— Прессует она меня жестко, понимаешь?
Раздается дальше по коридору голос одного из охранников. И Темари невольно замедляет шаг и скользит рукой за спину, хватая край веера, придерживая его, чтобы металлические спицы и пластины не скрежетали при движении. Вот же проклятый рефлекс! Она в родной резиденции, всех охранников она знает в лицо, личное дело каждого из них ею пролистано и изучено по нескольку раз. Нет никакой нужды красться и прислушиваться к каждому шороху. Но она реагирует незамедлительно на любой внезапный шум, даже не задумываясь, и это, видимо, профессиональное.
— Говорит, что надо, вроде как, соблюдать юридические формальности. Жениться, говорит, надо. А я чё? У меня комнатушка в шесть татами, да и на службу к казекаге недавно только позвали. Лишней монеты не завалялось. Вот и куда я свою девку приведу?
— Попроси надбавки. Скажи, мол, жениться собрался, семью надо как-то обеспечивать, — приглушенно отзывается второй охранник.
— Ага, так и разогнался. Видел, как на меня начальник безопасности пялится? Будто я со дня на день нашего казекаге порешу.
— Канкуро-сама на всех так пялится. Работа у него такая. Да и ты новичок. Даром что сам казекаге за тебя просил, когда формировал дежурные посты.
— Брешешь!
— Да ни к чему мне брехать. Просил тебя определить в команду со мной. Хороший он мужик, хоть и зеленый еще. Не жадный и не злопамятный. Нам с Мамору тогда личный косяк простил и из казны выплатил неустойку нанимателю. Из жалования ни монеты не вычел. За такого и постоять не стыдно, и жизнью рискнуть.
Некоторое время в небольшом холле за поворотом стоит тишина, и Темари, покачав головой, делает уверенный шаг вперед, как вдруг:
— Говорят, на него Четвертый покушался, — звучит голос того незадачливого жениха. — Сдается мне, на хороших сыновей отцы не планируют покушений.
— А ты понапрасну не болтай. Не все там просто было у Четвертого с Советом. Деревня в такой заднице оказалась из-за кризиса профессиональных ниндзя. Он песочком своим драгоценным приторговывал, бывало, чтобы хоть как-то сводить концы с концами. Кто там знает, может, Гаара-сама из-за своего статуса и удостоился травли со стороны Совета? Никто же джинчуурики не обучает достойно. Их кидают на произвол судьбы, вроде, ну выживет – и ладно, может, и будет толк. А потеряет контроль, не справится – так и ополчатся все, никому не хочется подыхать в собственном доме от лапы ручного монстра.
Второй охранник вздыхает после этих слов и коротко бренчит, похоже, пряжками на портупее.
— Да кто их учить возьмется-то? Это же можно в любой момент без головы остаться, ежели джинчуурики взбрыкнет вдруг. Правильно делали, когда изолировали их от людей или в храмах на отшибе запирали. Так оно надежнее.
Ну хватит! Разошлись под носом у казекаге. Совсем уже ополоумели или страх потеряли. Гааре бы построже надо с ними держаться. Распустились.
Темари решительно шагает и поворачивает за угол, выходя в холл с небольшими диванчиками и пузатыми кактусами в массивных напольных горшках. Она направляется к двери в кабинет Гаары, только звук шагов утопает в чистом ворсе ковровой дорожки. Охранники, едва завидев ее, замолкают и вытягиваются, по-уставному перехватывая в руках нагинаты.
— Гаара у себя? – спрашивает она, подойдя ближе.
— Так точно, — отвечает тот, что справа. Он старше и, по всей видимости, всецело лоялен к нынешней власти. Хорошо.
— Ну и какого демона вы трещите на посту? По всему коридору слыхать. Служба наскучила?
— Никак нет, Темари-сама, — блеет тот, что помоложе и с проблемами в личной жизни.
И в самом деле, на кой хрен Гааре этот тип в личной охране? Опять эти его сомнительные методы перевоспитания? Что-то да увидел же он в нем, раз уж настоял на включении в службу безопасности.
— Гаара, может, и терпит ваши разговоры за спиной. А я терпеть не собираюсь. Еще раз услышу нечто подобное – приложу все усилия, чтобы выгнать нахрен, ясно? Есть казарма – там и сплетничайте по-бабьи, сколько влезет.
— Так точно, — мгновенно отвечает охранник справа.
Темари, мазнув по нему предостерегающим взглядом, глубоко вздыхает. Это сейчас дело десятое. А вот предстоящий разговор будет тяжелым. Гаара ершится всякий раз, как Темари пытается выведать его личные планы на будущее. И вовсе не из праздного любопытства. Он это тоже знает, но все равно раздражается. Знает ведь, что не прав. Но упрям же, демонёнок.
Она поднимает руку, ну да пребудут с нею духи, и стучит в дверь. Дожидается усталого, но вежливого «входи, Темари» и тянет за дверную ручку.
Гаара напряженно вчитывается в разложенные на столе бумаги и, хмурясь, то и дело вносит какие-то правки, быстро макая перо в чернильницу.
— Ручкой было бы быстрее, — с улыбкой говорит она, закрывая дверь.
Он даже взгляда не поднимает.
— Не положено по делопроизводству, ты же знаешь. Это конфиденциалка.
Снова скользит взглядом вдоль ровных печатных строк, раз-другой перечитывая что-то, потом трагично вздыхает и качает головой.
— У тебя что-то срочное? – поднимает он наконец на нее взгляд.
И взгляд этот до того пронизывающий, будто Гаара догадался о цели ее визита, когда она еще только по нескончаемой лестнице поднималась сюда. Как же она ненавидит, когда он такое выкидывает. Действует на опережение, пытается заставить ее чувствовать себя неловко.
— Ну не то чтобы совсем срочное. Скажем, просто беседа личного характера.
— Простой эта беседа точно быть не обещает, — говорит он, и Темари стремительно переводит на него взгляд. – Ты стучишь обычно только в случае, если назревает серьезный разговор.
Уточняет он. Спасибо. Вот же своенравный мальчишка, как научился пользоваться своим положением, как распробовал власть и теперь всеми силами пытается задавить этот разговор еще в зародыше! Не на ту напал.
— Слухи о твоей выходке за тем завтраком достигли нужных ушей, Гаара. У меня сегодня уже дважды предельно вежливо поинтересовались: не присмотрел ли ты себе невесту прямиком из Конохи.
Гаара вздыхает, откладывает перо в сторону. Металлический наконечник тревожно брякает о стеклянный ободок чернильницы. Локти упираются в столешницу, и Гаара переплетает пальцы рук в привычном жесте. Готовится слушать и атаковать контраргументами.
— Да, Канкуро о чем-то подобном говорил со мной утром. Не вижу никакой драмы в обыденном любопытстве.
Ах ты ж маленький вертлявый паршивец! Не видит он драмы. И спокоен же, как статуя непобедимого защитника у развалин старого города, что к северу от деревни. Совсем от рук отбился.
— Ты из ума выжил, Гаара? – Темари подходит к столу и демонстративно опирается ладонями о столешницу, чуть подаваясь вперед. – Мне надо напомнить, что твое положение сейчас на волосок от краха. Да ты в паре шагов от очередного покушения! Не надоело еще судьбу испытывать? Скажи на милость, тебе так гормоны в голову шандарахнули? Совсем ничего не соображаешь? Ты вообще собираешься как-то оправдаться перед Советом в этой демонстрации наплевательского отношения к обычаям?
Гаара не шевелится, только медленно поднимает на нее эти свои безмятежные как сама безмятежность глаза и говорит:
— Я не собираюсь ни в чем оправдываться. Наруто в Конохе. Я ее больше не посмею тяготить своим присутствием. А Совет будет иметь дело с тем, кого ты так проницательно назвала шандарахнутым гормонами. Я покорно выслушаю все назидания и покаянно опущу голову. Я ведь всего лишь шестнадцатилетний очарованный мальчишка.
Это жутко. Поистине жутко, когда вот этот мальчишка, у которого едва пушок на подбородке появился, рассуждает здраво и с полным осознанием своего положения. Он научился пользоваться снисходительностью взрослых в своих целях. Он изобразит что угодно перед Советом, потому что всем этим старикашкам за столом в зале заседаний, по сути, и неважно насколько Гаара искусен во лжи и лицемерии, их устроит, если он будет послушным мальчиком у власти. А он и рад прикидываться.
Темари отлично помнит, когда впервые она осознала, что в Гааре дремлет не только глубоко обиженный и раненый ребенок, что Гаара из себя представляет на самом деле. И да, ее ни разу не удивляет то, что он сумел измениться и заставить себя ответить этому миру не только ручьями крови на песке.
Ему тогда было десять или около того. Он заканчивал академию с очень хорошими показателями, только вот никогда на них внимание особо не обращал. Оценки, зачеты, экзамены. Не велика беда, что он где-то и что-то упускает, до чего-то не дотягивает, чем-то пренебрегает. У него была голова на плечах и верный его воле песок. И он уже умел убивать.
Их отправили на первую серьезную совместную миссию. Гаара должен был продемонстрировать навыки и подтвердить свое умение работать в команде. Темари тогда еще долго ворчала, что это никуда не годится, что он слишком мал для подобного задания. Если бы.
Гаара просто перевел на нее равнодушный взгляд и велел заткнуться. Он. Велел. Ей. Заткнуться. Просто с ним не было никогда. Ну, может, лет до пяти-шести он еще походил на обычного тихого ребенка, мирно копошащегося в песочнице. А потом дядя погиб на миссии, и, кажется, с того момента Гаара кошмарно изменился. Никогда о тех событиях он особо не распространялся. Только уже в его тринадцать ей худо-бедно удалось что-то из него вытянуть.
В общем, то, что устроил Гаара в том заброшенном храме, куда привели их следы наемников, и врагу в страшном сне не пожелаешь увидеть. Он в какой-то момент окончательно вышел из себя и принялся с особым азартом потрошить побросавших оружие и уже собиравшихся дать деру наемников. Угомонился, только когда раздавил каждого, размазал их кишки по полу, провонявшемуся багровой ржавчиной и дерьмом, щедро окрасил стены в чернильно-красный и презрительно стер капли вражеской крови с лица. После произошедшего его рвало несколько часов подряд, он трясся и кутался в шерстяной плед, но ни слова не проронил. Никто к нему в тот вечер так и не подошел. Темари плохо спала в ту ночь. Канкуро и вовсе, кажется, глаз не сомкнул. А на следующее утро Гаара был привычно собран и вел себя так, будто никакой кровавой бойни не устраивал.
Жуткий-прежуткий маленький братец. Для кого-то это банальная щекочущая воображение детская страшилка, а для нее реальная жизнь.
Слишком рано он понял, что никто с ним нянчиться не будет, что разбираться с собственными демонами ему придется исключительно в одиночестве.
Он и сейчас смотрит на Темари так, будто все еще не понимает: проявление ли это заботы или очередная попытка навязать ему угодный образ жизни. И он, правда, так легко готов отказаться от своей детской влюбленности? На Гаару это не похоже.
— У Наруто упрямства столько же, сколько и у тебя, если не больше. Сомневаюсь, что она так просто тебя отпустит.
Гаара опускает взгляд, делая вид, что старательно что-то обдумывает.
Все ясно с тобой, братец. Очередная попытка принести себя в жертву. Что за дебильная привычка жить одними страданиями, нарочно выбирать путь наибольших душевных мытарств? Виной ли тому его детство? Крыша у него давно протекает основательно, он, может, и хочет быть счастливым, но не знает: достоин ли и что должен предпринять, чтобы окончательно все не разрушить. Как будто кто-то знает ответ на этот извечный вопрос.
Работа казекаге дарит ему какую-то парадоксальную гармонию с собой. Может, со временем и вынужденный брак подарит. У него появится очередная ответственность за кого-то, и он вновь погрузится в пучину обязательств, зализывая детские раны, пытаясь в очередной раз доказать себе и другим свою необходимость и значимость. Или банально компенсировать то, чего был очень долгое время лишен сам – действовать от противного. Он ведь неплохо разбирается в себе и признает все свои травмы, не прячется и не стыдится. Наверняка он справится.
Пусть чудит как угодно, лишь бы оставался жив.
* * *
На разговор к бабуле Наруто плетется как на каторгу. Ее официально вызвали в администрацию, и ничего хорошего на этом приеме у хокаге ее точно не ожидает. Она и без того провела несколько напряженных дней в ожидании вызова на ковер после возвращения из Суны, будь неладен этот Гаара с его выкрутасами. То наседает так, что дышать нечем, то вдруг резко ослабляет хватку и велит катиться куда подальше. Ненормальный. Мог ведь просто извиниться, сказать, что перегнул палку, но нет, он заметил ее подавленное настроение, оценил масштаб произошедшего и просто отправил ее домой, давая понять однозначно, что разговор о браке окончен и подниматься больше не будет. Опять все решил за нее, молодец! Чудила упертый.
Кому он лучше сделал? Ни ей, ни себе. Не так они должны вести себя в этой ситуации, совсем не так, а как правильно – Наруто не знает. Гаара пытается говорить с ней о браке, как будто обсуждает очередную сделку – серьезно, вдумчиво, оценивая возможные риски и издержки. А она слушает его и думает, как бы нахрен избежать всего этого, отсрочить, освободиться от неких негласных обязательств, которые Гаара неосознанно на нее навешивает. И ей в самом деле кажется, что полная дура и трусиха в этой ситуации исключительно она сама, а ее желание сопротивляться – только подростковые увертки, инфантильность. Какая к гребаной матери из нее хокаге, если она не способна нормально разговаривать с Гаарой – практически образцом здравомыслия и трезвых суждений? Нет, она лучше будет давить слезу, кидаться на шею и разбрасываться неосторожными словами о любви. Очень разумно.
Жизнь заставляет юных ниндзя резко взрослеть после первого же серьезного сражения, после первой смертельной угрозы, после первого убийства. Они перестают быть детьми очень рано, слишком рано многие из них начинают ценить хорошее вознаграждение, квартальные премии за ряд успешных миссий, надежных друзей и партнеров по команде. Вот и с выбором сексуальных партнеров у ниндзя тоже как-то так повелось, что… В общем, они редко мечутся, предпочитают комфорт и уверенность в завтрашнем дне. Когда в любой момент можешь сдохнуть, как-то само собой появляется осознание, чего ты на самом деле хочешь и к чему стремишься. Шикамару всегда говорит об этом так, будто, как и Асума-сэнсэй, прошел все круги ада на земле. И он не осуждает Гаару, только говорит, что в жизни бы не связал свою судьбу с Наруто. Это же, мол, рехнуться можно: ни головы на плечах, ни элементарной женственности. Как будто его мнения кто-то спрашивает!
Ну значит, только у Наруто витает ветер в голове, если она считает, что может вернуть Саске в деревню, продолжать вить из Гаары веревки, кормя завтраками, и стать хокаге, наконец. Но Саске не спешит возвращаться в деревню. Гаара отказывается быть подле исключительно на правах друга. А для получения титула ей не хватает очень и очень многого, как минимум взрослости и серьезности.
В общем, ей сейчас только разговора с бабулей не хватает, чтобы увериться в том, что она дурная и бестолковая.
Постучав, Наруто входит в кабинет хокаге и всем своим видом выражает глубочайшее раскаяние. Хотя виноват в этой истории Гаара… ну хорошо, и Гаара в ней тоже виноват.
Бабуля Цунаде поднимает на нее взгляд, долго и внимательно рассматривает, а потом поднимается из кресла и велит следовать за ней.
Они проходят в небольшую комнату для отдыха. Закрыв за ними дверь, бабуля указывает Наруто на диванчики в центре и командует садиться. Наруто выбирает тот, что левее, и аккуратно присаживается. Лучше бы они официально разругались в кабинете, и бабуля выгнала бы ее тренироваться до изнеможения, кровавых ссадин и черных синяков с мастером непревзойденных наставнических пыток – Какаши-сэнсэем. Это всяко лучше, чем вот эта приватная и доверительная обстановка. С учетом того, что бабуля стопроцентно уверена теперь, что Наруто счастливо понесла от казекаге.
— Капитан Ямато рассказал о вашем посещении Суны, — говорит бабуля и ставит чайник греться.
Наруто решает начать сразу с главного, нечего тут уже тянуть время и мяться:
— Я не беременна.
Бабуля резко вскидывает на нее взгляд, только пряди светлых волос, спадающих на лицо, вздрагивают. Она смотрит так, словно оценивает, насколько Наруто искренна и насколько искренней в принципе может быть в ходе их беседы. Теперь Наруто понимает, о чем говорил Шикамару, когда в подробностях делился, как вдруг получил звание чунина. Ее проверяют.
— Ну тогда рассказывай, как тебя угораздило выбиться в невесты, — спокойно говорит бабуля и садится на соседний диванчик.
* * *
«М-да, казекаге, ну и прелюбопытнейший же ты фрукт», — мысленно резюмирует Цунаде, глядя на Наруто, старательно размазывающую слезы по раскрасневшемуся лицу. Чего она только в жизни не повидала, каких мужчин только не выхаживала, с какими только не делила постель, а такой экземпляр мужской особи видеть ей приходилось, надо признать, ну крайне редко.
Казалось бы, мальчишка мальчишкой, только умен и рассудителен не по годам. Иногда вспыльчив, иногда, напротив, лишний раз и скупой эмоции из него не вытянешь. А тут связался в двенадцать лет с девчонкой, и за уши не оттащишь теперь. И ведь понимает же, что его ждет и через что придется пройти, а все равно стоит на своем. Что, в общем-то, как раз и не удивительно. Этот стоять будет до последнего, пока его, видимо, не уберут с поста, устранив физически. Куда он только так торопится? Уж не вздумал ли он спрятать Наруто самостоятельно? С этого мальчишки станется разыграть многоходовочку, чтобы и Совету нос утереть, и самой Цунаде с Наруто заодно.
— Ну чего ты ревешь, дуреха? – раздражается Цунаде и ищет взглядом упаковку салфеток. – Другая бы на твоем месте уже повисла на шее у видного парня при деньгах, статусе и очевидной стабильности в жизни.
Вот пускай теперь разозлится и скажет, наконец, откровенно, чего они там с Гаарой никак поделить не могут.
— Эти другие у него на шее и висели бы, если бы не сестра его, а я не хочу быть вечно на вторых ролях! – предсказуемо психует Наруто и продолжает зло тереть лицо.
Упаковка салфеток обнаруживается на подоконнике за спиной. Цунаде, перегнувшись через скрипящую спинку, подтягивает пальцами край упаковки, подхватывает ладонью и садится обратно. Она вытягивает несколько салфеток и вручает Наруто под аккомпанемент частых всхлипов. Кладет упаковку на низенький столик между диванчиками и касается ладонью горячей чашки.
— На вторых ролях, говоришь? — Цунаде озадаченно хмурится. – Странно, мне казалось он серьезный малый. Не склонен к многочисленным интрижкам.
— Да нет! Он хороший, он, правда, очень хороший. Он верный. Но с ним у меня не будет никакой возможности стать хокаге.
Сейчас опять выть начнет.
— То есть ты ревешь, потому что и мальчика хочешь удержать, и карьеру построить? И так выходит в вашей ситуации, что вещи эти несовместимы.
— Я не вернула Саске в деревню, — хмуро говорит Наруто и шумно сморкается в салфетку.
А, ну да. Как же она могла забыть об этом, боги дайте ей сил, Саске? И, хорошо, она вполне может понять исключительно женское желание вцепиться в Гаару, это более чем нормально, это естественно. Мальчишка соответствует многим женским фантазиям и ожиданиям, именно что женским, видимо. Наруто этого еще не понимает. У нее вон до сих пор какие-то грезы о Саске. Она хочет стать хокаге. Ну замечательно. Через лет двадцать или меньше она вдруг захочет еще и семью, если захочет, конечно, реализоваться подобным образом. И с кем она ее создаст? С Саске? Отличный план. Нет, Цунаде определенно не должна так раздражаться, это не ее жизнь, пусть Наруто сама свои любовные интрижки расхлебывает. Цунаде слишком стара для этого подросткового дерьма. И ей вдруг кажется не такой уж и жуткой мысль о беременности Наруто. Совсем уже спятила на старости лет. Хватит ей и Сакуры, которая тоже исключительно из соображений подступиться к Саске всерьез занялась изучением техник. У девок совсем мозги отказывают, вероятно, на почве их влюбленностей.
Гаара один не останется, такие никогда долго в холостяках не задерживаются. Так что, если когда-нибудь Наруто и спохватится, будет уже поздно. Жаль. Вышел бы из нее толк, наконец-то. А то совсем безрассудная временами. Даже страшно.
— Так бывает, что семья и карьера несовместимы. Приходится выбирать. Женщинам чаще, увы, в таком уж мы живем обществе. Так что не мне давать тебе советы. Но ты девчонка, значит, можешь проявить немного женской хитрости. Не обязательно отвечать Гааре железобетонное «да», достаточно говорить то, что он хочет услышать. До двадцати дотянешь, а там уже решишь сама: годится ли он для семьи.
Наруто смотрит на нее ошалело, а потом вдруг всхлипывает и роняет голову на раскрытую ладонь.
— А что делать, если я и так знаю, что годится?
У Цунаде начинает раскалываться голова.
