Профессионал

Стюарт Гарольд Пот, почти двадцати четырёх лет от роду, скучает, мается и не имеет ни малейшего понятия, куда себя девать. Стюарт зевает во все свои прекрасные ровные зубы, потягивается, хрустит шеей, скребёт пятернёй в жёстких, как ежиная шкура, волосах: не ложатся, проклятые, — и смотрит на часы. Ещё два часа сидеть в магазине за кассой, так интересно, что аж сдохнуть можно — ещё скучнее, чем слушать старика Макгонагалла на лекциях в юридическом отделении. Хотя нет, не скучнее. Здесь хотя бы платят, дядя Норман никогда не затягивает с оплатой, — каждую субботу отсчитывает и кладёт на стол положенные фунты. Стюарту всякий раз очень стыдно.       «Держи, малец, на этой неделе хорошо дела шли. Своди в кино девчонку». Стюарт не хочет признаваться, что по вечерам он берёт из кассы немного мелочи на сигареты и сладкое. Не упомнить, когда это началось, — кажется, когда перепился и потерял деньги вместе с шапкой где-то на берегу Темзы. Таскать стыдно, остановиться трудно, прекратишь брать — дядя заметит, что денег в кассе больше. Дерьмо, кабала, замкнутый круг: самому от себя противно. Стюарт быстро сгребает в кулак немного монет, — да, хватит как раз на колу и спички, — защёлкивает кассу и, сунув ключ в карман, пытается что-нибудь насвистеть. Вместо свиста в тишине музыкального магазина раздаётся тупое шипение.       — А-а-а, — воет Стюарт и тычет пальцем в клавишу дорогого синтезатора. — Ненавижу. Хоть бы самый заблудший ангел припёрся, право слово. Пьяный, обкуренный, бескрылый, наплевать уже. Лишь бы пришёл, пнул под задницу и показал, куда идти. Уличную тишину раздирает визг вдавленных до отказа тормозов.       «Тьфу, опять кто-то нажрался», — только и успевает подумать Стюарт, и витрина разлетается веером тысячи стеклянных брызг.       — Ой-й! Стюарт падает, щупает лицо и ушибленный локоть, сплёвывает, шарит в поисках слетевших очков и завороженно таращится, как кто-то, ругаясь нехорошими словами, восстаёт из пыли и битого стекла — ну, если точнее, не шибко изящно вываливается из окна протаранившего витрину автомобиля. У Стюарта одно стекло в очках треснуло, голова кружится, а во рту солоно и противно.       — Это я удачно зашёл, — свистит горе-водитель и идёт в сторону того самого синтезатора, хрустя битым стеклом под тяжёлыми кошкодавами.       — Эй, мать твою! — Стюарт, шатаясь, выхаркивает передний зуб вместе со слюной и кровью. — Эй, мистер! Му-жчи-на! Он не на продажу!       — Как хорошо, что мне насрать! Взломщик в потёртой кожанке черняв и неказист, у него цепкий взгляд — глаза разные, левый отливает в блекло-красное, — и нос не в порядке, — кривой, поломанный раза два-три; взломщик ниже, чем дылда Стюарт с его шестью футами, так что Стюарт приободряется и хватает за плечо.       — Я вызываю полицию, мистер!       — Э-э, да у тебя забор неровный! — Хорошо сложенный кулак в обрезанной перчатке влетает в зубы снизу вверх, умело и жёстко, и верхнюю челюсть раздирает хрустом, а из глаз брызжут слёзы: Стюарт вскрикивает, зажимает разбитый рот и выплёвывает второй сломанный зуб. — Теперь всё симметрично, можешь не благодарить.       — Чтоб тебя, ублюдок! Я ж свистеть теперь не научусь!       — Пятьдесят фунтов гони и обращайся, научу, — парирует чернявый и бережно взваливает многострадальный синтезатор в багажник. Стюарт, ещё недавно тоскующий горше волшебницы Шалот, разозлён, перепуган, удивлён, озадачен и восхищён одновременно, и к тому же его немного тошнит.       — А… а синтезатор зачем?       — Группу собираю, у меня старый сдох.       — Врёшь.       — Тебе-то какое дело? Стюарт облизывает дёсны, решительно вытирает ладонью рот, а ладонь — об штаны, и с третьего раза — рука мелко трясётся от головокружения — набирает за кассой номер местного отделения.       — Клавишник не нужен?       — Было бы неплохо. Умеешь? — Взломщик, насторожившись, захлопывает багажник.       — И играть, и петь, — только вытащи меня из этого замкнутого круга, уже готов петь осанну Стюарт. — Алло, полиция! — Возмутитель спокойствия повисает на плече, рвётся отнять трубку и рычит пополам с шипением, как уличный кот: от него разит бензином, сигаретами и горьким амбре немытого тела. — Да, Смитерс-роуд, шесть. Да, кассир. К нам в витрину въехали. Кажись, машина краде… Нет. Хорошо. А, да, да… Тут у меня клиент, он не пострадал. Будем вас ждать. Я? Да, пришлите врача… Да, спасибо. Услышав короткие гудки, Стюарт выдыхает, хлопает трубкой мимо телефона и торопливо стирает видеозаписи с камеры.       — Как звать, щербатый? — чешет «клиент» за ухом: на его живом некрасивом лице расцветает интерес.       — Стюарт. Стюарт Пот. Я, это… в церковном хоре пел, я умею.       — Недоброго вечера, чайник. — Жёсткие сильные пальцы пожимают ладонь. — Я Мёрдок.       — Чаю? — Почему-то в голову приходит именно это дурацкое предложение, и Стюарт чешет саднящий локоть.       — Наливай. Когда припрутся бобби?       — Через три минуты. Стюарт шустро загораживает тощей спиной кассу.       — Только попробуй вскрыть!       — Не больно-то и хотелось, — корчит рожу Мёрдок, уже без утайки суя за отворот рукава японскую шпильку.