репка

Ногой распахнув дверь бара, Серафим тащит Андрея на себе в такси, а тот говорит ему на ухо шепотом, обдавая жарким дыханием: — А знаешь… знаешь? Федор звал меня демоном. Мой любимый демон. А значит, у меня демонический хуй. И он начинает хохотать до икоты, а Серафим никак не может выкупить, в чем же шутка. Видимо, это прикол, который веселит только Андрея и Федора. Андрей трясется в приступах смеха, елозит руками по шее и плечам Серафима, словно боится упасть, попросту виснет, лапая горячими ладонями, дав волю своей невыносимой, завораживающей, когда она касается других, тактильности. На заднее сиденье удается запихнуть его без потерь — смех вымотал и так уставшего Андрея. Он наваливается всем весом на плечо Серафима, пока такси мчит их по проспекту, и пьяно несет чушь про хуи и демонов. Серафим даже толком не разбирает слов. Просто ощущает, как о него трется вмазанный Андрей, и хочет уже заткнуть ему рот. Хоть чем-нибудь. Но Андрей вскоре и сам стихает, будто в нем кто-то на кнопку нажал, и умиротворенно закрывает глаза, положив голову на плечо Серафиму. Одной рукой Серафим набирает твиты и посты в паблос, другой — обнимает Андрея. Демонический хуй. Пиздец. Серафим, конечно, наслышан об отношениях с Федором, да и как можно о них не знать, если пьяный Андрей ни о чем не может говорить, кроме бывшего друга, но таких подробностей еще не выдавал. Серафим расталкивает Андрея и вытаскивает из такси. Тащит к себе домой. Боится, что в одиночестве дружище откинется. Остановившись перед подъездом, Серафим роется в карманах в поисках ключа. Смотрит на Андрея в свете фонаря. У Андрея не видно даже радужки — так растекся зрачок. Он почти не двигается, только немного покачивается. Запал в нем весь иссяк, пока он скакал по бару, вставал ногами на стол и верещал о демоническом бургере. Серафим все еще ощущает на себе его вес, его пьяное горячее дыхание и руки, облапавшие все, буквально все. До квартиры они добираются добрых десять минут — лестница оказывается почти непреодолимым препятствием. Но, наконец закинув Андрея к себе домой, бросив его, как мешок, на диван, Серафим стоит над ним, тяжело дыша, и наблюдает, как заторможенно Андрей ведет руками по груди, к шее, дергает за воротник футболку, словно задыхается, и все никак не может расстегнуть молнию куртки до конца. Он приоткрытыми губами ловит воздух. Длинные ровные пальцы скользят по горлу. Ради этого зрелища стоило брести по ступеням вверх, взвалив его себе на плечи. Не выдержав, Серафим садится к нему на колени. На миг взгляд Андрея становится осознанным. Серафим смотрит ему в глаза. Не видит сопротивления. Но и приглашения — тоже. — Эй, — хрипло говорит Серафим. — Я помогу тебе. Его голос будто возвращает Андрея в реальность, он чуть приподнимается на локтях, очумело глядя на Серафима, но стоит потянуться к молнии на его куртке, как он откидывается головой назад и закрывает глаза. Будто не хочет в этом участвовать. Серафим стаскивает с его плеч куртку, заставляет поднять руки и снимает майку. Усмехается, словно в первый раз видит волосатую грудь и темную дорожку, бегущую по животу вниз, за пояс джинсов. К Андрею тянет всех, кто оказывается с ним рядом. Влечению этому сопротивляться невозможно. Серафим знает это точно, все проходили через это, каждый друг Андрея был им увлечен. Невозможно дружить с ним и не быть, хоть немного, хоть самую чуточку, влюбленным. Но если кто-то просто бросает грустные взгляды на Андрея, то Серафим — человек действия. Тем более что Андрей едва ли против. Отдавать себе отчет в своих действиях — что-то из другой реальности. Думать о последствиях — хуйня какая. Серафим, глядя на полуобнаженного Андрея, и сам оголяется по пояс. Свет он так и не включил, хватает желтых отблесков из окна, от них хотя бы не режет глаза. Задевает равнодушие Андрея. Он не спит, не в отрубе. Просто не хочет видеть. Скользнув пальцами по его груди, Серафим наклоняется, нависает над его лицом. — Выебать тебя? — спрашивает он просто для того, чтобы звук голоса на миг выхватил Андрея из транса. Получается. Тот вздрагивает, распахивает глаза. Пытается сфокусироваться, но взгляд остается мутным, а может, это Серафим уже нихера не видит в полумраке комнаты. Чувствует шевеление, словно Андрей пытается сбросить его, и сильнее сжимает его бедра своими. — Охуел? — сипло отвечает ему Андрей. Он даже будто пытается приподняться снова. Серафим встает на колени, и Андрей кое-как садится, прислонившись к подлокотнику. Движения его замедленные и плавные. Взгляд снизу вверх заводит. Белая кожа Андрея словно светится в темноте. Серафим кладет ладонь ему на щеку, тянет к себе. Не получается — Андрей, ударив его по руке, отшатывается. И смотрит в глаза — опять приковывает к себе взглядом, держит на расстоянии. От этого его хочется еще больше. — Свали из моего дома, — шепчет Андрей. — Это мой дом, — отвечает Серафим. Андрей тупо оглядывается. Серафим вновь опускается к нему на колени, ведет ладонями по бедрам, по голым бокам Андрея, останавливается на плечах. Поглаживает пальцами. Грудь Андрея вздымается. Он опять отлетает — видно, как стекленеет взгляд. Серафим наклоняется к его губам. Ждет, что Андрей оттолкнет. Ожидаемо прилетает кулаком под ребра. А в следующий миг Андрей вдруг хватает его за волосы и целует первым. Он лезет языком в рот, мокро возит по губам, прижимается вплотную. Обхватив его обеими руками, Серафим валит его на диван, придавливает своим телом. Андрей лапает его за спину, стискивает задницу. Возится, извиваясь, и наконец доходит, что он торопится снять джинсы. Отстранившись, Серафим опирается на одну руку, другой расстегивает ширинку. Андрей пляшущими пальцами возится со своей. Переворачивается на живот и отклячивает зад, словно тысячу раз так делал. Он и делал, блядь. У Серафима окончательно сносит голову от вида белой спины. Он целует Андрея между лопаток — быстро, невесомо — и вытряхивает его из джинсов, стаскивает трусы. Он лежит на узком диване голый, вытянувшийся, руки — под голову, лицо — вниз. Невнятно доносится: — Давай уже. Но оторвать от него взгляд — невозможно. Серафим облизывает пальцы, скользит указательным и средним между ягодиц Андрея, охуевая от вседозволенности. Андрея в ответ на прикосновение прошибает дрожью. В кармане сброшенных на пол джинсов остались гондоны, но смазки на них недостаточно будет, а другой нихуя нет, только густая слюна, во рту пересохло… Серафим ни над кем так не старался, как над Андреем. Тот расслаблен, ни единого звука не издает, пока Серафим вгоняет в него пальцы до самых костяшек. Хочется распластаться на нем, на его спине, целовать его шею, но тогда не будет видно, как проникаешь в его тело. Андрей полностью выключен из процесса. Уже почти даже не обидно. Серафим тянется было к его члену, но Андрей что-то невнятно бурчит, недовольно дернув бедрами. Ладно, думает Серафим. Доработаю ртом. Хотел твой рот заткнуть хуем, а получится… Как получится. У него от напряжения в ушах звенит. Наконец решает: достаточно. Пойдет. Раскатывает презерватив по члену и, нависнув над Андреем, пытается вставить. Тот чуть разводит ноги — ага, все-таки решил принять участие… Серафим касается губами его шеи и плавно входит. Прикусывает тонкую кожу под челюстью. Андрей с всхлипом выдыхает. — Федь… И Серафим закрывает ему рот рукой. Он думает, что не кончит, сегодня точно не кончит. Прижимается к затылку Андрея, зарываясь носом в его волосы. Чувствует только запах сигарет. Андрей лижет ему ладонь, совсем отлетел, похоже. Тела, покрытые холодным потом, слиплись. Ни удовольствия, ни боли, ничего, только чужое имя так и звучит в голове. Серафим шумно выдыхает и опирается локтем, перестав затыкать Андрею рот. Тот, словно только этого и ждал, рассыпается в горячем шепоте: — Федь, бля, думал, ты уже никогда, что не приедешь… Он пытается повернуть голову, но Серафиму хватает остатков здравомыслия надавить на затылок Андрею и уткнуть его носом в диван. Пусть дальше плавает в своих снах. Прижимает ладонью вспотевшую голову Андрея под россыпь чужого имени, и двигается все быстрее, и слышит: Федя, Федор, Федя, люблю тебя так сильно-о-о… Его наотмашь бьет стон Андрея, перемыкает внутри, и он влетает на выдохе, аж голова кружится. Рушится на Андрея, придавливая его, и шепчет, надеясь, что Андрей спутает его голос с чужим: — Ты мой любимый демон. Локтем Андрей тычет его под ребра. Какое-то время лежат, не шевелятся. Андрей успевает задремать. Серафим сползает с него, сползает с дивана. Пару секунд раздумывает, стоит ли будить Андрея ради отсоса в качестве ответной услуги. Решает: не-а, бесполезно. К тому же он, кажется, в этом трипе дал Андрею что-то более важное. Иллюзию. Наваждение. Он в последний раз ласкает взглядом его тело. Хочет чаще видеть его таким на своем диване. Укрывает пледом и бредет на кухню. Он довел их странную дружбу до высшей точки, и ему теперь как никогда паршиво. Он достает смартфон и пишет капсом пост, который поймет только Андрей, который уже утром будет знать: их шутка с Федором перестала быть только для них двоих, да и их вдвоем больше не существует.