* * *
Он чувствует слабое колебание чакры и безукоризненное применение техники только тогда, когда пригвожденные к высоченным колоннам зала яростные очаги ненасытного Аматерасу стремительно душатся песком. Саске оборачивается к источнику чакры. Кто этот кретин? Почему он настолько неуязвим для него? — Ты все еще не способен почувствовать мое приближение, Саске Учиха. Ярко-кровавая медь волос, открытый лоб с насыщенно-красным и неизменным в своей безупречности линий шрамом, плавно пересекающихся в неизбежное «любовь». Эта до отвратного присущая высокомерному типу из песочницы Ветра поза со скрещенными на груди руками. Равнодушный взгляд. — Пустынный Гаара, — приветствует его Саске, и губы сами по себе растягиваются в азартной улыбке. – Не рад тебя видеть. Слышал, тебя повысили. — Как видишь, — спокоен как всегда. Дослужился до казекаге. Какая преданность и упертость! Как же годно Наруто способна промывать мозги этим двинутым на почве личных драм душевнобольным. — Теперь, уверен, ты нравишься Наруто гораздо больше. Трахается она классно, правда? Чего это он молчит и глаза в пол опускает? Да нет. Не могла же Наруто ему дать, в самом деле. Или могла? В ее характере возиться с этими ущербными, недолюбленными и неадекватными. — Я не собираюсь это обсуждать с тобой. Песочный жгут с тихим шорохом скользит за колонну, огибает обломки, и резко взметается вверх. Саске срывается с места, подается в сторону и блокирует удар энергетическими брусьями ребер Сусаноо. — А что так? Похвастаться особенно нечем, да, Гаара? — Не в этом дело, — взгляд Гаары цепко следует за каждым его действием или перемещением. – Просто… ты… пустое место, Саске. А это, между прочим, самую малость, но обидно. С какой это радости он вдруг пустое место, если Гаара так настойчиво стремится загнать его в угол и поплотнее обхватить песком? Что-то тут не вяжется. — Напротив, я чувствую себя живее всех живых. И думаю, ты отлично это понимаешь. Саске отталкивается от колонны и скользит по бетонному крошеву, покрывшему неброскую мозаику пола. За спиной раздается грохот столкнувшихся массивов песка, пропитанного мощной чакрой. Дерьмо! Это было опасно. — Мне жаль тебя. Ты окончательно заблудился во тьме и пал до уровня международного террориста. Вот в чем-чем, а в его жалости Саске действительно не нуждается. Пусть он перед Наруто соловьем заливается, как поднялся над собой двенадцатилетним и осознал ценность тех самых связей. Нет, он, в самом деле, ее трахает? Да что за херня? А впрочем, Наруто всегда любила странных. Какое ему до этого должно быть дело? Верно, он здесь для другого. Саске перемахивает через врезавшийся глубоко в камень песочный хлыст и, обнажив катану, несется вперед. — Не лечи меня, Гаара, — песок блокирует его выпад. – И ты открылся.* * *
Мокрый снег хлопьями валит из посеревшей ваты небес. Наруто слушает Гаару, спиной ощущая покинутое тепло нагретой гостиницы, хотя на самом деле не слышит ровным счетом ни хрена. Она все еще пытается понять, как в голове отличницы Сакуры ровно сложилась сумасбродная идея исподтишка пришить Саске. Когда Сай стал настолько хорошо ориентироваться в человеческих чувствах, когда до таких космических высот взрастил в себе эмпатию. И когда, наконец, Гаара превратился в бесчувственного ублюдка, что ровно и без толики снисхождения сухо докладывает о произошедшем на Собрании. Он выясняет, кому можно доверить информацию, передает ее Какаши и кидает невозмутимый взгляд на Наруто. А она, правда, пытается понять, что послужило катализатором, и как она умудрилась упустить момент, когда всё в ее гребаной жизни пошло по нисходящей. Насколько же она невнимательна порой! Пальцы Гаары знакомым теплом обхватывают запястье. Крепко и неизменно надежно. В глубине едва различимых зрачков, надежно скрытых за мельчайшей паутиной нервного волокна зрительной сенсорики, застывает печальная решительность. Подушечка большого пальца ласково чертит кривую вдоль сбитых костяшек. — Если я не ошибаюсь, ты всегда с гордо поднятой головой заявляла, что хочешь стать хокаге. А эта должность, можешь мне поверить, не обходится без тяжелых решений. В зрелом возрасте, Наруто, друг не тот, кто когда-то был частью команды, и связь с кем оборвалась слишком стремительно и неоправданно. В моем положении и при моем статусе друг — тот, кто смотрит со мной в одну сторону и движется в том же направлении. Тот еще зрелый нашелся в семнадцать лет. Ясно, к чему он ведет. Что Саске пора оставить в прошлом. Что ни к чему это – хвататься за старое, озлобленное и прогнившее. И это говорит ей Гаара! Тот, кто сам преодолел нечто похожее, кто лучше, чем вообще кто-либо, может прочитать, насколько Саске увяз в своей отчаянной попытке обозначить цель и смысл существования. Он ощутил горький вкус предательства, пресный в остатке – отмщения, и краткую эйфорию победы над тем, кто всегда превосходил его в способностях и опыте. А Гаара – тот, кто с поразительным упрямством фанатика яро открещивается от прошлого и ненавидит собственное отражение в Саске. Наруто небрежно вырывает ладонь из мягкого захвата Гаары. Лишь на мгновенье сквозь монументальную скованность мышц на лице проступает растерянность. Гаара коротко мечется взглядом за спину, к Какаши-сэнсэю, и отступает на шаг, только снег скрипит, придавленный рифленой подошвой. — Как же быстро ты забыл, что из себя представлял, — и Наруто совсем нестыдно за это почти змеиное шипение в голосе. Выражение лица Гаары привычно невозмутимо, статично и оправдано, как сигнал радиовышки на границе Огня и Ветра. — Я не забыл, — и сталь в его голосе лишь добавляет колорита. – Я никогда и ничего из пережитого и пройденного не забывал. У меня, к несчастью, очень хорошие зрительная и эмоциональная памяти. Я просто перерос это, Наруто. Я сделал выводы и оставил прошлое в прошлом. Я, если будет угодно, очень скрупулезно, долго и неприятно работал над собой. Наруто молчит, лишь сильнее прижимая к животу освобожденную из захвата ладонь и накрывая ее другой рукой, не прихоти ради, а чтобы… Чтобы Гаара точно не вздумал хвататься за нее вновь и упрямо тащить за собой, увещевая и приводя аргументы – один убедительнее да краше другого. Он преисполнен высокомерием получившего прощение грешника. Ему благоволят духи пустыни и прошлого, они ведут его за собой. Столько духовных практик он освоил в попытке обуздать собственного демона, сколько испытаний прошел всего за год, чтобы научиться разделять настойчивый шепот разъяренного биджу и свои приземленные, обыденные человеческие желания! Гаара говорил тогда, когда они немного поболтали в лазарете во время его реабилитации после воскрешения, что не так важен результат этих практик, сколько процесс. Он говорил, что учится отделять зерна от плевел, читать нежную сердцевину за ядовитой и колючей зеленью плодов. А еще то, что он видит лишь малую часть окружающей реальности, которую едва ли понимает. Но теперь его это совсем не пугает. Он не достиг просветления, но понял, насколько может и должен влиять на окружающий мир. Тогда он решил стать казекаге. Еще одним чокнутым «мудрецом» в мире стало больше. — Знаешь, Гаара, далеко не все стремятся с твоей самоотверженностью менять мир сквозь призму собственных убеждений. — Да? – фальшиво удивляется он. – Тогда расскажи мне, Наруто, чего пытался добиться Саске, похищая восьмихвостого и нападая со своей преданной шайкой на каге? Как минимум он круглый идиот, что не соизмеряет реальные способности с представившимися возможностями. Он негласно объявил войну пяти действующим каге. И признаю, мне было жаль его ровно до того момента, как он заявил, что ему плевать, с кем ты спишь и с какой периодичностью. Во-первых, я обязан был защитить честь собственной девушки, во-вторых, подтвердить легитимность Собрания и своего присутствия на нем. Так… что я сделал не так, Наруто? Саске ведь просто его провоцировал, это же очевидно. А Гаара взъелся так, что мама не горюй. Наруто переводит взгляд за его спину в поиске поддержки. Канкуро согласно прикрывает глаза. Темари, приоткрыв губы и щедро выпустив пар в морозный воздух сквозь стиснутые зубы, резко отводит в сторону раздосадованный взгляд. Но всё же кивает. Выходит, так и было. Один возомнил себя прирожденным мстителем. Другой, что в сияющих латах, но без плаща, – женихом со всеми вытекающими. Как же она устала и запуталась. Как же ее заебало негласное соперничество Гаары и Саске, в их неизменном стремлении помериться длиной и толщиной гениталий! Им бы трахнуть друг дружку и свалить в закат. Да только в жизни это ни хрена не работает. Гаара до смешного зациклен на абстрактной невесте, детях, стабильности и процветании деревни. А Саске, сдается ей, сам не представляет, чего хочет, после того, как брат вбил ему в голову, что тот обязан жить ради одной единственной цели – убийства этого самого старшего брата. Одному подавай любовь, свадебную церемонию с юридическим оформлением союза, регулярный секс и наследников. Другому… Наруто сама хотела бы знать, чем сегодня живет Саске, когда вдруг не стало брата Итачи, и какую цель он преследовал, вторгаясь в здание заседания. — Тебе нечего ответить, верно? – продолжает нещадно давить Гаара. – А мне есть что. Я считаю, что поступил правильно. И, будь уверена, я не премину возможностью избавиться от Саске, если таковая снова представится. — Ты просто ревнуешь, — твердо говорит Наруто. — Если бы, — прикрывает глаза Гаара, — Если бы только в этом было дело. Но основная проблема в том, что Саске выступил на стороне человека, объявившего мировую войну. В легких стремительно заканчивается воздух. Как будто попущенный удар мнимого соперника пришелся аккурат в солнечное сплетение и парализовал потоки чакры. Как когда-то что-то похожее уже проделывал с ней Неджи. Ей отчаянно не хватает кислорода. А сердце с каким-то болезненным спазмом стремится расшибиться о реберный каркас. Редко, но пугающе сильно. — Уходи, — тихо говорит она и ищет спасение в размытом созерцании снега под ногами. Гаара не отвечает, или она просто не слышит, потому что в голове шумит так, что она с трудом распознает даже грохот праздничного фейерверка. Гаара уходит, она видит это лишь по четким следам на снегу с узором плотной подошвы. Она все еще пытается ухватиться за драные и болезненно цветастые картинки окружающей реальности, но сила тяжести упрямо тянет ее вниз, к холодному белоснежному покрывалу гор. А потом сознание мерно растворяется в обрывках чьих-то обеспокоенных фраз.* * *
В воздухе стоит густой аромат кофе с искристым оттенком южных специй. Наруто подавляет желание чихнуть и плотнее кутается в мягкое пуховое одеяло со слабым запахом гостиничного кондиционера для белья. Матрас под ней мягкий, удобный, просто сказочный по сравнению с тем обычным и недорогим, что с синтетическим наполнителем. Душно на нем было, это точно. А к комфорту она, кажется, уже настолько непривычна, что простой качественный матрас ощущается как благословение, но не без толики здорового сомнения. Подозрительно это все. Попахивает чрезмерной заботой, крепким мужским ароматом и раскаленным на солнце песком. Ощущается… нет же, очевидна до пустынного зноя уверенная и надежная рука уверенного и надежного Гаары. Чакра поблизости, за спиной, невероятно сильная, гармоничная. Она спокойна и выдержана, как при медитации, до зубного скрежета идеально сбалансирована и распределена. Гаара. Сердце сжимается до боли в груди. Чего он тут забыл, право слово? Вернулся за каким-то хреном. Боги! Это же в каком состоянии он ее застал! Как стыдно. Как унизительно. Так… по-девчачьи, как будто она это нарочно: играет на публику, утрирует, шлепается в обморок на глазах у Какаши-сэнсэя и капитана Ямато. Театральщина такая, аж противно. Ребра все еще стискивают легкие. Давят, неохотно и болезненно повинуются каждому вздоху. Но жуткое удушье отступило, перестало жечь трахею и бронхи раскаленным потоком вязкого воздуха, лишенного кислорода. Слышится шорох седзи с пронзительным скрипом старого, рассохшегося дерева. Голос Темари бьет по барабанным перепонкам с тягучей настойчивостью инструментальной музыки, что иной раз застанешь на городской площади, взятой в плотное кольцо высоких зданий. — Пора выдвигаться, Гаара. Буря стихает. Гаара отвечает после тяжелого вздоха, как будто он уже не единожды слышал эту настойчивую просьбу: — Я понимаю. Скоро спущусь. Темари не менее выразительно вздыхает и старательно ведет скрипучим деревом по борозде фиксирующего проема. Наруто усиленно вслушивается в звук удаляющихся шагов и гул ветра за тонкими, как леденистая корка на осеннем пруду, оконными стеклами. Напряжение в комнате – хоть ножом режь. Секундная стрелка настенных часов мерно отсчитывает мгновения до неминуемого момента, когда Гаара заведет тот самый дерьмовый разговор. Блядь, знал бы он, как она его, этого разговора, до трясучки боится. — Я знаю, что ты не спишь, Наруто. Как жуткий гром взрывной печати, свидетельствующий о неудачной попытке неопытного генина пройти полосу препятствий в Лесу Смерти. Только вот она давно уже не соплячка, у нее за плечами ни один бой с соперниками высочайшего класса. Смешно подумать, но она все еще вздрагивает каждый раз, когда в голосе Гаары прорезается эта интонация. Командный тон раздраженного некомпетентностью коллег казекаге. Это то, что в новом Гааре ее бесит несказанно, – собственная детская трусливая реакция на его взрослую строгость. — Зачем ты вернулся? – тихо спрашивает она, не рискуя пошевелиться. Молчание. Долгое и мучительное. Удушливое в своей угрюмой мрачности и нервозности. Ни вздоха, ни шороха ткани, ни порывистого жеста, ни колебания чакры – ничего. Жив ли он там? Дышит ли? Наруто так и подмывает обернуться и проверить. Беспокойство за него, его здоровье и эмоциональное состояние, стало настолько привычным и неотъемлемым, что она сама как-то упустила момент, когда вросла в эти отношения всеми своими нервной и кровеносной системами. Гаара тот самый упертый и не привыкший жаловаться тип принципиальных мужчин: никогда не признается, что ему плохо, больно, что ему нездоровится, в конце концов. И ей бывает страшно за него. Она уже однажды видела его мертвым. — В низине жуткая непогода, — поясняет Гаара сухо. – Опасно передвигаться. А, ну да. Естественно, он примчался обратно не из-за нее, не потому что вдруг ощутил тревогу и острую потребность повернуть на все сто восемьдесят. Гаара прагматик, реалист и логик, подобная сентиментальщина ему чужда. Да и всё его внешнее выражение чувств проявляется ярко, наверное, только в постели. Членом ему объясняться куда проще. — Не стоило тратиться на номер. Я бы и в своем неплохо выспалась. И плевать, что звучит это так же жалко, как пустяковая бравада давно поверженного. — Несмотря на то, что от собственных слов я не отказываюсь… Я, Наруто, чувствую вину за произошедшее. Мне жаль. Жаль, что я стал причиной твоего приступа. Жаль ему, конечно. Только остался он всё еще при своем мнении. Одно другому не мешает, да, Гаара? Удобная чиновничья позиция. И до того ей противно и мерзко, до того она задета и уязвлена, что вот хочется, мочи нет как хочется задеть Гаару в ответ. Он причинил ей боль, и ей так мелочно, по-женски необходимо отыграться. Ударить его побольнее. — А причем тут ты? – только бы голос не дрогнул. – Ты мог убить Саске. Гаара выдерживает паузу, чтобы потом сказать: — Вот как, — строго, но смиренно. – А то, что Саске мог убить меня, для тебя, выходит, совсем незначимо? Идеальный удар. Почти на поражение. — Не сравнивай одно с другим. И как ей теперь выкручиваться? Ударить-то она ударила, а о последствиях подумать мозгов уже не хватило. Блядь. Это же Гаара, пара неудачных ответов, и все – пиши пропало. — Нет, Наруто, извини, но я буду сравнивать. Я от тебя никогда не отказывался, не отворачивался. Я сделал тебе предложение, и никогда особенно не скрывал, что чувствую. А про их неловкие попытки в оральном сексе замечания не последует? Гаара как всегда вежлив и педантичен. Он неизменно безупречен в манерах. Это его строгое семейное воспитание уважаемого и почитаемого клана. А она бы не смолчала, не смогла бы. — Будь со мной откровенна, пожалуйста, – градус раздражения в его голосе заметно возрос. – Кто я для тебя? Друг с привилегиями? Удобный сексуальный партнер? Всё. Гаара вошел в эмоциональный штопор. После последней встречи с Саске ему окончательно резьбу сорвало. Из Гаары повалило то, о чем он так старательно молчал уже больше месяца. Чтобы добиться от него искренности, надо подвести его к черте, если не бешенства, то здорового такого гнева, определенно. И это хреново. — Сейчас не самое подходящее время для выяснения отношений, — тихо говорит она. Гаара все еще на взводе: — Что, прости? — Мне плохо. Это остудит его пыл, хотя бы частично. Он замолкает, но совсем ненадолго. Она успевает насчитать около тринадцати щелчков секундной стрелки, прежде чем слышит шорох одежды, тяжелый перекат песка в тыкве и мягкий скрип прорезиненной подошвы таби. Голос Гаары теперь звучит сверху: он, должно быть, поднялся. — Знаешь, я всегда выступал за здоровый эгоизм, потому что мне его откровенно недоставало. Но иногда мне, действительно, очень хочется, чтобы ты чуть чаще думала не только о себе и своих чувствах к Саске. У тебя есть я… И, Наруто, честно сказать, я не знаю, насколько меня еще хватит в этом блядском треугольнике. Я устал. И, думаю, было бы лучше со всем этим покончить. Тебе следует поразмыслить на досуге. И только драматичное «давай расстанемся, Наруто» повисает в воздухе, пока осознание сказанного им не пригвождает ее к матрасу. Ударила – получила в ответ. Справедливо? Справедливо. В следующий раз будет думать, прежде чем делать ему больно из мелочного желания ужалить в отместку. Слышится шорох раздвижной двери. — Номер оплачен на двое суток вперед. Отдохни. Разговор окончен. Гаара уходит. Удивительное дело: он то решает за нее, то взваливает на ее плечи ответственность за принятие решений. Не хочет пачкаться, хочет сохранить свой безупречный образ идеального мужчины. А потом, в случае чего, вежливо упрекнуть в том, что она самолично послала его нахрен. И ведь знает, мерзавец, что она не может от него отказаться: слишком много дерьма и цветастого конфетти детской дружбы на двоих поровну, потому и провоцирует, давит, заставляет выбирать. Так вот, значит, какой ты, познавший власть Гаара. И только осознание этого не позволяет ей подорваться с нагретого спального места и пуститься следом за Гаарой, чтобы объясняться, в сердцах швырять то, что под руку попадется… А еще, наверное, несколько раз задеть за живое, оскорбив его мужское самолюбие, ну и разрыдаться напоследок, демонстративно заявив, что он сам ее до этого довел. Она могла бы. Видят боги, она сейчас зла и обижена настолько, что едва ли способна адекватно воспринимать реальность. Гаара ею манипулирует! Он давно уже не те тринадцатилетние молчаливая преданность и невозмутимая защита. Он сильно изменился. Это она, похоже, все никак не может расстаться с мрачным мальчишкой из детства. А он может, потому что рядом ему нужна девушка, а не ребенок. Голос Гаары приглушенно доносится откуда-то снизу: — Пора отправляться. Здесь мне больше нечего делать. Где это «здесь», Гаара?