Профессионал

Девчонка хмурит брови, чихает, шмыгает и, усевшись на корточки, скребёт ногтем вдоль надписи «Макаронные изделия лимитед, Норвич», а потом — по приклеенной раскисшей бумажке «Отдам в добрые руки»; впрочем, обе надписи ни о чём не говорят — девчонка не умеет читать. Глупо воображать, что через несколько дней чужие буквы станут понятными, если даже продавец требухи покрутил пальцем у виска и заржал, — а ведь продавцы с рынка разговорят хоть кошку, хоть беса. Глупо, но так хочется. Небо киснет и протекает пресными слезами.       — Дождь, — констатирует девчонка, залезает в ящик и, обняв коленки, заводит песню — протяжно, заунывно, даже не вслушиваясь: уж ей-то известно, что от музыки жрать хочется поменьше. И горожане тоже это знают, а иначе откуда на улицах, где никто не понимает её языка — даже краснолицый старик в полицейской форме, который храпел в участке, пока девчонка протискивалась через ограждение, — столько музыкантов? Неподалёку кто-то, сплюнув с отхарком, хлопает крышкой мусорного бака; девчонка вздрагивает, замолкает, навостряет уши — и через несколько секунд скисшее небо загораживает лохматая голова. Может, дать дёру?       — Ну, у меня-то руки не добрые, — хрипло говорит мужчина и морщит сломанный вкривь нос, выдохнув сладковатый травяной дым; глаза у него разные — один совсем чёрный, а другой почти такой же, с окоёмом мутно-красной радужки. Девчонке нравится запах, и она тут же придумывает мужчине со сломанным носом имя — Курильщик.       — Есть пожрать-то? А? Курильщик бесцеремонно запускает руку в ящик и шурует обёрткой хрустящей подстилки. Девчонка искренне возмущается, визжит и с боем отбирает пакет обратно, даже успевает куснуть за запястье; язык Курильщика звучит ничуть не понятнее чужой болтовни, но и младенцу ясно — он тоже не станет её кормить.       — Бля, чё кусаешься-то?! Пакет лопается с краю, и девчонка с удивлением обнаруживает, что хрустящее пахнет луком и сыром.       — Так это не подушка!       — Чё, лапша, тоже жрать охота? — хмыкает Курильщик, затянувшись ещё раз и дыхнув ей прямо в лицо, и запускает грязные пальцы в разорванный пакет.       — Эй!       — Жалко закусью поделиться, косорылая? Девчонка тут же отталкивает руку и, забившись подальше в угол, торопливо пихает в рот сухую хрустящую картошку, грозно зыркая на каждое шевеление. Впрочем, Курильщик не делает ничего плохого: сидит на кортах, грызёт ворованное из горсти, смолит самокруткой, ёжится на мелкую октябрьскую морось, — хотя и уходить не собирается. Сухая картошка оказывается вполне вкусной.       — Вылазь, лапша. Это Энфилд, а не чёртов Вестминстерский дворец. — Выдохнув в серое небо, Курильщик тушит окурок и мнёт его каблуком нечищенного сапога. — Ящик от лондонского дождя не спасёт. Девчонка запоминает звонкое «лапша»: видимо, это что-то хорошее, раз Курильщик называет её так уже дважды.       — Идём, не ссы, — пальцы, пару раз щёлкнув, показывают зовущий жест, — я тебе не священник. Вывалившись из ящика, девчонка торопливо шарит за мусорным баком, на что Курильщик цокает языком, — но тут же с жадным уважением рассматривает гитару в драном чехле.       — Э, да ты играть умеешь?       — А? — Девчонка взваливает гитару на спину, цепко хватается за его запястье и таращится снизу вверх.       — Музыку делать, — Курильщик, свистнув по-птичьи мелодично, показывает на свободной руке щипок за струны, — сечёшь? Девчонка кивает, не отводя взгляда: нет, конечно же, в этом чужом городе мало хорошего — что может быть хорошего в том, кто отобрал всю твою гордость, жизнь, даже имя? — но девчонка почему-то знает, что некрасивый чернявый Курильщик не причинит ей никакого вреда. Вот бы выучить здешний язык, хоть немножко, — и она тут же попросит его натянуть лопнувшую струну на гитаре.       — Шевели-ка задницей! Девчонка дышит в кулак, еле поспевает следом, спотыкаясь в ботинках на размер больше, и немножко грустит об оставленном ящике из-под макарон, но всё-таки не удерживается — и вертит головой, осматривается, удивляется: оказывается, город не такой уж и мрачный — вон та женщина одета в апельсиново-полосатую кофту, светофор моргает, барахля на красном, а вывеска с непонятными словами брызжет дробью огней. На Курильщике — чёрный свитер, чёрная куртка и крестик на тонком шнурке. Интересно, а какое у него имя по-настоящему?       — Мёрдок, — без обиняков сообщает Курильщик, бухнувшись на ступеньку крыльца кофейни, и тычет в крестик. — Слышь, лапша? Я — Мёрдок.       — Мёр-док, — старательно повторяет девчонка.       — А тебя-то как звать? Девчонка смотрит на Курильщика, грызя ноготь и мысленно — понравившееся звонкое слово, и трёт щиколотку носком промокшего ботинка.       — Нудл.