репка

“Брат срочно Что скажешь” И следом Андрей прислал фотографию — свое отражение в зеркале. Серафим тупо уставился на длинные ноги с узкими ступнями, затянутые в полупрозрачные черные чулки. Бедра обхватывала дешево блестящая кружевная резинка. Все бы ничего, но даже на фотке через грязное зеркало были видны заросли волос на ногах Андрея. Написать, что ли, что чулки говно?.. Серафим скользнул взглядом выше. Белые трусы в розовый горошек, которые Серафим неоднократно видел, пока Андрей переодевался в гримерке, на вписке, в машине; и мятая желтая майка. Если бы не чулки — то был бы типичный Андрюша. Зачем он прислал?.. А. Оценить. Серафим прокашлялся — как-то разом голос сел от всей этой красоты. Он присел на край дивана, подпер кулаком подбородок и ответил: “Сейчас не могу Руки заняты Дрочу” Он вообще-то почти не соврал. На эту фотку он однажды тоже передернет. Лестно, конечно, что Андрей ему доверился, но лучше бы уже перестал быть слепым и глухим к наглому флирту. Серафим заглядывался на него, облизывался, приезжал по первому зову, покупал острые крылышки, в конце концов… Другие для баб меньше делают, чем он для Андрея. Можно было бы и перестать уворачиваться от полушутливых попыток поцеловать. “Без пруфов не поверю” Серафим фыркнул, отыскал в галерее фото двухлетней давности — сомнительный нюдс, где он сфоткал голый торс в ванной, и отправил Андрею в ответ. На этом разговор и закончился. Серафим еще немного позалипал на ноги Андрея в чулках. Он никогда о подобном не задумывался, хотя ничуть не удивился — Андрей и женские тряпки были созданы друг для друга. Резинка чулков впивалась в бедро плотно, когда снимет — останется ненадолго красный след… Серафим сглотнул. Щелкнуть бы этой резинкой по его коже, развернуть, шлепнуть по жопе… А, черт, жопа в этих трусах, а должна быть голой… Ладони вспотели. Захотелось срочно трахаться. Желательно с Андреем. Но можно и с правой рукой. И все-таки эти чулки никуда не годятся… При следующей встрече в баре Серафим преподнес Андрею черный пакет без единого опознавательного знака и сказал: — Не открывай. Дома посмотришь. Завтра, когда проспишься. Не открывай, я сказал! Андрей посмотрел ему в глаза и помял пакет. Понял, что там что-то мягкое. Что там, видимо, одежда. — Мерч новый, — буркнул зачем-то Серафим, хотя мог бы весь вечер, всю ночь наблюдать, как Андрей мнет содержимое пакета и гадает, что же там. — Скажешь потом, что думаешь. Андрей кивнул. Он так и таращился своими невыносимыми глазами, в которых Серафим наконец научился различать разные оттенки радужки — и то лишь потому, что Андрей при любом удобном случае упоминал свою гетерохромию. ...Разошлись только под утро. Пара сториз в инстаграм, обещание себе снова бросить пить и попытка подрочить, пока в голове стоит пьяный экзальтированный Андрей, но алкоголь взял свое — и Серафим отрубился. Следующий день, страдая от сушняка и ощущая похмельную лень, он не мог перестать думать: и зачем он четыре косаря потратил, чтобы подарить Андрею чулки и пояс с подвязками? Перед кем он красоваться во всем этом будет? Уж явно не перед Стэдом, вряд ли перед девчонками. Разве что просто будет под одеждой носить, как фетишист. Серафим весь извелся, укоряя себя за сумасбродный подарок. А потом махнул рукой: ну подарил и подарил. В крайнем случае поржет и скажет, что прикололся. К концу недели он не выдержал и написал Андрею: “Померил?” И в очередной раз скользнул взглядом по фотографии в дешевых чулках. Из головы не получалось выкинуть Андрея, жажду провести по нейлону и почувствовать, как его кожа покрывается мурашками от прикосновений. Смартфон звякнул. “еще вчера хочешь посмотреть” Блядь. Конечно. Еще и издевается. “Приеду”, — написал ему Серафим. Подумалось, что будь на месте Андрея девчонка, то Серафим уже бы прихватил бутылку вина и букетик, а сейчас — сейчас-то что нужно сделать? Плевать. Они с Андреем никогда не увлекались условностями. В такси Серафим нервно постукивал пальцами по колену. Последние дни он только и представлял, как Андрей выйдет к нему в чулках и поясе с подвязками. Только в них. Представлял, как Андрей надевает чулочки, а поверх них — свои широкие спортивные штаны, и идет на выставку или в бар, и никто, кроме него и Серафима, не знает, что под одеждой он скрывает секрет. Фантазии превращались в манию, и Серафим задыхался от невозможности прямо сейчас притянуть к себе Андрея за обтянутые нейлоном бедра. Наконец водитель высадил его у старого здания, которое давно стоило перевести в разряд аварийных, и Серафим поднялся к Андрею. Тот открыл дверь в розовом махровом халате — коротковатом, замызганном. Без чулков. Серафим постарался скрыть разочарование и коротко обнял Андрея за плечи. — Девчонки дома? — походя поинтересовался Серафим, идя за Андреем в комнате. Кажется, соседок не было, но он все же решил уточнить. — Ушли, — сказал Андрей. Он обернулся к Серафиму. Тот, закрыв дверь в комнату, заметил на кровати чулки. Сглотнул и спросил: — А пояс и подвязки уже на тебе? Андрей кивнул. — Не стал в спешке натягивать. Вдруг порву. Думал, не побрить ли ноги, — вдруг хихикнул он, и в мозгу Серафима что-то перемкнуло. Андрей Пирокинезис не был бы собой, если б честно сказал — бля, давай потрахаемся. Нет, ему нужно было превратить все в игру, в театральную постановку. Его бывшие, наверно, охотно участвовали в таких перфомансах. Богема нахуй... — Блядь. Не вздумай, — сказал Серафим. Он притянул Андрея к себе за пояс халата. Тот не сопротивлялся, лишь едва заметная улыбка скользила по губам, словно он хотел сказать: я поддаюсь просто потому, что хочу отыграть эту роль. И эта полуулыбка окончательно добила Серафима, сколько можно терпеть, играй, пожалуйста, с другими, со мной — не надо, я просто хочу с тобой… Он дернул концы махрового пояса, развязал его и распахнул халат Андрея. Резинка с черными кружевами обхватывала талию Андрея, перпендикулярно пересекала темную дорожку волос, идущую вниз, к лобку, к члену. Серафим приоткрыл рот, забыв, как дышать. Сука, без трусов, голый, только подвязки свисают… Почти как в лучших фантазиях. Он накрутил одну подвязку на палец, с трудом подняв взгляд к лицу Андрея. Щеки горели, уши горели, все горело. Он потянулся к губам Андрея, коснулся его талии — и прижался всем телом. Обхватил Андрея так, что ребра хрустнули, и чуть с ума не сошел от легчайшего выдоха-стона в ответ, от языка, скользнувшего к нему в рот. Он подтолкнул Андрея к кровати. Упал на него, придавил собой, зашарил руками по голому телу. Пояс, чулки — все ушло на второй план, только щелкнул резинкой по бледной коже, впился в нее пальцами, чтобы убедиться — вот он, наконец-то там, где нужно — под Серафимом. Андрей не торопился помогать ему, и Серафим, сев на пятки, быстро снял футболку, завозился с джинсами. Андрей смотрел на него, закинув руки за голову. Он согнул ноги в коленях и чуть развел их в стороны. Сорвав джинсы в одно движение, Серафим вклинился между его ног, прижался вставшим членом к его паху, и шлепнул по бедру — звонко, с размаху. Андрей взбрыкнул, подтянул колено было к себе, пытаясь выбраться, но Серафим налег сверху, прижав к кровати. Уставился Андрею в глаза — я ведь правильно тебя понял? Андрей кивнул, и Серафим впился ему в губы, укусил, вогнал пальцы в бедра до синяков. Андрей сжал его горло, толкнул в грудь. Перехватить и заломить запястья — какой-то инстинкт со службы, Серафим даже не задумался, а уже одной рукой крепко держал его, а второй лез между их тел, к вставшему горячему члену Андрея. Тот, извиваясь, застонал, даже перестал на миг играть — и Серафим поцеловал его, на этот раз нежно, облизывая припухшие от укусов губы. Он отпустил запястья Андрея, чтобы погладить его по щеке, провести по талии. Приподнялся на локте и уставился в лицо Андрея. Он приоткрыл глаза, посмотрев в ответ. Серафима снова бросило в жар. Эту нежность во взгляде он уже видел. В гримерке, в баре, на студии. От этой нежности ему каждый раз сносило башню, и он шел за Андреем, будто собачка на поводке. — Я надену, — выдохнул Серафим. — Чулки. Тебе. И оближу. Блядь, Андрюш, хочу выебать — пиздец. Отрывистые слова сами слетали с губ, он выстреливал ими, толком не понимая, что говорит, но Андрей краснел, говорил с ним в унисон: — Давай. За такие речи… положу тебе ноги на плечи, — смешок, этот томный смешок, — и ты можешь облизать что угодно, а лучше отсосать, ты ведь хотел, когда напились перед фитом, помнишь, ты все говорил, что хочешь положить мой хуй себе в рот? Серафим не помнил, но охотно верил, что так и было. Он сел на колени перед Андреем, схватил чулки. Неумело стал натягивать один. Андрей держал ногу на весу, согнув, и Серафим, надевая чулок, таращился на член Андрея — длинный, отяжелевший, с выпуклой веной. Рот наполнился слюной. Да, теперь он начал припоминать, как добухался до того, что в паблик едва не написал про демонический хуй Андрюши… точнее, написал, только хватило ума не добавлять, что хотел бы дрочить этот хуй себе в рот… Серафим надел чулок, щелкнула по бедру резинка. Со вторым вышло быстрее. Черный полупрозрачный нейлон обхватывал ноги Андрея. Кружево впивалось в бедра. — Красиво, — выдохнул Серафим. Андрей грациозно поставил стопы ему на плечи. Серафим сжал одну ступню, провел языком поперек, и Андрей дернулся — щекотно. Дразнить его не хватало терпения. Слишком долго шли эти игры. Серафим склонился в одно движение, обжег дыханием член Андрея, и тот, застонав, свел бедра. Как куни, только с болтом, тупо подумал Серафим, дурея от того, как сдавили ноги Андрея шею с обеих сторон. Он взял в рот член — головку и еще немного, больше не получится, но и так кайфово, блядь, почему он раньше не пробовал, хуй во рту — охуенно… Он накинулся с энтузиазмом первопроходца, капая слюной, задыхаясь и давясь, но продолжая отсасывать так, как хотел бы, чтоб отсосали ему; Андрей коротко, громко выдыхал, иногда даже вскрикивал. Ноги его соскользнули с плеч Серафима, и тот огладил их — выпрями, как тебе удобно, сегодня все для тебя, люблю тебя — ты охуеешь, как… И чтобы показать — слова давались ему сложно — Серафим старался брать еще глубже. Андрей вцепился ему в волосы, сжал в кулак и потянул от себя — бля, Андрюш, зачем?.. Серафим обхватил его член ладонью, провел по своей слюне, пытаясь снова взять головку в рот — и в лицо ему выстрелила сперма, попала на язык, на щеки, губы. Андрей вздрогнул пару раз и обмяк. — Я хотел… хотел предупредить, — блаженно выдохнул он. — Грязно вышло... Серафим провел языком по его члену, и Андрей дернулся. Подтянувшись повыше, к его лицу, Серафим стер каплю спермы с лица большим пальцем и облизал его, наблюдал, как расширяются зрачки Андрея. — Люблю, когда грязно, — хрипло сказал Серафим. Облокотившись рядом с головой Андрея, он взялся за свой член. Впервые дрочил не на фотку, а на живого Андрея, и тот возбужденно таращился своими невыносимыми глазами, касался плеч, живота, ягодиц и шептал, что хочет теперь кончить ему в рот, а ты мне хочешь? Хочешь ведь, я знаю, а что ты фетишист — не знал, по приколу кинул фотку в чулках после того, как подрочил, представляя, что ты меня в них трахаешь, поставив у стены… Он шептал, не оставляя Серафиму ни единого шанса — только влюбиться еще сильнее.