* * *
За спиной с треском надламывается, гулко ударяется о гладкие копья ребер и крошится очередной ствол этого уродливого костяного частокола. Гаара прикрывает глаза, касаясь затылком шершавой коры дерева, и стирает тыльной стороной ладони выступившую испарину. Он чудом уклонился от ультимативной техники последнего представителя клана Кагуя и едва не сдох, допустив нелепую ошибку в обороне. Мать твою, всё решили считанные секунды. Но он продержался, хотя и с самого начала знал, что шансы на победу смехотворно невелики. — Повезло, что ему оставалось недолго, — скорбно произносит Ли, сидя неподалеку. Гаара открывает глаза и опускает голову, чтобы встретиться с Ли взглядом. Тот коротко кривится и старательно растирает раненную ногу. Случайно не ту самую, что Гаара когда-то с багровым азартом недостающего кровопролития пытался раздробить? — Так этот отступник… Учиха Саске? – спрашивает он, хотя и абсолютно убежден в справедливости своего предположения. За кем бы еще так безрассудно гналась Наруто, оставляя ярчайшие всполохи обжигающей чакры? Ли удивленно вскидывает брови и напряженно сглатывает. — Уже знаешь? – он чешет подбородок. — Ну да. Хотя там даже демон рога пообломает: то ли он сам ушел из деревни, то ли его похитили и мозги промыли. Не знаю, странно все это. — Ясно, — говорит Гаара, хотя в сущности ему не ясно нихрена вообще. Может ли быть, что эти ненормальные отношения внутри конохской команды номер семь вышли из-под контроля в какой-то момент? Слишком много эмоций там переплелось, чтобы не закончиться чем-то трагичным в итоге. Сакура вздыхает по Саске, Саске вздыхает всерьез разве что по жажде мести и желанию самоутвердиться, Наруто пытается доказать, что она ничуть не хуже отпрыска благородного клана с отличной успеваемостью. И что-то там между Саске и Наруто такое витает, что Гааре неведомо и непонятно. И что ведать и понимать он категорически отказывается. Не его дело. Если бы только так болезненно не зудело внутри при одной лишь мысли… — И так… между нами: она же тебе нравится, да? Наруто многим нравится, – вдруг тихо говорит Ли. Гаара не отвечает. Он опирается ладонью о мощный ствол дерева и пытается подняться. Голова все еще раскалывается от чрезмерной концентрации на стремительных передвижениях уже трагичного мертвого соперника. К горлу подступает тошнота, и собственная слюна кажется вязкой дрянью, вызывающей рвотный рефлекс. Гаара старательно медленно и глубоко вздыхает, чтобы на несколько секунд задержать дыхание и стиснуть зубы. Сейчас отступит. — Я не сплетничаю, но люди болтают, что вас видели вместе. Им хватает и одного джинчуурики, чтобы жить в страхе, а вас двое, и вы слишком заметны. — А ты, выходит, слишком смелый? – спрашивает Гаара после продолжительного выдоха. Ли застывает в напряжении, а потом опускает взгляд и снова массирует ногу. — Это не угроза, не думай, — поспешно признается Гаара и сам удивляется собственному желанию оправдаться. — Я и не думаю, — пожимает плечами Ли. – Просто даже двум неудачникам иногда хочется держаться вместе. Возмущению Гаары нет предела, но он слишком хорошо владеет собой, чтобы ненароком продемонстрировать собственное негодование. — Я не неудачник. — Еще какой, — противно хмыкает Ли. – Ты просто пока этого не понимаешь.* * *
— А, так это от тебя, значит, разит чудовищными запасами чакры? Чудно. Гаара, не прекращая двигаться вперед, оглядывается. Ему приходится существенно опустить взгляд, чтобы заметить трусящего следом мелкого пса. Призывное животное? Должно быть, союзник кого-то из Конохи. Призвавший наверняка где-то поблизости. Гаара концентрируется на внутреннем зрении и четко фиксирует чакру Какаши на пять часов. И еще одну, источник слабый, но слишком узнаваемый, чтобы Гаара позволил себе им пренебречь. Что это? Как это? Он застывает на месте, не в силах осознать и поверить. Кто. Это. Сделал? Ли, с трудом опираясь на пострадавшую ногу, оборачивается следом. — А, Паккун. Как все прошло? – спрашивает Ли устало, но с такой ощутимой надеждой в голосе, что Гааре лишний раз хочется скрипнуть зубами и крепко так ругнуться. Он уже все понял. — Хреново, — флегматично отвечает пес. Какаши появляется перед ними спустя считанные секунды с Наруто на руках, и Гаара тяжело сглатывает. Ее голова безвольно опущена, длинные волосы свисают блеклой соломой. Некогда озорная челка, которую она, Наруто, его Наруто, имела привычку дурашливо и хулиганисто сдувать с лица, слиплась от пота и крови. Многочисленные синяки и ссадины опоясывают безобразным узором обнаженную руку. Правый рукав куртки разорван в клочья. Одежда мокрая и грязная. Этот привычный, вызывающе-дерзкий ярко-оранжевый так просто померк, истлел, вымарался в речном иле. — Это как же так, Какаши-сэнсэй?! Она жива? С ней все будет хорошо? Ли справедливо фонтанирует эмоциями, но Гаару сейчас раздражает решительно все, что может случайным образом послужить катализатором его зарождающейся ярости. — Помолчи, — грубо обрывает он и шагает вперед. Ли не виноват. Безусловно, не виноват. И Гаара, возможно, принесет извинения позже. Сейчас важно только одно. Он поднимает глаза на Какаши, и тот, перехватив его взгляд, как-то излишне бодро отвечает: — Она сильная девочка. Она справится. Кого он сейчас пробует успокоить? Уж не себя ли в первую очередь? Какаши-Какаши, не пытайся придать ситуации радужные краски. Все дерьмово. Все крайне дерьмово, но она, безусловно, выкарабкается и выживет. Только вот эти раны… Это ведь он сделал, правда? Отвечай же. — Где он? – ровно спрашивает Гаара. – Где Саске? Ох, с каким бы садистским удовольствием он сейчас закатал бы этого гребаного выблядка из клана Учиха в Песчаный Гроб и сжимал бы медленно, с чувством, с толком, ощущая каждый разрыв плоти, каждый треск кости. Может быть, Саске даже попытался бы закричать, да только едва ли смог бы с глоткой, щедро забитой песком так, что дышать решительно невозможно. Гаара нашпиговал бы его песком, как повар щедро начиняет тощего цыпленка специями. Он умирал бы медленно, видят боги, Гаара не пожалел бы собственных впечатляющих запасов чакры на это. — Гаара, — зовет его Какаши, будто в какой-то момент вдруг уловил ход мыслей, — не стоит. Он ушел. Все. Остынь. Остынуть? Он советует ему остынуть? Ты учитель, мать твою, это твои ученики! Твоя ученица сейчас едва дышит у тебя на руках. Как тебе это нравится? Где твоя хваленая наставническая ответственность, с которой ты так отчаянно пытался защитить озлобленного и беспомощного в своей злобе мальчишку из Песка? Где она, Какаши? С него хватит. Он погребет этого учихинского выродка под тоннами песка и почувствует себя гораздо лучше. Гаара уверенно проходит мимо, когда Какаши в отчаянии вздыхает. — Не заставляй меня чувствовать вину еще и за это, — говорит он. – Я прошу тебя. Будь благоразумен. Ты ведь на голову выше всех этих перевозбужденных недомстителей. И Гаара останавливается. Не из-за искренней просьбы и не менее искреннего почти комплимента с признанием интеллектуальных способностей. Просто Какаши наставник, у которого на руках тяжело и поверхностно дышит его отчаянная и непредсказуемая, но горячо любимая ученица. Который только что упустил собственного ученика, свою гордость – недоглядел, недожал, где-то недопонял, возможно. И которому к тому же надо задержать еще одного малолетнего недоумка, чтобы предотвратить дальнейшее кровопролитие. Они же все-таки дети. Для него, безусловно, малые дети, которых зверски изуродовало их далекое от мира и стабильности время. Надо быть тем еще эгоистичным сопляком, чтобы так и не поняв этого, рваться утолять собственную жажду мщения за девчонку из другой деревни, из какого-то совершенно другого мира, не иначе. Гаара с трудом заставляет себя развернуться, болезненно и сочувственно мазнуть взглядом по Наруто и, пройдя вперед, подставить надежное плечо Ли, выглядящему сейчас, пожалуй, еще бледнее чем раньше. — Спасибо, — тихо говорит Какаши. Но это нихрена не значит, что Гаара простил Саске за Наруто, за то, что тот вообще посмел сделать с той, что привнесла свет в его, Гаары, угрюмую и провонявшуюся смрадом чужих смертей жизнь. Этот ублюдок обязательно за все заплатит, может, просто немного позже. Но заплатит. Гаара лишь отмалчивается в ответ и помогает Ли двигаться дальше вглубь леса. — Хреновы детишки, — многозначительно ворчит Паккун. Он оббегает Гаару и уверенно двигается впереди, указывая путь.* * *
Лучи солнца за плотно задвинутыми шторами такие же теплые и ярко-оранжевые, как тогда… на том тренировочном полигоне. Лохматая челка Наруто смешно топорщится и золотится на фоне геометрически строгих прямоугольников света. Левая рука поднимается и активно трет скулу аккурат под стянувшим кожу пластырем. В палате Наруто душно и тихо. Так пугающе тихо, что Гаара раздраженно стискивает зубы, когда под его весом старый матрас свободной койки протяжно стонет, а Наруто резко скашивает взгляд в его сторону. Сколько она вот так сидит, сгорбившись под натиском терзаний и самобичевания? Гаара ощущает себя придурком, силясь подобрать слова, чтобы легко и непринужденно завязать разговор. Да, Гаара и такие понятия как «легко» и «непринужденно»! Наруто бы посмеялась, будь она не такой подавленной. Гаара явно не из числа легких на подъем и находчивых в общении людей. — Я должен спросить, — наплевав на тактичность, наконец решается он. – Это ведь не из-за меня? Наруто глубоко вздыхает и возводит глаза к потолку. — Ты тут причем? — Мы целовались. Да, вот так прямо в лоб, без всяких уловок и намеков, в которых он не силен. — И что? – она отворачивается. – С кем хочу, с тем и целуюсь. Его какое дело? А, ну действительно. Она тут, значит, просто опыта набирается, пробует, экспериментирует или еще что вытворяет. А Гаара губу раскатал. Шустрый какой. Много чести, видимо. — Кретин он потому что, — раздражается Наруто. – Возомнил себя мстителем. Сцена последняя. Акт первый. Плевать он хотел и на меня, и на тебя. Ему в голову взбрело, что эти его связи и эмоции к другим делают его уязвимее и слабее. Вот и понимай, как знаешь. — Я понимаю, — кивает Гаара. — Серьезно? Кажется, Наруто истолковала его слова как-то по-своему. Явно не так, как того желал бы он сам. — В последнее время я перестал чувствовать себя в безопасности. Я и раньше не чувствовал, но знал, что могу сам за себя постоять. Теперь всего слишком много. — Это потому, что ты стал открываться. Живя нараспашку, всегда так себя ощущаешь. Всегда больно и горько, просто говорить некому и не хочется. И еще один знак равенства. Еще одна точка их соприкосновения. — Только Саске вообще не из нашей с тобой реальности. У него она своя. И в ней мне почему-то нет места. Они молчат. Гаара опирается локтями о колени и сцепляет пальцы в замок, опускает голову. Возможно, теперь он, конечно, и не мечтает превратить Саске в кровавое месиво из мяса и костей. Он действительно остыл. Но вот желание отделать этого мудака так, чтобы тот и думать забыл, как поднимать руку на Наруто… лучше бы и вовсе раздавить ему руки. Вернее будет. И Гааре совершенно точно плевать, что там вынудило Саске так яростно сопротивляться. Если бы Наруто ненароком его убила в пылу схватки, Гаара бы не расстроился. — Я до последнего не верила, что он это всерьез. Ну, вроде, знаешь, громкого и отрепетированного словца, чтобы покрасоваться или выпендриться. И меня злит, что я оказалась такой никчемно слабой. — Не говори так. Я чувствую себя погано. Наруто резко вскидывает на него взгляд и, недоуменно моргнув, испытующе смотрит. — Ты обижаешь в первую очередь меня, называя себя слабой. Меня и десятки побежденных мною противников. Девушка, справившаяся со мной в равном поединке, не может быть слабой. Наруто, не сводя с него изучающего взгляда, слабо улыбается. Она наверняка чувствует и благодарит его за эту неумелую попытку поддержать. — Я думала, все парни любят слегка прихвастнуть. Но ты явно сошел с какого-то другого конвейера. Таких, как ты, больше не делают. Гаара ощутимо надавливает на костяшку большим пальцем правой руки. Ему не нравится, куда сворачивает этот разговор. Появляется какая-то глупая мальчишеская неловкость, которая задорно, с оттяжкой скребет где-то под грудной клеткой. — Почему? Ему, правда, нужно это знать. Может, он чего-то существенного за собой не замечает, того, что регулярно отравляет его существование и мешает окружающим его людям подступиться, протянуть руку, заговорить без страха и жалости. — Производство закрыли, как увидели конечный продукт. Гаара не знает: оскорбиться ему или ответить полуулыбкой. А Наруто довольно смеется. Смеется свободно и искренне, чтобы потом вновь стушеваться под его прямым и внимательным взглядом. — Ладно, глупая шутка, согласна, — она опускает глаза и придирчиво разглядывает безупречно белое одеяло. Раздраженно стряхивает несуществующие пылинки. Резко, обрывочно, нервно. Гаара неотрывно следит за движениями ее правой руки с уже затянувшимися ссадинами и кляксами сине-желтых синяков. Он боится ошибиться, но… Возможно ли это? Их неловкость обоюдна? И каждый раз она начинается именно с того момента, когда кто-то из них неосторожно вспоминает, что в общем-то они разного пола. И эта странная, еще не до конца, возможно, осознанная разница между мальчиком и девочкой кажется интригующей. Интригующей, волнительной и смущающей. Вдруг. Ни с того ни с сего. — В общем, я должна стать сильнее, чтобы вернуть этого идиота в деревню. А значит, ближайшие два года я проведу за тренировками, — говорит Наруто особенно воодушевленно. Недолго он так неосмотрительно лелеял надежды на… А на что, в самом деле? Разница между ними, между ним и ней, колоссальна, даже несмотря на то, что сердцевина, в общем-то, подозрительно похожа по структуре. И он вновь не успевает закрыться, увернуться, отступить. От этой разъедающей боли абсолютная защита не помогает. Она, та самая боль, где-то там, где ненависть родителей и дяди, где страх окружающих отзываются протяжной скорбью. Разве что это новорожденное чувство злее и эгоистичнее, оно амбициозно и требовательно, а потому каждый раз бьет неожиданно и нестерпимо жгуче. А еще он чувствует какую-то необъяснимую ярость. После того, что этот ублюдок Саске сделал, она все еще надеется вернуть его в деревню. И, наверное, даже продолжать совершенствовать свои навыки в искусстве поцелуя. А вот это совсем нехорошо. И совсем на него не похоже. Потому что он как-то легко отмахивается от настойчивой, но неприятной мысли, что и сам он, Гаара, не без греха. Когда-то он оставил Наруто здорово отделанной и без сил. Но тогда он получил ничуть не меньше. Он просто встретил достойную соперницу и уступил. Это ведь совсем другая ситуация, верно? — Ты уйдешь из деревни? — Ну, фактически, да. Но я не оставляю деревню, я просто отправлюсь в путешествие. Этот мой старый Извращенец говорит, что мне полезно посмотреть мир, жизнь в других странах. Подрасти чуток, — она гримасничает. – Как будто я мелкая! Она в который раз называет своего наставника извращенцем. Что за отношения такие? И, вообще, это нормально, когда тринадцатилетняя девчонка странствует со взрослым мужчиной, который ей в деды годится? Он же пишет какие-то там книги, которые Гааре в тринадцать и в руки брать не полагается, не то что читать. Чем думает хокаге, позволяя Наруто подобную авантюру? — Он, конечно, считает, что я бестолковая и балбеска каких мало. Но он заботится обо мне. По-своему. У него ведь тоже нет семьи. Вот так и нашлись. Может, и правда… нашлись. В этом плане Гааре повезло больше. У него всегда были Темари и Канкуро, готовые в любой момент прийти на помощь и прикрыть тыл, пусть даже Гаара раньше и не спешил это признавать. Да и кто бы другой столько времени терпеливо прощал его чудовищные выходки? Здорово Наруто расписала для себя те огромные и долгие следующие два года. А ему чем прикажете заниматься? Он тоже хотел бы обзавестись целью и чего-то в кои-то веки добиться не из слепого желания бежать и убивать. Убивать и снова бежать. А из каких-то собственных соображений. Должно же быть у него что-то, что он страстно хочет получить. То недосягаемое, что оскорбило бы его отца пуще прежнего. Занять его место, превзойти его. А еще доказать Наруто, что он, Гаара, такой, какой есть, не умеющий целоваться, тоже чего-то стоит: он тоже может стремиться и добиваться. Он впервые хочет унять страх в жителях родной деревни. Да, он монстр и оружие, но разница лишь в том, на кого это оружие направлено. И сдается ему, когда-то давно он все же сделал неверный выбор. — Спустя два года все может круто измениться, — размышляет вслух Гаара. — А? Ты о чем? Да нет, Старик-Извращенец, конечно, скверный и ворчливый тип, который вечно молодится. Но… — Я не об этом, — прерывает ее он. – Спустя два года мы оба можем сильно измениться. Наруто смотрит на него долго, особенно пристально, словно пытается уловить, в какой момент и куда Гаара свернул в своих мыслях. А потом она вдруг привычно тепло улыбается. — Не-а. Ты останешься собой. И внутри снова отчего-то так отвратительно теплеет, что хочется отвести взгляд и сложить на груди руки.