репка

Андрей ворочается в кресле и никак не может заснуть. Он искоса поглядывает на Федора. Тот с первой поездки полюбил минивэны, катавшие их между городами, приладился спать с подушкой на шее, и после четырех-пяти часов дороги выходил бодрым и довольным жизнью. А Андрей, какое бы место ни занял, никак не мог пристроить ноги, уложить голову и отдохнуть. Он вытягивался на заднем, садился спиной к окну в середине, сонно таращился в лобовое справа от водителя; все не то. В конце концов он перестал экспериментировать и всегда садился рядом с Федей, изредка касаясь локтем его теплой руки. Вот и сейчас ничего не оставалось, кроме как посматривать украдкой на его спокойное лицо, чуть приоткрытый рот и пробивающуюся щетину. За окном стояла темень, и водитель выключил свет в салоне, только впереди светился экран телефона Влада, увлеченного перепиской с подругой. Порой Андрей воздевал глаза к небу и спрашивал: господи, зачем ты меня наградил этими неделями, месяцами бок о бок с Федором? Даже если я сам об этом мечтал. Все равно не нужно потакать всем мелким людским желаниям. Тур стал самым прекрасным и одновременно самым мучительным событием в жизни Андрея, потому что лишь возле Федора он осознал, какая это тягость — безответная любовь, невыносимое влечение. Он смотрел, как дышит Федор, вспоминал его улыбки, вспоминал, как он легко взрывается и начинает душнить, но осекается, стоит вскользь сказать: открой форточку, Федь. Андрей тихонько кладет голову на плечо Федору. Тот, видимо, уже привык. Даже не просыпается, не ворочается. На плече у него тепло. Пахнет приятно. Андрей глубже втягивает воздух. Во рту собирается слюна. Ты и не представляешь, Федь, какой ты лакомый кусочек… Прикрыв глаза, Андрей дышит им. Думает, как хорошо стало бы, обними Федор его за плечи. Он редко так делает. Редко обнимает первым. Чаще просто раскрывает руки, не протестуя, как только замечает, что Андрей бросился к нему в порыве чувств. Иногда страшно: а вдруг встанет член. Иногда даже хочется этого. Хочется прижаться к нему крепко, чтобы он почувствовал — на тебя стоит, Федь, пиздец как стоит. Чтобы он уже хоть как-то отреагировал. Андрей старается быть тихим. Старается держать себя в руках. Но с каждым днем все сложнее. Он вдыхает запах Федора, ощущает его дыхание, до одури хочет провести языком по его щеке. Желание зарождается мгновенно, как и всякий раз, стоит только увлечься фантазиями. Андрей дотрагивается до себя, сжимает через ткань спортивных брюк член. Это попросту глупо — дрочка до сих пор табуирована, как будто это не самое обычное для человека дело… Когда они жили два дня в одной квартире, Андрей уходил в душ, чтобы подрочить, и искренне не понимал, что изменилось бы, если б он сделал это в кровати под одеялом неподалеку от дивана Федора. Или что глобально изменится, если он передернет сейчас? Беседин все равно в наушниках и не смотрит назад, водителю тем более не до его телодвижений, а Федор… Федя спит. Федю он не потревожит. Просто еще раз поглубже втянет воздух, уткнувшись носом в его худи. Ладонью Андрей медленно скользит под резинку брюк. Держит ее на члене. Как ни пытается он себя убедить, что ничего преступного не происходит, сердце все равно стучит как бешеное. Машина подлетает на кочке, и Андрей замирает: Федор проснется и обнаружит друга с рукой в штанах. Ладно хоть в своих собственных, а не у Федора… Но тот только коротко выдыхает, склоняет голову в сторону окна. И Андрей продолжает. Кончиками пальцев залезает в просторные трусы. Член обжигает. Ложится в руку. Можно даже представлять, что Федор смотрит. Проснулся и, чуть приоткрыв глаза, наблюдает. Эта мысль дергает натянутые ниточки нервов. Он коротко двигает запястьем, пытаясь делать все бесшумно, но шуршит ткань одежды. А Федор… Федор дышит громче. Или же слух обострился от возбуждения, и Андрею мерещится. Он так хочет провести губами по щетине на подбородке Федора, но мешает дурацкая дорожная подушка, кругом обхватившая шею Феди. Приходится довольствоваться его плечом. Андрей отводит в сторону прохода колено, прикусывает губу и изо всех сил контролирует дыхание. Член в кулаке горячий, сухой, даже больно немного, но возбуждение захватывает с головой, аж пальцы на ногах поджимаются. Федор спит, Федору невдомек; как же он отреагирует, если им опять достанется одна комната на двоих, и Андрей подрочит на ночь неподалеку от него? Возмутится, задерет нос и начнет душнить. Но если смотреть на него, пока он спит, когда ничего не замечает… Андрей постепенно теряет связь с реальностью. Надрачивает себе быстрее, размашистыми движениями, и трется лицом о плечо Федора, едва осознавая, что творит. На самом краю сознания бьется мысль: он же сейчас проснется, дурак, ты что делаешь, ты разбудишь его! Но уже плевать. Оргазм так близко, так хорошо, еще чуть-чуть, и растянуть бы это взвинченное удовольствие, но тогда он точно спалится, а сейчас… сейчас… Андрей сползает головой на колени Федору одновременно с тем, как сперма выстреливает в кулак. Он содрогается от каждого ее толчка, вытягивает ослабевшие ноги в проход, под переднее сидение, дышит глубоко. Последний спазм покидает его тело. Щекой он лежит на бедре Федора. Левая рука начинает затекать — так неудобно подогнул ее под себя. А правую он медленно вытягивает из штанов. — Приехали? — хрипло спрашивает Федор словно из другой реальности. Его пальцы мимолетом касаются затылка Андрея. Да, думает Андрей. Приехали. Как, блядь, можно было не заметить, не проснуться? Либо это феерическая удача, либо кто-то хитрит. Федор не прогоняет его с коленей. — Нет еще. Спи, — тихо говорит Андрей. Сердце стучит все так же беззастенчиво громко.