Стереотипы

Когда они заканчивают, за окном уже окончательно темнеет. В квартире тихо и душно, и Юра открывает окно, впуская звуки шуршащих по асфальту автомобилей и запах накрапывающего летнего дождя. Странно, вроде не обещали. — Будешь чай? — спрашивает Отабек, дожидается короткого кивка и идет на кухню ставить чайник, оставляя Юру сидеть на полу. На часах почти девять, время детское — можно поставить какой-нибудь длинный фильм, или глянуть пару эпизодов "Американской Истории Ужасов". Отабек говорил, что на ноуте накачана куча всего, он вечно качает, а самому смотреть уныло, вот и ждет до встречи с Юрой. — Я пока в душ схожу, не теряй, — кричит Юра и подрывается с пола, вытягивает из рюкзака потертый чехол с зубной щеткой, мочалку и сменное белье. Пока Отабек чай колотит, вполне можно помыться, чтобы потом не тратить на это их киношное время. В ванной обнаруживается стопка махровых полотенец, гель для душа с пафосным названием "Сила угля", не менее пафосный шампунь "Экстремальная свежесть" и пара милых тапочек с медведями — наверняка фанатки подарили, вечно после побед весь лед медвежатами закидывают. Сбросив одежду, Юра залезает в крошечную ванну, задергивает шторку и включает душ. Гель для душа оказывается почему-то почти черным, пачкает белую губку, и Юра пугается. — Бека, у тебя гель для душа испортился! — жалуется он, перекрикивая шум воды. Через несколько секунд на пороге ванной возникает удивленный Отабек. — Испортился? — наклоняется и разглядывает выставленную вперед губку в темных пятнах. — А, да это он с углем просто. Не переживай. Пельмени будешь? Ты же голодный наверное. — Ох, буду. Только Лилии с Яковом не говори. И дверь закрой, — бурчит Юра, задергивая шторку поплотнее. Дождавшись, когда Отабек закроет дверь и убежит обратно на кухню, Юра нюхает мочалку с черным гелем для душа. Пахнет приятно, хоть и выглядит странно. А шампунь пахнет совсем как волосы Отабека, и Юра решает вымыть голову, хоть и не собирался сначала. Выходит из душа завернутый в пушистое отабеково полотенце, красный от горячей воды, вымытый до скрипа и почти полностью довольный жизнью. После пельменей будет полностью. Отабек торжественно подвигает к нему полную тарелку, вручает вилку и сметану, а потом тоже скрывается за дверью ванной. Юра ковыряет пустой пельмень с дырявым боком и думает: а ведь Отабек там после него, в теплой, полной пара ванной, ступает босыми ногами по акрилу и намыливается. И пахнуть они потом будут одинаково. Щеки заливает краска. Юра не возбуждается от этих мыслей, скорее наоборот — становится так неловко и немного стыдно, но все равно приятно, что у них с Отабеком будет еще что-то общее, хотя бы на время, пока запах странного черного геля для душа с углем не выветрится, и не останется только его собственный. Пельменей много, а у Юры железное правило: наелся — не доедай. Дедушка вначале ругался, а потом понял, что так для фигуры полезнее, да и в целом зачем организм насиловать, если не хочет уже. Поэтому Юра уверенно отставляет тарелку с доброй половиной порции и щелкает уже остывшим забытым чайником. Отабек все не выходит, и Юра прогуливается по квартире, заглядывая в каждый угол, как любопытный кот. Не шарится, а просто бродит, рассматривая обои и потрепанную, но чистенькую мебель. Чуть не перецыпается через собственный брошенный впопыхах рюкзак, и вспоминает об отложенном на самое дно свертке в подарочной бумаге. Вертит в руках так и эдак и думает. — Что там такое? Опять Ангелы в почтовый ящик забросили? — раздается голос прямо над плечом, и Юра шарахается в сторону. — Ух ты ж блять! Твою мать, Отабек! Я думал, у меня сердце выскочит! Алтын смеется и промокает мокрые волосы полотенцем поменьше. По смуглой коже от шеи сбегают одинокие капельки. На его бедрах повязано полотенце, и в спальню он скорее всего зашел, чтобы чистую одежду взять. — Прости, прости, не хотел тебя пугать, — шарит пару секунд в вещах, вытаскивает синие трусы-плавки, надевает, не снимая полотенца. — Не от Ангелов это, — бурчит Юра, мнет в руках бант. — От меня. Тебе. Мелькают в вечернем сумраке ягодицы — чуть светлее, чем смуглая кожа на остальном теле — и скрываются за синей тканью. Отабек заинтересованно оборачивается и протягивает руку к свертку. — Правда мне? И можно открыть? Юра торопливо кивает, сует сверток ему в руки — спешит, чтобы самому не передумать. Плюхается на диван, заливается краской, кажется, до кончиков волос и, затаив дыхание, ждет, пока Отабек аккуратно отклеивает кусочки скотча и разворачивает упаковку. Юра всегда рвет подарочную бумагу на своих подарках — какая разница, все равно выбрасывать, так зачем беречь? Но Отабеку так привычнее. Шуршит картон. Длинные смуглые пальцы обводят черное кружево, и в комнате на долгие минуты повисает тягостное молчание. Отабек поддевает кружевные трусики и рассматривает с обеих сторон. Юра две недели лазил по всем сайтам с бельем, искал такие, чтоб без всяких там вырезов для вагины и прочей хуеты, просто красивое кружево и в размере Отабека. И потом почти столько же потратил, чтобы найти сайт, с которого можно сделать заказ анонимно, оплатить через ПэйПал или на Киви и забрать на почте абсолютно безликий пакет, который его ничем не выдаст. Бюстгальтера в свертке нет, но он и не нужен. Отабек же не девушка, сисек у него нет, а засовывать в объемную полость свернутые носки, как в ютубных лайфхаках для плоских косплеерш, просто смешно. Зато есть чулки. Красивые, гладкие, с плотной резинкой, удерживающей на бедре. Юра до последнего не был уверен в размере, поэтому перелистал кучу форумов и изучил все возможные размерные сетки, прежде чем заказать такие, которые вроде как тянулись и должны были подойти. И пояс. Любовь с первого взгляда. Как представил Отабека в нем поверх чулок — думал, сознание потеряет, потому что вся кровь устремилась куда-то вниз, и в глазах потемнело. В юриной груди сердце грозится пробить ребра и умотать куда-нибудь подальше. Только бы Отабек не обиделся, не понял неправильно, не послал нахуй за такое... Но когда Отабек поднимает на него взгляд, Юра видит в нем только сверкающее любопытство и легкую поволоку возбуждения. — Сейчас или позже? — спрашивает он, и голос звучит еще ниже, чем обычно. Пробирает до костей и сворачивается пружиной в животе. — Сейчас, — шелестит на пределе слышимости Юра, и зажимает трясущиеся руки между коленями. Отабек поддевает буквально только что надетые плавки и тянет вниз по ногам. Полупрозрачные трусики скользят вверх, обхватывают полувозбужденный член ровно как надо — угадал все-таки с размером. Сквозь черное кружево просвечивает кожа, и Юра напоминает себе дышать, потому что бессознательный рефлекс уходит на второй план. Всё уходит на второй план, кроме Отабека, натягивающего чулки и скрепляющего их края с поясом. — Помоги, пожалуйста, — просит он, и поворачивается спиной. До Юры не сразу доходит, что от него хотят, и он просто пялится на кружевные трусики на упругой отабековой заднице. — Закрепи там. Руки все еще дрожат. Юра берет свисающую резинку с крепежом от пояса и поддевает пальцами край чулка. От соприкосновения кожи их обоих подбрасывает, а Отабек еще и шумно выдыхает, полувздохом-полустоном. Чулок закрепляется, но через секунду крепеж расстегивается, и резинка подпрыгивает наверх. Юра тихо чертыхается и закрепляет снова, прижимает надежнее. Когда оба чулка оказываются закрепленными, Отабек разворачивается к шкафу с зеркальной дверью и смотрит на свое отражение. Юра тоже смотрит на него и чувствует, как горят подушечки пальцев, прикасавшиеся к смуглой коже. Всплывают дурацкие ассоциации с углем, только в геле для душа он был холодный, а кожа Отабека обжигает и плавит. Кружевной пояс обхватывает талию и уголками спускается вниз, удерживая чулки. Над изящными трусиками виднеется голая кожа с рельефным прессом и бегущая вниз блядская дорожка темных волосков. Джинсы так сильно сдавливают вставший член, что катастрофически хочется расстегнуть их и передернуть, чтобы отпустило. Вместо этого Юра встает с кровати и приближается к Отабеку, останавливаясь буквально в полушаге. Вот уже полгода как они одного роста, но Отабек все равно выглядит массивнее. Юра всегда был худым, а когда пошел на фигурное катание еще в начальной школе, начал воспринимать это скорее как плюс, а не минус. Прыгать и кружиться на льду легче? Легче. Так и нехуй жаловаться на гены. Это в последние годы задрали сравнения с феей. Какая он блять фея? Мужик же, к чему эти дебильные женские прозвища? Стоя у Отабека за спиной на расстоянии меньше вытянутой руки, Юра может спрятаться за ним целиком. Как за каменной стеной. — Тебе... нравится?.. — тихо спрашивает Юра, и кладет тонкие руки на выпирающие тазовые косточки чуть ниже уголков кружевного пояса. Прикосновение обжигает так, что кажется, будто на пальцах вот-вот вздуются волдыри. Наверное, этот вопрос лишний, потому что каменный стояк, оттягивающий кружево, достаточно очевиден, но Юре хочется, чтобы Отабек наконец перестал чувствовать стыд от собственных желаний, и в комнату вернулась их привычная атмосфера взаимопонимания и радости — друг другу и друг с другом. Отабек поднимает руки и закрывает ладонями красное лицо. — А тебе? — он шепчет так тихо, что Юре приходится сократить оставшееся между ними расстояние и встать вплотную, чтобы услышать. И голос его в этот момент звучит так ломко и уязвимо, что грудь словно обхватывает стальным обручем. — Никогда не видел ничего красивее, — ни секунды не колеблясь, выпаливает Юра, и, наплевав на все, обнимает практически обнаженного Отабека, зарывается лицом в пахнущие ментолом мокрые волосы, кладет одну ладонь поверх груди и чувствует, как часто бьется под пальцами самое дорогое... Юре кажется, что проходит вечность... Мимо проплывают кометы, где-то высыхают океаны, люди изобретают вечный двигатель и переселяются с окончательно угашенной Земли на Марс, избирают Илона Маска верховным императором, клонируют и избирают снова... А потом Отабек поворачивается в его руках, обхватывает своими, горячими и сухими, лицо и накрывает обкусанные губы невообразимо мягкими. Заменяет собой воздух, и Юра краем сознания ловит мысль, что и не дышал до этого по-настоящему. Юрины руки оживают и пляшут по смуглой коже, прыгают четверные на мускулистой спине и выплясывают дорожки шагов по жилистым рукам. Отабек цепляется пальцами за футболку с белым тигром, тянет наверх, выпутывает из мешающей ткани. Они валятся на накрытую цветастым пледом кровать, и Юра наконец трогает так, как хочется, ведет одним слитным движением вдоль ребер до лежащего на талии пояса с подвязками, засовывает большие пальцы под спускающиеся к трусикам резинки, встречаясь со смуглой кожей. Во рту Отабека сладко и мятно от зубной пасты. Ни он, ни Юра не умеют целоваться, но хотят этого до дрожи, так что сталкиваются зубами, прикусывают губы и путаются в языках. Оторваться для вдоха — всплыть, как киты на поверхность, глотнуть воздуха — и погрузиться еще глубже, не отпуская. — Юр... — на большее Отабека не хватает, и он просто требовательно дергает за пояс, отстраняется на мучительные секунды. Юра с трудом расстегивает тугую ширинку, рычит и отшвыривает джинсы в угол комнаты. Тянется всем собой и хватает за смуглые бедра, притягивая на себя, трется сквозь хлопок и черное кружево до звезд перед глазами. Отабек жмурится и приглушенно стонет, привстает и ерзает, так что член Юры упирается между половинок. Глаза у Отабека совсем черные, смуглая грудь вздымается от тяжелого дыхания, а из-под изящных кружевных трусиков выглядывает темная влажная головка. Юра шумно втягивает воздух сквозь зубы, чтобы не кончить в это же мгновение. Судорожно вызывает в голове воспоминания о танцующем на столе Кристофе и об отвратительно лижущихся на милкином дне рождения Кацудоне с Никифоровым. Мозг услужливо подкидывает совсем свежие воспоминания о губах и языке Отабека. — Не могу думать ни о ком и ни о чем, кроме тебя, — признается Юра, поглаживая кончиками пальцев напряженный живот. — А ты не думай, — улыбается Отабек и тычется лицом в лицо, укрывает поцелуями все, до чего может дотянуться: брови, ресницы, нос в почти незаметных веснушках. — Доверься мне. И берет юрины руки в свои, как тогда, на льду, легонько сжимает, опускает себе на задницу — вот так, да, правильно. Юра стискивает, гладит, задевает натянутую резинку пояса и кружевной край трусиков, а потом соскальзывает пальцами ниже и дотрагивается до сжатого колечка мышц. Отабек не сопротивляется — наоборот, обнимает за плечи крепче и стучит своим огромным сердцем о его грудную клетку. От внезапной мысли рот наполняется слюной, и Юра бросает взгляд из-под светлых ресниц наверх. Отабек ластится как большой черный кот, трется теплым боком, и напряжение в его мышцах такое правильное, предвкушающее. Юра накрывает пальцами кружево на талии, и медленно перетягивает Отабека себе на грудь. Любые вопросы кажутся лишними, как будто они и так уже всё друг другу разрешили еще там, перед зеркалом, когда Отабек накинулся с поцелуями. Кожа Отабека на вкус горько-соленая, с легким привкусом геля для душа. Юра лижет широким мазком выступающие косые мышцы, покрывает поцелуями вздувшиеся венки прямо над кружевом и наконец вбирает в рот головку. Отабек наверху всхлипывает и мычит в прикушенный край ладони. Юра гладит кончиками пальцев вдоль кружева, обхватывает легонько и проводит высунутым языком по всей длине, чувствует, как щекочется почти незаметный шелковый бантик. Руки путаются в резинках пояса, пока он отстегивает от них чулки, чтобы стянуть белье. Отабек убирает руку от лица, шепчет торопливо "Юр, подожди, я сейчас" — и мгновенно слетает с кровати, кидается к брошенной в углу раскрытой сумке и обратно. Сжимает в руках тюбик с кремом для лица — у Юры тоже есть похожий, вечно после долгих тренировок на льду все лицо обветренное и чешется — и черный блестящий квадратик. Юру потряхивает от накрывшего удушливой волной страха, но все равно хочется. Только нужно взять себя в руки и сделать правильно. Отабек коротко клюет его поцелуем в щеку и отдает свои находки, вкладывает в руки вместе со всем собой — забирай всего целиком. И Юра забирает. Все-таки стягивает с сильных ног ненужные кружевные трусики, мимоходом подтягивает повыше сползший чулок, и позволяет Отабеку окончательно раздеть себя. — Встанешь, как до этого? — спрашивает Юра, и кивает себе на грудь. Отабек протестующе мотает головой — нет, говорит, хочу и тебе тоже. Перебрасывает ногу через юрин живот и устраивается головой прямо над его членом, так что Юра дергается и вымазывает смазкой его подбородок. И откуда только набрался такого? Хотя, Отабек же старший, наверняка тоже гуглил всякое в период безграничного подросткового любопытства. Член Отабека прямо перед лицом, и Юра облизывает губы, прежде чем направить его себе в рот. Чуть не давится, когда Отабек нетерпеливо двигает бедрами, вбиваясь глубже, и тут же успокаивающе гладит его по бедру, слыша тихое "Прости". Отабек берет в рот медленно, сначала кладет на язык и лижет неторопливо, привыкая ко вкусу и размеру, а потом постепенно опускает голову, насаживаясь. Юра стонет, не снимаясь с члена, и этот звук отдается вибрацией во всем теле Отабека, так, что тонкий пушок на пояснице встает дыбом. Выпустив член изо рта, Юра облизывает поджавшиеся яички и прислушивается к своим ощущениям. Никакого отвращения от этого действия он не испытывает — наоборот, хочется вобрать их в рот полностью. Юра честно пробует воплотить свою задумку — оттягивает мошонку и пытается обхватить губами сразу оба, но Отабек дергается и, не переставая сосать, хлопает его по ноге — придавил, больно. Тогда Юра мягко перебирает пальцами, лижет поочередно, соскальзывая к основанию члена, а потом и вовсе раздвигает половинки и проходится языком по расщелине, толкается кончиком вглубь, выбивая из Отабека несдержанный громкий стон. Чулок на левой ноге Отабека сползает ниже, открывая напряженные рельефные мышцы. У фигуристов всегда сильные ноги, но у Алтына — особенно, потому что он массивнее, чем тонкокостный, вытянутый, как березка, Плисецкий, у него несвойственная фигуристам широкая спина, и крепкие жилистые руки, и Юра всегда диву дается, видя, как высоко он прыгает. Юру подбрасывает на кровати, когда Отабек надевается до самого горла, пропускает член до горящих перед глазами звезд глубоко и невообразимо сладко. Юра ведет рукой вдоль смуглой спины, на долгие секунды останавливается на кружевном поясе, одобрительно гладит колючий ежик на затылке и зарывается пальцами в и без того растрепанный андеркат. Вновь берет в рот горячий пульсирующий член и второй рукой нащупывает на смятом одеяле тюбик с кремом. Первый смазанный палец входит совсем легко, и Юра шевелит им внутри медленно, на пробу, не переставая скользить губами по сочащемуся смазкой крупному члену, старательно открывает рот шире, чтобы не задеть случайно зубами. Отабек переползает чуть дальше на кровати и выгибает спину, давая чуть больше пространства. Внутри он такой тугой, что даже с кремом второй палец входит с трудом, и Юра медленно раскачивает их, проворачивает и постепенно вдвигает полностью. Отабек стонет прямо с его членом во рту, шлепает по бедру и с громким влажным звуком выпускает юрин член изо рта. — Больно? — спрашивает Юра, почти полностью вытащив пальцы, только мягко массируя у самого входа. — Нет, Юр, хорошо, — задыхаясь, отвечает Отабек. — Только не надо так, а то я сейчас кончу... Ответ Юру полностью устраивает — он снова берет в рот член, добавляет немного крема и встравляет уже три пальца. Дожидается, когда мышцы немного расслабляются и двигает снова. Трахает пальцами глубже и быстрее, проворачивает и разводит, насколько позволяют тугие мышцы. Отабек утыкается ему в пах разгоряченным лицом, отвлекается, неспособный сосредоточиться на минете, только лижет и целует попеременно и шепчет тихо и горячечно "Юра... Юрочка..." Кончает с полустоном-полувсхлипом, напрягаясь всем телом, толкается глубоко в рот, впечатывается яичками в юрино лицо. Струя спермы горько бьет в горло, и Юра честно пытается проглотить все, но она все равно выпрыскивается из уголков губ и течет по подбородку. Перестав дрожать, Отабек поспешно отстраняется, садится на колени возле Юры и стирает большими пальцами белесые капли с его лица. — Прости, Юр, я не успел отодвинуться, — шепчет прямо в губы. — Ты в порядке? — Лучше всех, — хрипло смеется Юра и признается. — Хочу тебя. Очень. Лицо Отабека озаряет ослепительная улыбка, говорящая больше любых слов. Юра подталкивает его на кровать, мягко надавливает на спину, заставляя встать на четвереньки и опереться на локти. Разрывает шелестящую упаковку с презервативом, матерится сквозь зубы, потому что с первого раза пристроил другой стороной, переворачивает латексное колечко и наконец раскатывает по всей длине. Трется членом о смазанный растянутый вход, шлепает и дразнит влажной головкой, дожидаясь требовательных движений навстречу. — Давай, — говорит Отабек совсем как на льду, и Юра наконец толкается внутрь. Головка входит очень туго, и Юра запоздало вспоминает, что у него слишком маленькие руки с тонкими пальцами, и наверное стоило подготовить получше, прежде чем начать. Но Отабек, несмотря на боль, немного покачивает бедрами навстречу и шепчет. — Не останавливайся, Юр... Юра оглаживает смуглую спину, проскальзывает ладонью под кружевной пояс и покрывает короткими поцелуями кожу между сведенных лопаток, а потом оставляет шлепок на ягодице, одновременно продвигаясь глубже. Отабек стонет от боли, смешанной с удовольствием, и другой рукой Юра нащупывает его член, мокрый, в смазке и слюне, и снова каменно-твердый. — Какой же ты, Бека... Мне так хорошо... На одном из следующих медленных толчков Отабек стонет по-особенному, долго, вскинув голову и сжимая в кулаках простынь — одеяло непонятно когда съехало на пол. Юра отводит бедра, выходя почти полностью, а потом повторяет движение под тем же углом, вырывая еще один довольный стон. Алтын довольно громкий и, похоже, совсем не соображает, что нужно себя контролировать, чтобы избежать возможных проблем с квартирой и тетей, поэтому Юре приходится лечь поверх широкой спины и закрыть его рот рукой, углубляя и ускоряя толчки. Отабек открывает рот шире и вбирает в него сразу три пальца, принимаясь сосать и оглаживать их языком, так что у Юры перехватывает дыхание. Чувствуя приближение оргазма, Юра заводит свободную руку вниз, чтобы приласкать Отабека, но едва успевает прикоснуться к головке, как тот весь сжимается, прикусывает пальцы во рту, вздрагивает всем телом и обмякает. Юра гладит взмокшую поясницу и ямочки над ягодицами и медленно выходит. Смотрит, как рефлекторно пульсирует покрасневший растянутый вход и стягивает презерватив. — Перевернись, — просит Юра, и собственный хриплый голос кажется ему чужим. Отабек приподнимается на руках и переворачивается на спину. На поясе для чулок и на самих чулках блестят полупрозрачные капли. Юре хватает всего пары движений рукой, чтобы кончить следом на кружево и напряженный смуглый пресс. Он валится на кровать плашмя с мыслью о том, что все тело превратилось в желе, и на пару минут выпадает из реальности. Приходит в себя, чувствуя руку Отабека у себя в волосах, тихонько мурчит и выгибается подставляясь под ласковые прикосновения. В душе они лениво целуются и гладят друг друга сквозь пену. У Отабека на талии виднеется темно-розовая полоска от кружевного пояса — прямое доказательство, что то, чем они занимались, не было сном. Пока Отабек перестилает постель, Юра ставит чайник и забирается с ногами в потертое, но уютное кресло в цветочной обивке. Листает на телефоне сообщество "Ангелов Юрия" и натыкается на свежий фанарт с ним и Отабеком. Юра ничего не имеет против фантазий фанаток, тем более когда те не пейрингуют его с ебучим Джей-Джеем или, прости господи, Виктором. Но почему во всем этом творчестве в паре с Отабеком он снизу? Ответ напрашивался сам собой. Потому что Юра — русская фея, хрупкая, тонкая и звонкая, а Отабек — герой Казахстана, хмурый и мужественный. Гребаные стереотипы... — Я хотел взять у тебя в рот еще с того выступления с Мэднэсс, — невзначай произносит Отабек, и как ни в чем не бывало отпивает чай. — Ты охуел?! — возмущенно орет Юра, едва не упустив свою кружку. — Не мог выбрать еще более неудачный момент, чтоб сказать?! Отабек смеется и наклоняется над столом, оставляя на обиженно поджатых губах невесомый поцелуй. Юра хмурится, а потом и вовсе становится мрачнее тучи. — Бека, а откуда у тебя презерватив? Ты же вроде не готовился, ну, к этому вот... — Не готовился, — отвечает Отабек, а сам смотрит на него такими смеющимися глазами, будто говоря "Юр, да ты никак ревнуешь". — Я с собой в дорожной аптечке всегда ношу один. Нам на курсах рассказывали, что презерватив можно использовать в качестве жгута для остановки кровотечений. Навязчивые мысли отпускают. В голове мгновенно возникает картинка: Отабек накладывает своими сильными руками жгут и сидит с пострадавшим до приезда скорой, говоря, что все уже хорошо, а потом сопровождает совершенно незнакомого человека до больницы, чтобы ему не было страшно. Такой уж Отабек человек. Нужно будет купить ему еще презервативов. Для дорожной аптечки, конечно же. Юра думает о том, как же сильно ему повезло, что этот невероятный человек — его. — Ты мой, — наклоняется и говорит в самые губы. — Слышишь? — Твой, Юр. Только твой, — кивает Отабек. — А я — твой, — добавляет Юра уверенно, накрывает отабекову руку своей, переплетает тонкие светлые пальцы с крупными смуглыми и любуется. Ему вдруг становится абсолютно и окончательно похуй на все стереотипы вместе взятые. Слишком уж хорошо...