Закономерности ветра

      — У меня нет ни времени, ни желания заниматься полной аналитикой за второй квартал и месяц третьего, — говорит Цунаде раздраженно и толкает дверь в рабочий кабинет. – Если хочешь, можешь сам тратить несколько суток впустую.       Этот мальчишка неимоверно утомляет. Если ему что-то нужно, он кровь свернет, но до сути докопается или из-под земли достанет того, кто ему все по полочкам разложит и железобетонные аргументы приведет. У нее голова раскалывается на третий час беседы с этим пустынным вундеркиндом.       — Я пытаюсь понять, в чем дело. Может, ошибка элементарно в вычислениях, недоучет резерва или… или же это фальсификация, как ни прискорбно.       Совсем обалдел.       — Ну знаешь ли, казекаге, выбирай выражения. Я лично сверяю данные и ставлю резолюцию.       Казекаге, будь он не ладен, Гаара умеет встряхнуть так, что мало не покажется, а потом всецело участливо произнести:       — Именно поэтому я так рассчитываю на тщательный анализ с вашей стороны, госпожа Пятая.       Вот как сейчас. Чтоб ему пусто было. Доведет до белого каления, но не отступит.       Цунаде устало опускается в кресло. Гаара застывает по центру кабинета монументом ее трагически павшему упрямству.       — Будь по-твоему, казекаге, — говорит она, активно вплетая в голос нотки недовольства. – Но я рассчитываю на ответную любезность, если…       — Всенепременно, Пятая, — чуть склоняет голову он. – Я помню каждый ваш шаг навстречу и, поверьте, моя услуга будет соразмерна вашей помощи Суне.       Стоило только согласиться, как от прошлого чудовищно давящего на мозги мальчишки не осталось и следа. Ой и хлебнет она с ним! Ой и насоюзничают же они!       — Ладно. Будет тебе полная аналитика к концу следующей недели, — вздыхает Цунаде, листая заложенную информацию в ежедневнике на предмет свободных плановиков или учетников. — У тебя все?       Он молчит, и она вынуждена поднять глаза, чтобы встретиться с ним взглядом.       — Я бы хотел навестить одного близкого мне человека в Конохе, если не возражаете.       Ага. Вот оно, твое чуткое и уязвимое место, казекаге. Какой же мальчишка, в самом деле! Как изменились интонация, манера и даже взгляд. Девушка у него тут, значит. Стоит полагать, это та светловолосая оторва и хулиганка, что спасла ему жизнь? Наруто Узумаки. Куда без нее? Ни одно мало-мальски значимое событие в деревне без нее не обходится теперь. И та тоже имеет привычку тушеваться, когда речь заходит о лидере Песка.       — Шизуне, Наруто в деревне? – спрашивает Цунаде, поворачиваясь к зарывшейся в бумаги своей первой советнице, помощнице, правой, мать ее, руке. — Шизуне!       — Наруто? – подрывается Шизуне, только листы, кружась, планируют на пол. – Должна быть в деревне. Не было на их команду распределений.       — Точно? – настаивает Цунаде, улавливая неуверенность в голосе Шизуне.       — Да почем мне знать? Это Наруто, — ворчит та. – У нее особый статус по вашему же распоряжению.       Напоминать о том, как легко принимаются некоторые решения под некоторым же градусом, совсем необязательно. Так, ладно, это трогательно влюбленного мальчишки не касается. Пусть спустится в кадры да уточнит. Глядишь, шляпа казекаге с головы не упадет, если сам приложит немного усилий к поискам драгоценной.       — Спроси в кабинете «двести тринадцать» на втором этаже. Вряд ли она на миссии.       Казекаге Гаара коротко кланяется и, попрощавшись, направляется к двери.       — Гаара, — зовет его Цунаде, намеренно опуская формальности. – Мне же не стоит тебе напоминать, что вам нужно быть осторожными?       И снова на его лице одна только непроницаемая маска казекаге. Он не теряется, хорошо. Парень толковый, но предупредить лишний раз не мешает. Дело молодое, у них сейчас тот период, когда слишком уж невмоготу. Главное, чтобы дел не наделали в свои шестнадцать.       — Я всегда осторожен, Цунаде-сама.       Ну-ну, пусть только попробует Наруто ей в подоле ублюдка клана Казекаге принести, Цунаде Гааре лично голову свернет и не посмотрит, что он политический партнер и военный союзник. С другой стороны, конечно, что ей мешает растить того же будущего казекаге, умело пользуясь таким преимуществом в переговорах с администрацией Суны? Только этим еще голову забивать не хватало! Пусть уж лучше предохраняются.

* * *

      У Аяко Хаяси из отдела кадров были только три большие страсти в жизни: романтические новеллы с непременно хорошим финалом, неприхотливые в уходе цветы и красивые мужчины.       И, читая, как шикарный любовник из страны Ветра… Кстати, это распространенный сюжетный штамп. Почему-то все горячие и влиятельные мужчины обязательно являются принцами из далеких пустынных краев. Поговаривают, что из-за драгоценных камней и этой новомодной… нерти, верти… тьфу, нефти, коей там неисчерпаемые залежи. В общем, такой во всех отношениях наипрекраснейший мужчина сейчас пытается сделать предложение своей возлюбленной, которая находится в незавидном положении. Без вести пропавший бывший любовник нарисовался прямо в разгар семейной драмы. А семья разорена. Богатый любовник желает помочь. Героиня в раздрае, Аяко тоже.       Она трагично вздыхает и тоскливо поглядывает на цветущий кактус в неказистом горшке на подоконнике. Старый уже. Отцветет, да вынести его, наверное, следовало бы. Она как этот кактус. Ей тридцать два, она не замужем, детей нет, большую часть жизни проработала унылым клерком в администрации деревни, но все еще чего-то молодится, читая новеллы и воображая томных принцев под два метра ростом.       Дверь в кабинет скрипит. Обеденное время же. Что за наглость?       Аяко упрямо вчитывается в строки, повествующие о метаниях главной героини. Как же она страдает, бедняжка!       Посетитель застывает, едва переступив порог и плотно прикрыв за собой дверь. Этот запах… Дорогой и редкий парфюм. Такой не производят в стране Огня. Этот пряно-резкий, яркий, крепкий, как хороший алкоголь, аромат экзотики страны Ветра.       — Красивая ребуция, — доносится оттуда – от источника головокружительного аромата.       Аяко резко поднимает голову и смотрит. Секунду, вторую… Итак, перед ней ярчайший экземпляр красивого, но очень юного мужчины весьма экзотической наружности. Эта характерная для южных стран выразительная миндалевидная форма глаз, идеальная аристократично-бледная кожа. Чудной цвет радужки, как у вод берегового рифа в тропических морях. И, наконец, строго вычерченный кандзи на лбу с говорящим «любовь»… Боги! Казекаге собственной персоной, кому рассказать – не поверят! Сам казекаге здесь, в отделе кадров… Пришел к ней. С ума сойти!       Так, дыши глубже. Он там что-то о кактусе говорил, он и сейчас на него смотрит. Проклятье!       — А… Она старая, — произносит Аяко и невольно убирает прядь волос за ухо.       — Не старая, а зрелая. Стоит пересадить и подкормить, — говорит казекаге.       Аяко хочется совсем как в юности залиться румянцем и томно вздохнуть.       — Могу ли я полюбопытствовать, – спрашивает казекаге и встречается с ней взглядом. Это выстрел на поражение. Это он! – Наруто Узумаки на данный момент находится в деревне?       Вот и все. Сказка закончилась, не успев начаться. Господин казекаге и тот интересуется злополучной и в-каждой-бочке-затычкой Узумаки Наруто. Почему некоторым все, а некоторым сидеть в свои тридцать два за монитором да возвращаться домой к жирному коту по вечерам?       Придумала тоже.       Аяко поправляет очки и быстро набирает фамилию на старенькой, стертой клавиатуре, потом имя, потом специальный идентификационный номер.       — В деревне, — отвечает она, глядя в монитор. Не смотри на него. Не смотри, дура! – Должна быть дома. В обеденное время у нас никто не тренируется.       — Благодарю за оперативно предоставленную информацию.       Голос казекаге наполнен волнующим шорохом песка в момент зарождения бури. Ах!       — Очень красивая ребуция. Не губите ее. Пересадите и ухаживайте, — настойчиво советует он и покидает кабинет, коротко попрощавшись.       Аяко задумчиво глядит на цветущий кактус в уродливом горшке.       Ну… в самом деле, может, и стоит пересадить.

* * *

      Он не мог ошибиться, последний раз он поднимался на верхний этаж этого дома года так два с лишним назад. В этой квартире Гаара впервые в жизни попробовал чипсы, газировку, комиксы и неловкие слюнявые поцелуи с девчонкой своего возраста. Поздновато для тринадцати лет, пожалуй. Но ведь еще раньше его это и вовсе не волновало. У девчонки были вечно разбитые коленки и синяки на руках от постоянных выматывающих тренировок, лохматая челка и открытая улыбка во все зубы. Темари заливисто смеялась, говоря, что он влюбился, а потом как-то резко перестала… смеяться. Более того сейчас она раздражается, когда речь заходит о Наруто.       Сердце у Темари всегда было очень тонко и по-женски мудрое, дальновидное.       Она крепко обнимает Гаару, когда он позволяет, и ворчит что-то о том, какой он глупый, какой породистый и весь в отца. Гаара злится: ничуть он на него не похож. А Темари ластится, давит мягкостью, увещевает. Говорит, что очень похож. И это ее беспокоит.       За дверью слышится мягкий шорох.       — Наруто? – зовет он настойчиво.       — Твою ж мать… — тихий и отчаянный выдох.       А потом более жизнерадостно:       — Гаара?       И чего ради она дурочку разыгрывает вдруг?       — Я могу войти? – наседает он обеспокоенно.       — Эм… — заминка, — погоди, я не одета.       Гаара скептически вздыхает. За спиной справа раздается характерная усмешка.       Если кому-то очень весело, он может больше не наниматься в официальное сопровождение казекаге. Гаара медленно поворачивает голову к плечу, и веселящийся резко утрачивает весь свой интерес к неформальному общению. Пусть с женщиной своей веселится сколько угодно вне работы и присутствия его, Гаары. Пусть хоть насплетничается до онемения. Здесь Гаара не позволит в своем присутствии хоть как-то касаться собственной… подруги?       Девушки.       Да. Ни к чему это лицемерие.       Девушка… и только она.

* * *

      Наруто судорожно оглядывается. Если Гаара увидит, какой «аккуратисткой» она является, он с его педантичностью в вопросах организации и порядка свалит от нее в Суну и больше никогда на связь не выйдет. Надо собрать нижнее белье и носки бросить в корзину для стирки. Смести крошки и фантики с прикроватного столика. И, вообще, о таких визитах многоуважаемых титулованных особ надо сообщать заранее, а не вот это вот: «Здравствуй, Наруто. Я проходил мимо и решил тебя навестить». Может, ему как-нибудь намекнуть, что так в гости не ходят… ну, по крайней мере, к ней?       Она швыряет белье и одежду на кровать и старательно прикрывает одеялом, разглаживает покрывало. Смотрит.       А если у них дойдет дело до, ну, физических упражнений более приватного характера? Он ведь уже дал понять, что совсем не прочь разбавить эту их так называемую дружбу между парнем и девушкой естественной для ситуации практикой. Уже только при мысли о том, как Гаара разводит ее колени в стороны и придвигается, приятно тянет низ живота, жар сладко стекает к промежности.       Надо убрать это все, постельное белье бы еще поменять, но времени нет.       Наруто сгребает одежду и, открыв дверцу шкафа ступней, сгружает ношу. Прячет кокетливо выглядывающие трусы с ублюдским рисунком, запихав их поглубже в кучу мятой одежды. Это совсем несексуально.       Последняя ревизия комнаты цепким взглядом… и годится! Он же не полезет в шкаф искать эти жуткие трусы, серьезно. Все в порядке.       Она натягивает спавший рукав свободной короткой футболки на плечо, сдувает прядь волос с лица и решительно опускает ладонь на дверную ручку.       Гаара в этой неизменной позе со сложенными на груди руками отрывается от ленивого созерцания дощатого пола, мягко скользит чуть изменившимся взглядом по ее фигуре вверх. И, боги, у него хорошо получается доносить, не сказав ни слова, что он в общем-то не против увиденного. Совсем и совсем не против. Он очень даже за.       — Здравствуй, Наруто.       Это какая-то техника владения голосом или что? Почему он вдруг зазвучал так, будто Гаара уже несколько минут непрерывно вгоняет член в… Нет, это она, Наруто, вероятно, потекла.       Ткань рукава мягко мажет по коже и скользит вниз, обнажая плечо. Взгляд Гаары мгновенно устремляется к оголившемуся участку ее тела. Двое безымянных и не отсвечивающих сопровождающих за спиной Гаары как-то странно переглядываются. Один из них красноречиво пожимает плечами.       Нет, ей совершенно точно плевать, что они там подумали о конохской девице, что при виде казекаге готова из одежды выпрыгнуть. Она лишь строго на них смотрит и, улыбнувшись Гааре, открывает дверь шире, отходит в сторону.       — Проходи.       Демонстративно закрывает за ним дверь, пока эти двое вяло пристраиваются по обе стороны от нее и заученно вытягиваются на посту.       — Это обязательно? – Наруто указывает за спину большим пальцем. – Твои мордовороты так ненавязчиво сообщают всей Конохе, где и с кем уединился казекаге.       — Я об этом как-то не подумал, — говорит он спокойно и, шурша тканью с хлестким звуком ремешков, снимает песочную тыкву, прислоняет к стене.       Конечно, не подумал он. Все он понимает. Просто ему теперь не полагается шарахаться по Конохе без мрачных да невзрачных телохранителей. Но мог же он оставить их где-нибудь… у той же прачечной за углом. Просто он парень, она девушка. Ему шестнадцать, ей тоже около того. Они в ее квартире и за закрытой дверью. И да, они довольно близки, об этом не знает разве что глухой или слепой, ну или недавно сюда, в деревню, перебравшийся. Как по ней, так все слишком уж говоряще, если не вопиюще однозначно с красноречивым указателем. Наруто неприятно. Начнут ведь слухи ходить, что она ноги перед казекаге раздвигает, и плевать, насколько это может быть правдой.       — Извини, — говорит он, видимо, все же сообразив, в какое положение ее ставит. – Я больше не допущу такой халатности.       И Наруто меняет гнев на милость, а обиду – на радость встречи. Гаара сказал – Гаара сделал. Такого не повторится, совершенно точно.       — Тогда порядок, – улыбается она.       — Ты была чем-то занята? – спрашивает он.       Его взгляд плавно опускается к ее коротким шортам.       Да, например, совершенно не ждала его и наряжаться не планировала. Так что пусть смотрит, если нравится.       — Я пытаюсь совершить страшное. Попробовать себя в кулинарии. По забегаловкам не находишься, да и питаться одной заварной лапшой не очень-то здорово.       — Хорошая экономия бюджета, — задумчиво произносит Гаара и кивает. – Могу чем-то помочь? Почистить овощи, отварить мясо?       Наруто застывает. Он случайно не…       — Ты умеешь?       — Я неплохо готовлю, — без тени иронии. – До того, как вступить в должность, я чем только не увлекался. Готовка успокаивает, как и возня с растениями.       Ненормальный мужчина-мечта! Она на его фоне просто какая-то двинутая на тренировках, техниках, силе и выносливости неумеха и безалаберная девица. Он еще и готовит! То есть вот он поборол себя, добился признания, стал казекаге, научился готовить и поливать цветочки, а она все это время в мыле носилась по лесам, преодолевая полосу препятствий, упражнялась, тренировалась, оттачивала навыки? А, минуту, он еще и в тайдзюцу подрос так, что мама не горюй.       — Скажи, когда танцевать научишься.       Ни один мускул не дрогнул на непроницаемом лице.       — Это входит в программу подготовки казекаге. Приходится часто посещать светские мероприятия. Элементарный навык танца с партнершей обязательно требуется.       Ой, всё. У нее всё. И как, скажите, во имя всего сущего, приблизиться к этому сияющему великолепию достоинств? Хорошо, что он настолько нелюдимый и зацикленный на конечной цели, что не отвлекается на визжащих поклонниц. Иначе осталось бы только бежать, бежать от таких южных принцев, сверкая пятками!       — Где я могу помыть руки? – спрашивает он, аккуратно выставив обувь у порога.       Наруто щелкает выключателем в ванной комнате и проходит на кухню. К чему эти любезности, будто он не помнит, где раковина?       Прошло всего ничего… казалось бы, почему вдруг такая пропасть между ними?       Но вот он, Гаара, другой, собранный, четко знающий, чего хочет, обеспокоенный проблемами деревни и семьи. Чужой, совсем взрослый. Не такой обманчиво-замкнутый и смущенный, как года почти три назад.       А еще он так деловито опирается о край стола, придирчивым взглядом оценивая покупки, заглядывает в холодильник, ловко опустившись на корточки. Проверяет продукты, щупает, подносит к лицу. Пробует фасоль, оставленную на плите с вечера, вздыхает.       Ты ведь и не был здесь никогда в гостях… Скажи, что не был.       Пожалуйста…       — Держи, — Гаара сгружает ей в руки лоснящийся жиром кусок свежей ветчины из пакета с покупками, — нарежь кубиками.       Чего? А почему именно она? Какими, блин, кубиками?       — Я почищу картофель и цуккини.       М-м-м… хренов мужчина-мечта.       Он ненавязчиво опускает ладонь на ее талию, когда тянется другой рукой за баночкой со специями. Встает позади и дает рекомендации, нежно касаясь ее руки с ножом, другую опускает поверх той, что вцепилась мертвой хваткой в истерзанный кусок ветчины. Он нагло пользуется положением! Но ведь и она, Наруто, ни разу не против. Это такая примитивная и предсказуемая игра между мужчиной и женщиной, которая ведет неизменно лишь к одному.       Она точно знает, зачем он это делает, но ничего не может поделать с собой, когда порезанный палец ее клона, что управлялась с томатами, Гаара подносит ко рту и обхватывает губами. На пальце Наруто нет и следа пореза, только ощущения его теплых губ, кромки зубов и легкого касания языка все еще приятно скребут где-то внутри. Клоны со стыдливым хлопком исчезают, оставляя их наедине. Гаара делает вид, что не замечает, она делает вид, что только что не хотела трахнуться с ним прямо здесь, на столе, посреди очисток и лужиц воды из-под крана.       — Титул казекаге у вас передается по наследству, так? – как бы между прочим спрашивает она, когда Гаара в очередной раз ну очень ненамеренно прижимается пахом к ее ягодицам.       Гаара на короткое время застывает, удобнее перехватывая в ладони морковь.       — Да, есть строгая процедура рассмотрения наследников, откровенно говоря. К чему этот вопрос?       Не ответил ничего, кроме того же пространного «ну да», пожалуй.       — Мне просто любопытно, по какому принципу ты будешь выбирать себе невесту, — фальшиво улыбается она и отвлекается на вытирание столешницы. Руки надо занять, очень надо чем-то занять.       — Есть целый перечень критериев, где благородность и рецессивный ген обеспечивают существенные шансы на то, чтобы попасть в число возможных претенденток или претендентов на руку лидера деревни. Далее проходят смотрины. Жених или невеста, в чьих руках сосредоточена власть, определяются с выбором. Совет одобряет или рассматривает партию более тщательно на предмет чистого наследования. Твой геном, например, не оказывает подавляющего влияния на мой, у нас хорошая совместимость. Наше потомство могло бы превзойти нас в разы. Вероятно.       Гаара замолкает, только смотрит. Она чувствует его взгляд затылком и продолжает натирать столешницу. Он думал об этом, конечно, думал.       Темари сказала, он ко всему подходит крайне щепетильно.       Наруто не находится с ответом, а он, должно быть, просто понимает никчемность какого-либо ответа с ее стороны. Они молчат. Долго. Давяще и тяжело.       Пока в динамиках радиоприемника не звучит дурацкая песенка ко Дню урожая. А после и вовсе залихватская и разнузданная песня виноделов. Наруто задорно подпевает, с особенным удовольствием акцентируя внимание на грубых словечках. Гаара, видимо, просто не хочет портить ей настроение, его эта разнузданность тронула только в момент, когда лирический герой сношал дородную девицу в погребе.       — Не поможешь? – спрашивает он, ловко нарезая луковицу, как будто только что в самом деле решился уточнить. Она его смущает. Ну точно, смущает.       Он тянется за перцем.       — Нет. Готовит мужчина и… Это очень сексуально, — говорит она и прислоняется бедром к ребру столешницы у самого холодильника. Наблюдает за его действиями.       Гаара отрывается от шинковки перца и коротко почти ухмыляется. Вот эта его полуулыбка, когда уголки губ едва-едва приподнимаются. Бесящая улыбка.       — У тебя ведь не было мужчины. Ты просто красуешься передо мной.       Наруто вспыхивает. Жар против воли приливает к лицу.       — А вот и нет… — бормочет она.       — А вот и да, — говорит он и оказывается ужасно близко, тянет руку.       Наруто готова всерьез оборонятся. Но Гаара лишь делает шаг назад и приподнимает руки, от которых несет перцем и луком. Он, кажется, и не собирался их распускать, руки то есть… Боги, ну и стыдоба.       — Соль, — говорит он, — за твоей спиной.       Вот же… блин, как перестать так неистово краснеть? И как теперь убедить его в своей неумелой лжи?

* * *

      — По-моему, вполне приемлемо, — говорит он, явно распробовав несколько ложек.       — По-моему, это вкуснятина, — спорит она, активно уплетая порцию.       Гаара некоторое время разглядывает Наруто так, что поперхнуться недолго.       — В таком случае я рад, что тебе нравится. Теперь ты и сама можешь его приготовить. Ничего сложного.       Наруто кивает и одобрительно мычит, едва вобрав содержимое ложки в рот. Недолго жует и улыбается.       — Ну, по крайней мере, супруга твоя с голода не умрет, — весело говорит она и подносит очередную ложку ко рту.       Взгляд Гаары прожигает насквозь. Он медленно убирает собственную ложку, почти беззвучно касаясь ею края миски, переводит взгляд куда-то за спину Наруто и, опустив локти на столешницу, накрывает ладонью кисть другой руки. Касается костяшкой большого пальца нижней губы. Размышляет о чем-то. А Наруто хочется, если и не провалиться сквозь землю, минуя прежде несколько этажей, так уж точно нырнуть под стол, совсем как в академии. Не слишком ли она разболталась?       — Ты уже дважды за столь короткое время говоришь о браке. Я так чувствую… Ты хочешь, чтобы я ответил что-то конкретное?       Да ничего ей не надо! Ничего она уже не хочет. Пусть ест свой суп и выметается, пока она со стыда тут не сгорела!       Проклятье, чего же он такой дотошный-то? Цепляется к совершенно обыденной фразе. Но, если уж говорить откровенно, ладно, Гаара ведет себя абсолютно естественно. Он обращает внимание и пытается прояснить ситуацию. Он как всегда прям до безобразия, не юлит и не изворачивается, чай, не за столом переговоров. Хотя Гаара бывает упертым до крайности, его и бабуля Цунаде называет дипломатичным правдорубом: не слишком-то он гибкий, когда приходится сталкиваться с противоречиями собственным жизненным принципам. В общем, ничего аномального. Это Наруто вертится как уж на сковородке, пытаясь вытянуть из этого треклятого воплощения влажной женской фантазии хоть что-то, что указало бы на его отношение к браку по договоренности. В конце концов, ей, Наруто, если так дело пойдет, отношения строить не с Темари и не Советом дряхлых да ворчливых стариков, а с Гаарой. И он не производит впечатления мнущегося и неуверенного в собственном будущем мужчи… парня, боги! Какой же он взрослый временами, жуть!       — Не надо ничего отвечать. Я просто по обыкновению болтаю слишком много, — она опускает взгляд на собственную миску. Даже аппетит пропал.       — Но тебя это беспокоит?       Это даже звучит практически как утверждение лишь с небольшой и участливой форой для отходного маневра.       Ее совершенно точно беспокоит какая-то другая девушка, которая даже в перспективе, в не очень скором будущем, может занять мысли Гаары. О которой он будет заботиться, с которой заделает выводок вопящих детей и будет до омерзения милым домашним папочкой! А ей, Наруто, останется за этим наблюдать, лишь иногда только лупить подушку в ярости и от отчаяния. Никогда не было семьи, нечего и воображать, как это могло бы быть. Правильно, она ведь даже не знает, чего хочет от этих отношений. С Гаарой скучно, ровно, понятно, без перепадов и потрясений. Он воплощение самой стабильности, от которой Наруто в свои почти шестнадцать очень и очень далека. Хочется эмоций: слез, гнева и радости, да так, чтобы через край, чтобы по-настоящему! И она просто как собака на сене. Слишком привыкла к надежному дружескому плечу, и вообще, Гаара довольно привлекательный, чего уж там: эта выправка, черты лица красивые, порода аристократичная. И, совершенно точно, несколько раз она запускала руку в трусы, воображая его рядом, внутри. Еще горячее были фантазии с участием троих, но даже они, эти фантазии, довольно быстро рассыпались о суровую реалистичность характера: воображаемый Гаара категорически не хотел делить постель с учихинским сукиным сыном, дословно. А самому Саске было на него плевать. В общем, не задалось.       Все, чего бы ей хотелось, это почувствовать, что там такое внутри Гаары, что позволяет ему точно определяться и жить с этим выбором, как с единственно возможным. Она недостаточно взрослая для него, недостаточно преданная, недостаточно правильная, что ли? И даже тут гребаный лис портит ей жизнь. Она джинчуурики: ей не место рядом с казекаге из-за каких-то дурацких военных формальностей, понятий безопасности и союзного договора. А с другой стороны и брак этот ей нахрен не нужен: он отнимет у нее возможность и вообще какие-либо мечты о получении титула хокаге. Она превратится в домохозяйку и сгодится только на то, чтобы Гаара иногда ее потрахивал для продолжения рода и производства наследников. Хочется распсиховаться на ровном месте. Почему все так сложно?       — А вот если ты сейчас еще и расплачешься, я окончательно перестану что-либо понимать, — мягко говорит Гаара, и от этой мягкости только сильнее сдавливает ком в горле и на глазах слезы наворачиваются.       — Это… — она быстро отворачивается, шумно втягивает носом воздух и трет кулаком правый глаз, — девчачье. Гормоны там. Ничего серьезного.       — Боюсь, причина наверняка есть, но ты не хочешь обсуждать это со мной.       Может, он уже успокоится, а? Ну чего прицепился, в самом деле? Видит же, она не хочет и не может об этом с ним говорить. Ни с ним, ни с кем-либо другим.       — Хорошо, не хочу. Теперь доволен?       Поза его не меняется, только взгляд становится напряженнее.       — Я не понимаю…       Боги, да что с ним не так?       — Слушай, я просто хочу побыть одна, ладно? Так понятно?       Она резко поднимается со стула и уверенно шагает в ванную комнату, демонстративно запирая дверь. Садится на унитаз и обхватывает голову руками.       Какое-то время на кухне стоит мертвая тишина. Потом коротко скрипят ножки о кафельный пол, гремит посуда в раковине, льется вода.       Мягкая, уверенная поступь мимо двери вдоль прихожей. Потом снова воцаряется тишина, да такая, что слышно биение собственного сердца. Гаара не из тех парней, кто будет навязываться, получив в свой адрес практически чистой воды «убирайся». Слышится короткий звук песка, ударившегося и широко мазнувшего по стенке тыквы, едва уловимый шорох у порога. Скрипит и тихо закрывается входная дверь.       Ушел… Или, нет, она сама его прогнала…       Самое время стандартно, по-девчачьи разреветься. Он уже не увидит и не услышит.