства Сторибрукцев. Ну, или Миллс ждёт, что у Эммы внезапно прорежется талант к пантомиме. Свон вынырнула из мыслей, сообразив, что благополучно для своих нервов и барабанных перепонок пропустила первую часть мэрского бенефиса. — … Мне нужен мой шериф на собраниях, — Реджина не заметила, что её стараний не оценили. Кажется, не так уж много Эмма и пропустила. Всё верно, узнав о беременности, она старалась избегать «отца» своего ребёнка, когда возможно. И ей весьма успешно это удавалось по большей части. На городские собрания ходил Дэвид, а Генри к Свон домой привозила понимающая Зелина. Хотя всё чаще пацан отказывался от любого сопровождения в принципе. Прекрасный гасил связанные с этим панические атаки Реджины, резонно замечая, что четырнадцатилетний парень не нуждается в том, чтобы заботливые мамочки вечно подтирали ему нос. Встреч с главой города Эмма боялась так, что однажды, заметив Миллс входящей в кафе, бравый шериф совершил невозможное… Женщина свернула со своего пути, решив отказаться от какао с медвежьим когтем. — Дэвид не может вечно выполнять твою работу за тебя! В конце концов, я не знаю, почему он не будит Снежку, но ему элементарно тяжело! Если бы Зелина не пристроила Нила в детсад Эшли, он бы не справился! Эмма уже не раз думала, как удачно, что магазин игрушек и детских товаров старшей Миллс находится в смежном с садиком здании. Рыжая даже оборудовала на своей территории игровую комнату для малолеток. Хотя дверь, ведущая из неё в торговый зал, всегда была на замке и магически звукоизолирована. — В конце концов, кто из вас шериф?! Какого чёрта ты меня избегаешь, Эмма, мы взрослые люди! Да, чёрт возьми, мы переспали. Выдохни, забудь и живи дальше. Свон машинально кивнула. Конечно, она будет жить дальше, а что ещё остаётся? Только вот дышать заново научится. Лучше бы они просто замяли это. — Мне не хочется терять самого близкого… друга, соратника и члена семьи из-за одной глупой ошибки. Считай это просто импульсом. Слово «ошибка» ударило как хорошо отработанный джеб. И, поглощенная своей болью, Эмма не заметила короткой заминки перед вымученным «друг». — Так и будешь молчать? — Ну, начальство сказало молчать, мы ж люди подневольные, выполняем, — криво усмехнулась Спаситель. Конечно, ей больно, но кто же виноват в том, что она такая дура. Реджине об этой боли знать не обязательно. Хватит с брюнетки самоненависти и чувства вины за всё от сотворения мира. А самоугрызаться из-за Свон и её ошибки женщине тем более не обязательно. — Прекрати паясничать! Ты можешь хоть раз побыть серьёзной? Мне иногда кажется, что у меня двое детей — Эмма дернулась. — причём Генри — старший! Как мастерски ты иногда попадаешь пальцем в небо, с горечью подумала Спасительница. Реджина наконец выдохнула, запал, видимо, кончился. И последние слова прозвучали обреченно. — Эмма, что происходит? И что нам с этим делать? — такого безнадёжного отчаянья она не слышала в голосе Миллс со дня своей помолвки. Хотя, надо признать, что её собственные интонации тогда тоже счастья и радости не излучали. — Что делать, — вздохнула Свон. — Забыть и жить дальше, как ты весьма метко выразилась. Прости, мне не стоило проецировать на тебя. Понимаешь, всё сложно и… — Что сложно, Эмма? Я по-прежнему твой друг и хочу быть рядом. Может быть, однажды ты в это поверишь, — добавила Реджина шепотом. Брюнетка сморгнула слёзы. Эмма бросилась к ней и обняла, чувствуя себя чертовски виноватой. Реджина не может из-за неё плакать. Вообще не должна из-за кого-нибудь плакать. Она свое давно с лихвой отплакала, на десятерых хватит. — Эй, ну ты чего? Не плачь, я рядом. Тш-ш… Реджина, я рядом, мы… друзья, — это проклятое слово пришлось из себя выталкивать. — И я больше не сбегу. Свон поглаживала любимую женщину по волосам и точно знала, что никуда, чёрт возьми, не сбежит. Если для счастья Реджины нужно будет притворяться лучшими, мать их, друзьями, давиться своим проклятым, никому не нужным «люблю» и жрать стекло на завтрак, обед и ужин, она будет делать это, чего бы ей самой это ни стоило. — Какого чёрта, — всхлипнула Миллс, уткнувшись ей в рубашку. — Эмма, я устала от того, что ты от меня бегаешь. — Реджина, да дело вообще не в тебе… — Классика жанра, — горько фыркнула женщина. — А в ком? В тебе? — Ну, в общем, да. В прямом смысле, — вздохнула Свон. — Маленькое такое дело, месяцев за несколько разгребусь. Эмма достаточно привыкла к двойной жизни, чтобы подавать новость иронично. Тем более Реджине. Потому что с серьёзной миной она мгновенно себя выдаст. Миллс встревожено отпрянула: — Случилось что-то, чего я не знаю? Королева что-то задумала? Мы же можем вместе. Шериф хихикнула, представив, как они это планируют: первый триместр Эмме, второй — Реджине, а третий они честно поделят — Эмме два месяца, Реджине — один, но последний. А то её напрягает перспектива снова что-то выталкивать из себя с пятиэтажным матом. Пусть бы «папочка» отдувался. — Слушай, почему у тебя чуть что — сразу королева виновата? Она, между прочим, тише воды сидит. И, Реджина, она как бы часть тебя. И нет, не худшая, пока ты не завела Снежкину волынку. Просто другая. Да и вообще, я вас обеих… честно, я очень жалею, что не отговорила тебя от сплита. Надо было слушать Голда, а не мою, прости Господи, мать. — Эмма, ты не понимаешь, королева — худшее, что есть во мне. Свон зарычала, словно от боли. Королева появилась потому, что нежная девочка Реджина нуждалась в защите. И видит бог, королева справлялась со своей задачей. Но когда необходимость в защите отпала, её прогнали пинками, как щенка. Так же приёмные родители поступали с Эммой. И не только они. Больше того, Спаситель тоже даёт Реджине защиту, давала, даже будучи Тёмной. Интересно, скоро ли самой Эмме дадут пинка. — Знаешь, Реджина, а ведь это предательство. По-моему, королева не худшая твоя половина, а сильнейшая. — По-твоему, я без неё слабая? — попыталась взвиться Миллс. — Ты без неё потерянная, сломленная и предавшая саму себя. Это намного хуже. Как и она без тебя. И нет, это не осуждение. Это боль. За вас обеих. Здесь болит, понимаешь? — Женщина прижала ладонь Реджины к своей груди. Миллс ошеломленно молчала. Лучше бы Эмма осуждала, это было для неё привычнее. Реджина хотя бы знала, что делать в таких случаях. Но как поступать, когда она в ком-то болит, Миллс не представляла. Может, поэтому и каменела всякий раз от заботы сестры. — Эмма, я… — Ты не обязана ничего говорить. Как бы там ни было, королева ни при чём. Не поверишь, но совершенно. Просто я… немножко беременна. — Ты, что? — выдохнула Реджина и, помолчав, добавила, — Крюк знает? — Нет. И не должен, — слишком быстро ответила Свон и мысленно выдохнула с облегчением. Естественно, Мэр своего участия не заподозрила, потому что это же охуеть! Реджину не должны тяготить её проблемы. — Возможно, ты и права. Чем такой отец — лучше никакого. Эмме стало обидно за Киллиана: — Прости, Реджина, не соглашусь. Попытайся хоть немного побыть объективной, иногда это даже не больно. И вспомни, кто возился с Роландом, пока мы носились от Хайда к Джафару, от Джафара — к Гидеону, а от Голдова сына — к королеве. Я не поэтому не хочу, чтобы Киллиан знал. Пусть мои резоны останутся при мне, окей? Возможно, Миллс и возразила бы что-нибудь, но, к вящей радости Эммы, у стола материализовалась Зелина с коробкой для ланча. — Зелина, я вот думаю, двери нанесли тебе личное оскорбление, которое можно смыть только кровью? Причем именно двери моего дома и городского участка. А объявить вендетту, как видно, не даёт трепетная любовь ко мне. Поэтому ты делаешь воистину героические усилия, чтобы их просто избегать. — Ты как всегда само радушие, прелесть моя, — Рыжая чмокнула Свон в щёку. — Она и ко мне так приходит. И вообще, стучится, по-моему, только в дом Мал, — усмехнулась Реджина. — Уже нет, — ухмыльнулась Эмма. — Эй! — возмутилась Зелина. — Ты чего контору палишь?! А я её ещё и кормлю! — Еда! Зелина, я тебя обожаю, я на тебе женюсь! — Женишься, конечно, женишься, — совсем не по-королевски взоржала Реджина. — Только я тебе сначала противоожоговое сварю. Котёл. Вёдерный. — Зачем? — удивилась Спаситель. — Ну как, вот придёшь ты к Мал и будешь просить у неё руки её женщины, на том основании, что Зелина хорошо готовит. Как думаешь, она обрадуется? Знаешь, я, пожалуй, с тобой схожу, бурные восторги Мал нужно запечатлеть для истории. — Что, все в курсе, что ли? — надулась старшая Миллс. — Трепло ты, а не Спаситель! Я, между прочим… — Зелина осеклась, не желая говорить при сестре о добросовестно хранимом секрете Эммы. — Да я ни полслова! — праведно возмутилась Свон и от обиды засопела. — Прекрати нападать на Эмму! — Реджина не обратила внимания на заминку сестры. — Мал сама мне рассказала. — А, ну тогда ладно. Значит, завтра опять принесу тебе ланч. — Двойную порцию, за беспочвенные подозрения, — сквозь сопение пробурчала Эмма. — А насчёт восторгов Мал, — Зелина повернулась к сестре, — ты, Реджина, не переживай, если что, мы и тройничок приветствуем. Мэр возмущенно фыркнула: — Не вздумай! Эмма заслуживает большего! Она заслуживает чьей-то безраздельной любви! — Эй, я всё ещё здесь! И даже не в коматозе, — нарочито весело воскликнула Свон. От слов Реджины стало больно, потому что чьей-то любви она, может, и заслуживает, но, как видно, не любви Миллс. — Выдохните, я пошутила, Мал только моя. Реджина, ты вообще представляешь себе идиота, который добровольно согласится с кем-то делить такую женщину, как Малефисента? Эдакого кретина в природе не существует, таких, как она, ведь нету, это же богиня, а не женщина! Эмма усмехнулась, влюблённая Зелина готова была часами напролёт петь дифирамбы драконице. — Спасибо, дорогая, — раздался у двери прохладный голос. Мал подошла к возлюбленной и приобняла её со спины. — Никаких тройничков, по крайней мере, на постоянной основе — Реджина поперхнулась. — ты только моя, — договорила Малефисента. — Привет, Мал, — улыбнулась Эмма. — Чем обязана? Драконица поставила на стол материализовавшийся в её руках металлический термос: — Держи. — Опять мятный чай? Спасибо, но помогает он слабовато. — Да. Мята, мелиса, берёзовые почки. Настаивала на крови девственниц. — Где ж ты их нашла-то, в Сторибруке? — отшутилась Эмма, отмечая, что Зелина ощутимо влияет на любимую. По крайней мере, чувство юмора приобрело у них общие черты. — Места знать надо. А вообще, пей, пока не свернулось, должно помочь. — Спасибо, Мал. Мне уже полегчало, — скривилась Эмма, но отвара отхлебнула. — Ну, раз оно обратно не попросилось, значит, где-то в нашей семейке затесался Носферату. — Если только Леопольд, не к ночи будь помянут, — мрачно откликнулась Реджина. — Я так понимаю, Эмма, знали все, кроме меня? — Если ты хочешь спросить, бегала ли я по улицам, визжа от щенячьего восторга, — нет. Зелина узнала сама, доктор Хаус доморощенный — — Какой лестный комплемент, — шепнула рыжая Малефисенте. — Только я не сижу на наркоте и тростью не размахиваю. Хотя окружающих ненавижу, за редким исключением. — и просветила меня, — продолжила Эмма. — Когда Зел поняла, что с моим токсикозом не справляется, она посоветовалась с Малефисентой. Кроме них, знают папа и Руби, которой я опять же ничего не говорила. А, ну еще в курсе тесты, но они немы, бессловесны и уже пару недель, как утилизированы. — Побуду капитаном Очевидностью и предположу, что вы поговорили? — полувопросительно уточнила Зелина. — Поговорили, — кивнула младшая Миллс. — И-и-и? Свон вздрогнула. Выжидательное «и-и-?» ясно говорило, что мысленно рыжая уже обрядила сестру в белое платье, Эмму засунула в парадный смокинг без карманов (просто, чтобы посмотреть на её, Эммы, страдания от невозможности куда-то деть руки), а вместо свадебного марша вообразила вопли Белоснежки. Что-нибудь вроде: «Порн! Кругом один сплошной Порн! Но я всё-равно благословляю вас, дети мои!». Свон понятия не имела, почему в её воображении Снежка страдала биполяркой. Может быть, догадывалась: ждать от матери положительной реакции не стоит. А вот Мэри-Маргарет, которой ей порой так не хватает, пришла бы в восторг и взяла на себя организацию свадьбы. Хоть бы не ляпнула чего ненужного, — мысленно возопил Шериф. — Я сказала Реджине, что жду ребёнка, — сквозь зубы процедила она. — И что мы будем делать, сестричка? Бля-ять! — внутренний вопль Эммы был похож на рёв раненного медведя. Вот значит, что Реджина чувствует, когда сама Свон прикидывается валенком. — Ну, я буду помогать, — решительно кивнула Реджина. — Помогать?! — Зелина задохнулась от праведного возмущения. — И всё?! — Ну… Поддерживать… — озадаченно протянула младшая из сестёр, не понимая, чего именно от неё хотят. Признания в любви? Так Эмме оно не нужно. Малефисента, глядя на эту пантомиму, мысленно закатила глаза. — В конце концов, — добавила Реджина нерешительно, — могу перехватить у тебя ланчевую эстафету. Теперь понятно хотя бы, почему ты так рьяно ищешь путь к сердцу Спасителя. — Чё?! Да я моногамна, как лебедь, прости Господи! — Через желудок подкапываешься, — пояснила драконица. — А вообще, дорогая, нам пора бежать, — добавила она, легонько пихнув свою женщину в бок. — Но… — Милая, мы спешим, перерыв почти закончился, а шерифу нужно успеть поесть. Эмма, которую отпустила тошнота, согласилась с мудрой женщиной, открыла контейнер и счастливо взвизгнула: — Сёмга! Запечённая! Зелина, ты просто волшебница! — Ты чего обзываешься?! Я порядочная ведьма, а не вот это вот всё! Ты б меня ещё Дамблдором окрестила! — Не, такие оскорбления точно смываются только кровью. Слушай, — Эмма состроила щенячью физиономию, — может, ты мне к ней и варенья наведьмачишь? Абрикосового, а? Баночку? Через секунду перед Спасителем стояло целых три банки с вареньем — от каждой из прекрасных ведьм. Чтоб никого не обидеть, Эмма открыла все три, зачерпнула по ложке и щедро полила кусок рыбы. Хорошо хоть, не ромом поливает, подумала Реджина и, попрощавшись, первой покинула кабинет. *** Румпель вздохнул, устало опустившись на стул. Идея привести в порядок лавку уже не казалась такой хорошей. Встреча с Гидеоном снова закончилась ничем. Глухую стену непонимания между ними, кажется, не разбить уже никакими средствами. А он-то думал, что хуже Прекрасных обойтись со своим ребёнком не сможет никто. А Сторибрук, между прочим, в этом отношении город повышенной конкуренции. Взять хотя бы его отца. Или отца Джонса, прости господи! Делец невесело усмехнулся. Но его любимая девочка побила все рекорды. Милая девочка, когда-то разглядевшая человека в золотокожем чудовище. Что же стало с ней? С ними обоими? Она не уберегла их сына, а Румпель — её. Впервые мужчина жалел, что стал Тёмным. Сейчас он кому угодно сапоги бы лизал, только бы отмотать назад украденное у младшего сына время. Нил после Неверлэнда сбежал, как в воду канул. Получается, всё зря. Проклятие, созданное, чтобы вернуть сына, привело к очередной потере. Потерям, множащимся в геометрической прогрессии. Румпель отложил их с Белль свадебную фотографию. А ведь когда-то они были счастливы. Чудовище верило, что сможет обрести счастье с Красавицей, с хорошей девочкой. Но хорошие девочки редко бывают умными. Эрудированными? Вполне. Но вот критически мыслящими… Будь у них эта полезная черта, они не были бы хорошими девочками. Выходит, другую хорошую девочку он изломал зря. Он гордится полученным результатом, но средства не оправдали цели. Реджина могла бы быть его дочерью. Она — ребёнок Коры, которую он любил когда-то. И Кора тоже приложила руку к её изломам. Если б только колдунья согласилась родить ему тогда. У Реджины был бы самый любящий отец на свете, у Коры — способность любить без страха, а у него — счастливая семья. И может быть, Тёмный отыскал бы среди миллиона разрушительных один способ встретиться с сыном, не причиняя вреда хотя бы своим близким. Возможно, даже с помощью книжек умницы Белль, которая была бы просто толковой экономкой в его замке. Румпель взялся за голову. А ведь узнай он теперь, что Кора соврала много лет назад, что Реджина всё-таки — его ребенок. Как бы он посмотрел дочери в глаза? Две вещи мужчине были теперь ясны: их брак с Белль уже не спасти. Он никогда не сможет простить ей того, что по её вине случилось с Гидеоном. А с Корой он был бы счастливее, если б только той хватило смелости. Хотя бы потому, что они с Корой Миллс сделаны из одного теста. Оба — беспринципные интриганы. Как помочь младшему сыну, он всё ещё не знал. Кажется, на этот раз бессилен даже Тёмный Маг. Сжиться с этой мыслью Румпель, привыкший к своему почти всемогуществу, никак не мог. Она вызывала отторжение, скреблась и царапалась, раздражая нутро, как застрявшая в горле рыбья кость. Впервые за много лет Румпельштильцхен тонул в страхе и безысходности. Уж эту-то отчаявшуюся душу мог увидеть даже слепой. Когда звякнул дверной колокольчик, возвещая появление очередного посетителя, мужчина вздрогнул и с удивлением вскинул голову. Оказывается, мир не тонет вместе с ним, жизнь в городе продолжается. На пороге стояла Белль. Судя по блеску в её глазах и решительному выражению лица, она снова пришла заявить о том, в чём Румпель виноват, как она разочарована и что он должен по этому поводу делать. Грудь наполнилась горькой нежностью, и Тёмный почувствовал себя старым. По-настоящему старым. Его любимая девочка осталась где-то там, в Зачарованном лесу. Незнакомку, стоящую перед ним, он знать не может и не хочет. И не простит. Что угодно бы простил: манипуляции с кинжалом, вечные упрёки, геройства за его счёт (хотя белое пальто ей явно не по мерке). Простил бы всё. Но не сына. Красавица открыла рот, но заговорить Тёмный ей не дал. — Мы разводимся, Белль. *** — Нет, ну ты видела? ТЫ ЭТО ВИДЕЛА?! — громким яростным шепотом возопила Зелина, едва они с Малефисентой отошли от участка. — Мал, я сдаюсь! Просто убейте меня кто-нибудь! Помогать она ей будет! Держите меня трое, а то я въебу родной сестре, помоги мне Геката! — Моя горячая импульсивная девочка, — драконица нежно приобняла любимую за талию. — И я тебя люблю, но не прокатит! Гр-рр, как я зла, как я зла! Она Эмму должна на руках носить! А она, видите ли, помогать собралась! Чип-и-Дейл хренов! От Снежки, что ль, заразилась? Та тоже всё с поводка рвётся, помогать. Не знаешь, куда ныкаться, — Зелина перевела дыхание. Малефисента не преминула воспользоваться паузой. — Полегчало? — НЕТ! — рявкнула колдунья так, что прохожие опасливо замерли, а бедняга Лерой выронил банку с пивом и инстинктивно пригнулся. Мол, знает он этих баб Миллс. А рыжей вообще сам чёрт не брат. — Милая, не пугай прохожих. — Но Мал! — Знаю-знаю. Но выдохни и подумай. Какова вероятность, что Эмма выдала твоей сестре всю информацию? — В смысле? — Знаешь, иногда я прекрасно понимаю, почему вы с Эммой так ладите. Зелина очень по-спасительски засопела. Малефисента чмокнула её в нос. — Милая, ты у меня прекрасный стратег. Но только, когда спокойна. А поэтому давай думать вместе и параллельно успокаиваться. — Ну? — скептически вздёрнула бровь колдунья, пока не отказываясь от соблазнительной мысли поговорить с сестрой, по душам. Доходчиво. С увесистыми аргументами. — Дано: Эмма Свон, которая из шкафа выходит только на покурить и тут же бежит обратно. Она перманентно умножает на ноль свои достоинства и… Как моя дочь и её зазноба точно выражаются, забивает болт на свои желания. Бонус: стараньями матушки давно повенчана с ярлыком Спасителя. Настолько прочно, что брак с Джонсом был бы двоемужеством. Спасительский суперприз: неизбывное чувство ненужности, опять-таки, стараниями её сомнамбулической матушки. Боже, как чудесны эти месяцы, когда она спит! За этот нежданный отпуск я даже почти готова подумать над тем, чтобы не сильно убивать Прекрасного. Вернёмся к чувству ненужности. Разумеется, мы не рассматриваем те моменты, когда Свон уверена, что обязана на своём горбу вытаскивать из горящего города всех бездеятельных страдальцев, их детишек, кошек и коллекцию балалаек Румпеля в придачу. Никогда не думала, что этот Скрудж увлекается русской этникой. Но за вычетом таких ситуаций оно у Свон не отключается никогда. Реджина Миллс: Кредо текущей половины жизни: «Страдать во имя искупления». Чувство ненужности чуть меньше, чем у первого персонажа. Но разница компенсируется с лихвой убеждением, что «она не достойна счастья», тем более, с таким сокровищем, как, помоги мне Боги, мать её сына. Ситуация усугубляется полным отсутствием уверенности в себе. Не то чтоб его раньше было много, но теперь, после сплита, данный показатель в минусе. Бонусы: Чувство вины перед Эммой за испорченное детство. — Но это же не Реджина её в шкаф засунула, прости Один! — Знаю, дорогая. Но самоуничижаясь, будучи по-детски эгоцентричным, наш объект не разграничивает зоны своего влияния и ответственности. Ещё один бонус: чувство вины перед Снежкой вообще за всё, включая время до рождения Снежки. И моральные императивы всё той же Белоснежки, боже, как прекрасно, что она спит. — Ты уже это говорила. — Каждый день без Белоснежки для меня праздник, дорогая. — А я как же… — надулась старшая Миллс. Мал остановилась и поцеловала её. — А ты, милая, — мурлыкнула она, заправляя за ухо Зелине рыжую прядь, — праздник, который всегда со мной, независимо от того, спит Снежка или гиперактивна, как расстроившийся кишечник. Зелина прыснула: — Как ты изящно вуалируешь. — У меня большой опыт, дорогая. Но вернёмся к нашему объекту. Суперприз для королевы: почти полное неумение выстраивать социальные связи, спасибо вашей матушке, я бы ей сказала пару ласковых, если б имела удовольствие пожать ей горло. Зелина поперхнулась и рефлекторно сжала ладонь любимой. — Мал, Кора очень опасна, — в голосе явственно звучала тревога. Малефисента не улыбнулась, спокойно сказала: -Котёнок, когда ваша мама строила глазки королю, я строила третью пещеру для своих сокровищ. — И, тем не менее, я за тебя боюсь. Часто опыт проигрывает подлости и беспринципности. Малефисента вздохнула, без труда разгадав деликатный намёк. Прекрасные не были ни опытными, ни магически одарёнными. И всё же своё чадо она не уберегла. — Именно поэтому я была бы осторожна вдвойне. Но мне жаль, что Коры больше нет. Жаль, что она так и не ответила ни за тебя, ни за Реджину. И вишенка на торте, — драконица вернулась к основной теме. — Реджина точно знает, что не может родить. Для неё это равно бесплодию. — То есть моя потрясающе логичная сестрица полагает, что Эмма носит ребёнка Джонса, который уехал чёрт знает когда?! — Именно. Подумай, каковы шансы, что нагруженная чувством ненужности Эмма, которая до сих пор очень скептически относится к магии как таковой, кинулась Реджине в объятия, счастливо визжа: «Дорогая, ты станешь папой!». Зелина, ты много видела таких ситуаций? — Мать моя Кора… — нахмурилась рыжая. — Нет, ну, если исходить из теории магических потенциалов во взаимодействии… — она помолчала, вспоминая формулы. — Гипотетически прецедент возможен. Но на практике я такое вижу… гм… второй раз? — последние слова прозвучали вопросительно. — Моя догадливая девочка, — улыбнулась колдунья. — Значит, Лилит всё же… — Дочь Реджины, верно. — Моя сестра просто мачо, пора дарить ей презервативы. — На язык или на пальцы? — усмехнулась Мал. — И туда, и туда. И в оплодотворяемый объект, — скептически фыркнула старшая Миллс. — Для надёжности. Блин! — воскликнула она с какой-то детской обидой. –Хрен с ней, с беременностью, но это почти не справедливо по отношению к Свон! Эмма РОДИЛА. Это же звучит, как «Голд развёлся с Белль»! Как так-то?! Не говоря уже о том, что Эмму, кажется, перспектива родов очень напрягает и по ощущению папочковости бьёт. — Знаешь, думаю, дело в том, как Эмму перекорёжило. Она же в последнее время давила в себе всё мужское, чтоб радовать Снежку, как хорошо, что она спит, и не ущемлять Джонса. Ты видела, как она одевается? — Предсмертный хрип моды зачарованного леса прошлого столетия, — Зелина театрально засипела, схватилась за горло и осела на заснеженный асфальт. — Меня спасёт только эклер… Драконица тихо засмеялась: — Со сливками и в шоколаде. Рыжая перестала паясничать и серьёзно посмотрела на спутницу: — А у Реджины всю женскую часть сплитом отбило. — Ну да, такой грустный зеркальный фокус. — Знаешь, — Зелина остановилась и задумалась. — А ведь в теорию потенциалов вполне вписывается. Нарушение баланса у обеих, смещение фокуса силы на фоне общей эмоциональной нестабильности. Вот и получился когнитивный диссонанс. С ними понятно, а у вас-то как вышло, что Реджина — папочка? — ревности в голосе женщины не было, только любопытство естествоиспытателя. — Ну, милая, молодая Реджина была той ещё пацанкой. Издержки длительного самоопределения. Несмотря на злокоролевские платья и корсеты, мужская энергия из неё порой просто хлестала. И характер магии был соответствующий. -Понятно, — кивнула ведьма. Женщины подошли к кафе. Рыжая молчала, пока пара усаживалась за столик и Малефисента делала заказ. — Ты никогда не думала о том, чтобы просветить Реджину? — уточнила Зелина, когда Руби отошла обратно к стойке. Глядя вслед приветливой девчонке с кислотно-красными прядями в волосах, Мал подумала, что дочь, кажется, с выбором не ошиблась. — Просветить? Когда? — Ну, в перерывах между… — Зелина замолчала. — Вот именно. Естественно, я ей скажу. Но не хочу, чтобы это был момент между прогнозом погоды и ожиданием очередного проклятья или налёта пришельцев. — А может, всё-таки… Сейчас-то всё спокойно! — Особенно Реджина. И нет, наталкивать её на мысли мы не будем. Они должны учиться разговаривать и сами решать свои проблемы. Особенно Реджина. — Ладно, как скажешь, запасаемся попкорном, — вздохнула Зелина и принялась за эклер. — Приятного аппетита. Куда мы сегодня поведём Роланда? — Помнится, кто-то проспорил мелкому катанье на драконе. — Проспорил — значит, покатает. Драконы всегда держат обещания, дорогая. Кстати, как продвигаются поиски Мэриан? Зелина помрачнела: — Плохо продвигаются. Ничего понять не могу. — А в чём проблема? — Мал потянулась к сливкам. Женщина помолчала, задумчиво глядя на тарелку с пирожным: — Понимаешь, видеть-то я её вижу. Знаю, то есть, что мать Роланда жива-здорова. А вот локацию определить не могу. Никак. Ощущение такое, что она застряла где-то между мирами. — Ты не туда замкнула портал? — приподняла брови Малефисента. — Да нет! Знаешь, это было даже обидно. И потом, представляешь, сколько силы надо было грохнуть, чтобы создать кокон? Не то чтоб я не умела, но зачем? К тому же такой эксперимент скорее закончится тем, что подопытного размажет по… междумирью? — последнее слово прозвучало неуверенно. — И что мы будем с этим делать? — уточнила Мал. — Что делать… Искать. Но как долго — вот вопрос.