***
Прошла неделя и… признаюсь честно, я не представлял, что мы с Майклом сживёмся. Но мы сжились. Я думал, что он не даст мне покоя: всё время будет вынюхивать что-то из моей личной жизни, без спросу рыться в моих вещах и вообще разрушит весь распорядок дня, к которому я привык за годы одиночества. Но он больше не вёл себя так, как в прошлый раз. Да, он невероятно любопытный — ему интересен Нью-Йорк и то, как я живу, он сдружился со всеми соседями, которых я даже знать не знал, — и это ужасно бесит!.. Но в моей жизни как будто ничего не поменялось. Даже режим дня. Этот Майкл, он словно тень: он как бы был, но зачастую я этого даже не замечал. Я ложился спать во столько, во сколько ложился всегда — я до сих пор не знал, когда Майкл шёл спать, хотя делал он это явно позже меня, и раньше меня вставал, — и день мой проходил так же, как всегда: в тишине и перед телевизором. Можно подумать, что мы совсем не разговаривали, но, к моему удивлению, всё наоборот: у нас, как оказалось, много общих тем для разговора — он тоже любил ток-шоу и всякие откровенно глупые программы по типу «Wipeout» и так заразительно над всем этим смеялся, что я тоже начинал смеяться до боли в животе, — да и вообще, проводить с ним время оказалось достаточно приятно. Но… всё то время, что мы проводили вместе, так мимолётно и незаметно, словно ничего такого и не было. Искренен ли со мной Майкл? Не знаю. По крайней мере, я с ним точно был искренен. Тогда почему в моей жизни ничего не поменялось? Хотя нет. Вру. Кое-что поменялось. Я уже несколько ночей подряд не видел кошмаров, которые раньше снились постоянно. Но вряд ли в этом есть заслуга Майкла. Когда вернулся домой, я решил, что нужно прекращать с расследованием. От него один только вред. Из-за этого чёртового расследования погибла Мия, поранилась Джесс, а мы с Артуром рассорились и больше не общаемся. И всё за какие-то пару месяцев. Я решил, что мне больше не нужно продолжать всё это, и однажды собрал все свои заметки, рисунки, распечатки и сжёг их на заднем дворе, а все ненужные файлы с компьютера удалил — уничтожил всё, что хоть как-то было связано с расследованием. Мне стало легче. И теперь я возвращался к нормальной, спокойной жизни. А чтобы жить — нужно работать. Как минимум потому, что свободных денег на существование у нас с Майклом уже не осталось. Поэтому я решил прибегнуть к способу, который всегда работал на «ура». Я толкнул увесистую дверь, над которой красовалась синяя вывеска с белыми буквами «АГЕНТСТВО ПО ГРУЗОПЕРЕВОЗКАМ» и под дребезжащий звон колокольчика прошёл в холл. Из стойки регистрации вынырнули две женские головы, недавно над чем-то дружно смеявшиеся, одна из которых принадлежала Нэнси, стройной девушке с длинными белоснежными дредами. — О-о-о, — наигранно и вальяжно протянула она, вставая с места, — вы только посмотрите, кто это к нам тут пришёл! — Она деловито улыбнулась. — И где это мы пропадали, м? — Дела были, — улыбнувшись, ответил я и закинул локти на столешницу стойки регистрации. — Генри на месте? Мне бы какой-нибудь заказ взять. — Ага, ща узнаю, есть ли что подходящее, — ответила Нэнси и зажала телефонную трубку между ухом и плечом. — Ещё скажи, что я друга привёл, так что сами со всем справимся. Нам только заказ и машина нужны. — Ага, как скажешь. Нэнси набрала номер и спустя недолгое молчание стала с кем-то разговаривать, пока я кивком поприветствовал вторую девушку, которую первый раз в жизни увидел и, найдя пачку печенья на столе Нэнси, вытащил пару штучек; одну печенюшку протянул Майклу, а вторую целиком закинул в рот. Незнакомая мне девушка и Майкл ошарашенно посмотрели на меня, но мне на них было глубоко плевать — я лучше знаю, что мне здесь можно делать, а что нет. Нэнси бросила трубку и, взяв и откусив печенье, сказала: — Тебе повезло, дружище. Как раз недавно поступил заказ, а послать на него некого: Коллинз заболел, у Этана выходной, а все другие заняты своими заказами и вернутся — как минимум — только через час. Так что иди к Генри, он всё расскажет. — Отлично, — с улыбкой отозвался я. — Я возьму ещё парочку печенек? — Да, конечно. — Нэнси развалилась на стуле, но тут же снова вскочила, отбирая у меня пачку и крича: — Эй-эй, ты сказал парочку, а не четыре штуки! Четыре — это уже не парочка! — Так я парочку себе и парочку ему, — я указал на Майкла. — И не жадничай, у тебя магазин через дорогу. Зато поможешь несчастному мне, переживающему жизненные трудности. — Ага, конечно, — саркастично промычала Нэнси, подсчитывая оставшиеся в коробке печенья. — У тебя всегда, что ни день, то жизненная трудность. Нет, ну ты видала? Полпачки стащил! — сыпалось мне вслед её ворчание. Мы с Майклом обошли главное здание и зашли на парковку, где в ряд стояло несколько фур, обклеенных рекламой агентства. Заглянули в будку смотрителя. — Привет, Генри. Генри встал с кресла со своим излюбленным «а-а-а, пришёл!», и я пожал его крепкую руку, больше похожую на мощную клешню, и не без печали заметил в густых каштановых волосах, собранных в пучок на макушке, белые волоски. Стареет уже. — Знакомься, это Майкл, — они оба пожали руки, — я с ним буду работать. Думаю, не последний раз заглядывать будем. — Майкл, значит… — пробормотал Генри, спрятав руки в карманах, и смерил того пристальным оценивающим взглядом. — Ладно, Майкл, раз уж ты с Томом на пару, то, так и быть, возьму, но тогда чтоб работал на совесть. — Конечно. Спасибо. — Что на сегодня? — спросил я, передавая Майклу рабочую куртку с эмблемой агентства, и тоже переоделся. — Переезд. Поможете собрать мебель, перевезёте её в другой дом и разгрузите. Если попросят потом опять её собрать, то, как обычно, бери дополнительную плату. Но это ты и без меня прекрасно знаешь. — Генри подошёл к небольшой настенной полке, внешне чем-то похожей на щиток, и достал оттуда ключи от машины. Протянул их мне. — Держи. А это адреса, — он вырвал из записной книжки лист и тоже отдал его мне. — Хорошо, — ответил я. — Ну, мы пошли. — Да, удачи. И чтобы без происшествий! — крикнул Генри нам вслед, когда мы уже вышли на улицу. — Конечно-конечно, — отозвался я, помахав рукой на прощание. Когда мы уже сели с грузовик и, выехав из стоянки, покатили по нужному адресу, Майкл, всё это время молчаливо следовавший за мной, как тень, сказал: — Ты туда прямо как домой ходишь. — Ну, в каком-то плане это и есть мой дом, — ответил я, не отрывая взгляда от дороги и стараясь подавить зыбкое чувство волнения: грузовик водить — это не на легковушке кататься. Хотя мне теперь и за легковушкой не по себе сидеть. — Я там свои первые карманные деньги заработал и с тех пор часто туда заглядываю… Лет пять точно. Генри с Нэнси мне уже, можно сказать, старшими братом и сестрой стали. — И тебя всё устраивает? — А не должно? Боковым зрением я видел, что Майкл смотрит в окно, подперев рукой голову. — Я к тому, что таскать вещи довольно тяжело, а заниматься этим столько лет… — И что дальше? — резко перебил его я. Краем глаза я видел, как Майкл пристально посмотрел на меня, но вскоре отвернулся к окну, бросив тихое: — Ничего. — Только спустя некоторое молчание, прерываемое лишь шумом двигателя, он шумно вздохнул и сказал, не отрываясь от окна: — Возможно, ты просто не пробовал ничего изменить. — Вот ты сейчас со мной поссориться хочешь, или что? — гаркнул я на Майкла, видя только его затылок. — К чему мне сейчас твоя бестолковая философия? Уж извини, мне на голову манна небесная не сыпется, так что живу, как могу, а если тебе взападло диваны чужие двигать — без проблем, сейчас остановлюсь, и иди, куда хочешь, раз такой умный. — Я не это имел в виду, — спокойно ответил он. — Ты меня неправильно понял. Я ничего не ответил, хотя и хотелось послать этого умника к чёрту. Вот зачем он это начал? Только настроение мне испортил. Настало время работать. Довольно быстро и легко мы с Майклом загрузили всю мебель и добрались до места разгрузки; оставалось только занести всё в новый дом и со спокойной душой возвращаться к Генри. Я вытаскивал из фургона журнальный столик, когда услышал слишком уж знакомый женский голос. Огляделся по сторонам — в будний день в спальных кварталах царит тишина и пустуют улицы — и, заметив то, что не хотел видеть больше всего, с ужасом заскочил в фургон, где Майкл двигал телевизионную тумбу. — Помоги мне её спустить, а то она слишком длинная, вдруг ещё сломается, — сказал он. — Да к чёрту эту тумбу, — прошипел я, уходя вглубь фургона. — И говори потише. — Зачем? — не понижая голоса, спросил Майкл и устало прогнулся в спине. — Да тише ты! Посидим здесь тихо, пока кое-кто не пройдёт мимо. Иначе пиздец мне. — Майкл замер и уставился на меня, всё его тело напряглось. Решив, что он себе не то надумал, добавил: — Там проходят мои друзья, которых сейчас не хочу видеть. Майкл тут же выдохнул с облегчением и… просто взял и спрыгнул на улицу. Ну не дебил ли он? — Ты куда попёрся?! Я же попросил тут сидеть! — я шипел ему вслед, боясь выйти из укрытия: дивана и огромного фикуса в горшке. — Эй, ты меня слышишь вообще?! Майкл даже не посмотрел в мою сторону, зато с большим увлечением глядел по сторонам. Ненавижу, когда меня игнорируют. Поэтому на полусогнутых ногах подкрался с краю фургона и прошипел: — Майкл, залезь обратно. Сейчас же. — Успокойся. Меня же тут никто не знает, — в полный голос ответил он, осматриваясь по сторонам. — Где твои друзья? Решив, что они наверняка уже ушли, осторожно высунулся на улицу. За то время, пока я прятался, обстановка немного изменилась: держа друг друга под руки по тротуару неспешно шаркали две старушки, а во дворе одного из домов группа ребятишек окружила кошку и норовила замучить её своим вниманием. Но они не ушли. Как всегда, с иголочки одетый и ухоженный Артур и слишком энергичная Джесс неспешно шли по улице, о чём-то разговаривали и то и дело останавливались, дожидаясь пока пушистая рыжая болонка не обнюхает все заборы и не продолжит семенить лапками, виляя хвостом. Они были уже довольно далеко от фургона и не смотрели в мою сторону, но открыто выходить на улицу я не собирался. — Разве не понятно, что вон тот белобрысый дылда и девчонка с собачкой? — В общем-то, я так и думал. Голос Майкла звучал так, будто он разочаровался, но всё ещё с пристальным вниманием смотрел вслед Артуру и Джесс. — Они уже почти ушли, так что давай быстрее разберём оставшееся и поскорее свалим отсюда. Я схватился за диванный столик, который так и не успел дотащить до дома, когда Майкл спокойным, глубоким голосом — такой голос я про себя называл «голосом психолога», потому что слишком уж серьёзно и проникновенно он звучал, — не спросил, почему я не хочу пересечься с Артуром и Джесс… Я промямлил что-то невнятное, нечто в духе: «Ну, как бы сказать… Тебе не понять» и вдруг услышал голос Джесс: — То-ом, это ты? Я замер в ступоре и судорожно размышлял, что лучше сделать: бежать или прикинуться, что Джесс ошиблась и я вообще не понимаю, кого она зовёт? — Да я же говорю, что это он! — долетал её восторженный голос. — Том, ау! Оглох, что ли? Я слышал поспешные шаги, цокот каблуков, противный лай собачонки, хриплый голос Артура и восторженные крики Джесс, а у самого всё перед глазами мутнело и ноги подкашивались, и я был готов растечься по этому диванному столику, но хотел убежать как можно дальше и как можно быстрее. Меня резко дёрнули за плечо, оторвали от столика и закричали в лицо: — Ты где был?! Кричал Артур. На его лице читались злость, обида и тревога — даже идеально уложенные волосы слегка растрепались. И Джесс. Она стояла чуть поодаль и, держа на руках болонку, расширенными от волнения глазами наблюдала за тем, как Артур трясёт меня за воротник куртки. — Почему молчишь?! Куда ты свалил?! — не унимался Артур. — Ты вообще понимаешь, каково мне было?! Ты свалил втихомолку, оставил меня одного с больной Джесс! Даже не предупредил и трубку не брал! — Просто у меня появились кое-какие дела… Я смотрел на крышу фургона, птицу, вспорхнувшую с ветки, двух старушек, которые застыли на месте и, косясь на нас, о чём-то перешёптывались, — на что угодно, но только не на Артура. — Какие дела, когда Джесс была ранена?! — тряс меня Артур. — Мы же договорились, что вместе отвезём её в больницу и ты расскажешь, что произошло! — Да плевать мне на неё, понял?! — сорвался я, тоже схватив Артура за воротник пальто. — И ничего я тебе не обещал! Я уехал ради расследования! Я не мог просто сидеть сложа руки и ждать, когда на меня опять нападут! — Я выпутался из хватки Артура и сказал уже спокойнее: — У меня появилась зацепка, поэтому я улетел один, чтобы вы мне не мешали и не наделали новых проблем. Теперь я на пару с Майклом. Я указал на Майкла, который неподвижно стоял в стороне и не без интереса наблюдал за нами, — Артур впервые посмотрел в его сторону, ядовито помычал себе под нос и саркастично спросил: — Это тот, который тебя спас? Никто не отвечал. Артур надменно оглядел непоколебимого Майкла, состроил недовольную мину и, рывком повернувшись ко мне, спросил: — А я и Джесс? Мы уже своё отработали? — Ты сам сказал, что тебе надоело, а Джесс вообще была ранена. Смысл мне было брать вас с собой? — Вот, значит, как, — сказал Артур, сверля меня взглядом. Он начал говорить тихо, почти бормотал под нос, но с каждым словом его голос становился всё громче: — Раз уж мы с Джесс ранены и устали, а ты на замену нашёл прекрасного компаньона… — Он взял Джесс за руку и потянул за собой, сипло рыкнув: — Пошли отсюда. Джесс была ошарашена. — А? Артур, но ведь… — бормотала она, смотря то на Артура, то оглядываясь на меня. — Забудь о нём. Ему и без нас прекрасно живётся, — прошипел он. Артур волок Джесс так до самого конца квартала, пока вовсе не скрылся за поворотом, а я смотрел им вслед и чувствовал, как тяжело вдруг стало дышать. Чёртов заказ. Чёртов квартал. Чёртова глазастая Джесс. — Если хочешь, — тихо сказал Майкл, — можешь их догнать, а я тут пока… — Не хочу. Я ничего больше не хочу. Просто давай уже занесём эту чёртову мебель и вернёмся домой. Следующую пару часов — столько заняла окончательная разгрузка и возвращение в агентство, — прошли в полном молчании. Сначала Майкл пытался меня разболтать, но бросил это дело и только запретил мне садиться за руль, за что я был ему благодарен: не хватало ещё и в аварию попасть. Во второй раз. Я не слышал и не видел ничего вокруг, кроме разъярённого лица Артура и его хрипучего голоса: «Ты где был?! Мы уже своё отработали? Раз уж мы с Джесс ранены и устали, а ты на замену нашёл прекрасного компаньона…» Как иронично: расследования уже давно нет, а мы снова из-за него поругались. Когда я вернулся домой, то не сразу заметил, что Майкла нет рядом. Обошёл каждую комнату, но так его и не нашёл. — Чёрт… Сука! — срываясь с шёпота на крик, я яростно ударил кулаком дверь чулана. Та глухо крякнула, и швабра грохнула по пустому железному ведру. — Сука! Бесит! Ненавижу! Я избивал дверь руками и ногами, наваливался на неё плечом и кричал до скребущей боли в горле, чувствуя, словно вязну в липкой склизкой грязи. Я избивал дверь, ощущая, что сейчас задохнусь, захлебнусь желчью, подступающей к глотке. Я избивал дверь, ненавидя всё вокруг. Долбил по ней снова и снова, пока не повалился на пол, распластался рядом с наваленной обувью, которую некуда девать в этом крошечном доме. Крошечном. Живот стянуло от смеха. Именно. Крошечный. Этот дом — крошечный! Эти комнаты — крошечные! Мой доход — крошечный! Мечты — крошечные! Да и я сам — крошечный! А ещё жалкий и беспомощный. Такой же уродливый, как этот выцветший и заношенный ботинок. Отвратительно! Швырнул ботинок в стену, разбросал другие и закрыл лицо руками. Нос щекотал запах песка и пыли, въевшийся в ковёр. И в меня. Отвратительно… Тихо щёлкнула дверная ручка — даже не открывая глаз, я почувствовал, как в мрачную и грязную прихожую проник луч света. Что-то брякнуло, скрипнуло, посыпалось и покатилось, и раздался голос Майкла: — Эй… Ты чего валяешься? — Он тряхнул меня за плечо, схватил за запястья, отодрал ладони от лица. Только я снова закрылся. — Вот же напугал, идиот. Я уже подумал, что ты ласты склеил. — Где ты был? — Я не узнал свой голос: слишком сиплым и хрипучим он был. Прямо как у Артура. — Я же сказал, что в магазин зайду. Так и знал, что ты не услышал: шёл, как под гипнозом. — Тихо щёлкнула дверь, и где-то над моей головой зашебуршал пакет. — Так и будешь тут лежать? — Я не отвечал, и Майкл, вздохнув, спросил: — Может, лучше на диван переберёшься? — Нет. Он отвратительный. — Отвратительный? Я убрал руки от лица и посмотрел на Майкла — он сидел рядом на корточках в обнимку с пакетом и озадаченно смотрел на меня. — Майкл, ответь мне честно… Это место… этот дом отвратительный?.. Он пристально посмотрел на меня и огляделся, задумчиво мыча. — Нет. У тебя вполне обычный дом, как у всех. — А вот и не у всех. Артур живёт в роскошном пентхаусе, даже у Джесс дом не хуже. А я — в этой развалюхе, где всё скрипит и плесневеет. — Так вот в чём проблема. — Майкл встал и медленно зашагал, переступая мою разбросанную обувь. — Может, Артур и живёт в шикарном месте, но оттого, что ты распластался на пороге, твой дом в пентхаус точно не превратится. Он ушёл. А я остался лежать среди старой обуви. Один. Я ничего не чувствовал. Возможно, даже был бы не против заплакать и смыть слёзы тёплой водой, но глаза оставались сухие и бессмысленно таращились на тёмный потолок. — Ты так и будешь тут валяться? Давай, вставай, я уже всё подготовил. Майкл потянул меня за руку, помогая встать с пола, даже заботливо смахнул пыль с волос и повёл в гостиную. Там ничего не поменялось, если не считать пару банок пива и несколько закусок на диванном столике. — Тебе сюда. — Он усадил меня на диван. — И это тебе. — Открыл одну банку пива и вручил мне. Сам уселся в кресло. — А вот тут я, самый лучший вольный слушатель в мире. — Я не собираюсь ничего тебе рассказывать. — Думаешь? — Уверен. Я поднёс банку к губам и сделал большой глоток: вспененное пиво приятно охлаждало и щекотало горло, но я совсем не чувствовал его вкус. Со столика схватил первую попавшуюся пачку чипсов, защепил пару масляных чипсин и закинул в рот. Они хрустели и царапали нёбо, скребли язык, но я опять не чувствовал ни приправ, ни соли. Хотя на пачке было написано «со вкусом бекона». Когда я разделался с банкой пива и потянулся за другой, чтобы запить оставшиеся в пачке чипсы, Майкл спросил: — Почему ты с ними общаешься? Вы даже внешне довольно разные. Мне даже было не нужно спрашивать, о ком он говорил. И так всё ясно. — Ты не первый, кто мне такое говорит, но это не значит, что я из раза в раз всем буду объяснять причину. Это никого не должно волновать. — Да меня это не волнует, а вот тебя — очень даже. — Майкл подвинулся вперёд, опёршись локтями в колени. — Ты же ему завидуешь? Я? Завидую? Ему? Завидую, что он живёт в пентхаусе в самом дорогом районе Нью-Йорка? Завидую, что он катается на тачке, которая мне в жизни не светит? Завидую, что он обедает в опупенских ресторанах и носит бредовые шмотки? Конечно завидую. — Ну и что с того? — взъелся я. — Почему я не могу завидовать тому, кому повезло больше меня, хотя изначально мы были в похожих условиях?! — Как же мне надоели твои «и что с того» и «что дальше»… — с вдохом пробормотал Майкл. Он помолчал и, исподлобья посмотрев на меня, сказал: — И что с того, что у Артура есть то, чего нет у тебя? Если это так ущемляет твою гордость, то тогда либо смирись с этим, перестань завидовать и сделай хоть что-нибудь, чтобы добиться такого же, но другим путём; либо перестань с ним общаться и забудь, что есть какой-то Артур, который лучше тебя. Вот этого от Майкла я совсем не ожидал. — Ты сейчас меня так против Артура настраиваешь? Хочешь нас рассорить? — Да ты сам с ним несколько часов назад поругался, — защищался Майкл, изо всех сил стараясь выглядеть спокойным и уверенным в своих словах. — Я вообще в стороне стоял. — Молчи, если ничего не знаешь, — угрожающе процедил я сквозь зубы. — Знаешь, почему мы стали дружить? Потому что в детстве он был совсем одинок, и сейчас, спустя почти десять лет, он тоже совершенно один. А я ценю дружбу даже с такими, как Артур. Но сам просил продолжить нашу детскую дружбу, и я ему не отказал. Я замолк под пристальным взглядом Майкла — в его глазах читалось, что он мне не верил. Но всё это чистая правда. Из школьных сплетен я знал, что к нам перевёлся мальчик, который говорил только на чужом языке. Ходили слухи, что он вообще иностранец, турист, приехал с семьёй к нам в Нью-Йорк на каникулы, но попал в аварию и остался сиротой. А кто-то говорил, что его похитили и насильно передали приёмной семье. Я, конечно же, ничему этому не верил и, когда защитил какую-то малолетку от ребят, которые меня дико бесили, даже представить не мог, что так познакомлюсь с тем туристом из сплетен. С того дня он стал везде бегать за мной, чему я совсем не был рад: зачем он мне сдался? Но как-то получилось, что мы подружились и часто стали вместе гулять, пока Артур внезапно не пропал. А потом мы снова встретились. У меня тогда был большой заказ — перевезти кучу новой мебели в элитный дом, — и, как оказалось, этот заказ был как раз от семьи Артура. До сих пор помню, как он был рад нашей встрече, да и я тоже удивился. Мы потом снова встретились в спокойной обстановке, поговорили о всяком и снова начали общаться: я ему показывал город, иногда ходил к нему в гости, и он ко мне тоже. Через какое-то время Артур меня познакомил с Джесс, и мы стали ходить везде втроём — уже почти два года, наверное, если считать до сегодняшнего дня. — Раз вы были так близки, — прервал тишину Майкл, — почему тогда начали ссориться? И правда, почему? Раньше мы тоже иногда вздорили, но это так, мелочи, потому что первое время мне Джесс была невероятно противна, а Артур настаивал, чтобы она постоянно была с нами, — по итогу я всегда уступал, потому что было бы глупо друзьям детства рассориться из-за какой-то куклы Барби. Но когда мы впервые серьёзно поругались?.. Наверное, в Ланкастере… Хотя нет, ещё раньше, когда я случайно купил туда билет и сорвался на Артура. Да, именно тогда всё покатилось по кривой дорожке. — Скорее всего, всё из-за моего расследования, — пробормотал я, гипнотизируя взглядом чипсы в пачке. — Артур и Джесс помогали мне с ним, но они не воспринимали его так, как я. Даже когда мы были в Ланкастере, все вместе, я всё равно чувствовал себя… как-то одиноко, что ли… — Я вздохнул. — Хотя кто в здравом уме будет всерьёз пытаться найти монстров из кошмаров и думать, что это были какие-нибудь инопланетяне? — Монстры? — повторил Майкл. — О каких монстрах ты говоришь? Майкл старался скрыть волнение в голосе, но я его прекрасно слышал, а когда посмотрел на Майкла, на его напряжённое тело и сцепленные в замок руки, в его глазах прочитал, что он прекрасно знает, о каких монстрах я говорю. Просто притворяется. Я хмыкнул, скорбно улыбнувшись. Как же забавно понимать, что тот, кто знал всё, что мне нужно, из-за своего упрямства и эгоизма окунул меня в дерьмо с головой. — Том, скажи… — еле выдавливал слова он, таращась на меня круглыми от страха глазами, — ты что-то вспомнил? — А ты думал, я от нечего делать всё начал? Просто вот так взял и решил поискать инопланетян? — съязвил я. — Ты что, кретин? — Нет, просто я до последнего надеялся, что это ты кретин! — рявкнул Майкл, стукнув по подлокотнику креста и вскочив на ноги. Он зашагал рядом с окном. Вот он, настоящий Майкл, — мощный, сильный, неудержимый бугай, от разъярённого взгляда которого всё от страха выворачивает изнутри. — Я помню не всё, но большую часть. То, как ползал в каких-то кустах, измазанный отвратительной слизью, помню чёрное нечто, которое преследовало меня, и то, как я весь в крови пытался уехать от него на машине, но не смог. А ещё я помню, как слышал чьи-то голоса. Их было двое. Один спрашивал: «Ты уверен, что он мёртвый?». «Нет, он ещё живой, но скоро точно подохнет», — отвечал ему второй. — Хватит, — сказал Майкл, уперевшись руками на подоконник, и посмотрел куда-то в окно. — Я понял. — Детектив Ли показывал мне яму в лесу. Достаточно большую и глубокую, чтобы закопать в ней человека. Меня хотели похоронить заживо? В земле ведь мёртвые тела разлагаются быстрее, да и следа от них не остаётся. — Том, я тебя прошу… — пытался перебить меня Майкл. — Остановись. Но я не собирался останавливаться. — А ещё я среди отчётов Ли нашёл доклад, что на одной скале нашли дерево со следами моей крови. На скале, представляешь? А я как раз прекрасно помню, что живот мне разорвал сук дерева, которое лежало на дороге. А ещё, когда я пытался уехать от этого нечто, я врезался в забор безопасности, но машину почему-то нашли вмятой в скалу, да так, что она вся трещинами разошлась, а водителя спокойно бы размазало в лепёшку. — Я сказал, хватит! — закричал Майкл, налетев на меня. Он пытался закрыть мне рот, но я отпирался, бросая в него то пустую пивную банку, то пачку чипсов, которые рассыпались по полу и хрустели у него под ногами. — Хватит это говорить! — А то что?! — кричал я в ответ. — Что ты мне сделаешь? Убьёшь? Так мерзко признавать, что ты соучастник? А может, даже сам убийца! — Закрой свой рот! — прошипел мне в лицо Майкл, сжимая мне горло. — Я тот, кто спас тебя! На свою голову спас! И если я прошу тебя замолчать, то будь добр это сделать, потому что я не хочу всё это слушать. Майкл выпустил меня из рук, снова отошёл к окну, глубоко вдыхая и выдыхая, — пытался успокоиться. Но я не собирался молчать. Не в этот раз. — А ты тогда будь добр сказать, почему я из-за тебя должен был влезать в это дерьмо и всю оставшуюся жизнь мучиться из-за того, что из-за тебя убил человека? Майкл замер и посмотрел на меня через плечо. Он, кажется, не мог поверить тому, что я сказал. — Чего смотришь на меня? — взъелся я, размахивая руками. — Да, я убил человека. Ни в чём не повинного человека, который тоже боялся монстров, как и я! И всё из-за тебя, Майкл, из-за тебя! — О нет, — бормотал Майкл, медленно подходя ко мне, — ты убил потому, что сам тот ещё говна кусок. Я здесь ни при чём. Я не стал с этим спорить, потому что отчасти был согласен. Но только отчасти — не я один приложил к этому руку. Мы молчали и смотрели друг на друга. Каждый из нас теперь думал, что делать дальше. Мы в дерьме! Мы оба в полном дерьме! — Если ты не соучастник, то почему не доложил в полицию? — спокойно спросил я. — Зачем врал? — Чтобы защитить Хлою и Катти, конечно же, — так же спокойно ответил Майкл и сел рядом со мной на диване. У нас больше не было сил злиться и кричать друг на друга. Он устало откинулся назад, вздохнул, сложив руки на животе, и уставился в потолок. — Честно говоря, у нас был уговор. Если ты доживёшь до больницы и поправишься, то я должен был сделать всё, чтобы ты вернулся в Нью-Йорк, где они бы на тебя снова напали. Я не мог в это поверить. Вот же ты сукин сын! А я же тебе верил, верил! — Но, видимо, что-то случилось, и им пришлось с тобой повременить. — Майкл замолк, но потом неожиданно и, как всегда, заразительно засмеялся. — А ведь если так подумать, — сквозь смех говорил он, — то, получается, твоё расследование спасло тебя. — Только жизнь мне изрядно подгадило, — ухмыльнувшись, добавил я. — Да, это точно. Мы оба бурно засмеялись. И замолкли. — Знаешь… — начал Майкл, — в нашей жизни всегда много неприятного бывает, но я всегда старался относиться к этому с лёгкостью. Уволили с работы? Повод найти новую и получше прежней. Стали напряжённые отношения с друзьями? Можно найти кого-нибудь нового — раз в жизни живём, нечего за одних и тех же людей постоянно цепляться. Сломал руку, пока катался на коньках? Ничего хорошего в этом нет… но зато бесценный жизненный опыт. В нашей жизни должны быть и хорошие, и плохие моменты — как будто маятник качается из стороны в сторону, — иначе жизнь будет неинтересной, скучной и блёклой. Понимаешь? Стабильной и всё время ровной. Это как… как линия на кардиомониторе: пока она бегает туда-сюда, ты живой, а когда она станет прямой, то всё, ты труп… — Майкл снова засмеялся. — Красивое я сравнение придумал, да? — Хах, ну да… — выдавил из себя я. Чувак, над чем ты смеёшься? В этом же вообще ничего смешного нет. — Но то, во что мы вляпались… — продолжил он, резко перестав смеяться, и тяжело вздохнул, — это, конечно, полный пиздец.***
Я лежал в тёмной спальне, укрывшись одеялом с головой, но даже так слышал еле уловимое, неразборчивое бульканье голоса Майкла. Он разговаривал с Хлоей. То, что он расстроился и пал духом, было видно невооружённым глазом: сказал, что нам скоро обоим конец, и, взяв телефон, набрал номер Хлои. Захотел впервые за всю прошедшую неделю услышать её голос, дать ей выговориться и, возможно, сам что-то рассказать. Я не собирался подслушивать их разговор, поэтому пошёл спать, но перед моим уходом Майкл посоветовал мне тоже позвонить кому-нибудь близкому. Только кому? Кому можно было бы позвонить и… не знаю, просто поговорить ни о чём? Разговоры с кем сделали бы меня хоть чуточку счастливее, несмотря на весь тот пиздец, который со мной происходит? Нэнси и Генри не в счёт — они, конечно, мне почти как семья, но мы не настолько близки, насколько бы этого хотелось, — а Артур… честно говоря, я теперь уже даже не знал, что сказать о нём. У меня не было такого человека. Больше не было. К сожалению. Я невольно коснулся большого пальца руки. Черт. Сколько месяцев уже хожу без кольца, но всё никак не привыкну, что его у меня уже больше нет, — всё время кажется, что чего-то не хватает, чего-то очень важного и так необходимого… Я четыре года на большом пальце носил кольцо — обычное дешманское кольцо, которое даже на большой палец мне было великовато и часто красило кожу. Ещё и обручальное вдобавок. Иронично, что я никогда не тяготел украшать себя всякими кольцами и уж тем более ни на ком не женился, но это кольцо — то немногое, что осталось мне после действительно дорогого и близкого мне человека. Мои родители развелись, когда мне было десять лет. Не скажу, что это была прям трагедия, но и ничего хорошего от этого тоже не было; они просто устали друг от друга и разошлись как в море корабли: папа довольно быстро завёл новую семью, потому что у него наверняка была любовница, а мама хоть и пыталась найти себе кого-нибудь, но так и не нашла и по итогу спилась и стала наркоманкой. Я жил сам по себе. Поначалу она часто срывалась на меня по поводу и без — я тогда целыми днями гулял на улице, чтобы не попадаться ей на глаза, — а потом вовсе перестала обращать на меня внимание. В то время я и познакомился с Артуром, и мне было не так одиноко… пока он не уехал. Я остался один. Причём во всех смыслах этого слова. Маму вскоре лишили родительских прав, папа погиб в автокатастрофе, а его новая семья отказалась принимать меня к себе, да я и сам, честно говоря, этого не хотел и был бы больше рад оказаться во временной семье. Так и случилось. Я попал к Ребекке, у которой и без меня было уже четыре приёмных ребёнка. Она была бесплодной, поэтому вот уже сорок лет заботилась о таких, как я, — у неё даже грамоты в честь этого были. А ещё куча благодарностей за волонтёрство и благотворительность, — это была её страсть и обязательное мероприятие чуть ли не каждый день в неделе, но развить во мне столь же необъятное и неиссякаемое милосердие у неё не получилось. Благодаря Ребекке я и познакомился с Джеком. На тот момент он был её самым старшим иждивенцем и уже через пару лет стал полностью самостоятельным и начал жить один. Но даже тех нескольких лет мне было достаточно, чтобы привязаться к нему. Он был по-настоящему крут. Он тот тип людей, которые будут бодры и веселы, даже если полмира сотрëтся с лица Земли, вокруг вспыхнет апокалипсис и вообще мы все однозначно умрём. Сначала меня это дико бесило. Я не понимал — ни тогда, ни сейчас — как можно быть настолько непробиваемым. Однажды Ребекка рассказала мне, что Джек в детстве неудачно упал с велосипеда, когда ехал с крутого холма, повредил позвоночник и год лежал в постели, — она говорила это с такой гордостью, что я сидел в полном ступоре и не понимал, чем тут вообще можно гордиться. «Зато я научился неплохо рисовать и программировать», — объяснял мне потом Джек. Собрался художником стать. А то, что ещё чуть-чуть, и он мог бы на всю жизнь оказаться прикованным к постели его вообще не волновало? В общем, Джек был достаточно странным и, возможно, слегка бестолковым, но его простота завораживала. Он был достаточно творческим человеком: и правда очень красиво рисовал — особенно портреты, — умел играть на гитаре и пианино и даже неплохо пел. Он не знал, кем хотел быть по жизни, поэтому пробовал абсолютно всё: дайвинг, прыжки с парашютом, шахматы, бокс, даже балет, который, правда, резко ему разонравился после месяца тренировок. Однажды ему захотелось стать певцом и выступать на сцене перед толпами поклонников, освящённым лучами софитов. Прямо так и сказал. Хочу, и всё тут. Но ему нельзя было просто начать что-то делать — ему обязательно нужен был талисман для успехов в начинаниях. У него этими талисманами вся комната была завалена: счастливая кисточка для рисования, счастливый набор шахматных фигур, счастливая маска для дайвинга, счастливое то, счастливое сё, а для балета он отрыл счастливую розовую балетную пачку. И он его нашёл, этот счастливый талисман. Купил кольцо, возможно, даже ворованное, у какого-то мужика, который уверял, что это кольцо самого Майкла Джексона — а Джек был его поклонником и даже не сомневался в подлинности и «счастливости» нового талисмана. Как ни странно, мечта Джека начала потихоньку исполняться: он сочинил и записал песню, даже пару раз выступал на сцене. Но это ему давалось нелегко. На всё нужны были деньги. Дни напролёт он работал, чтобы набрать нужные суммы, а ночами репетировал песни. Я хотел ему помочь, поэтому часто работал с ним на пару в грузоперевозках — именно он и познакомил меня с Нэнси и Генри, — и всю свою заработанную долю отдавал ему. Только этого всё равно было мало. Джек работал, работал, работал — даже когда простыл, всё равно работал, плевав на здоровье. Он всего лишь слегка простудился, когда в декабре внезапно наступили сильные холода, но всё закончилось тем, что он слёг в постель с воспалением лёгких. И умер. Это звучит так нелепо, что даже противно. Бестолковые фанатские фотографии и песни Майкла Джексона, никому не нужные исторические журналы, дурацкие разноцветные диван с креслом и чёртова вечно плесневеющая от сырости плитка в ванной — то немногое из всего отвратительного барахла Джека, что досталось мне вместе с кольцом. Я жил в этом доме, ничего не поменяв здесь за последние четыре года и ненавидя каждую в нём вещь… но и уйти отсюда не мог. Не хотел. Ненавижу этого бестолкового ублюдка Джека. Я повернулся на другой бок и закрыл глаза. К чёрту всё.***
Я проснулся от внезапной мелодии. Это звонил мой телефон, причём так громко, что его было слышно на весь дом. Я с трудом выпутался из одеяла, встал, но снова сел, потому что резко потемнело в глазах. Кто, блять, такой умный звонит с утра пораньше? Я еле доковылял до гостиной, где разрывался телефон, — Майкл стоял с ним в руках и в нерешительности смотрел на экран, протянул его мне и сказал: — Незнакомый номер. Я взял телефон и, приложив его к уху, сел на диване. Кругом — на полу и диванном столике — валялись пустые пивные банки и пачки из-под чипсов… хотя нет, вот в этой банке пиво ещё было. — Слушаю, — сказал я, и сделал глоток пива. Наверняка опять какая-то рассылка с очень, очень выгодными предложениями. — Я говорю с Томом Стивом? — раздался женский голос. Довольно знакомый женский голос. Не успел я ничего ответить, как та поспешно добавила: — Это Мия Кобб. Мне нужно срочно с тобой встретиться. Я застыл в ужасе, а пиво выскользнуло у меня из рук и под глухой удар банки об пол разлилось пенящейся лужей.