All i ever wanted was you.

Бэм быстро нашел квартиру в хорошем районе, пытаясь обеспечить наилучшие условия и успешно справляясь с этой задачей – квартира была небольшая, но очень уютная. Марджера подошел к оборудованию нового жилища ответственно; в первый же день он перевез все вещи Вилле, среди которых особое место занимала его старая гитара. Вало, впервые вошедший в новую квартиру, был несказанно рад такому сюрпризу, а Бэм засиял: он знал, что не зря хранил у себя в доме всё это так много лет. В целом, в этом месте не было ничего сверхъестественного: большая двуспальная кровать, относительно просторная кухня, наспех подобранная хозяином разномастная мебель. Однако сюда хотелось возвращаться. Лучшим и при этом самым нелепым предметом интерьера, несомненно, был маленький цветастый диван, стоявший около окна, который почему-то сразу полюбился обоим мужчинам. Резные деревянные подлокотники выглядели карикатурно и несуразно, но при этом прекрасно дополняли бордовый цвет, так что диван был единственным ярким акцентом в комнате. Немало времени прошло с того момента, как Вилле выписали из больницы, и несмотря на многочисленные обследования, дела шли замечательно. Бэм опасался, что Вало уже и не помнит, что было между ними в нулевых годах, слишком многое изменилось: начиная с того, что Вилле больше не употреблял алкоголь, и заканчивая тем, что никаких концертов и туров больше не было. Как и не было других людей рядом. Однако, казалось, Вало привык ко всем новым обстоятельствам. Более того, он не выступал против такого сближения с Марджерой: им было комфортно друг с другом так же, как раньше. Дни неслись с невероятной скоростью, ночи становились всё короче, уступая место светлому времени суток, однако начало лета совсем не радовало солнцем и жарой. Тем не менее, долгожданное июньское тепло в конце концов наступило, и тогда Марджера провел целый день на скейт-площадке, встретившись с другом детства, о котором забыл на долгое время. Они с Новаком не общались несколько месяцев и, помирившись незадолго до этого, были действительно рады видеть друг друга в привычной для обоих обстановке. Звонкий смех доносился отовсюду, прерываемый грохотом колес. Сегодня здесь собралось действительно много людей, наслаждавшихся погодой: жар, исходящий от бетона, оповещал о начале лета. Основную часть толпы создавали подростки, сбившиеся большими компаниями, но присутствовали и дети, и люди постарше. Радостные крики и разговоры незнакомцев, окружающий шум придавали этому пространству особую атмосферу. Марджера был на своём законном и любимом месте. Бэм был уверен, что, встав на доску, сможет без труда выполнить все давние трюки, но с каждой минутой понимание того, что он потерял некоторые навыки, становилось отчетливее. Мужчина слишком долго не занимался скейтбордингом из-за эксперимента, ухода за Вало и желания проводить с ним всё свободное время, но он смеялся над каждым своим падением, осознавая, насколько сильно ему этого не хватало. Новак, в свою очередь, поддерживал друга и демонстрировал то, чему научился в последнее время. Между делом мужчины общались, болтали обо всём и ни о чем одновременно. Новак даже поинтересовался, как дела у Вало, а Бэм немедленно ему все рассказал, почувствовав после этого невероятное облегчение – до этого он ни с кем не мог это обсудить. Марджера даже не вспомнил о том, как Брэндон относился ко всей этой затее еще несколько недель назад. Однако, оказалось, Новак был даже рад положительному исходу событий и тому, что его друг снова улыбался и выглядел счастливым. Марджера провел на скейт-площадке уже почти восемь часов и, почувствовав внезапно навалившуюся усталость, отправился домой. И пусть за долгое время, проведенное на солнце, мужчине напекло голову и она начала болеть, он чувствовал себя наилучшим образом. Казалось, теперь у него было всё, о чем он мечтал. Утомленный мужчина зашел домой, звонко хлопнув входной дверью, на звук которой из комнаты расслабленно вышел Вилле. Он позволил Бэму обнять себя практически до хруста костей, хоть и удивился такому энтузиазму и. – В чем причина такого счастья? – с улыбкой поинтересовался он, освободившись от объятий. – Да так, катались с Новаком, ничего особенного. Мне просто этого чертовски не хватало. Вало рассмеялся, глядя на счастливого Марджеру и вспомнив, что для Бэма скейтбординг значит невероятно много, так что такой настрой был вполне объясним. Внезапно он почувствовал огромную благодарность Бэму за то, что тот столько времени возился с ним и его здоровьем, что совершенно забыл о том, что любил сам. Но Вало даже не догадывался, что это началось намного раньше его пробуждения. – Хорошо, я рад. Слушай, а где Данн? Я о нем ничего не слышал в последнее время, вы больше не общаетесь? Бэм моментально поменялся в лице, будто не улыбался во весь рот минуту назад. – Райан погиб в прошлом году. Автокатастрофа. Не будем об этом сейчас, хорошо? Извини, что не рассказывал. – А… Прости, мне жаль, – Вилле задумался о том, сколько он пропустил на самом деле. Мысли эти были безрадостными, но он попытался перевести тему, чтобы не расстраивать Марджеру. Они перекинулись парой будничных фраз, и Бэм неспешно поплелся в душ, позволяя горячей воде смыть последствия прошедшего дня и немного его успокоить. Спустя двадцать минут мужчина вышел из ванной и завалился на незастеленную кровать, раскинув руки. Усталость давала о себе знать, Бэм был абсолютно расслаблен, однако голос Вилле внезапно вырвал его из дремоты. – Знаешь, пока тебя не было, я решил позвонить отцу или кому-то из парней, сообщить, что я в порядке, пообщаться, – Марджера посмотрел на Вало с широко распахнутыми глазами, тут же поднявшись, – только вот отец просто не стал со мной говорить, а Миге послал куда подальше, не стесняясь в выражениях. Сказал не шутить так и больше никогда ему не звонить. Я ничего не понимаю, Бэм. Мне будто больше нет места в мире. – Блять, без меня? – воскликнул мужчина, пропустив большую часть реплики мимо ушей. – Ну да, а что такое? – Вилле удивился такой реакции. Марджера побледнел: больше всего в жизни он боялся, что Вилле попытается с кем-то связаться, что его обман раскроется. Он понимал, что не сможет держать Вало взаперти всю жизнь, пусть даже тот являлся лишь его экспериментом, и каждый день размышлял на эту тему, пытаясь придумать выход из ситуации, но так его и не нашел. Мужчина попытался взять себя в руки и не показывать, что это его беспокоит, однако взволнованные нотки в голосе были отчетливо слышны: – Пойми, Вилле, тебя не было пять лет, никто даже не думал, что ты выживешь. Для всех было абсолютным шоком то, что случилось, как и сейчас то, что человек, которого все считали погибшим, вернулся так внезапно. Мы с тобой обязательно что-то придумаем вместе, но позже. Ты должен прийти в себя. – Да ладно тебе, я могу сам разобраться. Я хотел напомнить о себе и пообщаться, только и всего. – Ты мог бы спросить меня, прежде чем делать такие вещи в одиночку, – слишком резко ответил Марджера. – Черт бы тебя побрал, Бэм, чего ты так боишься?! – Тебя потерять, придурок. С этими словами раздраженный Марджера вышел из комнаты, не желая продолжать этот диалог, чтобы не сказать ничего лишнего и не раскрыть свою страшную тайну тому, кого она касается напрямую. Мужчина вошел на кухню и, открыв бутылку виски, достал из дальнего ящика спрятанный блокнот. Наплевав на все правила, он начал агрессивно писать на первой попавшейся чистой странице, не поставив даже дату и игнорируя половину знаков препинания: Вилле не понимает, почему я так боюсь, что он попытается с кем-то связаться, и я понятия не имею, как ему объяснить я злюсь потому что не могу контролировать всё до мелочей я не хотел напиваться при нём, ему это не нравится раз теперь он не может делать то же самое но я не могу что я буду делать, если всё раскроется? все думают что он мертв а я никогда не был желанным персонажем и для каждого я последний мудак и если кто-нибудь узнает они решат я спятил господи, Вало, почему у тебя самое узнаваемое лицо в мире? я мечтаю чтобы все было проще и вот когда я был счастлив всё снова находится под угрозой. Дописав последнее предложение, Марджера захлопнул дневник и налил в свой стакан новую порцию горячительного напитка. Через несколько минут на кухню аккуратно вошел Вилле, держа в руках гитару. Он покосился на бутылку, стоявшую рядом с Бэмом, но решил ничего не говорить, боясь усугубить ситуацию. Вало не был мастером извинений, да и своей вины в данной ситуации не понимал: что страшного и неправильного могло быть в звонке своей семье и друзьям? Но все же он решил первым пойти на примирение. Он сел на стул рядом и, тронув Бэма за запястье, начал: – Слушай, Бэм, я не хотел тебя расстраивать и не хотел ссориться, – Марджера поднял на него вопросительный взгляд, – хватит дуться, а. Лучше послушай песню, которую я еще никому не показывал. Вало взял в руки гитару и начал играть спокойную медленную мелодию, а затем, закрыв глаза, негромко запел: "Disarm me with your loneliness Just like always before Deceive me out of my emptiness Telling me how you love me with all your heart No more." Моментально забыв обо всех обидах, Марджера поднял глаза, глядя на поющего и периодически улыбающегося Вилле, слушая его успокаивающий голос и осознавая, что находится рядом с человеком, который значит для него больше, чем весь остальной мир. Как только Вало сыграл последние аккорды песни, он взглянул на Бэма в надежде, что тот уже забыл об их небольшой стычке, и оказался абсолютно прав: мужчина сидел неподвижно, находясь под глубоким впечатлением. Наконец, он задумчиво произнес: – Она великолепна, Вилле. Эта песня… Она… Обо мне? Мужчина не ожидал от самого себя, что решится спросить об этом, но его мозг совсем отключился от чарующей атмосферы момента и выпитого алкоголя. Вилле пару секунд пытался понять вопрос, а затем рассмеялся, ответив: – Бэм, я хотел бы, чтобы она была о тебе, но я написал ее еще в две тысячи первом, просто не показывал никому, мы её так и не выпустили. Но она много значит для меня, а ты первый, кому я ее спел. – Хорошо, я просто спросил, – Бэм надеялся на другой ответ и был уверен, что прав в своей догадке, поэтому разочарованно отвернулся, забыв о лежащем на столе дневнике, на который тут же упал взгляд Вало. – А что за блокнот? – на лице Вилле появилась хитрая улыбка. – Бэм, ты дневники ведешь, что ли? Марджера промолчал, а Вало продолжал ухмыляться. – Дашь взглянуть? – Нет! – вскрикнул Бэм и резко встал с места, прижав дневник к себе. – Эй, успокойся, я же пошутил. Забудь, пойдем лучше в комнату. Хочешь, я тебе еще поиграю? Не дождавшись ответа, Вилле вышел из помещения, выключив свет, потому что точно знал, что Бэм последует за ним. Всю ночь мужчины провели, сидя на маленьком диване, освещенном через окно лишь светом уличных фонарей. Вилле играл любимые песни Бэма, а тот иногда подпевал, но чаще – молчаливо наслаждался таким любимым голосом. Уже совсем поздно оба уснули на том же диване, не обращая внимания на неудобство и лишь отклонившись на спинку. Идиллия была нарушена в четвертом часу утра, когда Марджера проснулся от сдавленного кашля Вилле. Пару секунд мужчина не мог понять, что происходит, а потом до него дошло, что Вало сильно покраснел и его дыхание участилось. Марджера тут же подхватил его за плечи и аккуратно усадил удобнее. Он был в ужасе, когда почувствовал слишком быстрый пульс Вилле и то, как он вспотел. Вилле жестом показал Марджере, что ему трудно дышать, и схватился за собственную грудную клетку, а Бэм тут же протянул ему ингалятор, который всегда старался держать близко, несмотря на то, что он не пригождался уже много лет. К счастью, приступ не был тяжелым, и бронхорасширяющее средство помогло. Вало снова мог дышать, но был заметно испуган, поэтому Бэм без лишних разговоров довел его до кровати и попытался успокоить, хотя сам был на грани истерики: вся жизнь пронеслась у него перед глазами, в особенности тот самый момент две тысячи седьмого года, с которого всё и началось. Вилле уснул очень быстро, а за окном было уже светло. Бэм вдруг осознал, что он не растерялся в такой ситуации и смог помочь самостоятельно, а значит, теперь все будет хорошо. Он прижался ближе к Вало, будто боялся его отпустить, и попутно задумался о том, что могло вызвать приступ астмы. Казалось бы, внешних причин не было, но Марджера перебирал в голове все возможные варианты, пока наконец не уснул.